И. А. Гончаров. Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах
Том десятый. Материалы цензорской деятельности
СПб, «НАУКА» 2013
Мнение по поводу брошюры Н. П. Данилова «Будущность России…»
править«Будущность России в зависимости от своевременного разрешения вопросов русско-польского и русско-немецкого путем национальной политики русского правительства и практической деятельности русских граждан». Соч<инение> Данилова.
Брошюра г-на Данилова выражает то же самое, что выражала газета «День» и что продолжают выражать «Московские ведомости» о необходимости сильного и единодушного со стороны России противодействия польскому и немецкому влияниям, как за границею, так и внутри Империи подкапывающимся под благосостояние и славу отечества.
Такое патриотическое настроение, господствующее в русском обществе и во всем народе, выражалось двумя названными газетами, как известно, с таким горячим увлечением, что они впадали по временам в раздражительные порицания некоторых правительственных, неудовлетворительных, по их мнению, мероприятий, бросали (особенно «Москов<ские> вед<омости>») тень неблаговидных подозрений на административные сферы с намеками на самые лица, почти с обвинениями в умышленной государственной измене.
В брошюре г-на Данилова, местами слабее, местами сильнее, повторяется то же самое. Автор принял на веру и разделил все сомнения и подозрения «Московских) ведомостей» относительно содействия русской партии польскому и немецкому влиянию и в заключении книги прибавил свое собственное тяжкое подозрение относительно события 4 апреля. На стр. 164 и 168 он говорит, что открытое нападение на жизнь любимого Государя не могло быть предпринято не только одним преступником-выскочкой, но даже и какой-нибудь одной новообразованной шайкой: в этом очевидно не было бы никакого смысла. Не действовала ли тут рука, направленная такой сильной партией, которая имела свой определенный план и которая могла располагать обширными средствами и т. д. Далее автор выражает ту мысль, что самый отчаянный злодей не согласился бы идти на верную и позорную смерть, если бы не надеялся спастись сам (о чем в настоящем случае нельзя было и думать) или быть спасенным другими.
Одно это выписанное место делает невозможным выпуск брошюры в ее настоящем виде. Это бы значило подливать в огонь масло. По городу ходили из уст в уста слова преступника, сказанные будто им в первую минуту в толпе о причине покушения (о наделе крестьян землей); в первые дни после покушения, пока имя преступника оставалось неизвестным, в народе слышались невыгодные толки о помещиках и т. п. Неясные, но сильные подозрения, намеки на какую-то русскую партию, на измену, брошенные неосторожно через печатное слово в толпу, — конечно, не будут служить к ее успокоению, а дадут новую силу преждевременным догадкам и темным заключениям, умолкнувшим ныне в ожидании того, что откроется по следствию.
Поэтому я полагаю необходимым предложить С<анкт>-Петерб<ургскому> цензурному комитету сделать распоряжение о приостановлении книги в свет и о предании автора суду на основании пунк(тов) 9, 10 и 11 гл<авы> IV указа 6 апреля 1865 г., если только автор не примет решения выпустить или изменить как приведенное выше на стр<аницах> 167—168, так и нижепока-занные места, которые, распространяя ложные слухи, подозрения и намеки на учреждения и ведомства, не могут не колебать доверия к самому правительству, не возбуждать неуважения к его действиям и, наконец, не поселять или не усиливать взаимных враждебных отношений между разными местностями и племенами Империи, как например отношений русского населения к немецкому.
Автор делает очерк польского вопроса, начав с раздела Польши до наших времен, потом сопоставляет русскую и немецкую национальности как крайне враждебные друг другу — грозит преобладанием немецкого влияния — и причины всему этому видит в том, что мы со времени Екатерины II уклонились от русской политики и добровольно подчинились немецкому и вообще западному влиянию, употребляющему польский вопрос для ослабления и разложения России.
Отдавая справедливость русской политике ныне царствующего Государя, автор, однако, замечает, что воля монарха встречает замедления в исполнении и уклонения в применениях указанного и что это совершается лицами, находящимися в составе правительства (стр<аница> 10). (На странице 8 этих лиц автор называет туземными любителями. Вообще вся книга наполнена намеками и все страницы испещрены курсивом.)
На стр<анице> 30 автор, говоря, что шляхетство польское было не что иное, как каста, не имевшая ничего общего с Польшей как с отечеством, которое составляет не одна малочисленная каста, а весь народ, отвергает существование такой уродливости в России, но прибавляет, что у нас была другая уродливость: каста бюрократическая.
На стр<аницах> 34 и 35, называя ошибкою восстановление Польши, Данилов обличает Императора Александра I как покровителя польской самостоятельности, не только хвалившего Адама Чарторийского за его польский патриотизм, но и поощрявшего его польские тенденции, что и породило, говорит автор на стр<анице> 36, известные rêveries[1] польского шляхетства.
На стр<анице> 75, обвиняя прежнюю Россию, с ее антинациональной политикой, автор говорит, что обязанность теперешней России — исправлять старые ошибки, и потому она не может не видеть польских враждебных корпораций, или обществ, также не может не замечать и в своей среде людей, так или иначе враждебных безразличному единству и будущему благосостоянию Русской империи. Этот намек подробно развивается (и всё курсивом) на стр<аницах> 76 и 77 — против находящихся в русских владениях враждебных России отдельных партий и лиц. Автор предлагает давить и стирать с лица земли всё, что есть в России неприязненного общим интересам русской нации.
Если, говорит автор на стр<анице> 80, мы называем польский сепаратизм увлечением, близоруким и фанатическим, то онемечение горстью иноплеменных русских подданных во имя немецкого фатерлянда в русских областях должно назвать государственным преступлением.
Далее, на стр<аницах> 83, 84 и 85, автор повторяет прежние раздражительные толки журнальной прессы об антинациональном направлении немецкой части населения Остзейского края, по поводу латышей, требует простора русскому языку и православию, ограничения немецкой прессе — словом, оставив польский вопрос, повел атаку против немецкого влияния.
Затем опять следуют намеки и обвинения против русских, которые помогают чужеземцам устраивать гибель своей родины, или своего государства (на страницах) 87—90): здесь автор намекает и на журнальную, заведомо фальшивую, прессу, которая из корысти или из ложных увлечений действует во вред России.
На стр<аницах> 112, 113, 125, 127—128 и 129—130, 144 г-н Данилов порицает реальное направление, породившее социалистов и нигилистов, и вообще всю систему народного образования, и на стр<анице> 145 говорит об искусственном развращении нашего простонародна развитием в нем пьянства, поощряемого питейным делом.
На стр<аницах> 153, 154 и 160 опять намеки на своекровные предательства, на маскированную измену, на круг общественных деятелей, составляющих замкнутый от общества кружок, куда проникают интриги, козни и проч. Тут, для подкрепления, приводятся и выписки из «Москов<ских> ведомостей» такого же содержания.
Нельзя не пожалеть, что брошюра «Будущность России», заслуживающая сочувствия по своим патриотическим целям, написана тоном желчного памфлета, способного повести не к возбуждению патриотизма в обществе и народе, высказывающегося энергически при всяком знаменательном событии в России и без печатных понуждений, а к порождению бесплодных волнений и глухих подозрений насчет зла, неясно сознанного самими авторами подобных печатных заявлений и, во всяком случае, преувеличенного от полноты слепого усердия. Печатное слово требует осторожности, и если оно часто обнаруживает истину, то в неискусных руках может еще скорее ввести в заблуждение.
1 мая 1866 <года>.
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьАвтограф: РГИА, ф. 776, оп. 3, № 254, 1866, л. 20-21 об.
Впервые опубликовано: Евгеньев 1916 ГМ. № 12. С. 141—144, с пропусками и неточностями.
В собрание сочинений включается впервые.
Печатается по автографу.
Документ относится к рассмотрению Советом Главного управления по делам печати находящегося в наборе издания в связи с обнаруженными в нем нарушениями цензурных правил.
Брошюра Н. П. Данилова «Будущность России в зависимости от своевременного разрешения вопросов русско-польского и русско-немецкого, путем национальной политики русского правительства и патриотической деятельности русских граждан» вышла в Петербурге в 1866 г.
Н. П. Данилов — публицист 1850—1860-х гг., писавший о крестьянском быте и национальном вопросе.
Гончаров составлял свой отзыв о брошюре, присланной ему в корректурных листах, по поручению начальника Главного управления по делам печати М. П. Щербинина, которое было дано 30 апреля 1866 г., и уже 1 мая передал отзыв Щербинину вместе с сопроводительным письмом, где пояснял свое мнение о брошюре: «Я не считаю удобным обращение в публике этого памфлета, который, при нынешних событиях и вообще натянутом положении политических, государственных и общественных вопросов, может усилить только раздражение общества, и без того уже сильно возбужденного событием 4 апреля, денежным кризисом (т. е. нарушением деятельности Государственного банка весной 1866 г.; причиной этого были финансовые махинации его управляющего А. Л. Штиглица, уволенного тогда же; см. об этом: Газета А. Гатцука. 1884. № 39) и прочими обстоятельствами настроения умов в обществе, и потому спешу препроводить и брошюру, и мое „Мнение“ на случай, если Вы и Цензурный комитет решили также приостановить издание брошюры. В противном случае, то есть если Вы изволите полагать возможным выпустить ее в свет, „Мнение“ мое может быть отложено до рассмотрения его в завтрашнем заседании Совета» (РГИА, ф. 776, оп. 3, № 254, 1866, л. 19; опубликовано: Евгеньев 1916 ГМ. № 12. С. 141).
После этого корректурные листы с внесенными цензурными отметками были вновь переданы Гончарову. Просмотрев их, Гончаров 17 мая переправляет брошюру Щербинину и еще раз высказывает в письме к нему свое мнение о ней, которое фактически не отличается от мнения начальника Главного управления: «Честь имею представить при этом Вашему превосходительству присланную мне вторично брошюру „Будущность России“, вместе с приложениями.
Среди отметок пером и карандашом на корректурных листах я никак не мог разобрать, что должно войти в текст, что назначено к исключению. Иные места зачеркнуты карандашом, в других сделаны поправки пером.
Впрочем, я полагаю, что после указания Совета, по докладу моего „Мнения“ о причинах неудобства допущения в печать некоторых мест (с подробным изложением этих причин и с отметками страниц), г-н ценсор, а еще менее Комитет ценсурный не затруднятся решить, каким образом удобнее может быть заменено или исправлено то или другое сомнительное в ценсурном отношении место.
Пробежав вновь брошюру „Будущность России“, с ее громким заглавием, с ее странными и какими-то глухими намеками, я невольно припоминаю мнение Вашего превосходительства: „что эта брошюра вся неудобна“, и нахожу его справедливым особенно теперь, когда „Московские ведомости“ приостановлены и беспокойный польский и остзейский вопросы несколько успокоились.
Автор брошюры затрагивает их в том же тоне и духе, в котором не позволено продолжать полемику и „Московским ведомостям“.
Кроме того, появление брошюры совпадает неловко с обнародованием Высочайшего рескрипта, в котором выражена заботливость правительства к пресечению вредного направления в обществе, обнаруженного Следственною комиссиею.
Тут весьма некстати является г-н Данилов с своими таинственными курсивными намеками и обвинениями, с подробным, а может быть неверным, изображением того же зла, о котором говорится в рескрипте и обнаружением которого занимается Следственная комиссия.
Закон не представляет средств останавливать книгу, тем более что автор подчинился указаниям ценсуры и изъявил готовность исключить указанные ему места, а исключить бы следовало, как Вы справедливо изволили говорить, всё.
Впрочем, может быть, я преувеличиваю значение этой книжонки, и она разве только своим заглавием да бесчисленными курсивами способна как курьез обратить на себя внимание, а для большинства публики останется незаметной» (РГИА, ф. 776, оп. 3, № 254, 1866, л. 23—24; опубликовано с неточностями: Евгеньев 1916 ГМ. № 12. С. 145—146).
Поскольку автор исправил указанные Гончаровым и цензором места, брошюра была разрешена к печати и вышла в свет.
С. 224—225. …что выражала газета «День» и что продолжают выражать «Московские ведомости» ~ бросали (особенно «Москов<ские> вед<омости>») тень неблаговидных подозрений на административные сферы с намеками на самые лица, почти с обвинениями в умышленной государственной измене. — Газета «День» систематически возбуждала вопрос о политической и культурной опасности, исходящей от польского национализма и от немецких властей в Прибалтийском крае (см. документы 56, 57, 59, 60, 62, 64, 70, 100, 101 и примеч. к ним). Газета «Московские ведомости» также постоянно обращалась к этому вопросу, придавая ему гораздо большую, чем в выступлениях «Дня», политическую остроту. Оценка Гончаровым деятельности «Московских ведомостей» совпадала с официальной точкой зрения. Как известно, после третьего предостережения газете «Московские ведомости» было объявлено о приостановке ее издания на два месяца (см.: Сев. почта. 1866. № 99); так П. А. Валуев пытался обуздать идущую вразрез с его курсом деятельность M. Н. Каткова. Последний в ответ на постановление объявил о прекращении газеты, что вызвало тревогу у высокопоставленных его единомышленников. Разрешению ситуации способствовал Александр II, который во время приезда в Москву встретился с Катковым и предложил ему продолжить издание газеты.
С. 225. …относительно события 4 апреля. — 4 апреля 1866 г. Дмитрий Владимирович Каракозов (1840—1866), участник тайного революционного общества в Москве, член революционных центров «Организация» и «Ад» (основанных его двоюродным братом Н. А. Ишутиным), совершил неудавшееся покушение на Александра II возле ворот Летнего сада в Петербурге. Это событие, волна связанных с ним слухов в обществе, деятельность Следственной комиссии с назначенным 9 апреля новым председателем M. Н. Муравьевым, усиление полицейского контроля, растерянность в правительственных кругах, связанная с внутриполитическим и внешнеполитическим положением, создавали атмосферу социальной напряженности, о которой в своем первом письме к Щербинину говорит Гончаров. Отмечал эту напряженность и А. В. Никитенко: «Никогда еще, кажется, в России умы не были так возбуждены» (Никитенко. Т. 3. С. 25). См. также: БухштабБ. После выстрела Каракозова // Каторга и ссылка. 1931. № 5. С. 50—88.
С. 226. …предложить С<анкт->Петерб<ургскому> цензурному комитету сделать распоряжение о приостановлении книги в свет и о предании автора суду на основании пунк<тов> 9, 10 и 11 гл<авы> IVуказа 6 апреля 1865 г., если только автор не примет решения выпустить или изменить как приведенное выше на стр<аницах> 167—168, так и нижесказанные места… — Имеются в виду статьи 9, 10 и 11 указа, вошедшие в «Полное собрание законов» в виде следующих положений:
«9. Независимо от тех преступлений и проступков по делам печати, которые преследуются по 1-й части тома XV, судебному преследованию и наказанию подлежат также следующие: 1) Напечатавший оскорбительные и направленные к колебанию общественного доверия отзывы о действующих в Империи законах или постановлениях и распоряжениях правительственных и судебных установлений, также дозволивший себе оспоривать в печати обязательную силу законов и одобрять или оправдывать воспрещенные ими действия, с целью возбудить к ним неуважение, подвергается заключению в тюрьме на сроки, означенные в статье 42 тома XV, часть I, или аресту на время от 4-х дней до 3-х месяцев, или, наконец, денежному взысканию не свыше пятисот рублей. 2) Учинивший в печати воззвание, возбуждающее вражду в одной части населения государства против другой или в одном сословии против другого, подвергается заключению в смирительном доме или тюрьме на сроки, означенные в статьях 40—42 тома XV, части I, или аресту от 4-х дней до 3-х месяцев, или денежному взысканию не свыше пятисот рублей. 3) За прямое оспоривание или порицание в печатных изданиях начал собственности и семейного союза, с намерением разрушить или ослабить их основы, хотя бы притом не было возбуждения к совершению преступления, виновный подвергается денежному взысканию не свыше трехсот рублей и аресту не свыше шести недель или же, по усмотрению суда, только одному из сих наказаний. 4) Виновные в напечатании и обнародовании постановлений дворянских, городских и земских собраний без разрешения в столицах генерал-губернаторов, а в прочих городах начальника губернии подвергаются денежному взысканию не свыше трехсот рублей и аресту не свыше трех недель или же, по усмотрению суда, одному из сих наказаний.
10. За всякое оглашение в печати о частном или должностном лице, или обществе, или установлении такого обстоятельства, которое может повредить их чести, достоинству или доброму имени, виновный подвергается денежному взысканию не свыше пятисот рублей и заключению в тюрьме на сроки, назначенные в статье 42 тома XV, части 1, или же, по усмотрению суда, одному из сих наказаний.
11. За всякий оскорбительный отзыв в печати о частном или должностном лице, или обществе, или установлении, выражающий или заключающий в себе злословие или брань, но без указания определенного позорящего обстоятельства, виновный подвергается денежному взысканию не свыше трехсот рублей и аресту в мере, определенной 43 статьею тома V, части I для первой и второй степени, или заключению в тюрьме не свыше шести месяцев» (ПСЗ. 2-е собр. Том 40. Отд-ние первое. 1865. СПб., 1867. С. 404—405). См. также примеч. к документам 96 и 100 (наст. том, с. 568—569, 577).
С. 226. …восстановление Польши… — Речь идет о создании на польской территории, отошедшей по решению Венского конгресса 1814—1815 гг. к России, Королевства Польского (Царства Польского), которое получило статут конституционной монархии, связанной с Российской империей реальной унией.
С. 226. …Адама Чарторийского… — См. о нем примеч. к документу 101 (наст. том, с. 582).
С. 227. …во имя немецкого фатерлянда… — Фатерлянд — отечество (нем. Vaterland).
С. 227. …реальное направление, породившее социалистов и нигилистов… — Подразумевается возникшая с начала 1860-х гг. тенденция приблизить народное образование к реальным потребностям непривилегированных слоев населения, занятых практической деятельностью в служебной, хозяйственной и торговой сферах. В связи с этим, наряду с классическими гуманитарными гимназиями (с двумя или одним древним языком), уставом 1864 г. вводились так называемые реальные гимназии без преподавания древних языков, но с расширенным курсом естествознания; эти гимназии не давали права поступления в университет и не гарантировали поступление в высшие технические учебные заведения. В них преимущественно обучались дети из семей разночинцев, купцов, мещан, иногда духовенства; в этой среде в основном и получали развитие материалистические, атеистические, нигилистические умонастроения. На такой социальной почве сложился культ «реальности», идеологи которого выдвигали требование «реализма» в отношении мысли и творчества (ср. выступления Д. И. Писарева и его единомышленников под этим лозунгом). Так образовалось «реальное направление» в литературе и журналистике, активно рекрутировавшее своих адептов в разных общественных слоях и третировавшее оппонентов иной мировоззренческой и культурной ориентации. А. К. Толстой, критически относившийся к этому направлению, нападкам которого он постоянно подвергался, писал в поэме «Портрет» (1872—1873): «Недаром свой мне посвящала свист / Уж не одна реальная газета».
С. 227. …и вообще всю систему народного образования… — 13 мая 1866 г. был обнародован рескрипт Александра II на имя председателя Комитета министров князя П. П. Гагарина с изложением основных принципов деятельности нового министра народного просвещения Д. А. Толстого, которая должна быть направлена на искоренение «стремлений и умствований, дерзновенно посягающих на <…> религиозные верования, на основы семейной жизни, на право собственности, на покорность закону и на уважение к установленным властям» (Сев. почта. 1866. № 102. С. 1). Об этом рескрипте Гончаров упоминает в своем втором письме к Щербинину.
- ↑ мечтании (фр.)