Успенский Николай Васильевич.
правитьЛитературный омут.
править(Смерть писателя).
правитьДействующие лица:
Иван Иванович Швырков — беллетрист, 25 лет.
Карминин — бывший гимназист, вступающий на литературное поприще, по совету Швыркова, начинает со «Сцен у мирового судьи».
Александр Силантьевич Петухов, прославившийся «Очерками купеческого быта», — приятель Швыркова.
Порфирий Петрович Пряхин — беллетрист, возвратившийся из провинции, где состоял на службе, приятель Швыркова и Петухова.
Никита Андреевич Шильников — бывший редактор журнала «Правда».
Абрам Титович Мухортов, написавший множество повестей, помеченных редакторами словом «возвратить».
Егор Григорьевич — доктор.
Посыльный из редакции.
Настасья Прохоровна — служанка Швыркова.
Параша — швейка.
Картина 1.
правитьЯвление 1.
правитьШвырков. Где вы были?
Карминин. В редакции «Тыквы»…
Швырков. Что ж там сказали?
Карминин (садится). Да чёрт их возьми!.. Говорит: «Дома нет редактора»…
Швырков. Послушайте, Карминин, зачем же вы напились пьяны?
Карминин. Помилуйте, Иван Иванович, хожу, хожу… Погода сырая, сапоги худые — поневоле выпьешь!
Швырков. Я вижу, вы пропили деньги, которые я вам дал на извозчика…
Карминин. Вовсе нет! Это я взял в редакции «Якоря». Я отдал туда свои «Мировые сцены»…
Швырков. А в редакцию «Корня» заходили?
Карминин. Да ведь я вам говорил, редактора «Корня» посадили в тюрьму…
Швырков. Послушайте, Карминин, не пейте, пожалуйста! Неужели вы ни одного дня не можете пробыть без водки? Вот получу за свою статью гонорар, тогда дам вам три рубля… Купите себе сапоги…
Карминин. Что ж вы, Иван Иванович, разве я каждый день пью? Иногда с горя… Или от сырости… Опять же, я, как выпью, смелей иду в редакцию…
Иван Иванович! Сейчас я читал объявление: новая газета издаётся…
Швырков. «Сердце России». Редактор какой-то Оплеушин. Будут помещаться очерки, сцены. Я хочу написать воспоминания своего детства, ведь я рос без отца, без матери — преинтересно будет!
Швырков. Докончите сперва свои «Мировые сцены».
Карминин. Уж эти сцены мне надоели… Да их почти и не берут нигде.
Швырков. Вы дома будете?
Карминин. Куда ж мне в худых сапогах?
Швырков. Если кто ко мне придёт, скажите, что бы подождали.
Карминин. Хорошо-с!
Карминин (напевает). «Отравлена младая жизнь моя»!..
Швырков. Настасья!..
Явление 2.
правитьШвырков. Настасья Прохоровна! Одолжите три рубля… До вечера…
Настасья. А прежние-то?
Швырков. Да вот нынче буду у Ерыгина… Он мне должен…
Настасья. Знаю я вашего Ерыгина! Какой он чёрт-редактор! Шутка ли дело, сколько времени вас тянет… Ведь рукопись-то вы ему отдали больше месяцу…
Швырков. А Люботычинов-то? У него то же лежит мой рассказ.
Настасья. Только вот какое дело, Иван Иванович, вы мне сделайте Божью милость: через неделю все деньги отдайте. Потому как вы сами знаете, в каком я положении. (Разводит руками). А вот я право тогда к мировому… (Указывает на Карминина). Вон энтот сочинитель мне напишет прошение.
Карминин. С удовольствием! О, я, Настасья Прохоровна, весь к вашим услугам… Я вам посвящу «Сцену у мирового судьи»… Настасья Прохоровна! Возьмите меня к себе в кумовья!..
Настасья. Ишь!.. Да я скорее приглашу дворника, а не тебя…
Карминин. Чем же я-то плох? Собой я очень не дурен… (Смотрится в зеркало).
Настасья (иронически). Сочинитель! Все такие-то бывают сочинители: из кабака не вытащишь… Вон Иван Иванович — заправский сочинитель: к нему редакторы пишут записки… Да он и складней тебя сочиняет, а ты что?!.. Наладил: «подводят к судье редактора»…
Карминин (падает от смеха на диван). Вот так Настасья!..
Настасья. Какой ты сочинитель? Право!.. (Даёт деньги Швыркову). Этак и я, пожалуй, напишу: дескать служанка Настасья подводит к мировому двух литераторов…
Карминин (давится от смеха). Молодец, Настасья!
Настасья. Ну, чего ты заливаешься? Разве я неправду говорю? Что ж ещё с вами делать, когда не отдаёте денег?
Швырков (Карминину). Будет вам хохотать-то! (Настасье). Убери комнату.
Карминин. Вот времена!..
Явление 3.
правитьКарминин (ходя по комнате). Действительно, теперь того и жди, что к мировому потянут… Не посмотрят, что литератор! (Подходит к зеркалу). Однако, чёрт возьми! Неужели я ничего не напишу капитального? Обстоятельства скверные!.. Ноги постоянно мокрые… Ишь, сапоги-то! (Мнётся). Есть просят!.. При таких обстоятельствах писать невозможно! Вон Иван Иванович, как начнёт писать, — зажжёт две свечи, разденется и приготовит сотню папирос: этак можно сочинять! Здесь поневоле придут хорошие мысли! (Садится на диван с ногами и курит). Надо бы что-нибудь написать в шести частях… Да облагодетельствовать редактора, взять тысяч десять — вот это так! А то что такое очерки? Можно ли ими поправить обстоятельства? Один написал, получил деньги и скорей принимайся за другой… Написал, а уж тот пропит… Получишь какие-нибудь 3 рубля, их и до квартиры не донесёшь… (Задумывается).
Явление 4.
правитьКарминин. Вы откуда?
Мухортов. Был в одной редакции… Повесть отдал… Ну что, как дела Ивана Ивановича?
Карминин. Дела Ивана Ивановича пока незавидны… (Курит). Отправил он в редакцию «Полымя» довольно большой рассказ. Редактор Ахов обещал ему через неделю 25 рублей и вот почти месяц, как Ахова не застаёт дома… А рассказ напечатан… Потом Люботычинов ему должен… Но этот долг, видно, так и пропадёт, потому что недавно этого Люботычинова водили к мировому судье!.. Вы не читали в газетах?
Мухортов. Я слышал в кухмистерской… Говорят, он подрался с кем-то… А досадно, право! Я было хотел у Ивана Ивановича попросить деньжонок.
Карминин. Нет-с, на Ивана Ивановича не рассчитывайте… Притом же и писать-то ему надоело! Вы знаете, сколько он написал в этом году? Четыре повести… Да семь или восемь рассказов, а уж об очерках и говорить нечего!.. Он их печатал под псевдонимом в «Якоре», в «Полымя», в «Продушине», в «Правде России», за каждым очерком проведена бессонная ночь и выкурено, по крайней мере, три сотни папирос! Вся эта музыка, наконец, так надоела ему, что он не может слышать слова «редакция». Да и Петербург надоел ему! Он хочет держать экзамен на уездного учителя да забиться в какой-нибудь город, где бы, кроме пения петухов, ничего было слышно… А я вам забыл сообщить: вы знаете редактора газеты «Миссионер»? На днях он просил меня написать какое-нибудь обличение… «У вас, — говорит, — талант»! И одолжил мне двугривенный… Я ему говорю: «Пожалуйста, на меня сильно не рассчитывайте»…
Мухортов. Какого же рода обличение ему нужно?
Карминин. Хоть, например, обличение навозной кучи. Начать можно так: «Нельзя не обратить внимания, что на углу Гороховой и Садовой возвышается большая куча»… И так далее… Но мне хочется написать одну великолепную штуку.
Мухортов. Какую?
Карминин. Описать редакторов… Как вы думаете?
Мухортов. Неловко, знаете ли… Ведь это будет скандал…
Карминин. Ничего! Что ж? За это пора приняться!.. Вы слышали, один редактор выдаёт себя за лошадь?.. Сидит за столом, на котором насыпан овёс, и говорит: «Меня заездили сотрудники»…
Мухортов. А где же вы это напечатаете? Нигде не возьмут…
Карминин. Это правда… Чёрт возьми! Куда ни кинь — всё клин!.. Посмотрите, как у меня сапоги растрепались!..
Явление 5.
правитьКарминин (вскакивает). А! Александр Силантьевич! Что-то вас давно не видно? Пожалуйте!.. Покурить не угодно ли?
Петухов. Иван где? (Садится и щиплет себя за бороду).
Карминин. Пошёл по редакциям…
Петухов (Карминину, таинственно). Что же того… Он получил вчера?
Карминин. Нет-с… Дома не застал… Жена говорит: «Ради Бога, подождите до Воскресения».
Мухортов. Что это вы, господин Петухов, давно ничего не пишете?
Петухов (откашливаясь, взволнованным голосом). Хм… Того… Да где же писать-то? Позвольте вас спросить! Где? Ведь из литературы сделали помойную яму, какое-то лошадиное ристалище… Плевать осталось на русскую литературу, больше ничего!.. Хм… Теперь самое лучшее — забиться куда-нибудь в затрещину, в мужицкую избу за семь тысяч вёрст от Петербурга, что бы ни одного звука из всей этой оркестровой холопской ерунды не долетало до слуха… Потому что внутренности выворачиваются пери виде каждого печатного слова… Естественно, моё сознание буквально поражено этим всеобщим базарным нахальством, мазурничеством, запуском рук в чужой карман… Ну, чёрт с ними! Вот наймусь у какого-нибудь мужика пахать землю… Послушай, Карминин!
Карминин. Что угодно, Александр Силантьевич?
Петухов. Хм, как бы, братец мой, того… Насчёт водки… У меня вот (достаёт из жилета деньги) три копейки…
Карминин. Это можно! Мне в кабаке копеек на десять поверят… Я уж одну распивочную обличил… Нагнал холоду-то!..
Петухов (сердито). Оставь ты свои медлительность и многословие! Тебя просто-напросто посылают за водкой, ну и ступай!
Карминин. Сейчас, сейчас, Александр Силантьевич…
Петухов. Как же терпеть я не могу вашего козлиного подпрыгивания! Здесь человеку всю грудь насквозь высосала эта подлая жизнь… Все печёнки изныли…
Карминин (надевая фуражку). А вот и Иван Иванович… (Уходит).
Явление 6.
правитьШвырков. Батюшка Александр Силантьевич! Что это вас давно не видно? Здравствуйте, господа! (Жмёт руки Петухову и Мухортову).
Петухов. Ну, что, Ванюша, как дела?
Швырков. Ах, Александр Силантьевич! Не говори! Сейчас завтракал у Люботычинова… Ты не можешь себе представить…
Петухов. Что такое?
Швырков. Прихожу, — а уж там все сотрудники… И всё это пьяно… Сама мадам Люботычинова едва держится на ногах… Ужас! Господин Косоуров там… Камков… И велемудрый Богобоязненский… Он, брат, затевает роман «Демон». «Это, — говорит, — у меня будет современный герой». Словом, выпили, закусили, друг ты мой… Люботычинов говорит: «Господа, ради истинного Бога, подождите гонорара… У меня есть билет, который надо разменять»… Видишь ли, у него есть такой билет, который он никак не может нигде разменять…
Петухов. Стало быть, неразменный? Да что ты на него смотришь то? Волоки его к мировому, да и шабаш! Ведь это разбойники, я их тонко знаю!
Швырков. Да что ж к мировому-то? Люботычинова этим нисколько не удивить — он травленный волк…
Петухов. Это они начитались Карла Дарвина и вообразили, что прогресс заключается в том, что бы подставлять друг другу ножки, да выворачивать чужие карманы… Ведь мошенничество, братец мой, дошло до того, что порядочному человеку жить нельзя… И это передовые люди!.. В «Тыкве», в «Пуле» был?..
Швырков (снимает с себя сюртук). Был везде! (Вздыхает). Никакого толку нигде нет!.. Ах, Александр Силантьевич! Грудь что-то побаливает… Я, брат, хочу затесаться в уездные учителя… Ну, как вы поживаете, Абрам Титович?
Мухортов. Да вот я хотел (вынимает из кармана рукопись) прочесть вам начало повести…
Швырков. О нет, голубчик, не могу!.. Моя голова в настоящее время не что иное как птичий садок… А если вы мне скажете слово «Повесть» или фразу «В один июльский день», со мной мгновенно сделается столбняк. Уж в другое время, я вас попрошу.
Мухортов. Позвольте спросить, Иван Иванович, редактора «Пули» вы видели?
Швырков. А что?
Мухортов. Там у него лежит моя повесть… Будет она напечатана, как вы думаете?
Швырков. Не могу вам сказать… А не знаете ли вы, Абрам Титович, где-нибудь местечка с приличным жалованием?.. Теперь бы, право, поступил на службу…
Мухортов. Я, Иван Иванович, служу у графа… Он ненавидит литераторов…
Швырков. Да! Я и забыл, что вы служите у его сиятельства…
Петухов (Швыркову). А мне, Иван, позволь пожить у тебя… Квартире моей вышел срок…
Швырков. Сделай милость, располагайся… Место есть… Но что ты не отнесёшь чего-нибудь «Женскому любовнику»?.. Редактор спрашивал про тебя несколько раз…
Петухов. Да в чём… В чём, наконец, я пойду к нему? Ведь не в этом же сюртуке? А к этим господам явись в отрепьях, так и цена вполовину меньше… Да и лакей сорвёт нос… Ну их, к чёрту!..
Швырков. А я тебе забыл сказать: Шильников приехал! Вот, брат, беда!.. Ведь я ему должен…
Петухов. И я должен… Что ж из этого? Пусть описывают наше имущество…
Швырков. В театре скоро будет даваться пьеса «Нигилист», поступила в продажу книга «Нигилистические трущобы». В «Судебной газете» напечатан процесс двух редакторов с сотрудниками… В «Гласном разговоре» описывается драка редактора Прощалыгина с кухаркой. Газета «Пустопорожняя башка» ведёт полемику со «Сводником» по поводу одного сотрудника, найденного с оторванным ухом в редакции «Тыквы», и доказывает, что всему причиной реальное направление…
Петухов. Так как ухо есть орган, без которого можно обойтись в редакции?.. А я слышал, где-то напечатано, что один фельетонист ходит по домам и предлагает свои литературные услуги, за что его без церемонии выталкивают в шею, так что последнее время он лежит при смерти в клиники…
Мухортов. Сегодня явилась публикация, что через непродолжительное время дадутся живые картины с участием нигилисток, а по окончании их сожжётся фейерверк…
Швырков. На днях появится новая газета «Патриот», редактор какой-то бывший швейцар…
Петухов. Знаешь ли, друг ты мой… Того… Теперь опасно стало писать, честью тебе клянусь!.. Просто-напросто — идёт не литературная деятельность, а Мамаево побоище… Здесь не о музах должна идти речь, а просто-напросто о денном разбое… Да разве теперь можно писать?.. Хм! Теперь надо с дубиной в руках подвизаться на литературном поприще… Вот что на поверку-то оказывается…
Явление 7.
правитьКарминин. Ура, Александр Силантьевич! Вот и водка! (Ставит на стол полуштоф). Александр Силантьевич! Представьте!
Петухов. Что такое?
Карминин. Сейчас читал объявление…
Петухов. Ну тебя к чёрту! Наладил: «Объявление да редакция»! Вот, рюмку давай!
Карминин. Извольте! (Принимает почтительную позу).
Петухов (выпивает и нюхает хлеб). Ваня! Выпей.
Швырков (ложится на кровать). Нет, не могу!.. Итак, друг ты мой сердечный Александр Силантьевич, куплю себе географию и буду держать экзамен на учителя… Нет, не могу я здесь жить… Умираю совсем! Веришь ли? Как честный человек тебе говорю: сколько раз я собирался с собой покончить…
Петухов (Карминину и Мухортову). Господа, не угодно ли? (Швыркову). Ты говоришь: «Покончить»!.. Это уж со мной было… Да я и покончу… Но не в том дело… Ты говоришь: «В уездные учителя»… (Воодушевляясь). Ведь я был уездным учителем… Я недели не мог прослужить… Того… Хм!.. Как бы тебе сказать?.. Знаешь ты этот осенний ветер ночью, из-под горы завывает, тебе ж и припомнится нечистая сила, о которой ты слыхал в детстве… Вот в этих-то самых уездных городах весь день и всю ночь ревёт ветер, занимаясь на досуге сниманием соломенных крыш… А ночью ему дружно вторят кошки, вцепившись друг в друга… Я приехал в город Брюхин осенью, остановился на постоялом дворе. И по привычке, знаешь ли, заглядываю в окно, прислушиваюсь к этому грому, к этому движению — которые привыкло слышать моё ухо, но стоит такая тишина, что волос дыбом! Смотрю на улицу — ни души! И лёг, понимаете ли, заснуть… Забыл, что я в уездном городе. Просыпаюсь, подбегаю опять к окну посмотреть… Что-то уж мне вдруг страшно, знаете ли, стало от этой тишины… Смотрю в окно: опять ни души! И принялся я там со зла пьянствовать… С учителями, с какими-то приказными… А через неделю — с Господом назад!.. (Пьёт).
Швырков. Нет, я поеду… Мне эта тишина нужна теперь… Поеду, поеду!..
Явление 8.
правитьПосыльный. Иван Иванович у себя?
Швырков. Что вам угодно?
Посыльный. От Герасима Тимофеевича Подзатыльникова письмо.
Они просили расписаться в получении.
Швырков (посыльному). Кланяйтесь ему.
Посыльный. Слушаю-с. (Уходит).
Явление 9.
правитьШвырков (Петухову). Саша! (Показывает 50-тирублёвую бумажку).
Петухов. Ах, чёрт возьми! Покажи… Покажи! Дай взять в руки-то… Хоть пощупать. (Берёт ассигнацию). Давно ничего подобного не было в руках… Что же? Стало быть, к Палкину?
Швырков. Что же? Идём! (Ищет сюртук). Карминин! Вот вам пока четвертак… (Достаёт из жилета). Если придёт портной, пусть обождёт… Настасье ничего не говорите…
Карминин. Ура!!!
Швырков (строго). Карминин! Я вас выгоню!
Карминин. Иван Иванович! Позвольте мне, я повесть буду писать…
Петухов (Карминину). Перестань! (Швыркову). Скажи, пожалуйста, это Подзатыльников прислал?
Швырков. Он! Пишет, что бы я к среде приготовил рассказ. Я ему давно обещал.
Петухов. Однако пора и мне приняться, что-нибудь написать… Вишь, деньжонки-то ещё есть. (Пьёт).
Мухортов. Иван Иванович! Я думаю Подзатыльникову написать повесть…
Швырков. Что же? Он будет очень рад…
Карминин. А «Воспоминания детства» он возьмёт?
Швырков. Отчего же не взять?.. Петухов, пойдём!
Карминин. Иван Иванович! А «Мировые сцены» Подзатыльникову нужны?
Швырков. Карминин! Оставите вы меня в покое или нет?
Петухов. Отвяжись, болван! (Швыркову). Пойдём, наконец!
Мухортов. Эх, как бы мне удалось пристроить хоть одну повесть!
Картина 2.
правитьЯвление 1.
правитьКарминин. Так или иначе, а дела мои должны поправиться. Наконец вот издаётся «Вадим», «Всемирная пуля»… Везде, везде могу писать…
Параша. Петухов ведь то же сочинитель?
Карминин. Да! Но в настоящее время он почти ничего не пишет… У него талант огромный. Я тебе когда-нибудь дам его сочинения, «Очерки мещанской жизни».
Параша. А я всё-таки не понимаю, отчего ты не поступишь на службу? Там ты получал бы аккуратно жалование и никогда не впадал бы в такую нищету, как теперь… Ведь ты сам говоришь, что для сочинений надо ждать вдохновений… Ну, а если нет вдохновения?..
Карминин. Вдохновение — это вздор! Здесь дело в том, что служба мне не по нутру! Что там? Ходи до гробовой доски по одной дорожке, да переписывай галиматью… А здесь, как встал, так пошёл по редакциям… Иной раз редакций двадцать в день обегаешь… Вон, есть у нас литератор Подстрекалов, так тот помещал свои статьи каждый день во всех газетах: туда отнесёт очерк, туда обличенье, туда полемическую штучку, или какие-нибудь «Воспоминания»… Как настанет утро, он, точно рыболов, и пойдёт бродить по редакциям… И он нажил себе состояние: теперь даёт деньги под залог… Вот и я, как навострюсь писать, пойду закидывать удочки-то… Ведь ты, дружок, ничего не понимаешь… Ты не веришь, что я сделаюсь настоящим писателем…
Параша. Я говорю потому, что мои-то обстоятельства плохи.
Карминин. Да у кого ж они хороши-то? Странное дело! Подожди!
Параша. Вот кабы ты на мне женился… Дело было бы лучше…
Карминин. Что ж я, нищий-то, на тебе женюсь? У меня ничего нет, и у тебя то же… Да, наконец, ведь это глупо: всё брак на уме… Люди добиваются свободных отношений к женщине, а она лезет в эту византийскую петлю. (Про себя). Петуховское изречение… (Параше). Ну, ведь ты убеждена, что литераторы учёный народ, а посмотри: кто из них женат? Никто!
Явление 2.
правитьПряхин. Ивана Ивановича нет дома?
Карминин. Он с Петуховым ушёл в гостиницу.
Пряхин. Они вместе живут?
Карминин. С нынешнего дня Петухов будет жить с нами. Позвольте узнать: вы, кажется, господин Пряхин?
Пряхин. Да. А ваша фамилия?
Карминин. Моя фамилия Карминин. Не угодно ли чаю? (Шепчет Параше). Это тоже известный сочинитель. (Пряхину). Вы, кажется, служили где-то в провинции?
Пряхин. В уездном городе.
Карминин. Вы, вероятно, слышали, сколько у нас появилось газет и журналов: «Якорь», «Вадим», «Тыква», «Сводник» и чёрт знает, сколько!
Параша (Карминину). Прощайте…
Карминин. Ты идёшь? (Провожает, вполголоса). Ты, ради Бога, не думай… Наконец, ведь это странно…
Явление 3.
правитьПряхин. Кто издаёт все эти журналы и газеты?
Карминин. Есть и купцы, и баре, и жиды, и промотавшиеся фигляры… Например, «Тыкву» издаёт бывший фокусник: он на нижегородской ярмарке по канату ходил, а теперь издаёт газету и сам редактирует… Я ему носил «Мировые сцены». «Надежду России» издаёт один татарин, и посмотрите, какие закатывает объявления! «Настало время охранять святыню христианских нравов»!..
Пряхин. А платят за статьи?
Карминин. Плохо… Всё надо к мировому обращаться… Да, теперь суды стали хорошие… Сотрудники, как выйдет статья, прямо к мировому… Потому что у редактора, прежде нежели получить гонорарий, надо звонков 5 оборвать.
Пряхин. А журнал «Правда» ещё не воскресал?
Карминин. Нет ещё. Впрочем, Шильников, редактор этого журнала, здесь и, кажется, хлопочет насчёт сборника…
Вот и Иван Иванович с Петуховым!
Явление 4.
правитьПетухов
(от удивления воздевает руки горе и поёт)
«Страха не страшусь»!
Пряхин
(подтягивает)
«Смерти не боюсь»…
Все.
«Слава нам в Руси святой»!!
Швырков. Друг! Порфирий!
Петухов (Пряхину). Что? Из Зяйчишина, брат, наготовил товарцу-то?
Пряхин. Немножко привёз…
Петухов. Не бос, целых два воза рукописей? Он вот круглый год пропадает, чёрт знает, где, а как подписка… Декабрь, январь… Он как раз и здесь…
Пряхин. Я слышал, журнала «Правда» нет: где ж теперь помещать?..
Швырков. Э, приятель! Я сам долго бился над этим вопросом, и ответил мне на него знаешь, кто? Хозяйка! Пришла, потребовала денег за квартиру, я и полетел в первую попавшуюся редакцию… Ты думал, как прежде, разбираются направления? Россия идёт всё вперёд! Раздевайся! Рассказывай, как ты жил в захолустье… И мы, брат, скоро пойдём по твоим следам…
Пряхин. Я службу бросил…
Швырков и Петухов. Как?!..
Петухов (Швыркову). Вот видишь! Я тебе говорил, что такое провинция… Нет, там издохнешь…
Швырков (Пряхину). Да от чего ты бросил провинцию?
Пряхин. Очень просто: скука одолела…
Швырков. Но там, братец мой, тишина по крайней мере… Нет того гаму, как здесь…
Петухов (перебивая). Послушайте, друзья! Нас теперь трое… Пригласим ещё Растяжимова, и давайте сами затеем газету. (Карминину). Послушай, Карминин! Сходи за водкой, только побыстрее!
Явление 5.
правитьПетухов. Поэксплуатировали нас довольно! Один Шильников сколько крови выпил!..
Пряхин. Я слышал, он купил себе какие-то фабрики или заводы?..
Петухов. А то как же эти представители гуманности, эти друзья-то народные поступают?! Когда у Шильникова стал спрашивать: «Что, правда, будто вы отцепили себе какие-то винокуренные заводы»? Он говорит: «Да ведь это, Александр Силантьевич, нужно было для оппозиции… Потому что мы вели войну с крупными собственниками, так, в видах оппозиции, понимаете ли, я и отцепил»! Ну, да ладно, ребятушки! Денег на издание я добуду, да нам всякий даст… Ты посмотри, какая подписка-то пойдёт… Богом тебе клянусь… Ведь наши имена известны… Растяжимова публика то же любит…
Пряхин. Да хватит ли наших сил-то?
Петухов. Что? Хм… Да, давай… Давай, я сейчас в одну ночь напишу пять печатных листов!..
Пряхин. Вот уж одного загнали, как почтовую лошадь. (Треплет по плечу Швыркова). Что задумался? Не слышишь петуховский клич?..
Явление 6.
правитьКарминин (шёпотом). Шильников! Шильников!
Петухов. Что ты врёшь? (Застёгивается, Карминину). Убирайся ты с этой водкой! (Расхаживает). Как снег на голову!..
Пряхин. А посмотри, он опять хочет издавать журнал…
Швырков. Я ему должен…
Явление 7.
правитьШильников (прищуриваясь, осматривает компанию, говорит тихо и протяжно). Иван Иванович Швырков здесь живёт?
Швырков. Здравствуйте, Никита Андреевич…
Шильников. Ах, Господи! Я вас и не вижу… А это, кажется, Петухов, и Пряхин здесь!.. Вот неожиданная встреча! Сколько лет, сколько зим. (Пряхину). Вы, Порфирий Петрович, я слышал, жили где-то в уездном городе… (Садится). Хм… Я полагаю, скучно вам там было… Ну, да, впрочем, для ваших-то целей оно, пожалуй, и хорошо… Там самый материал… Хе-кхе-кхе!.. (Откашливается и закуривает папиросу). Теперь именно стоит какое-то странное время, в провинции только и жить… Я сам недавно приехал из своего имения… (Швыркову). Где вы больше теперь работаете?
Швырков. Да кое-где… Мы было хотели издавать газету… Вот я, Петухов, Пряхин… Растяжимова хотели пригласить…
Шильников. Вот бы лучше всего издавать сборничек такой… Небольшую книжечку с вашими повестями, рассказами. Пошла бы эта книжечка прекрасно!.. Наша публика очень любит беллетристику… Особенно ваши вещи… Я сам то же в декабре хотел было сделать объявление об издании журнала «Кривда»… В то-то время я как-то не досмотрел… Был в имении… Без меня в «Правде» Гаврилов написал какую-то жёсткую статью… Приезжаю, а уж «Правды» нет… Так я теперь хочу пустить «Кривду», оно сподручней… Я думаю, вот как и вы, побольше помещать беллетристики и прочей изящной словесности. Спокойней гораздо… Вот и Растяжимов дал сцены…
Петухов. Разве Растяжимов у вас?
Шильников. Да! Так если бы ещё и вы, господа, что-нибудь мне дали, тогда бы я, пожалуй, и поторопился с объявлением…
Петухов. Что?.. Что касается до меня… То я теперь в таких обстоятельствах, что, собственно говоря…
Шильников. В самом деле?.. Вероятно, вы нуждаетесь в деньгах? Вы, пожалуйста… Я с удовольствием готов дать… У меня теперь деньги есть…
Петухов. Ведь я вам должен…
Шильников. Сколько? Не помните?
Петухов. Кажется, в конторе записано сорок три рубля.
Шильников. Ну, хотите я вам дам ещё пятьдесят (50)? И будет всех 93… (Даёт).
Неужели эта сумма велика? Берите — да и только! В самом деле, может быть, ваши обстоятельства-то не совсем хороши… А ведь знаете: нужда — штука плохая. (Вздыхает).
Петухов (нехотя берёт деньги). Только я не раньше, как через месяц что-нибудь сочиню…
Шильников. Разумеется… Выпадет охота — и ладно! А вы, Иван Иванович? Вам бы полечиться надо… Вы, действительно, что-то бледны…
Швырков. Да! Я очень не здоров…
Шильников. Так вот что: хотите 50 рублей? Вам деньги теперь необходимы!..
Швырков (конфузясь). Но, право, я не знаю. (Берёт деньги). Когда я вам напишу…
Шильников (роется в бумажнике). Да вы и не думайте об этом! Вам сперва хорошенько следует отдохнуть… (Пряхину). У вас, Порфирий Петрович, я думаю, есть вещи готовые?
Пряхин. Да… У меня есть повесть…
Шильников. Где же вы её думаете поместить?
Пряхин. Пожалуй, хоть у вас.
Шильников. Ах, вы бы меня этим очень обязали… Но вам, я полагаю, то же нужны деньги — с дороги-то?
Карминин (Шильникову). А что вам, господин Шильников, «Мировые сцены» не нужны?
Шильников (усмехаясь). Да ведь они в толстый журнал не идут… (Поднимается). Так до свидания, господа! Я, право, не знаю… Здесь про меня ходят слухи, что я грабил всё кого-то… Ей-Богу, не знаешь, что и думать… Чувствуешь в душе какой-то нравственный вывих… «Правды» -то нет, — вот все и набросились… Ну, да впрочем, можно будет всего этого коснуться в «Кривде»… Прощайте! (Швыркову). А вы, Иван Иванович, отдохните… Да с доктором посоветуйтесь… Болезнь запускать не следует. Наведывайтесь, господа, ко мне: квартира у меня та же… (Уходит).
Явление 8.
правитьШвырков (Петухову). Что? Или прикусил язык? Где твои проповеди о свободе? Полюбуйся теперь на себя, сотрудник «Кривды»!..
Петухов (яростно). Да ведь… Ведь это очковая кобра, удав, очаровывающий нас, как маленьких зверьков… Он приходил нас скупать, как лошадей! Вот это редактор! Этот опять воротил бы в Россию крепостное право, да так, что и в ус никому бы не влетело… (Ищет фуражку). Ну, уж и напьюсь же я! Что ж? Продали себя!!! И продали, как публичные женщины, без разговора!!.. Где моя шапка? Пойду пить!.. (Уходит).
Картина 3.
правитьЯвление 1.
правитьДоктор (смотрит на Швыркова и отходит). Кажется, спит… (Закуривает сигару). Субъект молодой, всего 22 года… Может развиться туберкулёз… Книги, перья, бумагу — всё это я отобрал от него… С наступлением весны ему надо выехать отсюда…
Швырков. Кто здесь?
Доктор. Я, Иван Иванович… Ну, как вы себя чувствуете? (Щупает пульс). Выздоравливайте, да отправляйтесь в деревню…
Швырков. Я бы с удовольствием… Но ведь мне не к кому ехать-то…
Явление 2.
правитьДоктор. Здравствуйте, Александр Силантьевич! (Шепчет). Пожалуйста, не говорите о редакциях…
Петухов. Я сам не могу слышать о них… (Садится). Да-с! Наконец, что я им сделал? Я вас спрашиваю! (Стучит кулаком о стол).
Швырков. Саша! Где ты был?
Петухов. У негодяев!.. (Как бы в сторону). Спрашиваю вас: во имя чего же вы взялись преследовать всё молодое, честное?.. Отвечайте, отвечайте мне, наконец! Я вижу: законы природы злы, отвратительны…
Доктор. А вам хотелось жить спустя рукава?
Петухов (бьёт себя в грудь). Да не могу… Да не могу же я, как другие, пить чужую кровь!.. Тьфу! Нет! Надо ехать отсюда… (Подходит к Швыркову). Хочется мне, знаешь, что?
Швырков. Что?
Петухов. Есть эдакие избёнки… Маленькие… Завалиться на печку — и, понимаешь ли, только бы раз в день слезть, похлебать щей… И опять на печку! Три года я так спал бы!.. Хочется уж мне больно одеться, закутаться в бараний тулуп, — да спать, спать… На травке, что ль… (Ложится на диван). Ох, чёрт с ними совсем!..
Доктор. Однако мне пора… Вы, Петухов, не беспокойте больного… Засните-ка лучше…
Швырков. Ах, доктор… Не ходите, пожалуйста… Останьтесь на минутку… Егор Григорьевич! Я чувствую, что я скоро… умру… (Плачет). Если бы вы знали, как мне тяжело…
Доктор. Что с вами? Это вас Петухов расстроил?
Петухов (лёжа, про себя). Что я… им сделал?!
Явление 3.
правитьПряхин (садится подле Швыркова). Ну, как твоё здоровье?
Швырков. Ах, как тяжело… Какая смертная тоска… Когда это я наконец выберусь отсюда… Ну, рассказывай, как твои дела?
Пряхин. Ты расскажи про себя, я давно не видал тебя…
Швырков. Вот полчаса тому назад мне было лучше…
Доктор. Петухов пришёл и расстроил его своими возгласами…
Пряхин. Погоди, а я тебе сейчас расскажу что-нибудь весёлое…
Доктор. Опишите ему какую-нибудь деревеньку… Лес… Речку…
Швырков (Пряхину). Ты долго скитался по свету, не можешь ли ты мне рассказать про дорогу. Очень она меня занимает в настоящую минуту…
Пряхин. Изволь! Прежде всего надо тебе сказать, что раньше мая нельзя отсюда выезжать…
Швырков. Отчего?
Пряхин. Теперь скоро начнётся ростепель, ты в каком-нибудь зажоре и жизнь кончишь… Ну, ладно! Вот, наконец, май, и ты сел на машину. По сторонам дороги проносятся лужайки с цветами, зеленеющие просеки, будка, перед которой стоит по стойке «смирно» солдат, ну и так далее… Но вот ты за Москвой, и тебя уже везут в тарантасе, вот и уездный город, начинается давно желанная тебе глушь…
Швырков. Рассказывай, рассказывай…
Пряхин. Городок с мелкими лавочками, из которых выглядывают сковороды, связки блях, завешанная красным кумачом дверь с надписью: «Панские товары»…
Петухов (лёжа). Старый подьячий, толстая купчиха и колокольный звон… Русь! Вижу тебя из моего подлого далёка…
Пряхин. Вот и стемнело, тарантас твой гремит и покачивается из стороны в сторону… Ночь тиха… Тепла… Мелькают какие-то одинокие избушки… Лошади выбираются на горку… Ямщик закуривает трубку, пассажиры погрузились в свои думы, иной уж спит… Тарантас останавливается: послышались чьи-то шаги… Во ржи крикнул перепел… Слышится голос часового: «Под высь»! Вот и губернский город…
Швырков. Продолжай!..
Пряхин. Потянулись кривобокие лачужки, пустыри, нескончаемые заборы… И, наконец, купеческие каменные дома, в которых горят огни…
Швырков. Благодарю тебя… (Про себя). Прощай моя бедная матушка… (Протягивает руки вперёд). Поднимите меня…
Пряхин. Успокойся, бедный друг…
Швырков. Прощайте, друзья мои!.. (Откидывается на подушки, замирает).
Доктор (щупает пульс). Скончался…
Явление 4.
правитьШильников (стоит недвижимо в дверях). Что я вижу?! Иван Иванович…
Пряхин. Умер…
Шильников (доктору, торопливо). Скажите, ради Бога, как это случилось?
Доктор. У него открылась бугорчатка…
Шильников (утирает платком глаза). Бедный труженик! Мир праху твоему!.. Несчастна ты, бедная русская земля, как будто суждено тебе лишаться своих лучших даровитых детей… (С глубоким чувством). На заре своей деятельности они гибнут, как нежные лилии…
1870 г.
Источники текста:
Успенский Н. В. «Картины из русской жизни», СПб, «Базунов», 1872 г. Серия: «Б-ка современных писателей»). С. 293—332. Успенский Н. В. «Сочинения, в 4 томах». Т. 3. М., «Лисснер и Роман», 1883 г. С. 160—185.