В. К. Кюхельбекер.
правитьЛюбовь до гроба, или гренадские мавры.
правитьДействующие лица:
правитьДон Хуан Австрийский, правитель Гренады.
Дон Хуан де Мендоза.
Дон Алонсо Зунига, коррехидор.
Дон Альфонс Малек.
Дон Альвар Тузани.
Дон Фернанд де Валор.
Клара, дочь Малека.
Кади гренадский.
Элькускус, оруженосец Альвара.
Гарсес.
Кастильские воины, мавры.
Действие первое.
правитьЯвление первое.
правитьКади. Затворены ли двери?
Один из мавров. Затворены!
Кади. Не впускать сюда никого без пропускного слова! Станем продолжать свое празднество; будем спокойны; сюда не может проникнуть взор предателя! Но скоро, скоро и тайна для нас уже не будет нужна; мы скоро вновь будем владычествовать в земле предков своих!
Хор
Здесь древле мы торжествовали,
Здесь возносили песнь побед:
Днесь воздвигаем стон печали
Из бездны рабства, слез и бед!
Алла! Ужасна наша доля!
Но будь твоя святая воля!
Вконец ли отвращаешь очи,
Бог славы, Царь судеб, от нас?
Во мраке неприступной ночи
Внуши над звездами нам глас!
Тебя не смеет петь неволя!
Алла! Ужасна наша доля!
Кади. Умолкните, друзья! Стучатся! (Отпирает). А! Это ты, Дон Альфонс! Давно ты не осчастливил меня посещением! В чем могу быть полезным моему благодетелю, внуку древних царей наших?
Малек. Сейчас возвращаюсь из совета, где восседал себе на гибель: там получены новые, строгие предписания королевские, они вконец подавляют наше племя! Никто из мавров с сего дня не будет вправе созывать к себе друзей на радостное пиршество или веселую пляску; не дерзни из вас никто облачаться в шелковые ткани; всем запрещается собираться на беседу в бани, на гульбища, в гостиницы или даже в дома ближних и приятелей — вам велено забыть даже самый язык отцов своих!
Кади. Доверши, Малек, доверши начатое: раздуй в бешенство ярость, нас исполняющую!
Малек. Старший член верховного совета, я счел обязанностью первый объявить недоумение и скорбь, в которые меня повергли сии меры, жестокие и вредные. Тогда строптивый Мендоза воспрянул и опрокинул свое седалище. «Ты сам мавр! — воскликнул он. — Должно ли удивляться, что желаешь спасти свое отверженное племя!» Я отвечал ему с гордостью — он к обидам присоединил новые! Вдруг — дрожу! Не ведаю, скажу ли вам? — вдруг (о! почто земля до того не поглотила меня?) — он вырывает из руки моей жезл и… Но нет! — Есть злополучия, которые сказать другим невозможно! Нет у меня сына, могущего снять посрамление с поседевшей главы моей: дочь моя только умножает для меня мое бедствие! Внемлите же вы мне, храбрые мавры, славный остаток ливийских завоевателей! Испанцы ныне помышляют о едином вашем истреблении! Но Альпухарра еще в руках наших, Альпухарра, сей хребет гор, вздымающих до неба чела свои, усеянных градами и твердынями неприступными! Туда, выше облаков, принесём снаряды и оружие! Изберите себе вождя: из рабов воздвигнетесь снова властителями! Всем вам нанесено в моем лице оскорбление ужасное, смойте его с себя кровию утеснителей!
Кади. Мы должны тебе открыть тайну, доблестный Малек! Уже три года, как готовимся к отмщению: тридцать тысяч наших соотчичей соединились клятвами неразрывными и хранили глубокое молчание. Мы выжидали только благоприятного случая и не имели еще предводителя от драгоценной крови древних царей наших: судьба нам посылает тебя! Пробил час мести и нашего освобождения!
Хор
Кинжалы к небу воздвигаем!
Алла! Клянемся: отомстим!
Клянемся именем твоим:
Их души аду предадим!
К тебе, Алла! к тебе взываем!
Кади. Слышу чьи-то шаги: в последний раз встретим лицом к лицу ненавистника, не испытывая железом глубины сердца его!
Явление второе.
правитьКоррехидор. Именем короля налагаю на вас, дон Альфонс де Малек, обязанность возвратиться немедленно в дом свой и не преступать за порог оного, пока его высочество дон Хуан Австрийский не решит вашей распри с доном Хуаном де Мендоза. Подобное объявление несем вслед за сим и вашему противнику.
Малек. Повинуюсь воле его высочества и полагаюсь на его правосудие.
Валор. Верьте, благородный дон Альфонс: в Гренаде никто более меня не огорчен случившимся! Я вызвался сопровождать господина коррехидора единственно с тем, чтобы испросить ваше согласие на предложение, которое хочу сделать вашему обидчику.
Малек. Без предисловий, дон Фернанд: что желаете предложить мне и ему?
Валор. Чтобы Мендоза потребовал себе в супруги мою прекрасную племянницу, дочь вашу, донну Клару, чтобы вы согласились за него ее выдать! Чувствую, что союз со смертельным ныне врагом вашим должен казаться вам ненавистным; но вспомните, дон Альфонс, что отчаянные болезни врачуются отчаянными только средствами! Не ожидаю вашего ответа; верьте, понимаю, что вам невозможно в сие мгновение отвечать мне: я согласен!
Коррехидор. Дон Альфонс де Малек, следуйте за нами!
Явление третье.
правитьАльвар. Распрашивая о несчастии отца, я опоздал к дочери! Час почти уже прошел, в который Клара привыкла меня видеть здесь; не подумает ли она, что переменились чувства мои?
Элькускус. Чудные вы люди, господа влюбленные! Ваша милая об вас только и думай! До тебя ли ей, когда, как говорят злые люди, этот людоед Мендоза потрудился над отцом ее!
Альвар. Ты смеешь шутить над его несчастием! Я проучу тебя, негодяй!
Элькускус. Влюбленные не только чудные люди, они, как вижу, люди сердитые! Сердиться, право, нездорово! До свидания, дон Альвар!
До свидания, не трудитесь, лишняя учтивость, не провожайте меня — ваш всепокорнейший! (Уходит).
Явление четвёртое.
правитьТузани. Этот шут рассердил меня! Но где, где Клара? Ах! Без нее мне и жизнь не в жизнь!
1
Блещет солнце в небе чистом:
Но без милой мрачен свет,
Нет цветов в лугу душистом,
Роз и филомелы нет!
2
Дышит веянье Зефира;
В воздух мчится водомет!
Но без ней в пределах мира
Нет блаженства, жизни нет!
3
Все кругом меня ликует,
В злато холм и дол одет;
Но во мне душа тоскует!
Ах! Без Клары счастья нет.
Клара (открывает окно). Это ты, Альвар? И ты, и ты не забыл нас!
Альвар. Ужели Клара думает, что я могу забыть ее? Я твой до гроба!
Клара. Беги меня, Тузани! Вовек дочь обесславленного Малека не будет твоею! Альвар. Кровь смывает всякую обиду!
Клара. Отец мой уже побежден старостью: у нас нет никого, кто бы вместо его сразился с Мендозою!
Альвар. Сей же час потребую руки твоей у дона Альфонса: ваша обида будет моим приданым. Не хочу другого!
Клара. Нет, беги меня, Альвар! Тебе ли собою нам жертвовать… Выслушай меня. Клянусь небом, мне горше смерти, что скажу тебе! Наш родственник дон Фернанд де Валор говорит, что Мендоза должен жениться на мне, что он ничем иным не может загладить своего преступления!
Альвар
Чтоб ты когда ему принадлежала!
Тебя ли уступлю злодею!
Моя — ты будешь ввек моею!
Клара
Ах! дань ужасную принесть
Велит мне долг, любовь и честь!
Альвар
Я в нем соперника имею!
Клара
К тебе душою пламенею!
Альвар
Почто ж отвержен я тобой?
Клара
Тебя ли посрамлю, Альвар, рукой моею?
Альвар
Или его сразить надеяться не смею!
Клара
Нет! я должна пожертвовать собой!
Альвар
Моя — ты будешь ввек моею!
Злодея не минует месть!
Клара
Ах! дань ужасную принесть
Велит мне долг, любовь и честь!
Альвар
О, ухищрение и лесть!
Явление пятое.
правитьЭлькускус. Альвар! Но он ничего не слышит и сердит: боюсь! он сочтет меня за Мендозу — меня живого может съесть!
Клара.
К тебе душою пламенею,
Увы! Альвар! но долг, но честь!
Элькускус. Она только влюблена, авось, услышит! —
Имею честь
Я вам донесть,
Что в свете люди есть…
И что если вы не замолчите, Мендоза тотчас будет свидетелем ваших нежностей! Он идет сюда!
Альвар. Удались, Клара, чтоб он не застал нашего разговора!
Явление шестое.
правитьАльвар. Дон Хуан де Мендоза, я бы желал поговорить с вами наедине!
Мендоза. Мы одни.
Альвар. Я слышал, что хотят вас помирить с доном Альфонсом де Малек; имею причины противиться этому примирению! Какие они, не считаю надобности сказать вам. Как бы то ни было, вы оказали свою храбрость над стариком; согласитесь ли вы теперь ее испытать с юношей? Бейтесь со мною на жизнь и смерть!
Мендоза. Вы бы меня обязали, если бы тотчас сказали, чего желаете. Я никогда не отказывался от вызова!
Явление седьмое.
правитьКоррехидор (бросая между ними свой жезл). Именем короля, рыцари, не вступайте в беззаконную битву!
Альвар. Тебя исхитили из челюстей смерти, Мендоза! .
Мендоза. Счастлив, что тебя выручили: через минуту душа твоя отлетела бы в ночь могильную!
Альвар. Мы в другом месте еще увидимся!
Мендоза. Верь, что не заставлю ждать себя!
Коррехидор. Не давайте опрометчивого обещания, дон Хуан, ибо, быть может, не скоро вам удастся исполнить оного.
Валор. Не знаю, дон Альвар, причины твоей распри с благородным твоим противником; но если она произошла от обиды, нанесенной им дону Альфонсу де Малек, нашему свойственнику, прострите друг другу руки на примирение: вследствие желаний, общих нашим родным и всем вашим, дон Хуан, надеюсь, что всякая вражда между вами кончится без кровопролития. Соединившись счастливым браком с донною Кларою…
Мендоза. Не продолжайте, дон Фернанд; сей союз, я думаю, что неприлично мешать кровь мендосскую с кровию Малеков и что трудно сочетать сии два имени!
Валор. Дон Альфонс де Малек — человек…
Мендоза. Подобный вам!
Валор. Так, подобный мне, ибо и я и он, мы оба происходим от царей гренадских.
Мендоза. Мои предки лучше ваших, ибо они пастухи астурийские и свергли с престола королей ваших.
Альвар. Я готов поддержать мечом все слова дона Фернанда де Валор!
Коррехидор. Теперь и я слагаю с себя звание коррехидора; я также рыцарь! Итак, забывая сей жезл, объявляю, что меня всегда и где угодно можно найти сподвижником дона Хуана. Но здесь не место!
Когда хотите биться с нами…
Мендоза
Скажите, где? Найдете нас!
Коррехидор
Придите опоясаны мечами!
Мендоза
Назначьте час!
Коррехидор
Мы ожидаем вас!
Элькускус.
Вас всех умнее Элькускус:
Для забияк не потружусь!
Явление восьмое.
правитьАльвар.
Они считают нас рабами!
Валор.
Они ругаются над нами!
Альвар.
Зови всех мавров, Элькускус!
Валор
Пора! Мы вступим в их союз!
Альвар
Сотру кастильскую гордыню!
Валор
Огню все грады! Край — в пустыню!
Альвар
Сразит злодея эта длань!
Валор
Несу тиранам смерть и брань!
Альвар
Врагов одежду раздираю!
Врагов одежду раздираю!
Валор
Вздеваю грозную чалму!
Альвар.
Свистящей саблей засверкаю
В лицо злодею моему!
Валор
Клянуся: пасть иль победить,
Надменных камнями побить!
Явление девятое.
правитьХор
Идем, идем на Альпухарру.
Во тьме ее стремнин и скал
Нам луч свободы воссиял.
Мы с гор в тиранов грянем кару.
Идем, идем на Альпухарру.
Альвар.
Стремлюсь, лечу на Альпухарру!
Во тьме ее стремнин и скал
Мне светоч счастья возблистал!
Война мне возвращает Клару!
Стремлюсь, лечу на Альпухарру!
Клара
(выйдя из дома)
Меняю мир на брань и свару;
Увы! Ужалена тоской,
Я за тебя дрожу, герой!
Предвижу гибель, слышу кару
И в смерть последую Альвару!
Элькускус
И я иду на Альпухарру!
Кто ж я? Я мирный гражданин.
За что ж не свой я господин?
Охотно бы я бросил свару.
Черт их несет на Альпухарру!
Хор.
Мы с гор в тиранов грянем кару!
Идем, идем на Альпухарру!
Действие второе.
правитьЯвление первое.
правитьДон Хуан. Надменные горы, убежища мятежников! К вам подходят громы, которые взревут в сих ущелиях и отзовутся в слухе мавров африканских, у подножия Атласа! Мендоза!
Мендоза. Что прикажешь, полководец?
Дон Хуан. Какие сведения принесли нам твои лазутчики?
Мендоза. Нелегко твое предприятие, Орел Австрийский! Неверные давно уже готовились к восстанию и всю Альпухарру успели превратить в твердыню: ею они заменились от всех покушений наших; из-за нее могут бестрепетно метать в нас пагубу! Тридцать тысяч мужей, вооруженных отразить твое нападение, невозможно смирить их голодом: здесь все приносит плод сторичный! Здесь каждый шаг важен, решителен; при малейшем нашем уроне мы подвергаемся величайшей опасности, ибо многочисленные мавры, жители Эстремадуры, Валенции, Новой Кастилии, могут присоединиться к ним при молве о нашем поражении. Но трудности не приведут в недоумение героя Лепантского: завладей Берхою, главным их сборищем, и ты устрашишь их!
Дон Хуан. Ты говоришь как рыцарь, как искони говорили все Мендозы!
Дон Хуан. Вижу пастуха! пусть приведут его ко мне: он нам, быть может, откроет дорогу в сборище мятежников.
Пастух
(поет)
Сбежала угрюмая ночь
С полей и с утесов и рощ;
Багрянцем и златом горя,
Смеется младая заря!
Восстал Зефир,
Проснулся мир!
Дон Хуан. Он поет, беспечный, а между тем война готова разлиться повсюду!
Мендоза. Он наш: воины схватили его!
Явление второе
правитьПастух. Я бедный пастух; вели меня отпустить, добрый господин!
Дон Хуан. Ты должен знать эти горы: можешь ли провести нас в Берху?
Пастух. Отпусти меня, и я за тебя ввек буду молиться Богу!
Дон Хуан. Не бойся ничего: я царски тебя награжу; покажи нам дорогу в Берху.
Гарсес. Не то!..
Дон Хуан. Не пугай его. Если хочешь быть свободным, выполни то, чего требую!
Пастух. Добрый господин, щади меня: есть подземельный ход под главную башню крепости; я готов служить тебе, но не дай меня в обиду!
Дон Хуан. Под башню! Ее бы можно взорвать на воздух! Гарсес! Возьми набитые бочки пороху и сто воинов: проведи их, старик! Пятьсот червонных тебе в награждение.
Явление третье.
правитьЭлькускус. Тише! Тише, приятель! Если хочешь, чтоб я говорил, не удуши меня: удавленники не очень красноречивы!
Воин. Вот неприятельский лазутчик, полководец!
Элькускус. Дон Хуан, вели твоим молодцам быть поучтивее; они не умеют обращаться с людьми благовоспитанными!
Дон Хуан. Кто ты, урод?
Элькускус. Я не урод, а Элькускус, по прозванию Пьяница, сын Элькускуса голодного, внук Элькускуса жадного. Есть люблю, пить еще больше, сражаться не охотник, а умирать и того менее! Я шел к тебе предложить тебе мои услуги! Этот добрый человек помог мне найти тебя! (Про себя). Чтоб его черт побрал!
Дон Хуан. Дай бог, чтоб много было подобных тебе в неприятельском войске! Не велеть ли тебя повесить, Элькускус?
Элькускус. Не вели, а произведи меня в свои забавники: верь мне, мы полюбим друг друга!
Мендоза. Я его знаю, полководец; он слуга Тузаниев и трус и дурак: он не опасен!
Дон Хуан. Дарю тебе его, Мендоза! Пойдемте. Друзья! Вперед! Велите бить сбор!
Мендоза. Пойдем, Элькускус; я велю накормить тебя.
Элькускус. Я бы должен рассердиться на тебя, что ты меня обругал при всей публике; но голодные не мстительны! Иди вперед — я за тобою следую!
Трус — я трус! Но кто из нас в дураках, Мендоза? Прощай, умница! (Скрывается).
Мендоза. Бездельник! Но гнаться за ним некогда!
Хор испанцев
Мы за тобой,
О, наш герой,
Веселые стремимся!
С тобой, с тобой
В кровавый бой
Мы, как на пир, помчимся!
Явление пятое.
правитьМалек. Здесь на лоне войны среди ужасов расцветает твое счастье, моя Клара. Ты ее вполне заслужил, Тузани: она твоя и навеки!
Альвар. Что может сравниться с моим блаженством? Но Клара невесела. Зем?ляки! рассейте грусть ее своими песнями!
Хор
Друзья! Ловите наслажденье.
Оно, как призрак, улетит!
Увы! Грядущее мгновенье,
Быть может, нам бедой грозит!
Клара
На радость нам их хор гласит!
В сей вожделенный, брачный час,
Альвар
Когда любовь связует нас…
Хор.
Здесь все обман и заблужденье!
Любовь, как призрак, улетит!
Увы! Грядущее мгновенье,
Быть может, нам бедой грозит!
Альвар.
Их глас вливает в сердце муки!
Клара.
Ах, близок грозный час разлуки!
Явление шестое.
правитьЭлькускус. Как весело здесь пляшут и поют! А гости велели кланяться, велели благодарить, велели сказать: «Мы будем; мы скоро будем; мы идем сюда; с нами музыка, музыка, под бой которой запляшут долы и горы!»
Малек. О чем ты говоришь, дурак, какая музыка? Какие гости?..
Элькускус. Я дурак; ты умный человек: моя голова на плечах — твоею гости хотят играть в мячики! Везде по Альпухарре дорогие гости, гости незваные. Они чуть было на меня не надели орденского знака веревки; чуть было меня не послали ужинать с Магометом; но я дурак, я сказал: «Слишком много чести, господа!» — и убежал! Что ж вы не поете? Что ж вы не пляшете?
Альвар. Говори ясно, Элькускус, где, где неприятель?
Элькускус. Они идут к тебе в Галеру — ты человек учтивый! Я знаю, ты встретишь и проводишь их!
Альвар. В Галеру; Галера мне вверена; Элькускус, коня! Прости, Клара! Меня зовут долг и честь!
Клара
Здесь все обман и заблужденье,
Как призрак, счастье улетит!
Ах! Нам грядущее мгновенье
Быть может, нам бедой грозит.
Альвар.
Не множь боязнию страданья!
Прости до нового свиданья,
Прости, моя любовь!
Я ныне славой окрыленный Лечу на зов трубы военной,
Но возвращусь с победой вновь!
Прости до нового свиданья,
Прости, моя любовь!
(Альвар уходит. Гарсес до половины тела выходит из подземелья и скрывается.)
Клара.
Твои свершатся ль упованья?
Тебя увижу ли я вновь?
Горька минута расставанья!
Прости, моя любовь!
Гарсес. Малек.
Явление седьмое.
правитьМалек
Вперед! Победа! Всё мечу!
Дома их воспалить хочу!
Вперед! Умрите! Нет пощады!
Все опрокинуты ограды!
Но я со славой пасть хочу!
Отведай моего булата!
Тебе пора в могилу лечь!
Ах! Сила прежняя исчезла без возврата.
Увы! Мне изменяет меч!
(Падает под ударами нескольких воинов).
Клара
(бросаясь на него)
О, сжальтесь! Он старик! Бессилен мой отец!
Воины
Погибни! Нет пощады! Всем конец!
Клара
Жестокие! В вас нет сердец!
Гарсес
Умри, неверная, исчадье супостата!
(Поражает ее).
Приводим вариант начала 2-го действия, необходимый для понимания событий, происходящих в либретто.
Действие второе.
правитьЯвление первое.
правитьВалор
Мы притекли в сии стремнины,
Решились пасть иль победить,
Надменных камнями побить,
Низвергнуть в гроб сынов долины!
Альвар
Вздеваю грозную чалму,
Врагов одежду раздираю;
Свистящей саблей засверкаю
В лицо злодею моему!
Хор
Услышьте наш обет, стремнины:
«Сражаться, пасть иль победить,
Надменных камнями побить,
Низвергнуть в гроб сынов долины!»
Валор. Забудем, друзья, имена, данные нам нашими угнетателями; не Фернанд де Валор говорит с вами, а я, Магомет Абен-Гюмея. Слово «Малек» значит царь; сей старец — внук царей наших; преклоним перед ним колена: провозгласим своего властителя Малека аль-Манзора, ибо так назывался отец его, воскресший ныне в сыне!
Малек. Остановись, благородный муж! Дряхлому старику не подобает владеть мужами: обесчещенному ли повелевать доблестными витязями? Братия! пред вами отрасль племени Абен-Гюмеева: уступаю ему права свои! первый повергаюсь пред ним ниц и взываю: да здравствует господин наш Магомет!
Альвар. Да здравствует господин наш Магомет!
Валор. Ныне в опасности, в которой находимся, более бремя, нежели счастье быть царем. Вот почему не отказываюсь от сего достоинства. Друзья! я принимаю оное; но здесь же усыновляю племянницу мою, некогда Клару, ныне Малею: мужа ее называю своим преемником. Первым делом моего царствования будет отомстить за честь ее оскорбленного рода!
Малек. Облачите, друзья, царя вашего в зеленую ризу, в цвет потомков пророческих!
Все. Да здравствует господин наш Магомет!
Валор. Теперь, друзья, поспешим в Гавию; а ты, Альвар, приготовься к условленному нападению на неприятеля, который уже двинулся к нашим горам!
Альвар и прочие. Да здравствует господин наш Магомет! (Уходят).
Явление второе.
правитьПастух
Сбегает угрюмая ночь
С лугов и с утесов и с рощ;
Багрянцем и златом горя,
Проснулась младая заря;
Свеж запах трав,
Мир бодр и здрав!
Уже светло! Скоро взойдет солнце: как вчера, оно осветит луга и долины, но не встретит уже вчерашней тишины. Здесь готова вспыхнуть кровавая война! Я смирный пастух, но уже должен был пострадать от мятежников: они захватили половину стад моих. Явись же, храбрый Хуан, защитник беззащитных, явись с новым солнцем в горах наших!
Исчезли волшебные сны;
Пылают холмов вышины;
Запел, встрепенувшись, петух!
Восходит на горы пастух!
Ведет заря
Светил царя!
(Уходит).
Явление третье.
правитьХор испанских воинов
Мы за тобой,
О наш герой!
Веселые стремимся!
С тобой! с тобой!
В кровавый бой
Мы, как на пир, помчимся!
1824 г.
Примечания:
правитьМавры (или мориски) — арабское население Испании, когда-то владевшее большей ее частью, к XIV веку в основном принявшее христианство.
Кади — старик мориск, судья у мавров; здесь, вероятно, духовный глава и главный хранитель мусульманских религиозных традиций.
Алькускус — в переводе означает название мавританского национального кушанья. Как имя шута неоднократно встречается у Кальдерона.
Коррехидор — представитель высшей судебной власти в Испании; здесь — чиновник правосудия, обладающий значительными полномочиями, исполнительной властью.
Альпухарра — горная цепь в Гренадском королевстве, последний оплот арабской Испании.
Дон Хуан (Хуан) Австрийский (1547—1578) — побочный сын Карла V, прославившийся как полководец. Современники изображали его любимцем солдат, честолюбивым кабальеро.
Герой Лепантский — здесь допущен анахронизм. Знаменитое сражение при Лепанто произошло 7 октября 1570 года после подавления восстания мавров.
Галера, Гавия, Берха — основные крепости мавров.
Дон Хуан (Хуан) Мендоза — знатный испанский рыцарь, сподвижник дона Хуана Австрийского. Происходит от астурийских пастухов. Как указывает К. Бальмонт, в Астурийских горах в Испании гнездились, как горные орлы, испанцы, не захотевшие подчиняться арабам-завоевателям. Именно вольнолюбивым прошлым своих предков гордится Мендоза, не желая соединять свой род с родом арабских царей Малеков.
В. А. Бочкарев.
правитьНеопубликованная трагедия-опера В. К. Кюхельбекера «Любовь до гроба, или гренадские мавры».
правитьДраматургия В. К. Кюхельбекера является наименее изученной частью литературного наследия замечательного поэта-декабриста. Некоторые его драмы и драматургические фрагменты до сих нор не напечатаны. К их числу` относится, например, во многих отношениях интересное либретто оратории Гайдна «Возвращение Товия».
Кюхельбекер работал над текстом оратории осенью 1823 г. подвергнув переделке либретто, написанное Гаэтаном Джованни Боккерини.
Одновременно с текстом оратории «Возвращение Товия» Кюхельбекер создавал другое произведение, требующее театрально-музыкального воплощения — текст оперы «Любовь до гроба, или гренадские мавры». Эта трагедия была написана Кюхельбекером для музыки А. Н. Верстовского. Ю. Н. Тынянов, говоря о постоянстве музыкальных интересов Нюхельбекера, получивших отражение и в его лирике, связывает их с наличием у поэта «музыкального окружения», к которому исследователь относит, кроме Верстовского, А. С. Грибоедова и М. И. Глипку, являвшегося в свое время воспитанником Кюхельбекера. Тот же Тынянов замечает, что заграничное путешествие Кюхельбекера «способствовало ознакомлению его с операми Вебера, Спонтини и Керубини, а также с такими исполнителями, как Мендельсон (Ю. Н. Тынянов. В. Н. Кюхельбекер. Вступительная статья к стихотворениям В; К. Кюхельбекера. Т. 1. Лирика и поэмы. Изд. „Библиотека поэта“. Л 1939, стр. ХХХVII)». Не исключено, что на обращение Кюхельбекера к жанру оперы-трагедии мог повлиять своим примером известный французский драматург Виктор-Жозеф Этьен Жуи (1764—1846 гг.) (Ю. Н. Тынянов. Французские отношения В. К. Кюхельбекера. Статья 1.Путешествие Кюхельбекера по Западной Европе в 1820—1821 гг. «Литературное наследство», т. 33-34. Русская культура и Франция, 111. М. Изд-во АН СССР, 1939, стр. 350.), бывший «признанным либреттистом таких композиторов, как Спонтини, Мегюль, Керубини, Россини». Кюхельбекер был лично знаком с Жуи, являвшимся одним из идейных руководителей и лекторов того самого «Атенея», в котором Кюхельбекер выступил со своей знаменитой лекцией о русской литературе (Ю. Н. Тынянов полагает, что двумя лицами, давшими Кюхельбекеру рекомендацию, требовавшуюся для допущения к чтению лекций в «Атенее», были, по-видимому, Бенжамен Констан и Жуи. Там же, стр. 354). Отличавшаяся ярко выраженным либерализмом и изобиловавшая намеками на политическую современность, историческая драматургия Жуи пользовалась большой популярностью не только у его соотечественников, но и в России. Недаром в журнале «Сын отечества» утверждалось, что среди драматических отрывков, напечатанных в альманахе «Русская Талия», « особенно отличаются» «переводы из любимых трагедий нынешней парижской публики ,Силлы» и «Марии Стюарт»" («Сын отечества», 1824, ч."9’7, М; 2, разд. II, стр. 180, Современная русская библиография. Рецензия на альманах «Русская Талия». Опубликованный в «Русской Талии» отрывок из «Силлы» содержит свободолюбивые тирады, вложенные в уста главного героя. Силла говорит, что свобода была его идеалом, его целью. Вместе с тем в речах Силлы выражено и его аристократическое пренебрежение к простому народу.
См. «Русская Талия». Подарок любителям и любительницам отечественного театра на 1825 год. Изд. Ф. Булгарина, стр. 252, 253.). Автором первой из названных трагедий был Жуи.
Не удивительно, что Кюхельбекер, имея перед собой пример знаменитого французского драматурга, попытался воспользоваться могущественными средствами музыки в целях пропаганды своих передовых идей.
Мы полагаем также, что на обращение Кюхельбекера к жанру трагедии-оперы могли оказать влияние теоретические воззрения и художественная практика высоко ценимого им Державина, которого он ставил в один ряд с такими корифеями мировой литературы, как Эсхил, Данте Мильтон, Байрон и Шиллер (См. В. К. Кюхельбекер. Разговор с Ф. В. Булгариным. «Мнемозина», 1824 г. ч. III, стр. 173). Являясь горячим пропагандистом жанра оды, Кюхельбекер не мог не сочувствовать идеям державинского рассуждения об этом жанре, в котором содержится и апология жанра оперы, генотипически возводимого автором к античной трагедии.
Но каковы бы ни были влияния и причины, побудившие Кюхельбекера обратиться к жанру трагедии-оперы, само обращение к этому жанру одного из виднейших представителей декабристской литературы является весьма примечательным фактом.
В пьесе «Любовь до гроба, или гренадские мавры» характерное для декабристской драматургии прославление мужества и геройских подвигов дается на материале средневековой Испании, привлекавшем к себе внимание и других литераторов данного направления. Примерно за два года до написания Катениным его программного стихотворения «Мир поэта», поэтизирующего испанских рыцарей, Кюхельбекер писал в своих «Европейских письмах»: « В Гренаде между маврами процветали науки, дух рыцарства, благородство и доблесть… На бурных конях, среди ристалища, могучие витязи Востока, бранные вои Запада летели друг против друга, сокрушали копья о грудь железного противника и славили своего бога и обладательницу души своей. Певцы, которые служили образцами и наставниками для прованских трубадуров и менестрелей Англии, вместе нежные и сильные, передавали потомству имена победителей и тех счастливых красавиц, которые властвовали над героями. Гонзальв покорил Гренаду Фердинандову скипетру, и мавры стали морскими разбойниками, и Испания не воспользовалась наследием их прежнего просвещения. Влияние арабов на характер испанских христиан, даже во время царствования домов Австрийского и Бурбонского, было велико и богато следствиями (В. К. Кюхельбекер. Европейские письма. Письмо 3. 26 июля. „Невский зритель“, 4820, февраль, ч. 1, стр. 40-41)». Нетрудно заметить, что кюхельбекеровские «бранные вои Запада», сокрушавшие «копья о грудь железного противника», и «страшные» «живые великаны» в позднейшем стихотворении Катенина — образы, родственные друг другу. Оба поэта воспевают богатырский дух, несокрушимую волю и доблесть средневековых рыцарей.
С другой стороны, в приведенном высказывании Кюхельбекера выражена симпатия автора к гренадским маврам. Эта симпатия явственно видна и в написанной Кюхельбекером через три года пьесе «Любовь до гроба, или гренадские мавры», в которой, однако, как и в «Европейских письмах», отдается должное также и противникам мавров.
Восхищение Кюхельбекера испанскими маврами и средневековыми испанскими рыцарями сочетается в «Европейских письмах» с прославлением современной поэту Испании, охваченной пожаром революции. Исследователи давно заметили, что избранная Кюхельбекером в этом произведении форма повествования от имени американца, путешествующего по Европе в ХХVI в. должна была несколько завуалировать актуальное политическое содержание писем и скрыть от бдительного ока цензуры горячее сочувствие революции за показным «объективизмом» вымышленного путешественника, В частности, исследователи установили, что дата первого из этих писем: «Кадикс, 1 июля 2519 года» — свидетельствует об интересе автора к испанскому революционному движению, которое началось в Кадиксе в 1819 году (см. Ю. Н. Тынянов. Французские отношения В. К. Кюхельбекера, стр. 132. Ср. Н. И. Мордовчепко, В. К. Кюхельбекер как литературный критик. «Уч. зап. ЛГУ», Л., 1948, вып. 13, стр. 66). Во втором письме, имеющем дату «Древний Эскуриал. 20 июля» — рассказчик обращается к прошлому Испании. Перед его мысленным взором проходят «тени коварного Фердинанда и честолюбивой Изабеллы; Карла, который в своей душе соединял души сих великих предков своих; ужасного Филиппа и несчастного его сына; Хименеса, Альбы, Дона Хуана Австрийского». От прошлого рассказчик переходит к настоящему и с величайшим воодушевлением говорит об испанской революции: «Но век Буон`апарта пробудил меня, — пишет, он.- Испания, наводненная необузданными полчищами Мюрата; минутное царствование короля Иосифа; Испания в борьбе за свободу и независимость — за священнейшие права народов: великий и назидательный пример для потомства». События в Испании волновали не только одного Кюхельбекера.
В той самой книжке «Невского зрителя» (стр. 105—106), где напечатаны цитированные выше «Европейские письма», в отделе «Новости политические» читаем: «Известие о революции в Испании произвело в англичанах (В. К. Кюхельбекер. Европейские письма, стр. 39-я) чрезвычайное впечатление; `вообще надеются, что Испания посредством сего переворота придаст себе новый блеск и доставит славу и благосостояние своему народу. Хотя король долго противился признать конституцию кортесов, составленную в 1812 г. но наконец для блага подданных он поклялся; теперь принять ее». Высказывания Кюхельбекера о гренадских маврах и испанской революции служат великолепным комментарием к его пьесе «Любовь до гроба, или гренадские мавры». Они помогают нам лучше понять закономерность обращения поэта к историческому сюжету, разработанному в этой трагедии. Пьеса «Любовь до гроба, или гренадские мавры» посвящена изображению событий, связанных с восстанием испанских мавров, начавшимся в 1568 г. и жестоко подавленным Дон Хуаном Австрийским в 1570 г.
Причиной восстания явились «суровые меры», предпринятые правительством Филиппа II против морисков (так назывались в то время испанские мавры), которым было предложено «отказаться от родных обычаев и даже» языка" (см. «Историю средних веков», т. П. Ин-т истории АН СССР и исторический факультет МГУ). Кюхельбекер рисует мавров с горячей симпатией. Он сочувственно изображает их борьбу за сохранение своих обычаев, раскрывая на историческом материале идею борьбы за национальную независимость и равноправие народов.
Уже вначале трагедии Дон Альфонс Малек, потомок гренадских царей, явившись в дом гренадского кади, где мусульмане совершали тайное моление, объявляет им, что получены «новые строгие предписания королевские», которые «вконец подавляют» «племя» морисков. " Никто из мавров, — сообщает Дон Альфонс Малек своим единоплеменникам, — с сего дня не будет вправе созывать к себе друзей на радостное пиршество или веселую пляску; не дерзни из вас никто облачаться в шелковые ткани; всем запрещается собираться на беседу в бани, на гульбища, в гостиницы или даже в дома «ближних и приятелей — вам велено забыть самый язык отцов своих»!
С большой силой поэт-декабрист передает речи мавров, направленные против тирании испанского абсолютизма. Вот что говорят, готовясь к борьбе, выступающий под испанским именем Дона Фернанда де Валора представитель восставших мавров Магомет Абен Гумейя и главный герой трагедии Дон Альвар Тузани:
Альвар
Сразит злодеев эта длань!
Валор
Несу тиранам смерть и брань!
Альвар
Врагов одежду раздираю!
Валор
Вздеваю грозную чалму!
Альвар,
Свистящей саблей засверкаю
В лицо злодею моему!
Валор
Клянусь я пасть иль победить
Надменных камнями побить!
(В. К. Кюхельбекер. Любовь до гроба, или гренадские мавры. Опера в трех действиях. 1824. Ин-т русской литературы АН СССР. Отдел рукописей. Шифр 9288/4 11 111 б, 56 л. Л 4 −5. Рукопись представляет собой список с очень значительной авторской правкой, производившейся как в тексте, так и на свободной стороне листов. В результате правки, сводившейся главным образом к сокращениям и шлифовке стиля, значительно улучшилось качество рукописи. Действие пьесы обрисовалось с большей яркостью, усилилась его динамичность. Но в своем первоначальном виде трагедия отличалась более конкретной обрисовкой эпохи, была более насыщена историко-бытовым материалом. Данная рукопись содержит лишь первые два акта пьесы. Отметим фактическую неточность, вкравшуюся в содержательный историко-библиографический обзор М. К. Азадовского. Автор обзора ошибочно отнес оперу «Любовь до гроба, или гренадские мавры» к числу затерянных- и утраченных произведений. См. М. К. Азадовский, « Затерянные и утраченные произведения декабристов. „Литературное наследство“, т. 59, Декабристы-литераторы, I. Изд-во АН СССР, М. 1954, стр. 689).
Такой же решимостью бороться до конца и таким же гордым свободолюбием проникнуты речи хора морисков:
Идем, идем на Альпухару,
Во тьме ее стремнин и скал
Нам луч свободы воссиял.
Мы с гор в тиранов грянем кару,
Идем, идем на Альпухару!»
(В. К. Кюхельбекер. Любовь до гроба, или гренадские мавры, л. 20-21).
Пьеса Кюхельбекера «Любовь до гроба, или гренадские мавры» является переделкой трагедии Кальдерона «Любовь после смерти». Кюхельбекер сохранил основную сюжетную линию и главных действующих лиц трагедии Кальдерона. Как и у великого испанского драматурга, в сюжете пьесы Кюхельбекера важную роль играет любовь дона Альвара Тузани к дочери Малека Кларе. Но Кюхельбекер значительно упростил любовную интригу. У Кальдерона, кроме Клары, выступает сестра Тузани Донья Исабель, влюбленная в его противника Мендозу. Этого второго женского персонажа нет в пьесе Кюхельбекера. Отсутствует у него и служанка Клары Беатрис, за которой в пьесе Кальдерона волочится слуга Тузани Алькускус (этого последнего тоже не было в первоначальном тексте пьесы Кюхельбекера), образ Алькускуса (у Кюхельбекера он назван Элькускусом) введен в пьесу в период упомянутой выше авторской правки). Упростив любовную интригу, Кюхельбекер разрушил связь между отдельными лирическими сценами, с большим изяществом установленную Кальдероном при помощи повторяющихся музыкальных фраз (см. « Сочинения Кальдерона». Перевод с испанского К. Д. Бальмонта. Вып. 2. Философские и героические драмы. М., 1902, стр. 650, 652, 661, 662).
Беглость и некоторая схематичность психологических характеристик, даваемых
Кюхельбекером его персонажам, частично объясняется, вероятно, особенностями избранного поэтом жанра оперы. В оперном либретто внутренняя жизнь персонажей, как правило, не может быть раскрыта с той же яркостью и детальностью, с какой она раскрывается в трагедии. Стремясь к максимальной сжатости текста, автор либретто поневоле несколько схематизирует изображаемое в надежде на то, что намеченные им психологические характеристики будут дополнены и углублены с помощью чисто музыкальных средств. С другой стороны, Кюхельбекер не стремился, надо думать, к особенно углубленному изображению любовных переживаний, так как его главной целью был показ общественно-политической борьбы.
В пьесе Кюхельбекера подчеркнуты стремления, объединяющие всех мавров на борьбу с испанским абсолютизмом, тогда как у Кальдерона, весьма, впрочем, сочувствующего морискам (хотя и пытающегося вместе с тем обелить дона Хуана Австрийского), нередко персонажи руководствуются чувством личной мести и желанием защитить фамильную честь. В этом отношении показательна последняя сцена первого действия трагедии, где Кальдерон рисует гнев морисков, оскорбленных Мендозой: в ответ на его спесивые речи Дон Альваро и Валор клянутся доказать «непобедимость руки надменной и могучей… бесстрашно-царственных Валоров», «неустрашимых Тусани» (« Сочинения Кальдерона», стр. 627).
У Кюхельбекера Альвар и Валор произносят в этом месте приведенные выше слова, в которых мотив оскорбленной фамильной чести заменен чувством оскорбленного национального достоинства, объединяющим всех морисков, Если у Кальдерона в конце первого действия на сцене находятся только два лица — Дон Альваро и Валор, — то у Кюхельбекера на сцену выходит народ, заявляющий о своей решимости идти на Альпухаррские горы и обрушить «кару» на «тиранов».
Интересно, что в первоначальном варианте пьесы Кюхельбекера второе действие начиналось изображением лагеря морисков в Альпухаррских горах. Поэт намеревался показать избрание восставшими вождя (см. В. К. Кюхельбекер. Любовь до гроба, или гренадские мавры, л. 23-24).У Кальдерона об этом избрании говорится в большом монологе Мендозы, открывающем второе действие. В окончательном тексте пьесы Нюхельбекера второе действие начинается, как и у Кальдерона, изображением стана Дона Хуана Австрийского. Отказ драматурга от изображения в этом месте стана морисков был вызван, очевидно, желанием избежать слишком частой перемены декораций. Но и отказавшись от изображения лагеря морисков, Кюхельбекер не ослабил своего внимания к показу общественно-политической борьбы.
Об этом свидетельствует и само название его пьесы, указывающее, что восставшие против тирании «гренадские мавры» интересуют автора не в меньшей степени, чем «любовь до гроба». В изображение последней Кюхельбекер вносит характерный для декабристской любовной лирики пафос гражданственности. Расставаясь с любимой, Альвар говорит ей:
Я ныне, славой окрыленный,
Лечу на зов трубы военной,
Но возвращусь с победой вновь!
Прости до нового свиданья!
Прости, моя любовь!"
(Там же, л. 34).
В трагедии Кальдерона преследовавший Алькускуса и попавший под обстрел Гарсес случайно обнаруживает подкоп и прячется в нем. У Кюхельбекера о существовании подземного хода сообщает Дону Хуану Австрийскому пастух, у которого восставшие мавры отняли половину стад. Введя этот штрих, Кюхельбекер указал на сложность происходившей борьбы, в процессе которой сталкивались различные интересы. Впрочем, данная тема не получила развития в пьесе.
Выбор Кюхельбекером трагедии «Любовь после смерти» показателен не только в том отношении, что поэт-декабрист нашел у Кальдерона сочувственное изображение преследуемого и восставшего народа. Характерно и то, что выбранной оказалась трагедия, при создании которой «Кальдерон строго держался исторической основы» («Сочинения Кальдерона», стр. 561. Пояснительная статья переводчика. Об исторических источниках этой трагедии и их использовании Кальдероном см. там же, стр. 561—570).
Историческую истину стремился соблюсти, насколько это допускали условия избранного им жанра оперы, и Кюхельбекер. С другой стороны, Кюхельбекер отбросил сказавшиеся и на этой ранней трагедии Кальдерона реакционные тенденции, которые с особенной силой проявились в позднейших произведениях великого испанского драматурга.
Создавая трагедию «Любовь до гроба, или гренадские мавры», Кюхельбекер использовал, кроме драмы Кальдерона, «священную книгу» мусульман — Коран. Использование Кюхельбекером Корана было тонко подмечено П. А. Вяземским, который писал В. А. Жуковскому 27 августа 1823 г.: " Кюхельбекер жалуется на твое невнимание к нему и жалуется справедливо… Заглядывал ли ты в его трагедию, и есть ли надежда напечатать ее, хотя без имени его? Он жил у меня два дня в деревне, читал ее и много других стихотворений. В трагедии, право, много хорошего, а в особенности лирическая часть. В Коране, занимающем в ней важное место, встречаются даже и красоты возвышенные. По крайней мере вот впечатление, оставшееся во мне по слушании трагедии. Может быть, при внимательном чтении, родится во мне суждение не столь благосклонное, но вообще творение это недюжинное н заслуживает одобрения. Кажется, что с некоторыми поправками и предисловием осторожным можно будет умилосердить цензуру («Из писем князя Вяземского к Жуковскому». «Русский архив», 1900, М 2, стр. 190. В приведенном письме Вяземский не называет трагедию, о которой дает столь похвальный отзыв. Некоторые считали, что речь идет о трагедии «Аргивяне». Правильную позицию в данном вопросе занял Ю. Н. Тынянов, указавший, что Вяземский имел ввиду «Любовь до гроба, или гренадские мавры». См. его вступительную статью к Сочинениям В. К. Кюхельбекера, т. 1. Лирика и поэмы. Изд. «Библиотека поэта». Л., 1939, стр. ХХХV).
То обстоятельство, что в использованном Кюхельбекером Коране имеется много заимствований из Библии, послужило поводом к включению в текст пьесы церковно-славянизмов. Последних особенно много встречается в первоначальной редакции пьесы («древле», «днесь», «сей», «притекли» и др.) В. К. Кюхельбекер, « Любовь до гроба, или гренадские мавры», л. 2, стр. 22. Там же, л. 4, 7, 27). Применяет Кюхельбекер и архаические формы имен числительных. Так, персонажи трагедии говорят: «два десять», «три десять тысяч» и т. д. Любопытно, что Церковнославянизмами буквально изобилует и русский перевод Корана. Их можно встретить на каждой странице перевода.
Таковы, например, церковнославянизмы: «глаголами», «течет», «зане», «восхощет», «приидет», «изыдите», «очесах», «тако», «рекут», «дондеже», «хощете», «огнь» и т. д.
Встречаются в этом переводе и те архаические по форме обозначения чисел, которые мы нашли в трагедии Кюхельбекера. В переводе имеются выражения: «девять десять» (овец), «два на десять» (частей) и т. д. (Аль Коран Магомедов, переведенный с арабского на английский… Георгом Сейлем. С английского на российский перевел Алексей Колмаков. СПб., 1792, ч. 1, стр. 22, 23, 63, 103; ч. 11, стр. 204, 242, 287). Таким образом, в трагедии «Любовь до гроба, или гренадские мавры» снова выступает перед нами «библейский» стиль. На этот раз библеизмы появились как специфическое художественное средство в произведении, посвященном средневековой тематике и основывающемся на трагедии испанского драматурга.
С Кораном Кюхельбекер связывал произведения испанской народной поэзии.
Он писал по этому поводу в «Европейских письмах»: «Мавры искони любили сказки и рассказы в стихах и рифмах: Алкоран и история Абульфеды от доски до доски написаны рифмованными хореями. Испанские исторические народные песни-романсы — явное подражание сим повествованиям» (В. К. Кюхельбекер. Европейские письма, стр. 41 — 42. Письмо З. Нордова, 26 июля).
Пьеса «Любовь до гроба, или гренадские мавры», конечно, не могла быть напечатана и поставлена на сцене. Слишком острым был ее сюжет, и слишком явно проступала ее тираноборческая тенденция. Это прекрасно понимал Вяземский. Недаром он предлагал «умилосердить» цензоров, внеся в трагедию изменения и снабдив ее «осторожным» предисловием. препятствовало напечатанию трагедии и постановке ее на сцене также и имя автора, скомпрометировавшего себя в глазах правительства своими парижскими: лекциями, что опять-таки, отмечено в письме Вяземского. Тем не менее была сделана попытка протащить трагедию сквозь рогатки театральной цензуры. В Центральном историческом архиве (Ленинград) хранится документ, запечатлевший прохождение этой пьесы через цензуру (Центральный Государственный исторический архив в Ленинграде (ЦГИАЛ), Фонд М: 780, оп. М 1, М: 43; Алфавит, русских пьес с указанием времени рассмотрения и NoNo рапорта и протокола. В этом деле, на листе 56 названа пьеса «Любовь до гроба, или гренадские мавры». Год рассмотрения — 1824, номер рапорта — 270). Любопытно отметить, что спустя восемь лет театральной цензурой была запрещена пьеса известного испанского государственного деятеля и либерального писателя Мартинеса дела Розы, посвященная тому же сюжету (см. « Бен Гумейя или восстание мавров при Филиппе II». Историческая драма в 3-х действиях Мартинеса де ла Розы. Перевод с французского. Автор перевода не указан. Рукопись этой пьесы хранится в Театральной библиотеке им. А. В. Луначарского. Шифр 31873. На титульном листе рукописи имеется надпись чернилами: «Запретить». Красным карандашом поставлена дата — «1832 г.»). Героем этой пьесы является тот самый бен Гумейя, который фигурирует в трагедии Кюхельбекера под именем Валера.
В пьесе изображается восстание мавров. В первом действии Абен Гумейя произносит следующие слова, отчеркнутые в цензурном экземпляре: « Оставим слезы душам слабым — поругание сильных смывается кровью!.. Я уверен, друзья, что неистовство испанцев, превзойдет наше терпение, и они сами дадут нам сигнал свободы». Во втором действии отчеркнуты выразительные слова Мурей Карилка, обращенные к Ларе: «Ты хорошо знаешь, благородный Лара, мятежи войск, ужасы войны; но тебе не известно, что еще того ужаснее, еще гибельнее — это восстание народное»! (Там же, стр. 10, 35 — 37).
Трагедия-опера поэта-декабриста Кюхельбекера «Любовь до гроба, или гренадские мавры» и является произведением, в котором рисуется восстание народа, поднявшегося на борьбу со своими угнетателями за национальное освобождение.
Источники текста:
Бочкарев В. А. Русская историческая драматургия периода подготовки восстания декабристов (1816—1825 гг.). Куйбышев, Куйбышевский гос. пед. ин-т, 1968 г.
Известия Академии наук СССР, Т. 19, в. 6, 1960 г.
« Русская литература», журнал, № 4, 1989 г. Стр. 74 — 87.