Акмеизм в критике. 1913—1917
СПб.: Изд-во Тимофея Маркова, 2014.
Рем править
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ДИСПУТ править
Состоявшийся у нас 8-го февраля литературный диспут является, несомненно, интересным событием нашей институтской жизни.
Дело в том, что с некоторых пор вдруг заговорили о кризисе нашей русской литературы, о символизме, о реализме.
И вполне естественно, что у рядового читателя явилось желание уяснить себе эти термины, разобраться в этой неразберихе и, усвоив ту или иную точку зрения, примкнуть к тому или иному лагерю.
Этим и надо объяснять тот интерес нашего студенчества к диспуту 8-го февраля, ту настойчивость, с которой почти в течение 6 часов выслушивались диспутанты.
Но, тем не менее, нельзя было выяснить — на чьей стороне большинство аудитории, так же, как и трудно было определенно уяснить себе понятие реализма и символизма из речей диспутантов.
Львов-Рогачевский доказывал полный кризис русской литературы и возвещал рассвет «здорового реализма». «Не искусство — говорит он, — вместо жизни, а искусство вместе с жизнью».
Я не буду описывать возражения противной стороны, выразителем которой у нас является проф. Е. В. Аничков. Точку зрения последнего мы знаем из его лекций. Его единомышленники Чулков и Столпнер не много добавили. Они настаивали, что и символизм отстаивает общественность, а если он оказался замкнутым, так в этом вина не его. Он только отразил настроение современного общества.
Но странно то, что точное определение реализму и символизму ни той, ни другой стороне дать не удалось. Одни считают их как мироощущение, другие — как метод. И граница между реализмом и символизмом оказалась слишком расплывчатой, неясной. Еде кончается один и начинается другой, понять было невозможно.
Такую границу попытался установить поэт Городецкий.
Ему нужно было объяснить сущность нового литературного течения, так наз<ываемый> «акмеизм», в<о> главе которого он стоит.
И поэтому Городецкий, открещиваясь с одной стороны от реализма, с другой стороны от символизма, старался дать определение реализму и символизму. В реализме, — говорит он, — всякая крупинка, всякий атом имеет право быть описанными. Вот почему, дескать, и появлялись бесконечно длинные романы с эпилогами. Эпилог в данном случае был необходим, ибо реалистический роман нельзя окончить. Гоголь не мог закончить «Мертвых душ», так как Чичиков может ездить сколько угодно, а реалист не вправе переставать описывать. Символизм для Городецкого тоже не годится. Перед нами в аудитории, — говорит он, — 500 человек, но для символизма — это 500 каких-то неясных, темных душ. Таким образом, реализм, по его, слишком ползает по земле, а символизм витает в облаках. Только «акмеисты» и могут считаться истинными поэтами. Их произведения должны быть строго размеренны, органичны и без символов. И Городецкий для иллюстрации читает свои «акмеистические» стихотворения.
До чтения стихов в публике пробежал шепот сомнения. Что за новое литературное течение? Ох уж эти новшества! Уж не репьи ли на могиле русского футуризма?
Нет — стихотворения понравились. Аудитория, по-видимому, с удовольствием их прослушала.
Но тут произошло нечто неожиданное. Под этими стихотворениями Аничков, несомненно, распишется, найдя в них элементы символизма, а Львов-Рогачевский громогласно заявил: «Да ведь это чистейшей воды реалистические стихотворения!» И таким образом, «акмеизм» как бы не внес ничего нового, граница между реализмом и символизмом снова стушевалась, снова исчезла. Да и вряд ли ее можно уловить. У художника действительность слишком тесно сплетена с символами.
После всего этого невольно хочется воскликнуть:
— Да нет же никакого кризиса русской литературы! Она идет своим чередом, подчиняясь закону эволюции. Произошла только какая-то путаница в наших понятиях: кто-то пытается навязать искусству особую роль, поставить его в известные рамки, что обычно кончается неудачей.
Печатается по: Рем. Литературный диспут // Жизнь студентов психо-неврологов. 1914. № 21 (12 февраля). С. 1. Автором заметки был поэт Дмитрий Рем (Алексей Алексеевич Баранов; 1891—1920?).