На Москве-реке, во Кремле святом,
Во дворце своём разукрашенном
Господин Руси и великий князь
Государь Иван, сын Васильевич
За столом сидит в своей горенке.
Перед ним стоит Марфа старица
Дочь купецкая и честна вдова
Новгородского свет-посадника.
Росту среднего и дородная,
Сановитая с головы до ног;
От замужества к властной почести
По достоинству приученная.
Хотя скованны руки белые,
Высоко она держит голову,
Смотрит псицею в очи княжие —
И невольно он перед узницей
Опустил свой взор повелительный.
Говорит она мерным голосом,
Речь умно ведёт, с расстановкою.
« Ты послушай, князь, меня, старицу,
От моих речей станешь опытней;
Ведь недаром я, с Божьей помощью,
Столько лет жила, управляла там
Буйной вольницей новгородскою!
Покарал вас Бог за усобицы.
И твой род княжий, и твоя вся Русь
Под ярмом, в крови, из последних сил
Сколько лет ползли, извиваясь,
Под татарской злой нагайкою.
Ну, а Новгород не достался им.
Не добрались к нам за болотами;
Охраняла нас сила Божия
По предстательству Его мудрости.
Не нарушился вечевой уклад,
От былых времён установленный.
Оттого-то в нас и сильна она,
Наша волюшка вековечная.
Ты сломил её не прямым путём,
Не в честном бою, а раздорами,
Смутой подкупом, клятвой рушенной,
Византийскою пришлой хитростью.
Что ж, на всех одна воля Божия:
Что назначено, то и сбудется!
Правда, спора нет, и у нас порой
Непорядок был да усобица;
Иногда умом, чаще подкупом
Люди хитрые вольных путали.
Но зато в делах необыденных,
Коль придёт беда иль нагрянет враг,
Наши молодцы не терялися,
За княжой кафтан не хваталися,
А, в одну семью собираяся,
Мудрых, опытных речи слушали,
И решали все, помолившись вперёд,
Как тот лиха им избавлятися.
Ох, умён ты, князь! Догадался сам,
Что увез от нас с веча колокол.
С ни не только звон, с ним навек увёз
Стародавнюю нашу волюшку.
Вижу ясно я, сердцем чувствую,
Что пришёл конец Нову городу.
И уж если нам так сулил господь
От твоей руки стать холопами —
Не давай ты, князь, этой волюшке
Без следа вконец миноватися.
Сей ты вольницу новгородскую!
Рассевай её по своей земле!
Пригодится, верь, во грядущи дни
И сослужит тебе службу честную.
Ведь не вечен день, ночью мерится.
Неравно придёт неурядица,
Да твой род княжой замешается,
Так и вся земля расшатается;
Не привыкли ведь без указки жить,
Своим разумом управлятися.
Вот тогда-то, князь, во лихие дни,
От живых корней молодняк частой,
И научит вас, как изжить беду,
Как мирским умом разобратися,
Как почин начать к устроению.
Ведь не с крыши дом новый строится,
А с основ- столбов, в землю кладенных…
Ну, спасибо, князь, что хотя меня
Обобрал ты всю, но помиловал;
Не велел казнить, даёшь времечко
Во грехах своих разобратися.
И пора уж мне, грешной старице,
К часу смертному приготовиться.
Об одном прошу: как настанет он,
Не лиши меня покаяния;
Не клади запрет на последний зов.
Прикажи прислать старца доброго,
Чернеца-попа настоящего,
Что бы я пред ним, как пред Господом,
Во грехах моих исповедалась
И, с молитвою на исход души,
С телом грешным разлучилася.
А лишишь меня этой радости,
На себя возьмёшь бремя тяжкое,
И ответишь ты перед Господом;
Ведь и твой черед умирать придёт».
И замолкла речь вещей старицы,
От души слова, страх не ведавшей.
Повернулась она медленно
И сама пошла в клеть подземную,
В заточение до кончины дней.
Князь Иван её не удерживал,
Оперся на стол и задумался…
Знать, затронула сердце властное
Речь свободна, новгородская.
Мы видим Марфу на сцене в тяжкие для неё минуты: она только что получила известие о том, что её сын Дмитрий попал в плен. Но и сейчас она думает не о своём горе, а о своём долге:
В плену мой сын, отважный, храбрый Митя.
Что ждёт его? Безжалостен Иван.
Тюрьма иль казнь, позор и униженье;
Искусен он глумиться над врагом.
Как сжалось сердце. Хочется рыдать.
Нельзя! Нельзя! Я твёрдости примером
Служить должна…
Перед врагом смириться не могу.
Хоть баба я! Но дух во мне не женский,
И не простит обиды никому.
Народное я дело подняла
Себе на плечи; и хоть тяжко сердцу,
И стоны грудь наполнили мою —
Я всем пожертвую, но не покину
Борьбы с Москвой коварной никогда!
И далее:
Я мать
Моих детей; скорблю о них глубоко;
Но участь Новгорода выше для меня
Семьи и жизни. За него родного,
Мы постоим!
Она призывает послать гонцов за помощью в Литву, но лишь потому, что видит в этом средство отстоять свободу:
Встанем все за Новгород Великий
И вече наше!
В другой сцене она так поясняет свои побуждения:
В Литве без денег толка не добьёшься;
А я теперь не стану их жалеть.
Лишь удалось бы помощи дождаться
И Новгород родной освободить
От кабалы московской…
Что ждёт меня? Не знаю! Но до смерти,
Пока во мне хоть капля крови есть,
Не перестану я искать защиты
Родного города! Литву и Свею,
Ганзу и пруссов, ляхов и татар
Сплочу в союз я ненависти общей
К Москве коварной.
Её решимость вдохновляет новгородцев, которые говорят:
Свободная душа!
С ней Новгород Ивану не поддастся.
Злобно, но верно оценивают её роль и враги:
Заводчицей всему
Борецкая; в ней главная препона.
Как сковородкой на огне вертит
Всем городом.
В часы поражений Марфу не покидает уверенность, что ненависть к поработителям будет жить в народе и когда-нибудь разгорится пожаром, что младенцы всосут её с молоком матерей, и она будет править их сердцами. Томясь в тюрьме, она будет думать лишь о том, что бы её родной город не разлучился со свободой.
Опубликовано в сборнике Навроцкого А. А. «Памяти Великого Новгорода», СПб., «Типография В. Безобразова», 1901 г. С. 46 — 98.
1901 г.
Источник текста: Погодин М. П. «Марфа, посадница Новгородская», М., « Наука», 2015 г. Серия «Литературные памятники». С. 247—250, 344—346, 364.