В. В. Воровский. Фельетоны
Издательство Академии наук СССР, Москва, 1960
Если когда-либо русскую изящную литературу можно было сравнить с нарядной рождественской елкой, так это как раз в наши дни.
Яркий, блестящий праздник на день — стеклышки, бусы, мишура, золотые орехи и пряники, и все это эффектно освещенное ловко развешанными восковыми свечами, да разве не ту же картину являет литература наших дней?!
Вынесите зажженную елку на яркий солнечный свет — и перед вами будет жалкое деревцо, нелепо и обидно увешанное грошовой бутафорией.
Вынесите и нашу современную литературу на свет дня, т. е. дайте перечитать ее человеку, не зараженному миазмами переживаемого нашим обществом психоза, — и результат получится тот же.
И как в случае с елкой в ясный день вам невольно придет в голову «трезвый» вопрос, как может человечество расточать свои силы на производство всей этой елочной ерунды, завтра же выбрасываемой в помойную яму, так и в случае с литературой трудно отделаться от мысли: как могут взрослые, талантливые люди тратить свои силы на тот вздор, который производится теперь по преимуществу?
Разве не золочением гнилых орехов занимается умный, даровитый художник Куприн, когда пишет свою «Морскую болезнь»1 — для кого, для чего? — для разукрашения сегодняшней елки?
Разве не завертывает в золоченую бумагу дешевые тульские пряники интересный, талантливый Леонид Андреев, когда сочиняет бутафорского «Царя-Голода»2 — тоже своего рода украшение на сегодняшнюю елку?
Таковы лучшие. А что же говорить про других?
Но было бы несправедливо обвинять тех, кто изготовляет украшения на елку, раз елка изобретена и приобрела право гражданства.
Как обыватель (публика тож) выдумал бутафорскую елку для скрашивания скуки своих буден, так же выдумал он и литературную бутафорию для скрашивания буден своего духа.
Жизнь обывателя сера и скучна. Если бы не было традиционных рождественских праздников с елками, ряжением и пр<очим>, — чем отличил бы он свое человеческое существование от своего мышиного бытия?
Но когда обыватель хочет почувствовать себя человеком, он вспоминает литературу. В живое, яркое, солнечное время он вносит в эту литературу здоровое зерно здоровых помыслов и чувств.
Когда же жизнь его опошляется и сереет, когда солнце прячется и наступает бесформенная тьма, о, тогда у него нет более здоровых помыслов и чувств. Тогда ему нужен кричащий, пестрый искусственный свет — вроде того, что на фронтонах «иллюзионов», тогда ему нужна пестрая, бьющая в глаза, литературная елка.
А художник — безвольное дитя своего общества, т. е. того же обывателя, — начинает клеить бомбоньерки, золотить орехи, нанизывать стекляшки на нитки.
И все довольны. Доволен художник, что его так ценит и любит публика. Довольна публика, что художник так попадает ей в тон. Общее довольство.
Мрак рождает кошмары. Но и кошмары рождают мрак.
Бедная публика, бедные художники, бедное время!
Бедная и ты, несчастная елка!
«Одесское обозрение»,
25 декабря 1908 г.
1 «Морская болезнь» А. Куприна напечатана в альманахе «Жизнь» (1908, № 1). Горький писал по поводу «Морской болезни»: «И даже Куприн, не желал отставать от товарищей-писателей, предал социал-демократку на изнасилование пароходной прислуге, а мужа ее, эсдека, изобразил пошляком» (Собрание сочинений, в 30 томах, т. 24, стр. 63—64).
2 «Царь-Голод» — драма Л. Андреева, опубликована в пятой книге альманаха «Шиповник» за 1908 г.