Хотя, согласно нашему взгляду, гений заключается в способности познавать независимо от закона основания и познавать, следовательно, вместо отдельных вещей, существующих только в отношениях, их идеи и в соответствие с ними быть самому коррелятом идеи, т. е. уже не индивидуумом, а чистым субъектом познания, — но эта способность в меньших и различных степенях должна быть достоянием всех людей, потому что иначе они так же не в состоянии были бы наслаждаться произведениями искусства, как не в состоянии создавать их, и вообще не обладали бы никакой восприимчивостью к прекрасному и возвышенному, — даже самые слова эти не могли бы иметь для них смысла. Мы должны поэтому предположить, что у всех людей, исключая разве совершенно неспособных к эстетическому наслаждению, есть некоторый дар познавать в вещах их идеи и потому на мгновение отрешаться от собственной личности. Гений имеет перед ними только то преимущество, что он владеет значительно высшей степенью и большею устойчивостью такого познания, — что̀ и позволяет ему сохранять при этом ту обдуманность, которая необходима для того, чтобы познанное таким путем воспроизводить в свободном творении: подобное воспроизведение и есть создание искусства. С его помощью он передает постигнутую идею другим. Она при этом остается неизменно той же: вот почему эстетическое наслаждение по существу одинаково — вызывает ли его произведение искусства или непосредственное созерцание природы и жизни. Произведение искусства — это лишь средство для облегчения того познания, в котором состоит эстетическое наслаждение. То, что из художественного произведения идея выступает для нас легче, чем непосредственно из природы и действительности, объясняется вот чем: художник, который познал только идею, а не действительность, в своем творении тоже воспроизводит только чистую идею, выделяет ее из действительности, устраняет всякие мешающие и случайные элементы. Художник заставляет нас смотреть на мир его глазами. Что у него такие глаза, что он познает сущность вещей, вне всяких отношений, — это и есть дар гения, прирожденное; но то, что он в состоянии и с нами разделять этот дар, нам придавать свои глаза, — это приобретенное, техника искусства. Поэтому, изложив выше, в самых общих и основных чертах, внутреннюю сущность эстетического познания, я в дальнейшем, более обстоятельном философском разборе прекрасного и возвышенного буду объяснять их одновременно и в природе, и в искусстве, уже не разделяя их. Что происходит в человеке, когда его трогает прекрасное, когда его умиляет высокое, — это мы рассмотрим прежде всего; а почерпает ли он это умиление непосредственно из природы, или из жизни, или же только при помощи искусства приобщается к нему — это составляет не существенную, а только внешнюю разницу.