Степан Славутинский.
правитьЛитовские предания и сказки
правитьО Вороне
О Морозе
О Морозе
«Сказка — складка, песня — быль», говорит русская пословица. Но и в «сказке-складке», не смотря на то, что тут иногда слишком раздольно, смело и прихотливо разыгрывается народная фантазия, есть своя доля обще-человеческой правды: под фантастическими образами сказки скрывается все-таки осмысленный взгляд народа на действительность, — на окружающую его природу, на борьбу с нею, на быт свой, сложившийся под влиянием разных исторических и социальных условий. Для наблюдателя жизни народной должны иметь много значения и «сказки-складки» — плоды не одной же праздной фантазии, но и того осмысленного взгляда народа, о котором я упомянул выше.
Случай доставил мне возможность собрать довольно много преданий и сказок литовских. Если редакции «Виленского Вестника» будет угодно, я сообщу на листах его все эти предания и сказки — и передам их в той безыскусственной форме, в которой они дошли до меня. В заключении же, постараюсь объяснить их, насколько смогу и сумею, указаниями на те стороны народной жизни, к которым они относятся.
I.
правитьО Вороне
правитьЖил-был старый ворон и имел он троих сыновей. Раз, вздумал он переселиться с того берега моря, на котором жил с детьми, на другой берег. Вот, взял он одного из детенышей своих и переносит его в когтях, а над самой серединой моря спрашивает сына: "когда я состарюсь совсем и не станет у меня сил перелетать с одного берега на другой, будешь ли ты меня переносить, как я тебя переношу? — «Буду», — отвечал воронёнок. — «Нет, не будешь!» — возразил старый ворон. — «Буду», — повторил воронёнок. — «Нет, не будешь!» — каркнул ворон — и бросил сына в море.
Воротился ворон на берег, где оставил других сыновей, взял еще одного детеныша в когти и переносит его над морем, а над самой серединой, опять спрашивает сына: "когда я состарюсь совсем и не станет у меня сил перелетать с одного берега на другой, будешь ли ты меня переносить, как я тебя переношу? — «Буду», — отвечал воронёнок. — «Нет, не будешь!» — возразил старый ворон. — «Буду», — повторил воронёнок. — «Нет, не будешь!» — каркнул ворон — и бросил другого сына в море.
И воротился ворон еще раз на берег, где оставался его третий сын, берет он его — последнего — в когти и несет над морем, а над самой серединой, опять спрашивает сына: "Когда я состарюсь совсем и не станет у меня сил перелетать с одного берега на другой, будешь ли ты меня переносить, как я тебя переношу? — «Не буду», — отвечал воронёнок. — «Как? не будешь?» — переспросил ворон. — «Да не буду» — вновь отвечал воронёнок. — «А почему?» — «Потому, — отвечал сын — что когда ты совсем состаришься, у меня будут уже свои дети, и их я буду переносить с места на место, а не тебя.» — «Правда твоя» — молвил старый ворон. — И этого сына он не кинул в море, а бережно перенес на другой берег.
II.
правитьО Морозе
правитьЖил-был бедный крестьянин, имел жену и мать родную. Но умерла у него жена, а он взял да женился на другой. Принесла эта жена в дом к мужу богатое приданое, но привела с собою и свою мать родную. И были эти бабы злые-презлые. Напали они на старуху, мужнину мать, каждый день всячески ее обижали, а наконец жена пристала к мужу:
— Коли хочешь со мной жить и добром хозяйничать, отвези — говорит: — свою старуху в темный лес. Пускай ее либо волки съедят, либо мороз заморозит до смерти!
Бился-бился бедный крестьянин, — муж богатой жены, — долго отнекивался, но послушался-таки жены: взял мать свою родную, посадил на салазки, укрыл ее кое-как дырявой шубенкой, и, горько плача, отвез в темный лес, а там посадил старуху на пенек, жалобно простился с нею — да и воротился домой.
А на ту пору зима стояла снежная и холодная. Сидит старуха, дрожит под дырявой шубенкой — уж очень холодно ей; но не столько ей тяжко от холода, сколько от тоски по доме родном, да и сына она много жалеет.
Ночь настала; ярко звезды в небе загорелись — и вот едет, большим паном, мороз, едет, огромной дубиною по деревьям постукивает; едет, на старуху наехал.
— А что, бабушка — крикнул — мороз! большой мороз!
— Мороз, батюшка, — отвечала старуха: — мороз, чтоб Господь его благословил: его час, его пора.
И снял мороз с своих плеч богатую шубу, укрыл ею старуху, — и дальше поехал, постукивая по деревьям дубиною.
На другой день, ранехонько утром, не утерпел сын, бедный крестьянин, отправился в темный лес — разведать что сталось со старухой, его матерью, и, коли съели ее волки, либо мороз заморозил до-смерти, — похоронить ее сирые косточки в холодном снегу. Ан приезжает на место, — видит: сидит его старая мать, живехонька, инда-вспотела под богатою шубою, которую дал ей мороз.
Очень обрадовался сын, что Бог сохранил его мать, взял ее тотчас же с собою и привез домой; и уж как удивились злые бабы, — жена с своею матерью, — глядя на старуху, живую, здоровую, веселую, да еще одетую в такую богатую шубу!
И стали думать-раздумывать злые бабы, да и придумали.
— Бери — говорит жена мужу-крестьянину: бери мою мать; вези ее на то же место, куда отвозил свою старуху: и моя старуха, наверное, получит такую же богатую шубу, а может, и лучше добудет.
Старуха-теща о том же пристает, — просит — уж очень ей и шубы захотелося! — зять нисколько ни ей, ни жене не перечит: тотчас же отвез он тещу в темный лес, на пенек ее усадил, да попрощавшись с нею наскоро, воротился домой.
Настала ночь; ярко звезды в небе загорелись. И вот пошел страшный треск по лесу: едет, большим паном, мороз, стучит сердито по деревьям огромной дубиною; едет, наехал опять на старуху, но уже на другую.
— Что, бабушка — крикнул он ей: — мороз! большой мороз!
— А мороз, чтоб чорт его взял! — отвечала злая баба.
И ударил ее мороз, со всего размаха, дубиною да и убил сразу на месте.
На другой день, ранехонько утром, едет крестьянская жена в темный лес, — думает найти мать свою живою, веселою и в шубе богатой; ан приехала — глядь: лежит мать ее на холодном снегу, мертвая, почернелая, и все косточки у ней переломаны.
III.
правитьО Морозе
правитьЖил-был старый мороз, имел сына молодого, да и хвастлив же был этот сынок. Раз, думает сынок-морозец: «стар стал отец, плохо дело свое делает, а я-то, молодой и сильный, уж гораздо получше его смогу это дело сделать.»
Вот, едет к обедни, в костел, толстый пан, в большой шубе. — «Ну, — думает морозец: докажу-ка я на этом пане всю свою силу: старик-то мой ни за что бы его не пронял, а я так пройму!».
И точно: пронял морозец пана; морозил его по дороге в костел, морозил еще пуще на возвратном пути, и до того дошло, что, по приезде домой, пан тотчас же Богу душу отдал.
Расхвастался морозец перед отцом. — «Вот такого бы пана да в такой шубе ты ни за что не заморозил бы, а я его донял!»
— «Хорошо, — отвечает старый мороз: но, ведь, ты заморозил пана, хоть и был он очень толст, хоть и был он в большой шубе; а вон — смотри — едет тощий мужик, в дырявой шубенке, в лес дрова рубить: попруй-ка его заморозить.»
Полетел морозец свое дело делать, напал на мужика всей своей силою, то с того, то с другого бока его пронимает, и чем больше старается так-то, тем сильнее мужик топором действует, рубит да рубит. Устал, наконец, морозец. — «Ну, — думает: — постой же, проберу я тебя, как ты домой будешь возвращаться» — да и забрался в мужичьи рукавицы, которые на возу лежали, так их заморозил, что и пальца в них просунуть нельзя было.
Схватил мужик рукавицы, а как увидал, что их надеть нельзя — давай отбивать их обухом топора — и помял он бока морозцу важно, так, что тот, насилу, чуть жив убрался.
Много смеялся старый мороз, увидав своего сына, с сильно-помятыми боками.
С. Славутинский. Литовския предания и сказки // Виленский вестник. 1868. № 20, февраля.
Подготовка текста Ольга Минайлова, 2006.
Публикация Русские творческие ресурсы Балтии, 2006.