Лихтенштейн, Евгений и Марлборуг в царстве мертвых
правитьВ наше время составилась секта энциклопедистов, называющих себя философами; они ставят себя выше древних мудрецов. При циническом бесстыдстве имеют благородную наглость выдавать в свет нелепости, какие ни приходят им в голову; чванятся геометриею, и утверждают, что не учившиеся сей науке имеют неправильные понятия, и что одни только они имеют дар здраво мыслить. Самый обыкновенный разговор их начинен учебными словами. Они говорят, например: такие-то законы премудро изданы в обратной пропорции квадрата расстояний; такая-то держава, желающая заключить с другою союз, привлекается действием притяжения. Предлагает ли им идти гулять — это для них задача о кривой линии. Страдая от нефритической колики, лечатся по законам гидростатики. Чувствуя свербеж на теле, они говорят: меня кусают бесконечно малые первой степени. Случится ли им падать — это от потери равновесия. Если какой-нибудь дерзновенный журналист осмеливается нападать на них, потопляют его в бездне чернил и ругательств: ибо оскорбление философии есть такое злодейство, которого ничем извинить не можно.
Какое ж отношение имеют сии глупцы к нашей славе, которую мы оставили по себе в свете?
О, великое! Они очерняют все науки, кроме своих вычислений. Стихотворство по их мнению есть вздор; вдохновенный поэт должен мечтать об алгебраических уравнениях. Истории надлежит учиться навыворот, то есть начав с нашего времени идти к эпохе прежде потопа. В правительствах должно сделать важные перемены; Францию должно превратить в республику, которой законодателем будет геометр, и которою будут управлять геометры же, соображаясь в действиях новой республики с исчислением количеств до бесконечности малых. Сия республика будет хранить вечный мир, и обойдется без войска… Они показывают непреодолимое отвращение от войны…. Хотя ненавидят войска и славных военачальников, однако охотно дерутся на перьях, и часто потчуют друг друга площадными ругательствами; если б они имели войска, то конечно выводили бы их на сражение… Учтивые приветствия, ими употребляемые, на их языке называются вольностью философскою. Надобно говорить все, что думаешь; всякую истину должно открывать; а как они почитают себя хранителями всех истин, то и присваивают себе право рассказывать нелепости, какие ни приходят им в голову, будучи твердо уверены, что всему, сказанному ими, станут удивляться.
Видно в Европе нет уже домов для сумасшедших; по моему мнению, там надлежало бы поместить сих господ, и сделать их законодателями людей им подобных, то есть сумасшедших.
А я думаю, что их управлению надлежит вверить такую область, которая заслужила наказаний; они, поставивши все вверх дном, обнаружили бы собственное свое невежество, показали бы, сколь легко во всем находить недостатки, и как трудно изобретать полезное; и особливо напомнили бы своим примером, что начав говорить о том, чего не разумеешь, наскажешь множество нелепостей.
Они высокомерны, и никогда не признаются в вине своей. По их правилам, мудрецы, то есть они сами, никогда не ошибаются; они одни озарены просвещением; от них истекают лучи света, разгоняющее мрачные пары, в которых гниет толпа слепой черни. Как же они просвещают народ? Открывают ему Начало предрассудков, книгу О разуме, Систему натуры, и проч. Многие повесы по легкомыслию записываются к ним в ученики, стараются во всем подражать им, и выдают себя наставниками человеческого рода. А как несравненно легче язвить ругательствами, нежели приводить основательные доводы, то сии велемудрые питомцы не пропускают случая с неистовым бесстыдством нападать на военных.
Что глупец удивляется другому глупцу — это не новое. Но почему военные терпеливо сносят оскорбления?
Презирают негодяев, и делают свое дело.
Не стыдно ли восставать против благороднейшего искусства, против того, под щитом которого другие процветают?
Будучи совершенными невеждами в военном искусстве, они хотят унизить его, сделать презренным. Я уже сказал, что они опровергают вообще все науки, и на их развалинах возносят одну геометрию, чтобы помрачить блеск чужой славы, и на себе соединить все лучи ее.
Однако мы не презирали ни философии, ни геометрии, ни изящных наук, и довольствовались успехами в своем деле.
Я сделал еще более: я покровительствовал венских ученых, и ободрял их тогда, как никто не занимался ими.
Вы были великие люди, а так называемые, философы суть ничто иное, как повесы, которые из тщеславия хотят представлять важные лица: несмотря на то ругательства, часто повторяемы, иногда вредят славе людей великих. Теперь думают, что философия состоит в дерзком умствовании, и что выдать парадокс, значит — одержать победу. Сколько раз слыхал я, как очерняли знаменитые ваши подвиги, и называли вас такими людьми, которые насильно присвоили себе славу во времена невежества, когда не умели еще определять заслугам достойную цену!
Как! Наш век был варварским?
Да, а нынешний[1] есть век философии.
[Шатобриан Ф. Р. де] Лихтенштейн, Евгений и Марлборуг в царстве мертвых: (Из Genie du Christ.) // Вестн. Европы. — 1806. — Ч. 25, N 4. — С. 253-258.
- ↑ То есть восемнадцатый. Это писано против Дидеротов и Даламоеров.