Известно, что она была любовницей Вольтера, который называл ее божественной Эмилией ; известно, что она славилась ученостью, остроумием и чувством. В парижских журналах недавно напечатаны письма госпожи Дюдеффан, о которой часто упоминается в Вольтеровой переписке, и которая в одном из сих писем изображает божественную Эмилию так:
«Представьте себе высокую, худую, черную женщину с маленькой головой, с длинным лицом, острым носом, зеленоглазыми глазами, почти безгубую, с испорченными и редкими зубами, с поддельными грудями, с большими руками, с толстыми ногами: вот портрет Эмилии! Но она так довольна собою, что всячески старается блистать нарядами, и носит на себе множество фальшивых алмазов; хочет казаться прекрасною вопреки натуре и богатою вопреки фортуне; покупает дорогие парчи на платье и толстую холстину на рубашки, которые не видны; вынимает из кармана прекрасный батистовый платок, и прячет ноги, чтобы не увидели худого чулка ее.
Не имея от природы ни талантов, ни вкуса, ни памяти, ни воображения, она сделалась геометром, чтобы выйти из круга обыкновенных женщин; странность помогла ей возвыситься.
Между тем злые языки утверждают, будто славная книга, изданная под ее именем, есть сочинение какого-- то пономаря, именем Кенига; и будто она учится теперь геометрии, чтобы разуметь собственную книгу свою. Ученость ее должно признать трудной задачей; она говорит о науках, как Зганарель говорил латинским языком с теми, которые не понимали его.
Сделавшись таким образом прекрасной, пышной, ученой, она захотела еще быть принцессой, и сделалась — не божьей и не королевской милостью, а своей собственной. Это смешно: не правда ли? Зато все называют ее театральной принцессой, и почти забыли, что она на самом деле знатного народу.
Можно сказать, что существо божественной Эмилии есть волшебный признак: ибо она, нося беспрестанно личины, стерла, так сказать, подлинную ее физиономию. Самые даже пороки ее, может быть, ей не свойственны; вероятно, что они происходят от ее требований: неучтивость от звания принцессы, сухой разговор от учености, беспрестанное кривляние и противный смех от светской любезности.
Но все такие требования и желания не могли бы очень прославить ее: ибо женщине надобно быть славимой, чтобы сделаться славной. Она достигла до своей цели через любовь г. Вольтера. Он сделал ее предметом общего внимания и разговоров; он сделает ее бессмертною в будущих веках, и (что имеет также свою цену) дает ей способы жить и в настоящем».
Маркиза де-Шатле: [Из писем госпожи Дюдеффан о возлюбленной Вольтера]: [Из «Journal de Paris». 1801. N 269] / [Пер. Н. М. Карамзина] // Вестн. Европы. — 1802. — Ч. 2, N 7. — С. 242-245.