Летний тенор (Дорошевич)/ДО
| Лѣтній теноръ |
| Опубл.: «Одесскій листокъ», 1895, № 108. «Русское слово», 1903, № 159, 11 іюня. Источникъ: Дорошевичъ В. М. Собраніе сочиненій. Томъ VIII. Сцена. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1907. — С. 16. |
Онъ былъ моимъ сосѣдомъ по дачѣ.
Я сидѣлъ на своей террасѣ и пилъ чай, онъ — на своей и былъ углубленъ въ фотографіи.
Неожиданно онъ повернулся ко мнѣ и спросилъ:
— Вы пописываете въ газетахъ?
Я поклонился и отвѣчалъ:
— Да.
Онъ снисходительно кивнулъ головой:
— Можете написать, что теноръ Аполлоновъ пріѣхалъ и нанялъ себѣ дачу!
Я поклонился:
— Благодарю. Но я не по этому отдѣлу.
Онъ посмотрѣлъ на меня съ сожалѣніемъ:
— Ахъ, вы не пишете музыкальной критики?!
И, не кивнувъ мнѣ, повернулся, запѣлъ какія-то рулады и ушелъ въ комнаты.
На слѣдующій день онъ протянулъ мнѣ карточки и сказалъ:
— Вотъ!
Онъ подошелъ къ палисаднику и подалъ. Я подошелъ къ палисаднику и взялъ.
— Вы были въ циркѣ гимнастомъ? — съ интересомъ спросилъ я, увидавъ фотографіи.
Онъ снисходительно улыбнулся:
— Это такъ, для психопатокъ! Видите, спеціально въ будуарномъ форматѣ! Въ матросской рубашкѣ съ декольтэ. Съ обнаженными руками. Весь въ трико. У васъ тутъ въ столицѣ масса психопатокъ. Будутъ приставать!
— Да, психопатокъ, говорятъ, очень много.
Онъ улыбнулся самодовольной улыбкой.
Я подалъ карточки:
— Благодарю васъ!
— Возьмите. При вашей газетѣ есть эти… какъ они называются… съ картинками…
— Иллюстрированныя приложенія?
Онъ кивнулъ головой:
— Они самыя. Редакція потомъ будетъ искать моихъ карточекъ.
Я поклонился:
— Благодарю васъ. Когда редакторъ начнетъ искать, я у васъ попрошу!
Онъ кивнулъ головой, запѣлъ руладу и пошелъ прочь.
Назавтра онъ спросилъ меня:
— Запаслись билетомъ?
— Куда?
Онъ посмотрѣлъ удивленно:
— А на открытіе! Сегодня открытіе.
— Нѣтъ.
Онъ съ сомнѣніемъ покачалъ головой:
— Рискуете не достать.
— Ну, что жъ! Я въ оперѣ, собственно, ничего не понимаю.
Онъ небрежно окинулъ меня взглядомъ:
— Можетъ-быть, я возьму «do»[1].
— Когда?
— Сегодня вечеромъ.
— А можетъ-быть, и не возьмете?
Онъ отвѣчалъ небрежно:
— Глядя по настроенію. Я посмотрю мою публику. Можетъ-быть, я ей возьму мое «do»[1], а можетъ-быть и нѣтъ!
Онъ презрительно пожалъ плечами:
— Дѣло лѣтнее. Мы, артисты, смотримъ на это, какъ на отдыхъ. Какъ на шалость.
— Вы ужъ пѣли въ столицѣ?
— Въ первый разъ. Я дѣлалъ Италію.
— Какъ?
— Я продѣлывалъ Италію. Пѣлъ во Фраскати, — это около Рима. Въ Кастеллямаре, — это около Неаполя. Въ Комо, — это около Милана. Въ Калабріи, около Реджіо, со мной презабавный случай былъ. Пою «Пророка», — успѣхъ колоссальный. Особенно зрители въ первомъ ряду. Въ энтузіазмѣ. Биссирую. Выхожу во второмъ актѣ, — весь первый рядъ пустой. Оказывается, ихъ арестовали въ антрактѣ!
— За шумъ?
— Да нѣтъ! За то, что наканунѣ кого-то на дорогѣ ограбили и зарѣзали!
— Въ какихъ театрахъ приходится пѣть! А въ Россіи гдѣ изволили подвизаться?
— Въ Россіи я сдѣлалъ Стародубъ!
— Ахъ, Стародубъ это вы сдѣлали?
Онъ хитро прищурился.
— А вы что? Слышали? Тамъ съ женой мѣстнаго губернскаго предводителя дворянства…
— Развѣ въ Стародубѣ есть губернскій предводитель дворянства?
Онъ утвердительно кивнулъ головой:
— Былъ!
— Скажите!
Два дня я его не видалъ, а на третій онъ вышелъ утромъ на террасу и ласково сказалъ мнѣ:
— Здравствуйте, сосѣдъ!
— Добраго утра!
Онъ посвисталъ и прошелся.
— Можетъ-быть, вы контрамарку въ театръ хотите?
— Благодарю васъ, некогда.
— Можетъ-быть, для знакомыхъ кого?
— И знакомыхъ такихъ нѣтъ!
— А то бы взяли! Всегда сколько угодно.
— Благодарю васъ.
Дня черезъ четыре я какъ-то попалъ въ садъ.
«Пойду послушать сосѣда!»
Въ театрѣ сидѣлъ я, рецензентъ нашей газеты, рецензентъ другой газеты, рецензентъ третьей газеты, рецензентъ четвертой газеты, одинъ околоточный, другой околоточный, знакомая капельдинера и господинъ съ билетомъ, смотрѣвшій на пустой театръ боязливо.
Дѣло было лѣтнее.
Дирижеръ скаталъ въ рукѣ какой-то шарикъ и кинулъ музыканту въ скрипку.
Музыкантъ громко выругался.
Весь оркестръ съ удовольствіемъ расхохотался.
Придворныя дамы непринужденно разговаривали между собой.
И пока королева выводила трели, я ясно услышалъ:
— Филедокосовые никогда не отстирываются!
А въ сценѣ благословенія мечей, во время страшной паузы, одинъ монахъ совершенно явственно сказалъ другому:
— Хамовническое гуще!
Аполлоновъ вышелъ на сцену руки за спину, улыбнулся дирижеру, шутя ткнулъ сапогомъ въ суфлерскую будку, ущипнулъ хористку, одѣтую пажемъ, и, замѣтивъ меня, дружески раскланялся со мной со сцены.
Онъ не пѣлъ, а напѣвалъ.
Но одну ноту крикнулъ вдругъ, дѣйствительно, чрезвычайно громко и посмотрѣлъ на меня послѣ этого такъ пристально, что я сконфузился и зааплодировалъ.
— Должно-быть, это его «do»[1]!
Онъ началъ кланяться, сначала показалъ на горло, потомъ пожалъ плечами, страдальчески улыбнулся дирижеру и сдѣлалъ ему знакъ:
— Повторите! Согласенъ!
Все это въ одинъ мигъ, такъ что я не успѣлъ даже опомниться.
Господинъ съ билетомъ, съ испугомъ оглядывавшійся на пустой театръ, при этомъ поднялся, съ омерзѣніемъ взглянулъ на меня и, ни слова не говоря, вышелъ.
Черезъ два дня послѣ этого я слышалъ на сосѣдней дачѣ крикъ:
— Что же мнѣ дѣлать, если антрепренеръ жуликъ? Онъ обязанъ платить изъ сборовъ…
А черезъ три дня у насъ пропала горничная.
Кухарка плевалась и ругалась:
— Съ горлодеромъ сбѣжала! У ихъ ужъ который день! Весь сундукъ былъ его карточками оклеенъ. Вся крышка! Съ имъ и сбѣжала!
— Какъ? Развѣ онъ?
На окнахъ сосѣдней дачи были бѣлыя записки:
«Одаеса дача».
И при воспоминаніи о фотографіяхъ «спеціально въ будуарномъ форматѣ» у меня тоскливо стало на сердцѣ.
Вмѣсто будуаровъ изящныхъ дамъ въ сундукѣ горничной…
Грустно въ лѣтнемъ театрѣ, читатель!