Встань, человек! / Сост., подготовка текстов, примеч. А. И. Володина, Б. М. Шахматова. — М.: «Советская Россия», 1986. (Худож. и публицист. б-ка атеиста).
Сегодня мир как никогда разделен на две системы, совершенно противоположных: богословский принцип и гуманистический, принцип авторитета и принцип свободы. Старая система исходит из основной идеи, что человечество само по себе плохо, что для познания истины оно нуждается в божественном откровении, а для познания справедливости — в божественных законах, для соблюдения которых нужны власть и религиозные институты, церковь и государство. Богословский принцип в своих двух различных параллельных, но неразрывно связанных воплощениях (церковь и государство) основан по существу на презрении к человечеству. Он открыто провозглашает беспомощность, неполноценность, гнусность, ничтожность человека не только перед богом, но и перед всеми посланниками и привилегированными представителями правосудия, точнее, перед всеми божественной милостью учрежденными властями: священниками, князьями, перед дворянством, докторами наук, аристократией капитала3, вооруженными силами, полицией, чиновниками, бюрократией, шпионами, смотрителями тюрем и палачами.
Против этой человеконенавистнической и божественной власти мы выдвигаем великий революционный принцип свободы, достоинства и прав человека.
Мы верим, что даже если человек зачастую плох и глуп, тем не менее в нем живет способность к разуму, склонность к доброте. Что большей частью своими преступлениями, а точнее безрассудными поступками, он обязан религиозному воспитанию, прививаемому ему, отсутствию рационалистического образования, дающего людям силу, и, в особенности, чудовищной несправедливости, до сих пор безраздельно царящей в мире, а также не менее чудовищному неравенству социальных условий, короче говоря, существующим привилегиям и капиталу, систематической эксплуатации труда, являющегося единственным источником прав и единственным свидетельством доблести человека. Мы верим, что независимо от какого-либо божественного вмешательства в самом человеке заложена творческая активность и непобедимая внутренняя сила — она его сущность и его естество, которые на протяжении столетий неизменно влекут человечество к истине и добру. Для того чтобы постигнуть их, люди не нуждаются ни в откровении4, ни в божественных покровителях.
Мы считаем, что все религии прошлого и настоящего были также откровениями на каждом этапе развития и исторически необходимыми не Божеству, а Человечеству, сознанию и человеческому разуму. В давние времена, когда примитивный ум человека воспринимал окружающее через образы, а не ясным рассудком, люди приходили к постепенному пониманию мира и самих себя через призму созданной теологии. Каждый народ, каждая эпоха создавали Бога по своему подобию. Каков Бог, таково время и таков народ. Бог, который был и есть, — это отражение человека в самой его чистой и идеальной сущности. Это отражение человечества в воображаемых небесах. Каждая новая религия была одновременно проявлением силы и слабости, прогресса и отсталости. Расширяя свои представлепия об идеале и о самом себе посредством и под формой религии, совершенствуя своего бога, человечество доказывало свое могущество. Но оно обнаружило в то же время свою слабость, отрывая от себя, в небесные дали, бога, свое собственное творение. Оно не осмеливалось признаться себе в этом и присвоить себе его благие дела. Оно обожествляло свою природу, свою сущность, и, падая ниц перед своим небесным образом, оно попирало себя на земле. Свои собственные добродетели, свою собственную ясность ума и могущество человечество предоставило своему богу, оставив себе лишь беспомощность, невежество, нищету. Таким образом, чем больше божество, созданное воображением человеческого разума, обретало величие и силу, тем больше человек оказывался жалким: неспособным руководить собой, нуждающимся в божественном покровителе и, следовательно, обреченным на детство и вечную зависимость на земле.
Таково серьезное обоснование всякой серьезной религии, без исключения. Такова также основная доктрина всех христианских вероисповеданий5 за исключением одной — рационализма, который, впрочем, не религия, а скорее плохая и неполная философская система6.
Все христианские доктрины в действительности учат тому, что один бог истинен, справедлив и могуществен, что человек перед ним нуль, что человек грешен и что все поколения рождаются под угрозой божественного проклятия7, которого можно избежать только чудом божественного искупления8. Но даже после этого чуда человек спасен не окончательно, он не стал ни добрым, ни справедливым, ни честным. Божественная жертва вручает ему только средство к спасению, но не спасение. Каждый родившийся человек несет на себе клеймо первородного греха9 и может искупить его только крещением10. Но это лишь на мгновение, на почти неуловимое мгновение. Поверженный демон11 вновь восстает и вновь возобновляет в уме, в сердце человека (ребенка, юноши, мужчины и старца) до конца его жизни свою извечную борьбу с богом. Чтобы восторжествовать над демоном, человек, возрожденный и примиренный с богом искупительной жертвой Христа и крещением, может ли он рассчитывать на собственные силы? Меньше всего на свете. Он не умеет совершать добро, постигать истину, любить справедливость без специальной божьей милости, в которой он нуждается ежедневно, поминутно до последнего дыхания. И к несчастью, как сказано в Священном писании, «много призванных, но мало избранных»12. Проявление божественной милости произвольно, прихотливо, всегда необъяснимо и чаще всего противостоит человеческому разуму. Вот почему таинства бога13 скрыты и непостижимы. Это лотерея с малым количеством выигрышных билетов, не дающая никому до последнего момента уверенности в выигрыше, даже если человек старался быть честным и добрым. Но как добиться этой милости? На это есть два ответа: один католический, другой протестантский.
Католическое решение известно. Эта доктрина признает только одного представителя, привилегированного посредника, который единственно может наделять божьей милостью — римскую католическую церковь, постоянное и живое олицетворение божьей воли на земле. Она одна в состоянии служить опорой человеку в его повседневной борьбе с демоном-соблазнителем и помогать одерживать победу над ним. Спасен лишь человек, находящийся в ее лоне, покорный сын католического стада, позволяющий управлять и руководить собой до конца жизни.
Известны моральные, интеллектуальные, политические и социальные последствия этой доктрины. Она несет смерть разуму, подавляет волю, одним словом, порождает рабство. Она создает правительство, совершенно независимо от общества, с помощью, во-первых — священнослужителей; во-вторых — королевства, освященного и благословляемого церковью, с помощью благородных классов, привилегированных и корыстных, всевозможных уполномоченных божественных и королевских министров, администраторов, чиновников судебных ведомств, офицеров армии и полиции. Все они облечены властью сверху и требуют от народных масс беспрекословного повиновения на том основании, что любая власть исходит от бога, и еще потому, что человек вместо того, чтобы искать счастье, равенство, справедливость и свободу на земле, должен, напротив, жестоко страдать, унижаться, каяться, чтобы заслужить славу, ниспосланную богом. Такова в своей непредвзятости истинная, политическая и социальная доктрина католицизма, и если в наши дни римская церковь, потрясаемая бурями, как будто бы намеревается пойти на мировую с умеренным либерализмом, даже с республикой и демократией14, то это с ее стороны лишь благоразумная уступка несчастному духу века, которому следовало польстить и которого нужно было обмануть, чтобы вернуть утраченную власть.
Является ли протестантская доктрина более либеральной? Так полагать было бы большим заблуждением. Исходя из того же основного принципа христианства, греховности человечества и божественного искупления, она неизбежно приводит, правда различными путями, к последствиям, если не совершенно тождественным, то, по крайней мере, сходным. Для протестантской религии, так же как и для католицизма, божественный произвол и его неизбежное последствие — рабское состояние человечества — основа всякой истины. Безусловно, что протестантизм, избавляя человека от очевидного ига церкви, возвратил каждому свободу и ответственность своего индивидуального сознания; таким образом, чтобы получить необходимую милость в спасении, никто более не нуждается в человеческом и видимом посреднике. Для всех существует один посредник — Христос, всегда присутствующий среди нас, хотя и невидимый. Для спасения души каждый, в тайниках своего сознания, может и должен общаться с ним один, без всякого церковного вмешательства. Отныне спасение души становится делом совершенно индивидуальным между отдельным человеком и богом при одном свидетеле — Христе. Церковь15 падает и как бы увлекает в своем падении все нагромождение тройного деспотизма священников, королей и дворянства. Бесспорно, протестантизм заставил человечество сделать громадный шаг к своему политическому и социальному освобождению. От него ведет начало первый серьезный порыв республиканского демократизма в современной истории. Он укрепил национальную свободу Швейцарии, возродил Голландию, вдохнул жизнь в пресвитерианство и пуританизм Швеции и Англии и создал Соединенные Штаты Северной Америки16. Однако не следует отсюда заключать, что протестантизм когда-либо хотел осуществить прогресс, явившийся исторически необходимым следствием, независимым от его догмы. Этот процесс скорее противоречил, чем соответствовал, стремлениям протестантизма. Безусловно, протестантизм обосновал независимость человека по отношению к другим индивидам и нации по отношению к притязательной политике, проводимой папами. Вопреки своей воле, он принес нам одним лишь фактом своего бунта против римской церкви первые симптомы внутренней свободы, но обратным действием протестантизма было сознательное неприятие внутренней свободы человека, его свободы перед самим собой и перед богом. Иначе говоря, он превратил рабство внешнее, проповедоваемое католицизмом, во внутреннее рабство. Позднее мы обнаружим, что естественным последствием этого внутреннего рабства является противодействие первому побуждению к индивидуальной и национальной независимости, выявившемуся особенно сильно в первый период протестантизма. Сегодня это внутреннее рабство ведет к установлению среди нас политического и социального абсолютизма, не менее крутого, чем тот, который зародился во времена католической религии. Во всех странах Европы, где протестантизм отнесся к религии серьезно, он объединился с католической римской церковью против прав человека, против свободы и человечества. Этому удивляются. Часто протестантизм даже обвиняют в измене своим принципам, между тем, наоборот, он никогда не был им столь предан, как в данном случае.
Человек, независимый по отношению к своему ближнему, раб бога. Таков его основной принцип. Все равны в грехе, каждый человек ощущает себя перед богом мерзостным существом. И нет у него другого средства, кроме милости божьей, чтобы выйти из состояния уничижения. И горе для него, если он ищет свое достоинство и спасение в своих творениях, в благородных усилиях своей воли и в своих собственных заслугах, либо в совершенствовании своего разума, либо в человечности и в справедливости своих поступков, в своем моральном достоинстве, в своих добродетелях. Желание стать хорошим, благодаря своим собственным силам, переполняет его безумием и иллюзией сатанинской гордыни, это бунт и поношение бога! Человек может прославлять бога, понося себя, и, чтобы обрести в боге собственную честь, он должен презреть себя. Но презрение, столь постоянное и глубокое, не должно ли оно в конце концов породить в человеке низость?
Пусть представят себе общество, организованное по принципам протестантизма в их очищенном виде17. Это было бы общество людей, полных презрения как по отношению к себе, так и к другим, которые были бы озабочены всерьез только спасением своих душ; каждый оставался бы наедине с богом и со своей совестью, общаясь с другими только в той мере, в какой это необходимо для его собственного спасения. Это есть религия святого эгоизма, «каждый для себя, и бог для всех», дорогое слово всей буржуазии всех стран, слово, которым, возможно, объясняется чувство солидарности, всегда существовавшее между буржуазией и протестантизмом. Внутри этого общества естественные связи семьи должны были бы распасться. Так как нельзя полюбить то, что презирают, и вся чувственная нежность, попросту человеческая нежность была бы грехом, поскольку ее объектом, конечно, не является бог. Не любили бы своего ближнего, ни отца, ни мать, ни брата, ни сестру, ни жену, ни даже детей ради них самих, их любили бы из-за любви к богу. И то же самое было бы со всеми добродетелями и качествами человека: красотой, щедростью, умом, моральной силой, патриотизмом, героической преданностью, доблестью характера, достоинством — все это оказалось бы ничем перед божественным владыкой и по крайней мере было бы принесено в жертву богу, все это наполнило бы гордыней сердце человека, от которой он бы погиб. Самоотречение человека от других людей, жертвоприношение себя и других людей богу единственная его заслуга. Идеал протестантизма — Авраам, намеревающийся убить сына во имя большей славы небесного владыки18.
В таком обществе нет места человеческой солидарности, человеческой нежности, человеческому разуму, человеческой справедливости, человеческому долгу, человеческому уважению. Есть лишь одни фанатический эгоизм и взаимное презрение. Посреди всеобщей греховности, равенства в грязи существует одна отличительная черта — быть избранным и отмеченным божественной милостью. Но добрый бог, как все деспоты, одинаково подсмеивается и над разумом, человеческими страстями и человеческой справедливостью, так же как и деспоты, он выбирает обычно своих избранных не среди тех, которые нам кажутся самыми достойными, но среди тех, которые больше всех презирают самих себя и других, то есть: по нашим понятиям, самые бесчестные. Они являются святыми, которые, согласно протестантизму, должны были бы направлять человечество. Это было бы общество униженных рабов, царство лицемеров, лжецов и дураков.
К счастью для мира, последовательный и чистый протестантизм является слишком антисоциальной и антигуманистической доктриной, чтобы она была когда-либо хотя бы отчасти проведена в жизнь. Человеческое общество предшествует любой теории: оно имеет свою природу, свои потребности, инстинкт самосохранения, свои неписаные законы и свои условия существования, от которых не может отказаться, не разрушая самого себя. Все религиозные и философские, политические и социальные идеи, которые в мире сменяли одна другую, были выражением различных фаз его исторического развития. Следовательно, все находило свое оправдание и обоснование в человеческом обществе. Но до сих пор ни одна идея не исчерпала и не сумела выразить полностью свою природу, полноту своего бытия. В сравнении с естественным неисчерпаемым богатством бытия все эти идеи кажутся такими абстрактными, и это объясняет двойную роль, которую они играли в мире. Каждая идея, рождаясь, прогрессивна. Но эта идея вместе с тем представляет собой неполное и частичное выражение бесконечно богатой и сложной природы общества. Поэтому, стремясь воплотиться полностью в обществе и уничтожить все, что ей противоположно, она в то же время встречает сопротивление в обществе, которое ей противится, упорствует, возмущается ею, и идея, некогда прогрессивная, потерпев неудачу в своей попытке уложить общество в прокрустово ложе19 и дать окаменеть ему в ее формах, тем не менее упорно силой навязывая себя, в свою очередь становится источником реакции. Однако все напрасно, так как общество рано или поздно долзкпо непременно выйти победителем из этой борьбы.
Великое счастье для человека, что протестантизм появился после эпохи Возрождения20, благодаря которой в мире вспыхнул гений свободолюбивой науки, культ прекрасного, гений истинного гуманизма — гений слишком могущественный, чтобы весь фанатизм протестантских сект мог когда-либо его победить. Этот гений служил всегда противоядием против фанатизма протестантских сект. Наконец, сама мрачная, нетерпимая и антилиберальная идея, какой была господствующая идея протестантизма, вопреки своей воле много содействовала эмансипации индивидуального разума, освобождая его от гнета церкви и возвращая ему относительно независимые суждения. Правда, протестантизм очень скоро поспешил ограничить эту свободу рамками Библии. Но, благодаря мощному подъему экзегетики21, филологии, изучению литературы, вспомогательных исторических наук22, разум не позволил себя вновь сковать, и, идя шаг за шагом к полному освобождению, он создал сначала рациопализм, затем философию23 и закончил совершением революции24. Наконец, необходимо прибавить, что подозрительность монархической власти в странах абсолютной монархии и в странах более свободных, как Швеция, Англия, подозрительность властей Швейцарской республики и Соединенных Штатов, взаимное соперничество сект никогда не позволили новой духовной иерархии прочно обосноваться в мире и установить тиранию наиболее последовательную, наиболее полную и, следовательно, более ужасную и более унизительную, чем тирания католицизма.
Вот причины того, что ложно называют человечностью, благоразумием и относительной терпимостью протестантизма. Они есть и всегда были во внешних обстоятельствах, которые его связывали, а не в его доктрине. Протестантизм сжигал, мучил и избивал плетьми еретиков, так же как и католицизм. Откройте Макколея и вы найдете в его истории Англии25 доказательство этой протестантской терпимости XVII века. То же самое вы найдете и в истории Америки в период возникновения Соединенных Штатов, в истории Нидерландов и Швейцарии. Вспомните, как Лютер и кроткий Меланхтон проповедовали князьям и напуганной знати Германии уничтожение и резню восставших крестьян26. И всегда у протестантов та же евангельская мягкость, та же богословская кровожадность, та же религиозная жестокость во славу бога, как и у иезуитов, их непримиримых врагов и в то же время всегдашних друзей, так как в глубине души как те, так и другие ясно хотят одного: абсолютизма, рабства, деградации человечества, но прикрываются различными словами. Разве случайно, что в наши дни большинство протестантского духовенства, во всех странах, высказалось за папу27, что оно повсюду связано с реакцией и повсюду противится отмене смертной казни28? И пусть не говорят мне о существовании довольно большого числа протестантских священников, которые являются примером подражания для человечества, образцами разума и либерализма. Эти представляющие исключение священники превосходные люди, но плохие христиане, непоследовательные, неверные своей догме, нарушающие ее логику. Они обладают всеми антихристианскими добродетелями не потому, что они священники, а вопреки этому. Все, что в них хорошее, принадлежит им и веку, а то, что им мешает стать совершенными, идет от христианства, ибо христианство, как я собираюсь доказать, есть абсолютное и систематическое отрицание морали, достоинства, милосердия, прав и долга человека.
То, что я сказал о христианстве, применимо к любой религии, но к христианству более, чем к какой бы то ни было, поскольку христианство самая полная, самая совершенная и безусловно самая последняя религия, безусловно, в смысле божественном и небесном, так как есть земная вера и религия, таинственный и единственный источник всякой небесной религии. Именно земная религия переживает все небесные и умрет лишь с человечеством. Но в обычном и современном значении слово «религия» говорит об объединении земли ради неба, переносит решение человеческой участи на небо, неизбежно обрекая землю и вместе с ней живого реального человека на деградацию, нищету и рабство.
По моему глубокому убеждению, за всеми божественными религиями должен последовать Социализм, который в религиозном смысле есть вера в исполнение предназначения человека на земле.
Великая революция 1789 и 1793 гг.29 торжественно объявила в противовес христианству, что человечество не глупо, не плохо, не осуждено на нищету и вечное рабство, что оно способно создать свое общественное устройство собственными силами, и чтобы управлять обществом, оно не нуждается ни в покровительстве бога, ни в покровительстве его апостолов и министров. Она провозгласила достоинство человека и его право на свободу. Догматы Никейского собора30 она заменила только тремя словами: Свобода, Равенство, Братство, всеобъемлющим символом, в котором заключено все будущее, все благородство и счастье человечества! Эта новая религия, земная религия человеческого рода, противопоставленная небесной религии божества! В одно и то же время это и осуществление и радикальное отрицание идей христианства.
Я, полагаю, доказал, что христианство освящает привилегии и политическую власть абсолютизма. Оно не создает их, но освящает. Эти привилегии и политическую неограниченную власть христианство нашло в совершенной форме древней цивилизации, оно их лишь трансформировало, поставив себе на службу. Согласно религии всех времен и согласно христианству, в особенности, человек сам не в состоянии познать истину, неспособен обрести справедливость и еще менее способен сам провести ее в жизнь, он не в состоянии сам создать общественное устройство, управлять им, установить и сохранить общественный порядок и двигаться к добру. Для постижения истины человек нуждается в божественном откровении, для достижения справедливости — в божественном законодательстве, для примирения с богом — в церкви, для создания и сохранения политического и социального порядка — в государстве. Таким образом, государство — божественный институт. Все христианские короли, протестанты и католики, короли божьей милостью, органы их власти, агенты, министры получили через них божественную миссию.
Государство, установленное богом, чтобы регулировать, организовать и управлять человеческим обществом, стоит, естественно, выше общества, оно его господин, а не слуга. Оно имеет свой особый разум, возвышающийся над обычным человеческим разумом, и особую справедливость, помогающую создать закон, который сохранит государство, — закон эгоизма. Подобная справедливость чаще всего противоречит человеческому сознанию. Это высший разум и эта исключительная справедливость зовется разумом государства. Этому трансцендентальному, иррациональному разуму должен подчиниться индивидуальный разум, так же как свобода должна безмолвствовать перед порядком, установленным государством, т. е. богом. Порядок не результат, не вершина свободы всех и каждого, а, напротив, отрицание свободы, или, по крайней мере, ее ограничение. Предоставленная сама себе, свобода порождает анархию, ее необходимо обуздать, приневолить, чтобы подчинить разуму государства и общественного порядка. Государство истинно христианское не должно было допускать свободу. Желание быть свободным, счастливым, стремиться к каким-либо правам на этой земле значит поднять бунт против бога, так как бог предназначил эту землю быть местом покаяния, а не наслаждения, местом лишений и испытаний, а не достоинства и права.
Но из-за испорченности людей и из-за мятежного духа необходимы кое-какие уступки человеку, и потому рождается ублюдочный половинчатый режим конституционного королевства, являющийся по отношению к неограниченной монархии тем, чем протестантство является по отношению к католической религии. Этот алогичный альянс практически невозможен надолго, так как его составные части слишком противоположны и взаимно исключают друг друга, чтобы примириться на длительный срок. Такое сосуществование друг с другом разума, государства и права, власти и свободы достаточно лицемерно, так как если пространство31 провозглашает в Евангелии, что много призванных, но мало избранных, то конституционное государство признает за всеми право на свободу, однако осуществляет его для сравнительно малого числа привилегированных лиц.
Привилегированные лица — это собственники земли и капитала, дворянство и буржуазия, крестьяне-собственники, затем бюрократия, судьи, ученые, духовенство. На нижней ступени находится непривилегированная, непросвещенная и бесправная — громадная народная масса. В конституционных государствах, которые по своей природе рано или поздно становятся буржуазными, как это мы видели повсюду в Европе, не труд, а собственность, земельная рента или капитал, т. е. праздность, ставят в привилегированное положение человека, делают его гражданином, дают ему все политические права и свободу. Конституционализм — это царство собственности, власть имущества над человеком. Я не говорю, что собственники, так же как и привилегированные служители религии, науки, бюрократического аппарата, не работают, часто даже многие из них работают, но их труд, благодаря их привилегированному положению, их вклад бесконечно меньше, чем труд лишенных состояния народных масс. Собственники занимают свое высокое политическое и социальное положение не по количеству своего труда, а благодаря своей возможности жить, не работая, поскольку каждый из них обладает состоянием. Возможность ничего не делать, доход с капитала — отличительный признак гражданина при конституционном строе, подразумевающий систематическую эксплуатацию и порабощение труда собственностью и капиталом.
Это проклятие с древнейших времен, со времен бога Саваофа, тяготеет над все более унизительным человеческим трудом. При конституционном строе и по теории современного либерализма громадная народная масса обречена на нищету и на безысходное рабство. Конечно, возможно, что одному из тысячи рабочих-плебеев удастся, благодаря героическому упорству и гению, разбить невидимую, но крепкую решетку, отделяющую его от привилегированных классов, но тогда, став привилегированным, он повернется спиной к миллионам покинутых братьев и в свою очередь превратится в буржуа и эсплуататора; вот и все. Положение народных масс не нужно и не должно никогда изменять, так как их порабощение, их труд, исключительно вынуждаемый нищетой, абсолютное условие праздности, интеллектуальной и моральной культуры, свободы меньшинства. Такова в своей откровенности основная идея аристократического и буржуазного конституционализма. Мальтус и либеральные экономисты32 достаточно разъяснили его в наши дни.
Но массу, фатально приговоренную к этой трагической судьбе, необходимо утешать и обуздывать. Уздой служит сильная конституционная власть, которая легко может превратиться в деспотическую, с одобрения самой буржуазии (пример тому мы находим во Франции)33, всегда, когда демократические порывы пробуждаются в народе и угрожают омрачить праздный досуг привилегированных сословий. Для утешения служит христианский катехизис34 — этот губительный, медленно действующий яд, который притупляет разум, расслабляет волю человека и лишает его постепенно энергии и морального достоинства, эта божественная религия, проповедующая терпение, подчинение, покорность и отречение от всего на земле во имя небесных воздаяний. Экономическая, политическая и социальная обреченность их положения мешает превращению в людей этих бесчисленных миллионов индивидов, образующих народные массы. На небесах же их готовы сделать святыми, рискуя даже тем, что там они будут претендовать на места самые возвышенные и привилегированные: пусть только соблюдают покорность и остаются в подчинении на Земле. Поэтому христианская вера в бессмертие души35 стала не только религиозным верованием, но обязательной официальной доктриной, выступление против которой более чем грех, это почти политическое преступление. Бессмертие души стало политическим институтом, и мы видим во Франции при Луи-Филииие, как королевский прокурор преследовал, а суд присяжных, состоящий из буржуазии, осудил одного писателя только за то, что он осмелился в популярной брошюре высказать сомнение относительно возможности другой жизни на небе.
Я с полным основанием заявляю, что революция торжественно провозгласила новую подлинную религию, религию не небесную, а земную, не божественную, а человеческую — религию исполнения предназначения на земле. Она торжественно провозгласила, и мы верим вместе с ней, что у человека нет и ему не нужно другого инструмента для познания истины, кроме человеческого разума; что человеческое сознание — единственная мать справедливости и что люди могут осуществить эту справедливость с помощью своей собственной свободы.
Свобода! Только свобода, полная свобода для каждого и для всех! Вот наша мораль и наша единственная религия.[…]
Михаил Александрович Бакунин (1814—1876) родился в селе Премухино Новоторжского уезда Тверской губернии в потомственной дворянской семье отставного дипломата Александра Михайловича Бакунина, который, как писал М. А. Бакунин, «был деистом, не был атеистом, но был свободомыслящим и находился в сношениях со всеми знаменитостями тогдашней европейской науки и философии» (Бакунин М. А. Собр. соч. и писем. — Т. 1. — М., 1934. — С. 25). Верно или неверно это свидетельство о «свободомыслии» отца, написанное почти 60-летним М. А. Бакуниным (историки не сходятся в его трактовке), факт остается фактом: уже в семье молодой Бакунин получил толчок к такому развитию своих способностей и интересов, что он не пошел по обычному для детей дворян пути военной или статской службы и, хотя в 1833 г. окончил Артиллерийское училище в Петербурге, военную службу вскоре (в 1835 г.) оставил и целиком отдался самообразованию, а затем научной, публицистической и, наконец, революционной работе.
Сначала он едет в Москву, где изучает философию И. Фихте и Г. Гегеля, входит в кружок Н. В. Станкевича, знакомится с В. Г. Белинским, А. И. Герценом, Н. П. Огаревым, затем Бакунин отправляется за границу. В Берлине (1840) он слушает лекции Ф. Шеллинга, встречается с младогегельянцами, в Дрездене (1842) сближается с А. Руге, в Цюрихе (1843) — с утопическим коммунистом В. Вейтлингом. Высланный швейцарским правительством за революционную пропаганду среди швейцарских рабочих, Бакунин переселяется в Бельгию, из которой наезжает в Париж, где знакомится почти со всеми крупнейшими философами и особенно социалистами Европы (П. Прудоном, П. Леру, Луи Бланом, Э. Кабе и др.) и, наконец, с К. Марксом и Ф. Энгельсом.
В 1840-х годах у него складываются революционно-демократические убеждения. Сложным путем он приходит к атеизму (с официальной религией он расстался довольно рано, еще на родине). Царское правительство обратило внимание на опасную деятельность Бакунина, потребовало его возвращения и, получив отказ, лишило его всех прав состояния, в случае возвращения ему была уготована сибирская каторга. Революция 1848 г. застает его в Париже, затем в Праге он становится одним из руководителей восстания, вспыхнувшего во время славянского съезда, на который он был послан парижскими восставшими. В мае 1849 г. Бакунин снова на баррикадах, на сей раз в Дрездене, как один из руководителей восстания. Будучи арестован, Бакунин был дважды осужден на смертную казнь саксонским (1850) и австрийским (1851) судами, но вместо этого выдан Николаю I и препровожден в Петербург, где провел в заключении (в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях) шесть лет. В 1857 г. его отправляют на поселение в Сибирь (Томск, Иркутск), откуда ему в 1861 г. удается бежать через Японию и США в Лондон к Герцену и Огареву.
Оказавшись на свободе, Бакунин снова окунается в революционную работу: сотрудничает в «Колоколе», налаживает связи с Россией и Польшей, с возникшей в России революционной организацией «Земля и воля», предпринимает неудачную попытку лично участвовать в Польском восстании 1883—1864 гг. Однако, потеряв надежду повлиять на события в России и разойдясь с Герценом в вопросе о путях ее революционного преобразования, Бакунин отдается европейским делам. В конце 1864 г. он вступает в I Интернационал, но вынашивает грандиозные планы создания тайного братства своих приверженцев, основанного на принципах анархического социализма. На протяжении последующих десяти лет он пишет множество писем-трактатов и главные свои теоретические работы (некоторые из них представлены фрагментами в этом сборнике). С особенным усердием он разрабатывает в них проблемы религии и атеизма, власти и государства, социализма и свободы, основы программы, организации, тактики и поведения своих приверженцев. Однако постепенно все более очевидной становилась несовместимость бакунинских левацких лозунгов (отмена государства, права наследования, церкви и религии, и др.) с программой Интернационала. Фракционная деятельность Бакунина и созданного им в 1868 г. «Альянса международной социалистической демократии» вызвала отпор со стороны К. Маркса и Ф. Энгельса; в 1872 г. на Гаагском конгрессе Бакунин и его сторонники были исключены из Интернационала. Была вскрыта с позиций научного социализма и теоретическая несостоятельность бакунинского анархизма. Практическая несостоятельность бакунизма проявилась в попытках организовать бунты в России с помощью тайной организации С. Г. Нечаева «Народная расправа», в разгроме восстаний в Лионе (1870) и Болонье (1874), в которых Бакунин принимал личное участие. Работы Бакунина оказали значительное влияние на революционное движение 1870-х годов в России, послужив основой бунтарского направления в революционном народничестве, на освободительное и пролетарское движение в Италии, Испании, на юге Франции. Идеи Бакунина играли исторически относительно прогрессивную роль, когда брались из них общедемократические требования, и становились тормозом по мере развития сознательности массового освободительного движения.
1 Рукопись М. А. Бакунина «Международное тайное общество освобождения человечества» написана между 6 сентября и началом октября 1864 г., впервые опубликована полностью в переводе с французского советскими историками Б. Л. Рудницкой и В. Л. Дьяковым в сб.: Революционная ситуация в России в 1859—1861 гг. — М., 1974. — С. 313—355. Рукопись состоит из двух разделов: I. Цель общества и II. Каков должен быть этот принцип? Отрывок из начала второго раздела печатается по названному сборнику (с. 321—329).
2 В конце первого раздела Бакунин писал: «…Для образования надежного и реального альянса (т. е. названного им „Общества“. — В. Ш.) необходимо, во-первых, создать его тайно и положить в основу альянса великий единый принцип, настолько многообещающий и возвышенный, что он станет для людей, признающих его, чем-то вроде религии и даст им силы бороться с трудностями, препятствиями и повседневным отвращением, воодушевит их пожертвовать своим честолюбием и личными интересами» (Там же. — С. 321).
3 То есть буржуазией.
4 Откровение — в представлениях различных религий волеизъявление божества, осуществляемое либо им непосредственно, либо через посредников, либо в преданиях. Фиксируется в «священных писаниях» (Библия — в иудаизме и христианстве, Коран — в исламе и т. п.), а также в сочинениях «отцов церкви» и других письменных памятниках.
5 Вероисповедание — принадлежность к какой-либо религии, церкви и т. п., а также религиозные организации, имеющие свое вероучение и культ.
6 Здесь под рационализмом понимается направление в богословии, признающее только те религиозные догматы, которые согласуются с разумом и логикой. Возникая постоянно на протяжении истории религий якобы в противоположность господствовавшим религиозным доктринам о мистическом, иррациональном происхождении «богооткровенных истин», различные рационалистические течения в конечном счете вели к приспособлению разума к вере и часто признавались в качестве официальных церковных учений (например, доктрина Фомы Аквинского стала официальной в католической церкви — так называемый томизм).
7 Божественное проклятье — т. е. проклятье, которым, по библейской легенде, бог наказал не только Адама и Еву (за нарушение ими заповеди абсолютного послушания ему), но весь род человеческий.
8 Чудом божественного искупления в христианстве считается описанный в Библии акт принесения в жертву богом своего сына Иисуса Христа, обрекаемого на смерть, чтобы продемонстрировать примирение бога с людьми, уверовавшими в Христа и в истинность его учения, и чтобы путем этого жертвоприношения указать им путь к искуплению их вины, к спасению.
9 Первородный грех, или грехопадение — согласно верованиям иудеев и христиан, нарушение первыми людьми — Адамом и Евой заповеди бога об абсолютном повиновении, в частности заповеди не вкушать плоды с дерева познания добра и зла. За это бог изгнал их из рая и проклял весь род человеческий, обрекая людей на вечные мучения в земной жизни.
10 Крещение — в христианстве один из главных церковных обрядов (таинств), восходящий к евангельскому сказанию о крещении господнем (крещении Иисуса Христа в реке Иордан Иоанном Крестителем), якобы наделяющий исполняющих этот обряд чудодейственной силой — «божественной благодатью». Крещение знаменует принятие того или иного лица в лоно церкви. Обряд крещения состоит в омовении или окроплении «святой водой», чтобы смыть с помощью церкви «первородный грех», «открыть путь к спасению».
11 То есть дьявол как начало греха, зла в человеке.
12 Евангелие от Матфея, гл. 20, ст. 16; гл. 22, ст. 14.
13 Таинства (обряды) приобщения верующих к «благодати божией» (крещение, причащение, священство, миропомазание и др.) якобы установлены Иисусом Христом.
14 Речь здесь, вероятно, идет о соглашательской политике папы Пия IX, особенно накануне и в ходе революции 1848 г. делавшего ряд уступок крупной буржуазии, обещавшего некоторую либерализацию для сохранения своей светской власти (учреждение конституции, парламента, допущение промышленной деятельности и т. п.), а также о движении снизу, выразившемся в возникновении и развитии так называемого католического социализма.
15 То есть католическая церковь.
16 Пресвитерианство (от греч. пресвитер — старейшина) — наряду с пуританизмом одно из течений в кальвинизме англоязычных стран, может рассматриваться как правое крыло в пуританизме, противопоставлявшееся англиканской церкви. Пресвитерианство, как и пуританство в целом, сыграло значительную роль в Реформации в Англии и в Английской буржуазной революции. Значительна роль эмигрантов-протестантов в становлении США и в войне за их независимость. Что касается Швеции (упоминание о ней есть дань корреспонденту, Августу Сульману, редактору прогрессивной шведской газеты «Афтонбладет», которому была направлена рукопись Бакунина, и стране, в которой она создавалась: рукопись была написана в Стокгольме), то здесь, вероятно, имеется в виду период Реформации, начавшийся в этой стране в годы правления Густава Вазы (1523—1560) и приведший к политической (от Дании), экономической (от Ганзы) и церковной (от папства) независимости Швеции.
17 Хотя эти принципы в общем ясны из изложения Бакунина, назовем их: это принцип спасения личной верой, принцип священства всех верующих и принцип авторитета Библии.
18 По Ветхому завету (кн. Бытие, гл. 22), бог, чтобы проверить верность Авраама, велел ему принести в жертву единственного сына Исаака. Увидев готовность Авраама исполнить этот завет, бог смилостивился и удовлетворился жертвоприношением ягненка.
19 Прокрустово ложе — ложе мифического греческого разбойника Прокруста, хватавшего путников и укладывавшего на это ложе. Тем из них, кто был длиннее этого ложа, он обрубал ноги, тех же, кто был короче ложа, он растягивал до его размеров молотом (греч. Прокруст — растягивающий). Чтобы никто не избежал его экзекуции, Прокруст имел два ложа — длинное и короткое, причем на короткое клал высоких, на длинное же — невысоких людей.
20 Эпоха Возрождения, или Ренессанса — в истории Европы переходная эпоха от средневековой культуры к культуре и науке нового времени, охватывающая период с XIV по XVI в. Отмеченная в сфере мировоззрения противопоставлением средневековой схоластике бурного развития опытных наук, рационализма и гуманизма, эпоха Возрождения способствовала становлению на их основе свободомыслия и атеизма. Для этой эпохи характерно возрождение интереса к античному наследию (отсюда ее название).
21 В переводе публикаторов — текстология. Экзегетика — толкование текста Библии с целью доказать богодухновенность ее текста. Изучение и публикация памятников античного наследия в эпоху Возрождения, а также раннехристианских памятников письменности способствовали критическому и историческому подходу к истолкованию текста Библии и других произведений христианской литературы.
22 В оригинале: l’histoire aidant (примеч. публикаторов). Вспомогательные исторические науки (или дисциплины) изучают отдельные виды или стороны формы и содержания исторических источников (например, источниковедение, текстология, генеалогия, хронология, геральдика и т. д.).
23 Имеется в виду философия нового времени, начиная с Ф. Бэкона и Р. Декарта и кончая французскими материалистами XVIII в.
24 То есть буржуазных революций XVII—XVIII вв., самой крупной из которых была Великая Французская революция конца XVIII в.
25 То есть «Историю Англии» (Т. 1—5. — 1849—1861) английского историка Т. Б. Маколея.
26 Во время Крестьянской войны в Германии 1524—1526 гг.
27 Речь идет о поддержке реакционной политики папы Пия IX, провозгласившего в энциклике 1864 г. поход против сил прогресса и демократии («Силлабус»),
28 Отмена смертной казня со времени буржуазных революций была постоянным требованием демократической общественности. Против смертной казни выступали также некоторые секты (социниане в Германии, Швейцарии и Польше, квакеры и др.), с которыми боролись как католичество, так и протестантизм, противящиеся отмене смертной казни.
29 То есть Великая Французская революция 1789—1794 гг.
30 Догматы Никейского собора — собрание догматов христианского вероучения в особый краткий свод (символ веры), составленный «отцами церкви» и утвержденный на I Никейском (325) и Константинопольском (Цареградском) (381) вселенских соборах. Каждый христианин должен знать символ веры наизусть. Догматов в нем 12, по числу апостолов, поэтому символ веры называется апостольским.
31 По-видимому, опечатка, наиболее вероятное здесь слово: «христианство».
32 По теории народонаселения Мальтуса, бедственное положение народных масс не может измениться, так как производство средств к существованию растет в арифметической прогрессии, а народонаселение — в геометрической прогрессии. Каких либеральных экономистов имеет в виду Бакунин, из контекста заключить затруднительно, ибо большинство буржуазных политэкономов этого времени придерживалось конституционализма. С большой вероятностью конкретно в этой связи можно назвать Д. С. Милля, сочинение которого «О свободе» (1859) пользовалось в то время значительной популярностью.
33 Здесь говорится об опыте буржуазных революций 1830 и 1848 гг. во Франции.
34 Христианский катехизис — свод христианского вероучения, построенный в форме вопросов и ответов, нечто вроде учебника для начального обучения религиозным догматам и религиозной морали, содержащий цитаты из Библии и другой религиозной литературы.
35 Христианская вера в бессмертие души — вера в существование особой нематериальной сущности человека, продолжающей существовать и после его смерти, «на том свете» (в аду или в раю в зависимости от греховности или праведности его земной жизни). Тесно связанная с учениями о всеобщем воскресении из мертвых в день «страшного суда» и о загробном воздаянии, вера в бессмертие души служит в антагонистических обществах для прикрытия классовой эксплуатации и подавления социальной активности народных масс.