(*) Изъ новой книга: Калліопа. Труды воспитанниковъ университетскаго Благороднаго Пансіона. 1816, въ 12 д., 229 стран.
Въ царствованіе Чингисъ-Хана, завоевателя Востока, въ Самаркандѣ жилъ купецъ, извѣстный во всей Индіи какъ обширною торговлею своею, такъ и своею честностью. Магазины его наполнены были сокровищами самыхъ отдаленныхъ странъ; всѣ драгоцѣннѣйшія произведенія природы и искусствъ, однимъ словомъ, все полезное для людей — въ нихъ находилось. Улицы Самарканды становились тѣсны отъ колесницъ Нурадиновыхъ; Оксусъ стеналъ подъ тяжестію судовъ его; самые вѣтры, рѣдко постоянные, не смѣли противиться парусамъ его.
Наконецъ Нурадинъ впалъ въ болѣзнь, весьма обыкновенную въ старости — онъ сдѣлался чрезвычайно слабъ. Сначала старался онъ прогнать ея трудами, a потомъ — праздностью; но видя, что силы его ежедневно уменьшались, онъ прибѣгъ къ славнѣйшимъ врачамъ своего времени, и тотчасъ комнаты его наполнились елексирами, благовонными мастьми и крѣпительными соками, Восточные перлы, ароматы Аравійскіе, всѣ драгоцѣннѣйшія произведенія природы были употреблены на то, чтобы возвратить силу его мышцамъ и воспламенить охладѣвшую кровь его.
Нурадинъ нѣсколько времени питался надеждою, и исполнялъ предписанія врачей; но скоро болѣзнь овладѣла имъ совершенно и тогда-то онъ увидѣлъ, что не въ силахъ былъ купить себѣ здоровья: одно только отвращеніе, которое онъ имѣлъ отъ смерти, подкрѣпляла его надежду на выздоровленіе.
Въ одну ночь Нурадинъ почувствовалъ себя гораздо хуже обыкновеннаго; тотчасъ призываетъ онъ къ себѣ сына своего, юнаго, прелестнаго, какъ Майское утро. «Сынъ мой!» говоритъ ему Нурадинъ: "ты видишь во мнѣ примѣръ ничтожности и безсилія смертныхъ. Было время, когда и отецъ твой наслаждался счастіемъ — свѣжій, какъ весенняя роза, твердый и могущественный подобно кедру Ливанскому. Народы Азіи освѣжались его росою; искусства и торговля покоились въ тѣни его вѣтвей. Зависть, взирая на него, вздыхала. «Корень его, говорила она, глубоко вонзенъ въ землю: волны Оксуса орошаютъ его; далеко распростираетъ онъ вѣтви свои, презирая бури и громы. — Его опора — благоразуміе; на вершинѣ его благополучіе владычествуетъ. И ето дерево, сынъ мой, изсохло и готово разрушиться. Счастіе благоприятствовало мнѣ въ торговлѣ; всѣ мои желанія, съ точностію исполнялись; я плавалъ въ удовольствіяхъ: всѣ удивляются моимъ чертогамъ, блестящей многочисленной моей свитѣ, — но ни кто не видалъ еще всѣхъ богатствъ моихъ. Показавъ ихъ, я боялся возбудить противъ себя ненависть и злобу. Возьми сей свитокъ, любезный Марадъ! онъ покажетъ тебѣ, гдѣ мои сокровища. Еще нѣсколько мѣсяцовъ думалъ я посвятить торговлѣ, потомъ насладиться въ тишинѣ и спокойствіи счастіемъ жизни; но рука смерти тяготѣетъ надо мною — я чувствую хладъ въ моихъ жилахъ. Молю Небо, чтобы ты лучше меня умѣлъ воспользоваться богатствами.» Мысль разстаться съ своими сокровищаѵіи столь много огорчала Нурадина, что вскорѣ потомъ смерть пресѣкла дни его,
Марадъ, нѣжно любившій отца своего, былъ чрезвычайно опечаленъ его смертію. Два часа провелъ онъ въ страшномъ мученіи; онъ даже забылъ о полученной имъ бумагѣ; но когда горесть его нѣсколько уменьшилась, онъ сталъ читать ее; и какъ описать радость, овладѣвшую душею его при чтеніи сей бумаги? Онъ увидѣлъ себя обладателемъ сокровищь несмѣтныхъ, какихъ, при всемъ желаніи быть богатымъ, онъ не могъ вообразить себѣ. — Едва могъ онъ вспомнить, что Нураддинъ требовалъ отъ него послѣдняго долга — похоронъ. Сообразуясь съ своими сокровищами? и болѣе изъ тщеславія, нежели изъ любви къ покойному отцу, онъ отправилъ ихъ великолѣпно.
Марадъ былъ воспитанъ въ умѣренности, и всегда смотрѣлъ завистливыми глазами на удовольствія, которыми наслаждались его товарищи. Теперь, думалъ онъ счастіе въ рукахъ моихъ; я могу доставить себѣ все то, чего прежде желалъ такъ сильно. Онъ рѣшился дать волю всѣмъ страстямъ своимъ, стараясь единственно о средствахъ удовлетворить ихъ.
Онъ произнесъ одно слово — и великолѣпная колесница явилась у чертоговъ его; богатыя одежды заблистали на его невольникахъ; златоканные ковры покрыли гордыхъ коней его. Марадъ разсыпалъ щедрою рукою злато народу; народъ привѣтствовалъ его восклицаніями радости, и восхищенный Марадъ съ гордостію внималъ имъ.
Богачи ему завидовали; вельможи пылали противъ него мщеніемъ; умные люди предвидѣли упадокъ его. Марада увѣдомили объ угрожающей ему опасности. Тотчасъ, въ присутствіи враговъ своихъ, облекается онъ въ печальную одежду, не щадитъ ни подарковъ, ни прозьбъ — и укрощаетъ гнѣвъ ихъ.
Величайшее желаніе Марада было усилиться гораздо болѣе союзомъ родства съ Аравійскими Князьями. Онъ оправилъ къ нимъ богатые дары съ требованіемъ руки одной изъ Княженъ. Но и то и другое было отвергнуто ими. — Одна Восточная Царица согласилась его увидѣть. Она приняла его сидя на тронѣ, великолѣпно одѣянная, увѣнчанная короною и держа въ рукахъ Царскіе доспѣхи. Съ трепетомъ приближился къ ней Марадъ. Она примѣтила страхъ его и сказала ему съ презрѣніемъ: малодушный! какъ хочешь ты, чтобы женщина, которой взоры тебя устрашаютъ, могла тебѣ повиноватъся? Удались отсюда; сокровища твои не украсятъ тебя въ глазахъ моихъ. Марадъ! ты рожденъ быть богатымъ — но не великимъ.
Сей отказъ устыдилъ Марада; онъ пересталъ думать о славѣ, ограничивъ себя однѣми чувственными удовольствіями. Купивши богатыя помѣстья въ отдаленныхъ странахъ Индіи, онъ перенесъ туда свое жилище, построилъ множество увеселительныхъ замковъ, насадилъ рощи, повелѣлъ струиться источникамъ; однимъ словомъ, онъ обладалъ всѣмъ, что только роскошь изобрѣсти могла.
Забавы сіи нравились Мараду нѣсколько времени; но скоро и онѣ ему наскучили. Рощи потеряли для него свой запахъ, журчанье ручейковъ — прелесть свою; ничто уже не веселило Марада, ничто не могло наполнить пустоту души его, ни удовлетворить его желаніямъ.
Наконецъ возвратился онъ въ Самарканду, и чертоги его сдѣлались прибѣжищемъ людей праздныхъ, жаждущихъ однѣхъ удовольствій, столъ его былъ всегда наполненъ вкуснѣйшими яствами, дорогія вина Лесбосскія и Кипрскія пѣнились въ золотыхъ чашахъ; комнаты благоухали восточными ароматами, стройные звуки лиръ, сладостные гласы пѣвицъ наполняли восторгомъ сердца слушателей. Веселіемъ и пиршествами привѣтствовалъ Марадъ восходящее и заходящее солнце. «Наконецъ» воскликнулъ онъ «узналъ я, какъ должно употреблять свои сокровища! Чего недостаетъ къ моему счастію? какая печаль можетъ возмутить мое спокойствіе? какая опасность можетъ угрожать меѣ посреди друзей моихъ, которыхъ единственное желаніе — мнѣ понравиться?» Такъ мечтая, Марадъ съ возвышеннаго мѣста наблюдалъ радость, сіявшую на лицахъ гостей его; но въ самое то время Кадій пришелъ звать его къ Султану. Сія неожиданность поразила друзей его; нѣсколько времени они пребыли безмолвны; потомъ мало помалу удалились изъ залы, и никто не отважился принять его защиту. Напротивъ того, одинъ изъ нихъ, на котораго Марадъ болѣе полагался, обвинялъ его въ измѣнѣ, надѣясь получить за сіе открытіе отъ Султана награду. По счастію Марадъ былъ оправданъ — и обвинитель его заключенъ въ темницу.
Тогда-то увидѣлъ Марадъ, сколъ худо дѣлалъ онъ, полагаясь на дружбу тѣхъ людей, которые живутъ только для удовлетворенія чувствъ своихъ удовольствіями. Уставши гоняться за счастіемъ, онъ прибѣгнулъ къ одному мудрецу, славному въ то время, и требовалъ отъ него совѣта. — «Марадъ!» сказалъ философъ: «ты гонялся за мечтою. — Богатства ослѣпили тебя, ты ожидалъ отъ нихъ гораздо болѣе, нежели чего ожидать можно. Онѣ не прибавляютъ мудрости; ибо вспомни, съ какимъ тщеславіемъ слушалъ ты восклицанія народныя. Онѣ не придаютъ ни мужества, ни величія души: — недавно трепеталъ ты предъ себѣ подобнымъ; онѣ не доставляютъ неисчерпаемыхъ удовольствій, — ибо и дворцы и сады твои наскучили тебѣ. Познай также, что онѣ не приобрѣтаютъ намъ и друзей; ибо назови мнѣ хотя одного, кто бы принялъ твою защиту, когда тебя обвинили передъ Султаномъ. Но не думай, Марадъ, чтобы богатства были совершенно безполезны; нѣтъ, есть тысячи случаевъ, въ которые мудрый можетъ ихъ употребить съ пользою. — Помогай несчастному, покровительствуй невинному, защищай угнѣтеннаго; поступай такимъ образомъ, и ты насладишься величайшимъ счастіемъ въ жизни — чистою совѣстію.»
Джонсон С. Марад: Восточная повесть: Из новой книги: Каллиопа. Труды воспитанников Университетскаго Благороднаго пансиона / Из Джонсона; [Пер.] Викт. Чюриков // Вестн. Европы. — 1816. — Ч. 90, N 23/24. — С. 276-284.