Магдалина. (Maud). Альфреда Теннисона. Переводъ А. М. Ѳедорова съ вступительной статьей Ив. Ив. Иванова. Москва. 1895 г.
Переводы англійскихъ поэтовъ въ послѣднее время все чаще появляются въ печати. Переводятъ Шелли, Э. Арнольда, Теннисона. Казалось-бы, остается только радоваться распространенію знакомства съ лучшими именами иностранной поэзіи, но, при чтеніи самихъ переводовъ, получается совершенно иное впечатлѣніе. Кажется подчасъ, что громкое имя, стоящее на заглавномъ листѣ, служитъ лишь средствомъ пристроить свою собственную доморощенную поэзію, безсодержательную и пошлую. Вотъ, напр., передъ нами переводъ поэмы Теннисона «Maud». Самый выборъ поэмы для русскаго изданія намъ кажется неудачнымъ.
У Теннисона есть много гораздо болѣе художественныхъ вещей, чѣмъ эта тенденціозная поэма, прославляющая войну, какъ средство возвысить духъ націи. Но, остановившись на «Maud», русскій переводчикъ далъ не переводъ, а какую-то жалкую стихотворную поддѣлку. Какъ далекъ переводчикъ отъ оригинала видно ужъ изъ того, что строфы изъ 4 строкъ онъ переводитъ то 8, то 10 строками — можно себѣ представить, сколько лишнихъ и избитыхъ фразъ вставлено при этомъ въ поэтическій эпосъ Теннисона. Цѣлая масса уродливыхъ или избитыхъ стиховъ навязывается ни въ чемъ неповинному поэту. Верескъ, у г-на Ѳедорова «вьется точно кровь», «въ воду спрятаны пружины мрачной цѣли», «кипитъ жизни ликующая эра», «мысль предчувствія права», «природа идетъ съ жизнью за панибрата» и т. д. до безконечности. Но и помимо этихъ стилистическихъ украшеній, грубыхъ и безвкусныхъ, самое содержаніе поэмы передается совершенно искаженнымъ образомъ. Возьмемъ для сравненія любую строфу. Ботъ четверостишіе Теннисона: «Тамъ, въ мрачномъ оврагѣ, давно найденъ былъ трупъ — того, кто далъ мнѣ жизнь. Отецъ! О, Боже, справедливо-ли это? — Изуродованный, раздавленный, разбитый, онъ былъ придавленъ къ землѣ: — Тамъ еще лежитъ кусокъ скалы, упавшей вмѣстѣ съ нимъ». Вотъ какъ передаетъ эту спокойную строфу г-нъ Ѳедоровъ.
Десятки лѣтъ назадъ, на днѣ его глубокомъ
Нашли холодный трупъ. О, праведный Творецъ!
Съ уступа остраго несчастный мой отецъ
Самъ въ бездну ринулся, гонимый грознымъ рокомъ.
Ужасная судьба! Подъ глыбою земли,
Покрытый кровью ранъ, валялся онъ въ пыли,
И эхо сонное, казалося, устало,
Еще послѣдній стонъ страдальца повторяло.
Смерть!