Незнакомец [А. С. Суворин].
правитьМистификация и правда.
править____________________
правитьВчера в оглавлении нашего нумера стояло: «50-летие „Горя от ума“. Мистификация Незнакомца» [1]. Приехав из театра, я написал несколько строк о том, как могла бы отпраздновать дирекция 50-летие бессмертной нашей комедии, как могла бы она отдать хоть маленькую дань уважения великому таланту и замечательному дипломату. Я не претендовал на повторение таких празднеств, которые делают в подобных случаях немцы, англичане, французы. Куда уж нам?.. Но я думал, что могла быть принесена хоть та маленькая дань уважения памяти Грибоедова, какую набросал я наскоро, придя из театра взволнованный безучастием дирекции и даже безучастием литературы. Из литераторов я видел только кроме присяжных рецензентов — А. Н. Плещеева от «Молвы», М. Г. Вильде от «Голоса», г. Соколова от «Петербургского листка» и других — В. В. Стасова, О. Ф. Миллера, С. И. Смирнову, В. А. Крылова и, кажется, больше никого. Но литераторов я не виню, ибо почти все знали заранее, что никакого торжества не будет, что оно готовилось, что бюст Грибоедова был отыскан, что г. Леонидов написал стихи, что все артисты и артистки со всею горячностью готовы были поклониться хотя лику знаменитого писателя, но все это осталось втуне, ибо найдено было, что это не нужно, что барон Кистер лучше может рассудить о том, что надо делать, и что если дирекция может праздновать с некоторою помпою чей-нибудь юбилей, то разве почтенного барона…[2].
В антрактах я и несколько литераторов поволновались, после окончания пьесы покричали мы: «Бюст, бюст, бюст Грибоедова!», но публика валила вон, и многие думали, что кричали bis. Было досадно и смешно, смешно на самих себя, на литературное бессилие и на равнодушие публики.
— Погодите, я устрою штуку, — сказал я одному приятелю из литературного мира, спускаясь с театральной лестницы.
— Что такое?
— Я напишу о том, чего не было. Пусть хоть сутки одни думает публика, что было торжество. Все-таки утешение…
— А газеты вас вздуют. Вот, скажут, «Новое время» не послало в театр репортера и написало то, чего не было. Бильбасов в особенности обрадуется…
— Пускай пишут. Я могу сослаться по крайней мере на двадцать человек, которые видели меня в театре до самого конца пьесы.
— А публика?
— Публика посмеется, а начальство поволнуется. Главное — пусть поволнуется начальство. А может, найдутся люди из высших сфер, которые, прочитав описание этого скромного торжества и поверив, что оно было, скажут: «Это очень хорошо со стороны дирекции, очень хорошо и находчиво».
Сказано — сделано. На всякий случай я поставил слово «Мистификация» в оглавлении: кто заметит это слово, тот поймет тотчас же шутку, кто не заметит сегодня — прочтет завтра. Что касается высших сфер, то там действительно нашлись люди, которые выражали свое удовольствие по случаю этого небывалого торжества. Цель, стало быть, достигнута. Теперь к правде.
Правда, как из этого заключить можете, состояла в том, что комедия была обставлена весьма старательно, что сыграли два вальса, сочиненные Грибоедовым, и затем все мирно разошлись. Никаких оваций не было, потому что никаких не полагалось. Играли все очень мило, и даже если б г. Новиков (Репетилов) не особенно постарался, то и он был бы сносен, но он старался до того, что стал говорить в нос, например вместо «брось» — «бронсь» выходило. Г-н Нильский в Фамусове хорош, но далеко не везде; типа он не сделал, но читал некоторые монологи хорошо. Г-н Сазонов (Чацкий) был хорош в первом действии, в третьем и в особенности в четвертом; горячая дикция ему очень удается; что касается монолога «А судьи кто?», г. Сазонов старался говорить его просто, принимая в соображение, что в гостиных говорят, а не декламируют; монолог вследствие этого не имел своего обычного успеха. Об этом можно спорить, как говорить этот монолог; если говорить его просто, то надо выработать каждую деталь, придать каждому слову особую выразительность и, пожалуй, вследствие этого изменить всю физиономию Чацкого. Он не бездушный человек и не Гамлет. Это горячая, пылкая, протестующая натура, и монологи в его устах — дело естественное. Очень мила была г-жа Васильева — это лучшая Лиза. Г-н Киселевский хорош в Скалозубе, г-жа Жулева хороша в Хлёстовой, г. Давыдов дал нам Молчалина. Г-н Давыдов попал в тон этого типа, и Молчалин выйдет у него типическим, когда актер совсем обыграется [3]. Г-жа Дюжикова в роли Софьи сделала все, что могла, и некоторые фразы говорила очень удачно и оригинально. Г-н Самойлов Загорецкого сделал хорошо. Вообще комедия так шла, как мне ни разу еще не удавалось видеть ее в таком отчетливом виде. Артисты подтянулись и старались все не ударить в грязь лицом. Публика слушала с видимым удовольствием и усердно вызывала. Мы с В. А. Крыловым даже княжон вызвали. Так и вызывали: «Княжон» (между ними была г-жа Савина) — и княжны вышли улыбаясь [4]. Спектакль принимал какой-то семейный отпечаток, и от дирекции зависело придать ему особую прелесть, почтив память автора, но дирекция не соблаговолила.
Зато благодаря моей мистификации сегодня в Петербурге говорили, что эта память была отпразднована, и повторяли выдуманные мною подробности.
Примечания
Незнакомец [А. С. Суворин].
Мистификация и правда
править
1 27 января 1881 г. в «Новом времени» была помещена заметка "50-летие «Горя от ума», описывавшая торжество, которое якобы состоялось в Александринском театре.
2 К. К. Кистер был в это время директором императорских театров.
3 «Голос» (1881, 27 янв.) отметил, что Давыдов выдвинул роль Молчалина «на первый план большою тонкостью отделки и безукоризненной верностью тона. Наряду с ним в этой роли можно поставить разве только покойного Монахова». П. П. Гнедич вспоминал: «Это был Молчалин, который может проехать красиво по бульварам верхом, который водит на балу под руку фрейлину» («Жизнь искусства», 1922, № 5, с. 5).
4 «Крайне незначительные роли княжон поручены были для украшения ансамбля первым сюжетам с г-жою Савиной во главе. Прежний Молчалин г. Петипа взял на себя роль сплетника г. N. в третьем акте, г. Горбунов играл бессловесную роль швейцара, а г. Арди роль слуги Фамусова», — сообщал «Голос» (1881, 27 янв.).
Источник текста: [Суворин А. С.] Мистификация и правда'' // «Горе от ума» на русской и советской сцене: Свидетельства современников / Ред., сост. и авт. вступ. ст. О. М. Фельдман. — М.: Искусство, 1987''. — С. 160—162. — Подпись: Незнакомец.
Оригинал здесь: ''http://feb-web.ru/feb/griboed/critics/te/46_te.htm