В. В. Воровский. Фельетоны
Издательство академии наук СССР, Москва, 1960
Когда люди, заведующие в Одессе судьбами искусства, решали (или предрешали) отдать городской театр на будущий сезон г-ну Багрову, говорят, был высказан такой довод против возобновления контракта с г. Никулиным: «У нас театр был дворянином, он же сделал его мещанином». Не знаю, насколько это верно, но — употребляя итальянскую пословицу, — если это и неверно, то удачно придумано.
В самом деле — фраза великолепная!
В ней так полно и ярко отразилась душа современного русского мещанина.
И по закону противоречия невольно вспомнилась другая фигура — фигура французского мещанина конца запрошлого века.
Какая пропасть между ними! Там вековое унижение и бесправие податного сословия выработало в мещанине сознание, что только собственными силами, собственным умом, энергией, борьбой — наперекор привилегированным — он выбьется из жалкого положения, из «ничего» станет «всем».
И мещанин действительно этого добился: он добился того, что избалованная привилегиями и безнаказанностью аристократия должна была покорно склонить выю перед так называемым «гражданским порядком», т. е. мещанским, буржуазным строем.
Принцы королевской крови, вроде Филиппа Орлеанского, спешили подальше упрятать свое «дворянство» и щеголяли «мещанскими» кличками. А сын его — король Людовик-Филипп — именовался мещанским королем и ходил с зонтиком подмышкой, как любой завсегдатай одесской биржи1.
Да, французские мещане были другой породы!
Правда, они отстаивали только узкие интересы своего класса и были жестоки и безжалостны по отношению к классам, стоящим ниже их, но зато свои-то интересы они умели защищать с умом и гордостью, с соблюдением собственного достоинства. Они умели уважать себя самих, свое сословие, свои идеалы.
И вот, посмотрите на наших мещан, на этих Тит Титычей2, которые раболепно бьют челом перед всяким титулом, которые не находят более лестного наименования, как «дворянин», и более унизительного, как «мещанин». Они готовы оплевать собственное звание, звание отцов и детей своих, они готовы издеваться над своей личностью и человеческим достоинством, если они этим вызовут благосклонную улыбку на устах титулованного покровителя. И не только в общественной жизни они добровольные рабы, нет, они так же оплевывают самих себя и в частной жизни. Для них свадьба — не свадьба, если на ней нет «генерала»3, и — боже — какое счастье, если их дочь выйдет за дворянина, или сын дослужится до дворянства!
Рабье племя! Класс, который стыдится своего происхождения и умильно преклоняется перед родовыми привилегиями, заслуживает только презрения.
«Он был дворянином, вы хотите его сделать мещанином», — вопят в ужасе одесские мещане.
И неужели среди них не нашлось ни одного человека, который гордо и смело сказал бы:
— Да, мы, мещане, хотим его сделать мещанином, таким же мещанином, как мы сами, ибо мы хотим жить для себя, а не для привилегированных господ. Нам надоело быть «ничем», мы хотим быть «всем»!
У нас, фавнов4, нет сословий, — мы все равные и равноправные лесные граждане.
Но, — клянусь нимфой! — если бы я был российским дворянином, мне было бы стыдно за одесских мещан…
«Одесское обозрение»,
11 декабря 1907 г.
Перепечатывается впервые.
Двухлетний период деятельности Воровского в «Одесском обозрении» (1907—1909) был особенно плодотворным. Большевистский литератор выступал здесь с многочисленными обозрениями на политические темы, опубликовал немало литературно-критических статей, в «Одесском обозрении» он окончательно утвердился как фельетонист, — именно в этой газете увидела свет большая часть его фельетонов.
Будучи весьма заурядным либерально-буржуазным органом, ориентировавшимся на очень узкую и специфическую аудиторию (одно время, в конце 1905 г., когда газета выходила под названием «Новое обозрение», во главе ее стоял печально известный кадетский идеолог Изгоев), «Одесское обозрение», после прихода в редакцию новых людей, сочувственно относившихся к марксизму, и особенно, после появления Воровского, заняло ярко выраженную демократическую оппозиционную линию и приобрело значительное влияние среди прогрессивной интеллигенции и рабочих. Тираж ее временами достигал 10 тысяч экземпляров, газету выписывали в Херсоне, Николаеве, в Бессарабии. В этом была и большая заслуга Воровского. В. И. Ленин интересовался работой Воровского в «Одесском обозрении» и благодаря Воровскому мог использовать редакцию газеты как большевистскую явку. Писала Воровскому в адрес «Одесского обозрения» и Н. К. Крупская. Одесские большевики, по сообщению одного из деятелей одесской организации, В. Дегтя, использовали «Одесское обозрение» как «агитационную трибуну», «главным образом потому, что там работал тов. Орловский» (один из псевдонимов Воровского).
Фельетон «Мещане умные и мещане неумные» написан в знак протеста против состоявшегося решения театральной комиссии Одесской городской думы об аннулировании контракта на эксплуатацию городского театра антрепренером В. И. Никулиным (отец писателя Льва Никулина) и сдачу его антрепренеру Багрову. Решение театральной комиссии, в которой заседали реакционеры и крупные магнаты вроде Анатра, Казаринова, Масленникова и других, вызвало возмущение прогрессивной общественности Одессы. Антрепренер Никулин стремился приблизить театр к массам, открыл доступ в городской театр широким слоям публики, часто практиковал с этой целью бесплатные спектакли. Деятельность Никулина являлась предметом острого недовольства городской думы.
1 Речь идет о представителе младшей ветви династии Бурбонов Филиппе Эгалитэ (1747—1793), герцоге Орлеанском. Всячески заигрывая с буржуазно-мещанскими слоями, Филипп не скупился на демагогические речи. В 1793 г. был обвинен в участии в контрреволюционном заговоре и казнен. Его сын Людовик-Филипп (годы правления 1830—1848), назывался в буржуазной историографии «королем — гражданином».
2 Тит Титыч — купец-самодур из комедии А. Н. Островского «В чужом пиру похмелье».
3 Автор намекает на рассказ А. П. Чехова «Свадьба».
4 Фавн — в древнеримской мифологии бог полей, гор и лесов, покровитель стад.