1830 год. Транспорт Донец. Командир, лейтенант Ф. Ф. Мейснер. (Каспийское море.) Шёл из Астрахани к персидским берегам с грузом и с пассажирами. Вечером 23 октября, когда по счислению был в тридцати милях от Апшеронского пролива, ветер попутный, переходивший между NNW и NW, очень крепкий, с пасмурностью и дождём, в ожидании дня для входа в пролив, лёг в дрейф, сперва под бизанью, потом, когда сломился гафель, под грот-стакселем. Внезапно уменьшившаяся около полуночи глубина, до десяти сажен, ввела командира в сомнение о близости берега, и он стал на якорь. Ветер уже перешёл к N. Вскоре от большого волнения канат (которого было выпущено 80 сажен) лопнул, и командир пролежал ещё в дрейфе до исхода третьего часа, когда глубина уменьшилась до пяти сажен. Это была апшеронская пятисаженная банка, не опасная для судна настоящих размеров, и хотя по грунту её (ракуша кофейного цвета) малоспособная для отстоя на якоре (на ней однако ж по нужде останавливались некоторые суда), но хорошо определяющая место: от неё курс в Апшеронский пролив прямо на S, расстояние 18 миль. Ветер был снова NNW. Мало знакомый с лоцией и оставаясь в прежнем убеждении близости берега, командир снова остановился на якоре; между тем как, зная своё место, он мог бы отлежаться в море и даже обойти далее лежащий от Апшеронского пролива остров Жилой или, рискуя, спуститься прямо в Апшеронский пролив, курс в который, как мы говорили, определителен; хотя последнее и не безопасно. Итак, отдавши два якоря (с семидесятью и пятидесятью сажен канатов) на малой, но открытой глубине, транспорт задержался однако ж ненадолго: от чрезвычайно сильной и стремительной качки через час времени сломился бушприт, причём утонул матрос Евстафий Мартынов, крепивший остатки оборванного фор-стеньги-стакселя, и транспорт понесло по ветру со скоростью трёх с четвертью узлов. Глубина увеличивалась, и это убедило, что находились пред тем на апшеронской банке. «Правило требовало», сознаётся командир, отрубив канаты идти в море; но он этого не сделал, во-первых, потому, что не мог нести передних парусов, ибо фок-мачта за переломом буширита держалась только на одних талях, а с одними задними парусами тащило совершенно по ветру; во-вторых, потому, что надеялся при уменьшившейся глубине задержаться на якорях (тщетная надежда на ветре каменистого Апшеронского пролива); и притом полагал, что тащимые якоря всё-таки несколько замедлят приближение к берегу. Преданный воле ветра и волн, среди непроницаемой мрачности, транспорт тащился в течение шести длинных часов с одною слабою надеждою, что при содействии течения будут пронесены далее острова Жилого или что ветер отойдёт, или затихнет наконец. Надежды однако же не сбылись: около половины девятого часа утра глубина из двенадцати сажен вдруг уменьшилась на шесть. Считая себя тогда в трёх с половиной милях на N от острова Ураноса (между Апшеронского полуострова и острова Жилого, пространство, по которому тянется ряд почти непроходимых надводных и подводных камней) и уже потеряв надежду на якоря (на которые не следовало и надеяться), отрубил канаты, поставил (слишком поздно) грот-стаксель и лёг на O, имея ходу четыре узла, с дрейфом до четырёх R. В начале одиннадцатого часа пасмурность несколько попрочистилась, и милях в трёх расстояния под ветром, в SW, открылись буруны и самые камни. Были употреблены последние усилия, чтобы отойти от них: подняли грот-рею в пол-мачты и поставили грот; но парус этот тотчас же изорвало. В 11 часов глубина уменьшилась до четырёх с половиной сажен и вскоре до трёх. Здесь ударило о грунт два раза, руль вышибло, и, пронесённый несколько ещё далее, транспорт наконец стал на каменьях, у второго наружного камня, западнее острова Жилого. В это время погода прояснилась, и солнце осветило страшную картину бедствия. Частые и сильные удары разворотили форштевень, и вода полилась в трюм потоками. Угрожаемые близкою гибелью, успели однако ж, прорубив борта, спустить баркас с ростер на подветренную сторону. Между тем, облегчённый транспорт сошёл с каменьев на которых стоял и был брошен на другие, на плиту, лежащую в полукабельтове от SO оконечности Ураноса. Это было во втором часу. Здесь выломило ахтер-штевень и трюм совершенно залило. Тогда только решились срубить мачты. Удары стали легче; но транспорт уже и без ударов разрушался, разбиваемый самым волнением. Ещё сутки провели бедствующие на обломках своего судна в молитве о спасении и в отчаянии… С утра 25-го ветер позатих, и в продолжении этого дня команда и пассажиры переехали на голую каменную скалу Уранос. Холод был необыкновенный для такой поры года в широте около сорока градусов: в соседнем городе Баку 26-го числа термометр опустился ниже нуля. В последующие дни, когда совсем стихло и буруны поулеглись, все переехали на ближайший остров Жилой, поместясь там в казармах тюленщиков.
Буря 23 и 24 октября у апшеронского берега была действительно чрезвычайная: на бакинском рейде многие суда дрейфовало с двух якорей и две расшивы выкинуло на камни; один шхоут, отстаиваясь при входе в Апшеронский пролив, потерял три якоря и выброшен на мель; военный бриг Тавриз, стоявший у острова Свиного, тоже сорвало с якоря.
В Баку узнали о бедствии транспорта только 31 октября и немедленно послан был на помощь бриг Тавриз, под командою лейтенанта Юрасова, подошедший к месту крушения уже 4 ноября. Транспорт оказался столько повреждённым и так крепко засевшим в камнях, что не оставалось никакой возможности к снятию его, и потому положили его разломать. — Суд, не признавая в этом деле никого виновным, определил предать настоящий случай «воле божьей».