В. В. Воровский. Фельетоны
Издательство Академии наук СССР, Москва, 1960
Мария-Антуанетта1 не могла понять, что значит слово «голоден». Если у людей нет хлеба, думала она, пусть едят булки. Она могла бы пойти дальше и предложить тем, у кого нет булок, есть пирожное. Нечто подобное творится в голове немецкого барона из русской Государственной думы — депутата Фалькерзама2. Он положительно не понимает, что значит слово «земельная нужда». Никакой земельной нужды нет и быть не может. Бывает только, что и у нас наблюдается, «ненасытный земельный голод» мужиков. Но всякий интеллигентный человек понимает, что «голод» — понятие чисто субъективное. Деликатный человек будет сыт, позавтракав крылышком рябчика, а грубый человек, проглотив целого поросенка, все еще будет кричать о голоде. Не голод, а жадность вызывает вопли о «землице».
По наблюдениям остроумного барона, выходит дело как раз наоборот: не крестьяне ощущают настоящую, объективную нужду в земле, а помещики, бароны, «культурный класс». Этого-то у нас не хотят понять и «уничтожают» близорукой политикой культурные элементы, вырывают землю из рук этих элементов и передают ее «необразованной серой массе», к которой переходит и вся местная жизнь.
По мнению этого депутата, для существования культурного класса, а следовательно, и культуры, необходима норма земли — 5 тыс. десятин на барона. Как только землевладение падает ниже этой нормы, начинается в землевладельческом культурном классе вопиющая земельная нужда, упадок культуры, гибель и вырождение. И он предлагает законодательным путем ограничить право дробления поместий ниже указанной нормы. Понятно, что при этой норме мужику земля вообще не нужна, а то когда же он успеет обработать и барскую, и свою!.. Тут вопль «землицы бы!» и в самом деле становится признаком какой-то ненасытной жадности.
На Меньшикова нашла полоса чистоплотности. Академический съезд3 заставил его призадуматься. «Слишком много на съезде афиширования патриотизма, подчеркивания национализма, верности, преданности, искания покровительства с коммерческим оттенком». Вот этот-то «коммерческий оттенок» и вызвал тошноту в нашем бессребренике. «Разрастанию академизма мешает излишняя черносотенность», — прибавляет он. С одной стороны, «коммерческий оттенок», с другой — «излишняя черносотенность», а в общем, значит, излишняя черносотенность с коммерческим оттенком.
Характеристика, нечего сказать, травильная. И чтобы оздоровить великое дело академизма, Меньшиков рекомендует создание нового академического союза «без покровительства и материальных выгод». Тогда получится союз молодежи, которая не будет заниматься политикой, не будет спекулировать на протекции сильных мира сего, не будет тянуться к «темным деньгам». Казалось бы, лучшего и желать нельзя.
Но тут возникает один вопрос: а какой смысл идти тогда молодежи в этот союз?
Какой смысл, например, Меньшикову писать в «Новом времени» — без гонорара или за скромный гонорар? Ведь на таких условиях он и в порядочной газете мог бы сотрудничать. То же и с «желающими учиться».
В том и трагедия всего того мира, который охватывает и Меньшикова, и академистов, и многое-многое другое, что существовать он может только «черненьким», а как только начнете его «очищать», от него вообще ничего не останется.
«Капля пробивает камень не силою своей, а непрерывным падением» — говорит римская пословица. Совершенно по тому же правилу пробивает себе дырку к власти через камень сплоченной реакции и граф Витте.
Любопытно наблюдать, как этот опытный и настойчивый политикан медленно и неутомимо реабилитирует себя на протяжении шестилетней опалы. Сначала патриотические речи в Государственном совете, в которых он старался очиститься от конституционной скверны. Потом реабилитационно-рекламная литература, сочиняемая и распространяемая руками его друзей: и «Большой человек», и брошюры г. Морского4. Потом нашумевшая полемика с Гучковым. Постоянное напоминание о себе в кем-то сочиняемых газетных заметках, содержание которых тотчас же опровергалось им в интервью.
Шаг за шагом — словно чья-то чужая воля пододвигала этого человека к тому месту, где написано: «Производства и назначения». А сейчас, по сообщению телеграмм, когда на очереди крупные перемены в министерствах, граф Витте вдруг, ни с того ни с сего, скромно намекает в Царском Селе, что желает оставить политическую карьеру. И шахматный ход был правильно и точно рассчитан. «Желание это не получило одобрения» — говорит депеша.
А тут же рядом уже передается слух о комбинации совета министров, в котором фигурирует и граф. Витте.
«Одесские новости»,
17 марта 1912 г.
Перепечатывается впервые.
1 Мария-Антуанетта — французская королева, жена Людовика XVI.
2 Барон Фалькерзам, член Государственной думы, октябрист.
3 Съезд "академистов происходил с 11 до 14 марта 19 н2 г. в Петербурге. Это был съезд черносотенных студентов и профессоров, направленных на удушение освободительного студенческого движения. В работе съезда принимали участие В. Пуришкевич, обер-прокурор синода Саблер, архиепископ Антоний Волынский.
4 Пьеса И. Колышко «Большой человек» и брошюры Морского были написаны с целью прославления Витте. См. фельетон «В кривом зеркале» (№ 77) и прим. к нему.