Молитва о городе (Волошин)/Версия 2

Молитва о городе
автор Максимилиан Александрович Волошин
Опубл.: 1919. Источник: az.lib.ru • (Феодосия весною 1918 года при большевиках)

М. А. Волошин

править

Молитва о городе

править
(Феодосия весною 1918 года при большевиках)

Феодосия при большевиках не напоминала ни один другой русский город.

Она была единственным беззащитным и открытым портом на Черном море. Туда спасались со всех его побережий. Каждый день в ее порт врывались транспорты: заржавленные, помятые, заплатанные. По два, по три, по четыре в день. Однажды их пришло 34. Это было в день взятия Одессы.

Каждый из них требовал места, грозил расстрелять остальных. расталкивал их, швартовался у мола, спускал сходни, и по сходням. со знаменами, с пулеметами, с плакатами, на которых было написано, кто они, спускалось его народонаселение и шло к совету «захватывать власть».

Тут были трапезундские солдаты, армянские ударники, румынские большевики, сербский легион, турецкие пленные, просто беженцы и анархисты всех оттенков: анархисты-коммунисты, анархисты-террористы, анархисты-индивидуалисты, анархисты-практики…

В течение месяца большевики были крайне правой партией порядка. Местные «буржуи» молили Бога: «Дай, Бог, только, чтобы наши большевики продержались». Благодаря борьбе с более левыми партиями большевикам некогда было заняться собственными делами — т. е. истреблением буржуев.

Иногда наведывался миноносец из Севастополя — «Пронзительный» или «Фидониси» — и спрашивал: «Что, ваши буржуи до сих пор живы? Вот мы сами с ними управимся». На что председатель совета Барсов — портовый рабочий, зверь зверем, — отвечал с неожиданной государственной мудростью:

«Здесь буржуи мои, и никому другому их резать не позволю».

Благодаря всему этому Феодосия избегла резни и расстрелов, бывших в Севастополе, в Симферополе, в Ялте.

Каждая волна приносила с собой что-нибудь новое.

Социалистический рай начался с продажи рабынь на местном базаре — на том самом месте, где при генуэзцах и турках продавали русских рабов.

Трапезундские солдаты привезли с собою орехи и турчанок. Орехи — 40 р. пуд. Турчанки — 20 р. штука.

Потом прибыло турецкое посольство на двух миноносцах с помирающими от голода тяжелоранеными. Совет устроил обед — но не голодающим, а турецкому посольству. Председатель совета сидел в каскетке. Турки были корректны, в мундирах и орденах. Был произнесен ряд речей.

— …Передайте вашей турецкой молодежи и всему турецкому пролетариату, что у нас социалистическая республика… Да здравствует третий интернационал.

Таких речей было произнесено 6-7. После каждой турецкое посольство вставало и отвечало одной и той же речью:

— Мы видим, слышим, воспринимаем. И с отменным удовольствием передадим обо всем, что мы видели и слышали, его императорскому величеству — султану.

Когда настала неделя анархистов и через каждые 20 минут где-нибудь в городе лопалась бомба — очень громкая и безопасная, на стенах Феодосии можно было видеть единственную в своем роде прокламацию:

«Товарищи! Анархия в опасности! Защищайте Анархию!»

Но анархия была на следующий день раздавлена, сотня анархистов-практиков была вывезена под Джанкой и там расстреляна, а на месте прокламации было наклеено мирное объявление:

«Революционные танц-классы для пролетариата, со спиртными напитками».

После только раз появился в Феодосии отряд анархистов: они построились на площади по росту, они были вооружены до зубов и обвешаны ручными фанатами по поясу. Вид у них был грозный, и они улыбались во весь рот. Над ними развевалось черное знамя во всю площадь с надписью «Анархисты-террористы».

По какому-то наитию я подошел к правофланговому и спросил: «Sind Sie Deutsche?» — «О, ja, ja — wir sind die Freunde» [«Вы немец?» — «О, да, да — мы друзья» (нем.)]. А затем шепотом пояснил: «Мы немецкие пленные. Сейчас анархистам очень хорошо платят».

Через неделю Феодосия была занята немецкими войсками.

Таковы иронические улыбки этого жуткого времени. Вот патетическая сторона его:

I

И скуден, и неукрашен

Мой древний град

В венце генуэзских башен,

В тени аркад;

Среди иссякших фонтанов,

Хранящих герб

То дожей, то крымских ханов, —

Звезду и серп;

Под сенью тощих акаций

И тополей,

Средь пыльных галлюцинаций

Седых камней,

В стенах церквей и мечетей

Давно храня

Глухой перегар столетий

И вкус огня;

А в складках холмов охряных —

Великий сон:

Могильники безымянных

Степных племен;

А дальше — зыбь горизонта

И пенный вал

Негостеприимного Понта

У желтых скал.

II

Войны, мятежей, свободы

Дул ураган;

В сраженьях гибли народы

Далеких стран.

Шатался и пал великий

Имперский столп;

Росли, приближаясь, клики

Взметенных толп.

Суда бороздили воды,

И борт о борт

Заржавленные пароходы

Врывались в порт.

На берег сбегали люди.

Был слышен треск

Винтовок и гул орудий,

И крик, и плеск.

Выламывали ворота,

Вели сквозь строй,

Расстреливали кого-то

Перед зарей.

III

Блуждая по перекресткам,

Я жил и гас

В безумьи и в блеске жестком

Враждебных глаз;

Их горечь, их злость, их муку,

Их гнев, их страсть,

И каждый курок и руку

Хотел заклясть.

Мой город, залитый кровью

Внезапных битв,

Покрыть своею любовью.

Кольцом молитв.

Собрать тоску и огонь их

И вознести

На распростертых ладоньях:

«Пойми… Прости!»

Впервые опубликовано: «Дело» (Одесса) 1919, № 1, 23(10) марта, С. 2.

Исходник: http://dugward.ru/library/voloshin/voloshin_molitva_o_gorode.html