1
Кто виноват
В этих странностях был:
Пушкин,
Нужда
Или что-то другое,
Но тараканов
Я не любил.
И не любил я
Покоя.
Полная
Ранних обид
И досад,
Жизнь представлялась
Куда аккуратней!
Ладно,
Согласен:
Не райский сад.
Но почему…
Курятник?!
Я понимаю:
На счастье — паи…
Но если день
Начинается розов,
Ах, как прекрасно
Бренчат воробьи
И заливаются
Водовозы!
Я понимаю:
И солнце —
Не мне.
Но если солнце
Врывается резко,
Ах, как прекрасно
На дряхлом окне
Тлеет
Моя занавеска!
И — поразительно:
Чем голубей,
Чем высота
Над окраиной
Чище,
Костя гоняет
Сильней
Голубей
И выразительней
Свищет…
Каждая тварь
По душе,
По крови,
Кто бы он ни был
И что бы он ни был
Просит
Немного тепла,
И любви,
И голубого,
Хорошего неба…
Пусть
Я не строил,
Пусть
Не садил,
Но полюбил я,
Не скрою,
Крыши чужие,
Чужие сады
И вообще —
Всё чужое.
Правда,
Вначале —
Божиться готов! —
Не допускал я
Духовную грубость.
Ну, там…
Подоишь
Чужих коров
Или яичко срубишь[1].
Больше любил я
В хорошую звездь
Так,
Чтоб невидим,
И так, чтоб
Неслышим,
Больше любил я
На крышу
Взлезть
И растянуться
По крыше.
Густо взойдёт
Небосвод голубой,
Жёлтые звезды
Рассыплются густо,
И закачается
Над тобой
Многомиллионная
Люстра!
И тишина…
Тишина — кругом,
Так что уж
Некуда тише.
Только что тополь
Порхнёт обшлагом
С левобережья
Крыши.
Это была
Настоящая тишь!
Звёзды…
Луна…
И слюни:
Сплюнешь
Легонечко
И лежишь.
Полежишь…
И опять
Сплюнешь.
Как я плевал!
Как я плевал!
Я отдавался
Высокой работе.
Вдруг
Налетает девятый вал
В образе
Тёти!
2
Осень — погода сходила с ума:
Ливни,
Распутица,
Скука…
Но скоро
Чёрные крыши
Покрыла зима
Белым,
Блестящим фарфором.
Клёвое времечко, чёрт подери!
(В детстве декабрь удивительно ласков.)
Клёвое дело
С утра
До зари
Нырять на салазках..
Но не дымила
У наших
Труба.
Шубы — нема…
И поник я
Бескрыло.
Надо заметить,
Что мне
Судьба
Шубы
Совсем не скроила.
Но не на всех,
Не на всех,
Не всегда
Дует судьба
Свои толстые
Губы.
Тётя —
К примеру —
Имела — да,
Очень хорьковую
Шубу.
Тётя —
К примеру —
Имела ещё…
Тётя имела!..
Тётя имела…
Пару мясницких
Бульонных щек.
Ну,
И мясное дело.
Стал я, понятно,
Моментом богат.
Счастье плашкету
Моментом
Попёрло:
Тётина блуза
От горла
До пят.
Дядины брюки
От пят
И до горла.
Можете кушать
И можете пить.
Тут начинается
Мутная ловля.
Тётя решила
Меня Посвятить
Господу
И торговле.
Начали с бога.
И, надо признать,
Здесь преуспел я
Немного.
Только потом —
Через душу
И мать —
Я дотянулся до бога!
Тётя старалась.
Но бог
Не помог.
И согласитесь сами,
Это — простительно,
Если, как бог,
Скажем,
Владеешь весами.
Тётя
(Божиться, убиться готов!)
Пусть —
Это мёртвое,
Пусть —
Это вещи,
Тётя посмотрит…
И крылья весов,
Медные крылья…
Тре-пе-щут!
Да, и толста,
Да, и стара,
А умудрялась
Без всякого бунта
При покупателях
Полтора
Делать из фунта.
Что там —
Седины учёных мужей!
Тут — по призванью,
По сердцу…
К тому же
Тётя однажды
Учила уже
Дядю,
Покойного мужа.
Дядя — однако —
Моментом смекнул;
Дядя взглянул
На науку
Угрюмо.
Тётеньку
Дяденька
Обманул:
Взял
Да и умер.
Что же, я думаю,
Так твою мать!
Что же, скажите,
И мне помирать?
Добре, я думаю,
Добре!
Лучше я тётку угроблю.
3
Время не любит
Сидеть на мели.
Ну, так на стёклах
У тетушки в спальне
Вновь расцвели
И вновь отцвели
Серебряные
Пальмы.
И, начиная о марте
Враньё
И принимаясь
Картавить
И каркать,
На белопёром снегу
Вороньё
Мечет
Трефовые карты.
— Картам не верю!
И в карты, кажись,
Стал я проигрываться
С пелёнок.
Жизнь —
Это шулер.
Подлая жизнь
Любит играть
На краплёных.
Картам не верю!
И верить нельзя:
Проигрыш — в доску,
А выигрыш — зёрны;
В жизни,
Мои дорогие друзья,
Надо уметь
Передёрнуть.
В жизни,
Мои дорогие, всем
Надо прижуливать малость!
Чтобы по банку
Пятнадцать и семь.
Двадцать один
Получалось!
………………………………….
Эту главу
Загибаю на ах!
В дребезгах
Снега,
В облаке Пара
Даму в ротонде,
Даму в мехах
Прёт, задыхаясь,
Седая
Пара!
В городе —
Визг,
В городе —
Вой.
На перекрестке
Акцизному
Жутко!
И козыряет городовой
У полосатой Будки.
И поднимает
Усатый мент[2].
Лапу,
Как заячью лапку…
Кони — секунда,
Кони — момент —
Прямо
На тётину лавку.
Сам — име-нин-ник!
А генерал
Любит покушать
И вкусно
И тонко…
— Нету телёнка?!
Чёрт бы побрал,
Завтра же
Сделать телёнка!
— Ах, негодяи!
Подлые, ах!
(Ах, преподобный!
Ах, отче,
Ах, Сергий!) —
Сердится дама.
У дамы в ушах
Бьются
Холодные серьги.
Сердится дама…
А тётя — добра;
— Завтра —
Хоть двести,
Завтра —
Хоть триста!..—
Из генеральшиного бобра
Прямо на тётю
Сибирские искры.
От генеральши
На улицу — страх!..
В дребезгах
Снега,
В облаке
Пара
Даму в ротонде,
Даму в мехах
Дальше проносит
Седая Пара!
4
Утром проснулся,
На стеклах — сад.
Солнце,
Узоры
И всякие штуки.
Стой и любуйся!
А тётя — мусат[3].
Мне, понимаете,
В руки.
Дескать, мерзавец,
Всё дрыхнешь
Да ешь,
И никакого толку.
Чтоб ты сгорел!..
Поднимайся и режь
Для генеральши
Тёлку.
Глянул я,
Братцы мои,
На зарю:
Утро — богаче Креза!
— Лучше я, тётя,
И верно сгорю,
Чем буду
Тёлок
Резать.
Костя
И вовсе
Смотрел не туда.
Был мой приятель
Характером резок:
— Тёлку не стоит,
А тётку — да.
Тётку бы надо
Зарезать.
Тётку бы надо
Сегодня днём
Перевести на ладан…
Да ты не бойся:
Мы только пугнём.
— Брешешь!
— В натуре.
— Ну, ладно…
Ладно, я думаю,
Я тебе дам,
Я тебе приготовлю
Триста телят
Для бобровых дам!
Я тебе, тётя милая, дам
Господа
И торговлю…
………………………………..
……………………………….
………………………………..
Только мы — в двери,
А тётка:
— Осёл! —
Думаю:
Надо старуху срезать.
— Я на минутку,
Я, тётя, пришёл
Вас, между прочим,
Зарезать… —
Сразу заткнулась.
В поджилках — дрожь.
На руки смотрит.
А в правой — нож.
Кинулась к двери,
А Костя — в дверях.
Тоже с пером[4]
И ни слова.
Тётя как взглянет,
Как взвизгнет…
Трах!..
Трах…
И готова.
Ангелы тёте
Открыли покой.
Ангелы приняли
Тёткину душу.
Господи,
Упокой…
Семипудовую тушу!
Костя стоит
И — ничего.
Руки как руки.
Фигура — прямая.
А я стою
И ничего
Не понимаю.
Странное дело!
Тётке капут.
(Тётя моя умирала редко.)
А канарейки
В клетке
Поют!
Поют и прыгают
В клетке!
А над Иркутском,
С весёлой руки
Тёте покойной
Давая фору,
Солнце вовсю
Разливает желтки
По снеговому фарфору.
И седину
Отряхает сосна.
И ледяные осколки
Повсюду…
Это — весна!
Это весна
Зимнюю Бьёт
Посуду!
Это — рыбалка,
Это — загар,
Значит — рыбалки, и утки, и чайки?!
— Костя, шестай!
Канай на базар!
Тётя, прощайте.
Нате рубаху,
Нате кровать,
Нате… торгуйте сами.
Лучше уж попросту
Воровать,
Чем воровать
С весами…
Солнце встречало.
На желобах
Тлеют сосульки…
Командую:
Сжечь их!
Как запылают,
Как вспыхнут
И — баххх!
По тротуару —
Жемчуг.
И поклонилась
Бродягам сосна.
И зазвенели
Стеклянные груды…
Это — весна!
Это весна
Зимнюю
Бьёт
Посуду!
5
Дома — скандал!..
Но знакомый народ
Мать утешал высотой поднебесной
— Бог не без сердца!
Может, помрёт,
А не помрёт,
Так повесят…
Только один,
Один человек
С бледным лицом,
С голубыми глазами,
Слёзы скрывая,
Не поднял век,
Горе скрывая,
Замер.
— Милая Леля,
Да и для нас
Счастье могло бы
Чуть-чуть покапать!
Но у тебя —
Кроме скромных глаз —
Есть ещё…
Папа.
Дом трёхэтажный
(Кроме коня,
Кроме пролетки на толстых
Кроме пролетки на толстыхшинах!)…
Что трёхэтажного
У меня,
Кроме матерщины?
Нет, не с тобой.
Да, не с тобой
Мне эту грустную пристань
Оставить!..
Мудро глядит
Горизонт голубой
Над городской заставой.
— Ой, человек,
Человек молодой,
Что?
И куда?
И доколе?
И покачало седой бородой
Облако
Над раздольем.
Но ни о чем!
Но ни о ком
Этой единственной ночью
Над голубеющим
Колпаком,
Под золотым
Многоточьем!..
— Костя,
Ты чувствуешь:
Ни о ком
Этой единственной
Ночью.
Костя,
Ты понял:
Мы сами — Ралле
Фирма…
И без обманов.
(Если обломится!)
Но в феврале
Вдруг
Загремел Романов.
За Петербургом
Поднялся Урал.
Дальше и больше,
Больше и дальше.
И над Иркутском,
Как зверь, заорал
Сам губернатор!
Сам генерал!
Сам
Генерал генеральшин!
Брызги рванули из-под камней!
— …Вдрызг укатаю!
Немедленно взяться…
Сукин-просукин!
Доставить ко мне
Этого мерзавца!!
Тётку ухлопал?!
Подумать — стыд!..
Добрый архаровец,
Добрый!
У генерала — усы,
И блестит,
Как эполеты,
Бобрик.
Он задыхается,
Делая шаг,
Чтобы остановиться,
И эполеты прыгают,
Как
Две недобитые птицы.
И адъютант
К эполетам прижат,
Держится
За аксельбанты.
И аксельбанты
Хрустально дрожат
На голубом
Адъютанте.
И рикошетом
К дворцу,
От дворца
Мечутся полуживые
Городовые без конца,
Городовые,
Городовые!
И кафедральная скала
Гулом доносится дальним…
Слышим,
Залаяли колокола
Эхом
На кафедральном.
Видим:
Иконы подняв,
Как щиты,
Двинулся город по главной…
— Господи… защити,
Не выдавай,
Православный!
«Не выдавай» —
И срываться в момент
(Дескать, догонит милость).
— Дуй!.. —
Заворачиваем:
Мент?!
Не обломилось!
Он появился,
Как из воды,
Вырос,
Как неземной:
— Вы — куды?
— Мы — туды.
— Вы — к кому?
— Мы — к нему.
— Значит, никуды?
— Ну ды.
— За-а-а мной!..
……………………………………
Белый дворец
Из больших камней.
Медные ручки:
Боязно взяться!..
«Сукин-просукин…
Ко мне… мерзавца!»
На губернаторе
Синий сюртук.
По сюртуку —
Горизонт из медалей.
— Здравствуйте,
Здравствуйте, милый друг!
Давно, — говорит, —
Не видались.
Старый барон
Генерально суров.
Главное — глазки:
Не смотрит, а греет!
— Ну-с, — говорит, —
Ты — из жидов?
— Нет, — говорю, —
Из евреев.
Кровь ударяет
В затылок ему!
— Власть не приемлешь
С пелёнок?! Сукин-просукин…
А знаешь,
Кому
Предназначался
Телёнок?
Знаешь…
Так что же ты,
Спятил с ума?
Вместо телёнка…
Кровавая шалость!
— Нет, — говорю,—
Она — сама,
Сама, — говорю, —
Догадалась.
Тут невозможно —
Гремя и трубя,
Рухнула каменоломня…
«Да я тебе-е-е… э!
Да я из тебя… а!»
Дальше — темно.
Не помню.
Помню:
Без шапок
И босиком,
Оба пускаем дрожжи.
Ночь.
И серебряным косяком
Льёт полосатый дождик.
Я нажимаю:
— Скорей, скорей,
Или стервятники
Сцапают пташек… —
Тьма.
Над графинами фонарей
Дождь светляками пляшет.
Шлёпаем,
Как по морскому дну.
Костя сопит:
— Не могу я…
Дождь понимает:
Мы — в одну,
А он — в другую.
Дождь понимает нас хорошо:
Дальше и тише,
Дальше
И тише…
И вот он
На цыпочках прошёл
По самой
Далекой
Крыше.
В синем мундире
И в орденах
Глянуло полуночье…
— Костя, мы живы!
Гуте нахт![5]
Ваше неперескочишь!
6
С детства — романтик,
Я шёл.
Как на бал.
Друг был настроен,
Кажется,
Дрянно.
Друг возмущался,
Друг загибал
В господа,
В драбадана.
Друг произнёс
Знаменитую речь:
— Гад на гаде,
Два гада — рядом.
Гадов поджечь,
Гадов пожечь,
Будь я
Гадом!
Справа — река.
Над течением бел.
Пар поднимался
Крылатым и сизым.
А в высоте —
Как открытый,
Горел
Бронзовый механизм.
— Костя, шестай…
Это не Рим.
Цезарь — не ты.
Не трепися впустую.
Город — не знаю,
А мы — погорим[6],
Если к утру
Не плитуем.
Слышишь, отец:
Ни-ка-ко-го огня!
Будет
На радостях
Малохолить…
Костя,
Пойми,
Там у меня
Всё-таки…
Леля…
Так, ни о чем,
Так, ни о ком.
Вздыхая попеременно,
Шли на восток,
Шли босиком
Два молодых
Джентльмена..
7
И вот однажды
(По-моему, в три)
Я это — Костю
Тихонько рукою:
— Костя, шестай,
А ну, посмотри,
Что это там такое?
Мы это —
Серыми повели.
Смотрим,
И, с толку сбиты,
Видим:
Поднялись,
Пошли ковыли,
Взятые
В ступу
Копытом.
Видим:
Пробитая солнцем
До дна,
Пыль и кипит и клубится,
Как на ветру…
А в просветах видна
Рыжая стать кобылицы.
Видим…
И ясное дело —
На ход.
Дескать, не вышло бы плоше.
— Топай!—
И — влево.
А нам — в проход —
Лошадь!
Красные брюки,
Синий мундир,
Солнце лицо озаряет.
Трекаюсь[7] с первого:
— Командир! —
А командир
Козыряет?!
А командир
Отдает нам честь?!
Руку подносит
К фуражке:
— С кем, извините,
Имею честь?.. —
И распускает ряжку.
И рассыпает
Свой рисовый ряд;
Можно сказать,
Как хочет,
Нас покупает…
И весь отряд
За командиром
Хохочет.
Ладно, что я
Не любитель был зря
Переводить красноречья:
Не возмутился.
А друг — в пузыря.
Друг
Разражается
Речью.
Он повторил
Знаменитую речь:
«Гад на гаде,
Два гада — рядом.
Гадов поджечь,
Гадов пожечь,
Будь я
Гадом!»
Словом, кипит,
Как слюна на камне.
Кроет и в душу
И в бога.
А командир,
Нагибаясь ко мне:
— Мало их там
Или много?
А командир говорит:
— Юнкерья,
Много их там
Или мало? —
И как посмотрит:
— Да ты
Ни черта,
Видно, не знаешь, малый?!
Видно, тебя
На великом смотру
Не было, малый,
С нами?..—
Он говорит мне,
А я всё смотрю
На эскадронное знамя.
Въелся глазами:
Военный атлас
Шёлком
И кровью выткан.
Въелся глазами,
Смотрю,
А из глаз
Две серебристые нитки.
Переживаю такую муру
С дрожью,
С ознобом до кости,
Две-три минуты…
Да как заору:
— Ко-стя!
Костя, свобода…
Ядри ее мать!!!
И — понимаете —
С пылу
Гоп — к командиру.
И ну обнимать
Под командиром
Кобылу.
Вот было дело!
До глупого рад,
Я одурел, между прочим.
Плачу, смеюся…
А весь отряд
За командиром
Хохочет.
И командир говорит:
— Так и быть,
Топай, парнишка,
За нами.
Будет баклушами
Груши бить! —
И подмигнул
На знамя.
Мол, для других,
Настоящих драк
Нам пригодишься, малый.
— Кстати,
И малый ты не дурак.
Хоть и дурак —
Немалый.
И, собирая свой рисовый ряд,
Вырос в седле,
Как на троне.
Выбрал поводья,
Осел.
И отряд
Тронул.
………………………………
………………………………..
……………………………..
8
Ветер мотает
Бурятский ковыль.
И перепуганной птицей
Кверху
Взлетает дорожная пыль,
Вспыхнет
И снова садится.
Мимо идут,
Чередуясь, столбы.
Прямо
Перед глазами
Дым сумасшедший
Встает на дыбы.
Встал
Над Иркутском
И замер.
А в высоте —
Голубой водоём,
Полон до ручки созвездий,
Светит над нами…
Мы едем вдвоём
Передовыми
В разъезде.
Едем.
Понятно, глядим…
А вокруг —
Небо
И всякая травка.
Едем мы,
Едем мы,
Едем…
И вдруг
Пыль вырывается
С тракта!
Восемь копыт
По дороге кипит,
Искрятся…
Искры буквально
Из-под
Сверкающих
Из-под
Копыт,
Как из-под наковальни!
Гудом гудит
Утрамбованный наст,
Стонет.
И, как на ворота,
Пара седых
Налетает на нас,
Резко осаживаясь
С поворота!
Я как увидел,
Аж онемел.
Белый,
Белее мела.
Глянул на Костю —
И Костя
Как мел,
И тоже
Всё онемело.
Оба ни с места.
Стоим.
И вдруг
Затрепетали медали.
Я подъезжаю:
— Здравствуйте, друг!
Давно, генерал,
Не видались.
По генеральше цыганская дрожь
От каблучка
До серёжек.
— Господи, — шепчет, —
Ты узнаёшь,
Ты узнаёшь,
Сережа?
Но генерал
К тарантасу прижат —
Нем,
Как и не было баса!
Вытянул руки,
И руки дрожат
На генеральских лампасах.
— Да не держите
Руки по швам.
Страхи какие на ночь!
Всё.
Остальное доложит вам
Вот —
Константин Иваныч.
Друг в лобовую:
— Попили квас,
Время попробовать
Чаю.
Будьте любезны.
Тётя о вас
Очень скучает…
Я на себя, — говорит. —
Беру
Ваше устроить
Свиданье…
Костя расстегивает кобуру.
Барыня, до свиданья!
9
Дважды мой конь,
Оседая, взыграл.
Даже не пикнув,
Не буркнув,
Лёг,
Опрокинулся генерал
Рядом с супругой
На бурку.
Брови, как филин,
Насупил
И спит.
Строгий, лицо неземное.
Я отвернулся.
Вдруг слышу:
Сопит Костя
За мною.
Я на седле повернулся.
И вот —
Стало в гортани сухо!
Вижу:
Брильянт окровавленный
Рвёт
Костя
Из мертвого уха!
Я его было
На бога беру:
— Брось,
Разменяю!.. —
А Костя
Зубы оскалил —
За кобуру,
Злой,
Как собака над костью.
Ужас по мне
Прорастает, как шерсть.
Я подлетаю:
— Поганый,
Брось!!! —
Не бросает.
И все мои шесть
Я по нему
Из нагана…
Дрогнул,
Откинул раскрылия рук.
И, как подстреленный ворон,
Заколесил,
Покатился мой друг
Ахнувшим косогором.
Заколесил,
Повалился у ног.
И над товарищем детства
Встал я, растерян и одинок.
Встал — и не мог
Наглядеться.
Детство моё!
Мой расстрелянный мир!
Милое детство?!
А рядом…
Я оглянулся:
Стоит командир,
Мой командир отряда.
Послесловие
Время шагает
В открытую дверь.
Юность моя —
За горою.
Где отыскать,
Где найти
Теперь
Мне
Моего героя?
Или от пули
Союзных держав
Парень свалился в атаке?
Или, виски
Кулаками зажав,
Учится он
На рабфаке?
Где ты:
В тени
Или на виду?
Умер, старик,
Или дожил?..
Мёртвым,
Живым —
Но тебя я найду
И приведу к молодежи.
Пусть, окружив
Белозубой гурьбой,
Друг мой, хороший
И шалый,
Пусть посмеются они
Над тобой
И загрустят — пожалуй.
Пусть
Они скажут,
Прочтя о тебе,
Знавшем и солнце и ливни:
— Как хорошо
Оказаться
В борьбе
Не гимназистом наивным!..
Чтобы действительно
Сладость понять,
Горечи, други,
Попейте!
Надо познать эту жизнь,
Познать
Всю,
До копейки.