Хождение в святую землю московского священника Иоанна Лукьянова (1701—1703)
Серия «Литературные памятники»
М., «Наука», 2008
Материалы публикуются по книге Г.Есипова «Раскольничьи дела XVIII столетия» (СПб., 1861. ТА. С. 239—258).
4-го декабря 1732 г. представлены были пойманные раскольники: старцы Пахомий, Авраамий, Антоний, Иосиф; старицы Ефросинья, Марфа, Маремьяна, Апполинария, Устинья; белец Яковлев, крестьянин Головкина Иван Корнюшенко; девка Аксинья Филипова.
В допросах старцев мы узнаем о Филаретовой часовне, о житье раскольников в Волоколамских лесах.
Отец его, Иван Васильев сын, был Троице-Сергиева монастыря крестьянин. После отца своего и матери остался в малых летах и кормился Христовым именем, ходил по миру. И в прошлых годах (а сколько лет тому назад — не упомнит) пришел он, Пахомий, в Волоколамский уезд в лес, который имеется при болоте близ деревни Куниловой. И в том лесу жил он, построя себе хижину. При том же болоте, от него версты за две, жил особою хижиною же старец, раскольник Авраамий. И в ту его, Пахомиеву, бытность приходил к нему из-за рубежа, с Ветки, раскольнический черный поп и научил его крестное знамение на себя налагать двумя персты и молитву творить «Господи Иисусе Христе, Сыне Боже, помилуй нас», по которому его научению то все он, Пахомий, и творил. Тогда же этот черный поп его, Пахомия, по желанию его постриг и отдал под начал старцу же Тихону, который жил в оном же лесу от кельи его расстоянием версты с три. И по прошествии шести недель он, поп, из кельи от него отлучился (а куда и ныне где — про то не знает), а он, Пахомий, от оного подначального старца отошел в ту свою келью.
И после того, спустя лет тридцать, пришел к нему, Пахомию, из-за рубежа раскольник же, белец, (а как зовут — не знает) и подозвал он его, Пахомия, с собою за рубеж. И были с ним на Ветке лет с пять в раскольническом монастыре, в котором имеются одни монахи; и с Ветки потом возвратился в лес свой, в свою келью, один. Кормился он, ходил по миру по ночам, надевая на себя крестьянскую шапку, для того чтоб его не поймали. Да с ним же, Пахомием, жил в кельи вышедший с ним из-за рубежа раскольник Иуда недели с три, и потом, не похотя жить, ушел неведомо куда. А в том же Куниловском лесу часовня над телом умершего оного старца Филарета есть ли — того он, Пахомий, не знает. А от роду своего до пострижения отцов духовных у него никого не было, а по пострижении, как он жил при показанном болоте, исповедывали и причащали его приезжие к нему с Ветки раскольнические попы Леонтий да Иван привозным с собою причастием.
А в бытность свою в расколе от церкви святой он, Пахомий, никого не отвращал, и расколу не учил, и потаенных раскольников и их лжеучителей нигде никого не знает. А отныне-де он, Пахомий, в той раскольнической прелести быть не желает, а желает быть в обращении ко святой церкви и в соединении с правоверными, и креститься будет треперстным сложением, и от православных иереев причаститься и исповедываться он желает, и противников святой церкви и прежде бывших еретиков Аввакума-протопопа, Никиту Пустосвята, Лазаря, Федора и Епифания и других разных толков поповщину, беспоповщину и им последующих и крестящихся двуперстным сложением, их же святая церковь проклинает и анафеме предает, и он, Пахомий, их проклинает и анафеме предает.
А взятые у него из кельи образ «Успение Богородицы» и два креста медные его, Пахомиевы, а благословил его после пострижения вышеобъявленный раскольнический поп, который его постриг, а крест же деревянный резной взял он в лесу, расстоянием от кельи его версты с две, с гробницы, а чья эта гробница и кто тот крест поставил — не знает, для того что та гробница сгнила. А книги и тетради, о которых значит в описи, и два круга воску — все вышеозначенное раскольнического Иуды, а где он их взял — про то он, Пахомий, не знает. А чашечка деревянная с ложечкою его, Пахомиева, которое он сделал сам для того: вышеобъявленный раскольнический поп, который его постриг, давал ему, Пахомию, привозя из-за рубежа, благодарной хлеб, который он употреблял из той чашечки вместо причастия, а достальной принесен с ним, Пахомием. Также и два дарника, один медный, другой деревянный, дал ему оной же поп и велел теми дарниками печатать просвиры и те просвиры есть. А пшеницу выпросил он, Пахомий, Христа ради на пищу (чтоб, сваря ее, есть же). А вериги-де железные достались ему, Пахомию, после смерти вышепомянутого наставника его, старца Тихона, и те вериги он, Пахомий, носил на себе для спасения души. А ладон, и четки, и пояс ременный, и две мантии, и две камилавки, два парамона его же, Пахомиевы, и крест плетеный, и трои четки его же, Пахомиевы. А изображенные на воску крест, также травы, и земля, и оклад чья — того он не знает, а взят-де он, Пахомий, и с книгами в Москву, в вотчине князя Петра княж Иванова сына Дашкова, в деревне Куниловой у крестьянина Захара Артемьева, к которому пришел он для прошения милостыни в ночи. И Захар Артемьев был взят также капитаном Юшковым и отправлен к волоколамскому воеводе, а раскольник ли он — того он, Пахомий, не знает. Проживающих в лесу других старцев и стариц не знает, кроме одной старицы Федосьи с матерью. И, кроме двухперстного сложения и молитвы Иисусовой, другого раскола за собой не знает.
Отец его, крестьянин Иван Имельянов, из Можайского уезда, вотчины бывшего князя Меньшикова, из Алешинской волости. Родился и взрос в той же волости и при крещении дано ему имя Андреян. Будучи 20 лет с другими крестьянами той волости (человек 5 с женами и детьми) съехали на Ветку, а заставы проезжали они проселочными дорогами и лесами. И жил он на Ветке лет с 17 и научен от тамошних жителей-раскольников словесной грамоте, и крестится двуперстно, и молитву творит по старопечатным книгам. И по научении пострижен раскольническим черным попом Леонтием в старцы по старопечатной книге. На Ветке же живет российского народу раскольников в монастыре и в 17 слободах многое число, а те-де монастырь и слободы поселены на земле пана Халецкого. Да он же, Авраамий, слышал от тамошних жителей, что в Волошской земле российского народа раскольников имеется с 70 слобод.
А с Ветки-де тому года с два пришел он паки в Россию один в Волоколамский уезд, и близ деревни Куниловской поставил себе в лесу хижину, и жил в ней по взятье свое в Москву (т. е. до аресту) один. Кормился, выходя из той хижины по вечерам, в разных вотчинах просил милостыню. В том же Куниловском лесу от кельи его, Авраамия, в 10 верстах построена была часовня, а кем и сколь давно — того он не знает, токмо-де слышал он от жителей Волоколамского уезда, что погребен под той часовнею старец Филарет, которого-де признавают за святого. И в той-де часовне был и он, Авраамий, однажды и над гробом его прочитал по нем канон за единоумершего, а других-де при том никого не было. А оная-де часовня ныне присланным из Москвы капитаном Юшковым разорена. А отцов духовных он, Авраамий, кроме показанного Леонтия, никого не имел и поныне. А от сего числа в расколе быть он не желает, а желает быть в обращении к святой церкви и святых тайн приблизиться…
А взят он, Авраамий, Воскресенского монастыря в деревне Городках у крестьянина Марка Зотова, у которого ночевал он мимоходом только одну ночь, а знакомства-де никакого наперед сего не было.
Он отдал под сохранение кунильскому крестьянину Пимену Меньшову свои старопечатные книги: Триодь, Апостол, Устав. Знаком он с ним потому, что Куниловка от них верстах в 3 и он, Авраамий, прихаживал к нему по вечерам просить милостыни…
Отец ее был крестьянин Волоколамского уезду вотчины Симонова монастыря села Васильевского. После смерти отца и матери пошла в пустыню в Волоколамском уезде в лесу, по прозванию Дашкову, и жила там у старицы Федосьи. И по собственному желанию была пострижена приезжим с Ветки раскольническим попом Леонтием. А старица Федосья поехала на Ветку и там тому лет с 5 умерла. Расколу научилась в лесу от старицы Федосьи.
В расколе быть не желает.
Часовня в лесу от кельи старицы Федосьи верстах в 8 над телом умершаго старца Филарета построена была на земле Иосифова монастыря. И в этой часовне она, Марфа, в нынешнем 1732 г. в Троицкую субботу со старицами Полинариею да Устиньею для моления и для поминовения его, Филарета, ходила. И по нем читала она, Марфа, сама канон за умершего, и в то время было и других молельщиков мужеска и женска полу много, и того-де старца Филарета поставляют за святого.
… Отец ее был крестьянин Тверского уезду вотчины Троицкого Сергиевского монастыря села Струнина. При крещении дано ей имя Мавры. По возрасте вышла она замуж за крестьянина того же села, жила с ним 15 лет, и потом ее муж умре, а после него остался у нее сын Андрей, который тому лет с тридцать взят в солдаты. Потом она жила лет с 5 в Зубцовском уезде в вотчине Троицы Сергиева монастыря в деревне Голщиковой своим двором, потом погостила лет с 5 в той же волости в селе Нестерове у крестьянина Панфила Степанова и после его смерти удалилась в Волоколамский уезд в лес, в пустыню к наставнице, старице-раскольнице Елене Леонтьевой, которая, тому ныне лет с 12, съехала за рубеж на Ветку.
Пострижена она, Маремьяна, тому лет ныне с 16 приезжим из-за рубежа старцем, раскольническим попом Леонтием, и наречено от него имя ей Маремьяна.
В расколе она из младенчества по научению родителей своих, и от роду своего до пострижения в старицы она, Маремьяна, отцов духовных не имела. А по пострижении-де ее в старицы исповедовал ее и причащал помянутый поп Леонтий, а где то причастие он брал — того она не знает. А взятые-де в узелке пшеничные крохи — их причастие, а дал-де ей оное причастие вышепомянутый поп Леонтий для причащения, ежели-де когда она заболит насмерть, тогда велел ей оное принять.
А часовня над телом Филарета от ее кельи в верстах в 5 в Хованском лесу была; и тому лет с пять она в эту часовню с другими старицами в Троицыну субботу ходила для моления святым образам, да в то время прикладывались они и к гробнице того старца Филарета, для того-де что все приходящие молельщики его за святого поставляли.
В расколе быть не желает и просит отправить ее в какой-либо монастырь.
Отец ее был крестьянин Волоколамского уезда вотчины Никиты Федорова Соковнина деревни Паршино. Ходила еще при жизни отца «от скудости» по миру и просила милостыню. Тому лет с 10 с двоюродною своею сестрою крестьянскою девкою Устиньею ушли в Волоколамский лес помещика Дашкова. И через шесть недель, поживши у старицы Федосьи, была пострижена приезжим черным попом Леонтием. При этом пострижении Леонтий ее исповедывал и причащал привозным с Ветки причастием. Старица Федосья уехала с Леонтием на Ветку, а она, Полинария, пошла опять в деревню просить милостыню. В расколе научена Федосьею.
В расколе быть не желает.
По книгам читать не умеет, а в часовню Филаретовскую, которая от деревни Ховани верстах в 8, хаживала в день Вознесения Господня да в Троицкую субботу с сестрою своею, а по нем, Филарете, канон читывала сама. В ту часовню стала она ходить как постриглась.
Отец ее был крестьянин вотчины Волоколамского уезда Никиты Федоровича Соковнина деревни Ховань. Еще при жизни отца, тому лет с 10, ушла она в Волоколамский лес в пустыню к старице Федосье, а знакома-де она, Федосья, ей потому, что хаживали вместе по деревням и прошали милостыню.
Пострижена ветковским старцем Леонтием. Звали ее прежде Ульяною. Расколу научена от своих родителей.
В расколе быть не желает…
На другой день, генваря 10-го дня, распрашивали раскольнического монаха Антония. В дополнение к прежнему он сказал:
Пострижен он на Ветке черным попом Леонтием лет тому с 20, и отец его духовный был он, Леонтий. Да еще был в исповеди и в причащении на Ветке ж у черного же попа Мардария, а в православно-кафолической церкви от рождения своего в исповеди и в причащении не бывал. А учители его — Киприан и Иона (которые уже померли) и прочие, на Ветке толк поповщины мудрствуют, и он, Антоний, их учению последовал и верил им во всем…