Максимилиан Волошин. Из литературного наследия
Спб., «Алетейя», 1999
В сферу деятельности Максимилиана Волошина — литературного и художественного критика — входило не только сочинение статей и рецензий, появлявшихся на страницах периодической печати, но и чтение своих работ на специально организованных вечерах перед широкой аудиторией. Некоторые известные статьи Волошина — такие, как «Аполлон и мышь», «О смысле катастрофы, постигшей картину Репина», «Судьба Верхарна», — были первоначально оглашены им как публичные лекции. Отдельные выступления Волошина в силу разных обстоятельств так и не стали достоянием печати — несмотря на то, что они были зафиксированы в форме связного текста, неоднократно просмотренного и внимательно отредактированного. Тексты трех таких лекций — по сути дела, статей, подготовленных автором к публикации, ныне предлагаются вниманию читателя.
В содержании лекции Волошина «Пути Эроса» пересеклись две сферы исканий и интересов, доминировавших в его внутреннем мире в 1905—1907 гг., — оккультно-теософская, стимулированная общением с М. В. Сабашниковой и их общей духовной «водительницей» А. Р. Минцловой,1 и, условно говоря, «башенно-симпозиональная», вдохновленная темами интеллектуальных дискуссий и «жизнетворческих» экспериментов, проходивших на «башне» Вячеслава Иванова. Платоновская проблематика наметилась на многолюдных собраниях по средам в петербургской квартире Иванова как исполненная актуальной значимости с самого их начала (описывая одну из первых ивановских «сред», 7 декабря 1905 г., Л. Д. Зиновьева-Аннибал отметила: «…Вяч<еслав> предложил устроить по примеру Пира — собеседование о Любви»2). «Всегда было желание у В. Иванова превратить общение людей в Платоновский симпозион, всегда призывал он Эрос», — подчеркивает Н. А. Бердяев в мемуарно-аналитической статье о «башенных» бдениях;3 и сам Иванов впоследствии, в предисловии к неосуществленному переизданию повести Л. Д. Зиновьевой-Аннибал «Тридцать три урода», в которой непосредственно запечатлелась «башенная» идеологическая и мифопоэтическая атмосфера, выстраивал цепочки своих аргументов на основе тезисов платоновского «Пира».4 Атмосфера собраний у Иванова, увлеченный интерес к произведениям, ее отразившим или даже ею вдохновленным, зримо сказались в ряде статей Волошина, напечатанных в конце 1906 г. под рубрикой «Лики творчества»: «„Ярь“. Стихотворения Сергея Городецкого», «„Александрийские песни“ Кузмина», «„Эрос“ Вячеслава Иванова».5 Последняя статья по своему содержанию особенно близка лекции «Пути Эроса».
В цитированном очерке «Ивановские среды» Бердяев сообщает: «Вспоминаю беседу об Эросе, одну из центральных тем „сред“. Образовался настоящий симпозион, и речи о любви произносили столь различные люди, как сам хозяин Вячеслав Иванов, приехавший из Москвы Андрей Белый и изящный проф. Ф. Ф. Зелинский и А. Луначарский, видевший в современном пролетариате перевоплощение античного Эроса, и один материалист, который ничего не признавал, кроме физиологических процессов».0 Одним из очередных возвращений к этой теме явилось собрание на «башне» в ночь с 14 на 15 февраля 1907 г., одно из наиболее многолюдных, на котором со сваей интерпретацией Эроса выступил Волошин. Л. Д. Зиновьева-Аннибал охарактеризовала это собрание в письме к M. M. Замятниной от 17 февраля 1907 г.: «Новая Среда — гигант. Человек 70. <…> Реферат Волошина открыл диспут: „Новые пути Эроса“. Вячеслав сымпровизировал речь поразительной цельности, меткости, глубины и правды <…> перейдя к области Эроса, говорил дивно о том, что, в сущности, вся человеческая и мировая деятельность сводится к Эросу, что нет больше ни этики, ни эстетики — обе сводятся к эротике, и всякое дерзновение, рожденное Эросом, — свято. Постыден лишь Гедонизм».7
После выступления на «башне» Волошин решился вынести свои идейные построения из «эзотерической» среды на суд «экзотерической» публики. Во вторник 27 февраля 1907 г., в 9 ч вечера, в Московском литературно-художественном кружке состоялась его лекция «Пути Эроса»; в газетном информационном сообщении содержание ее раскрывалось как «мистическое толкование некоторых мест философской поэмы Платона „Пир“, освещенных произведениями современных поэтов», а также приводились тезисы основных положений лекции.8 Чтение произвело сильный эффект — хотя едва ли этот резонанс был таким, какой надеялся вызвать Волошин. М. В. Сабашникова (Волошина) вспоминает, что доклад «имел успех скандала (он и был сделан „pour épater les bourgeois“)»,9 a В. Брюсов писал К. И. Чуковскому (8 марта 1907 г.): «О лекции Макса Вы, вероятно, слышали. Мое впечатление: „глупо“. Со стороны Макса глупо, что он Л это читал этим. Со стороны же публики было глупо все, что они говорили. Судите, если умнее всех прочих был Потресов-Яблоновский».10
О растерянности и озадаченности одной части слушателей лекции и о раздражении и возмущении другой можно судить также по газетному отчету, в котором явно была сглажена острота происходившего: «Вечер безумно-смелой попытки соборно подойти к решению трагически-сложной проблемы пола. Попытка не удалась. И не могла удасться. С одной стороны, та публика обычных вторников, которую приглашали „приобщиться к тайне“, не может и не желает никаких „приобщений“, а в особенности — в области пола и эроса. <…> С другой стороны — возможно ли вообще соборно решать столь интимно-углубленный вопрос, уходящий в бездонности своей к тишине одинокого страдания? <…> Горячей и трепетной рукой подвели нас к безднам, и, смущенные, мы не знаем, что это: бездна откровения или бездна… искушения? И не является ли <…> доклад об искушениях… тем же искушением, только под маской откровения?»" В том же репортаже — отразившем, безусловно, впечатления сочувствующих, но мало подготовленных к восприятию волошинского доклада слушателей, — сообщалось, что «собеседования, в смысле разъяснения и углубления поставленных докладчиком вопросов, не было», однако при этом игнорировалась реакция другой части аудитории, принявшей выступление Волошина в штыки; основные контраргументы сформулировал в прениях С. В. Яблоновский (Потресов), и он же немедленно предпринял попытку изобличения «Путей Эроса» в ироническом фельетоне, в котором сводил всю проблематику, затронутую Волошиным, к «самодовлеющему копанию в извращенностях»: «Г. Максимилиан Волошин — проповедник аскетического идеала. Я знаю про это наверное, потому что он заявил об этом сам; не сделай он этого, я мог бы думать, судя по большинству его литературных произведений <…>, что он просто эротоман. <…> Г. М. Волошин аскет — и поэтому он с необыкновенной пылкостью доказывал, что всякие проявления страсти, какие бы ни придумал самый изобретательный человеческий ум, вполне законны, нормальны и естественны», и т. д.12
Позднее Волошин возвращался к «Путям Эроса», предполагая опубликовать эту работу (12 апреля 1907 г. он писал А. М. Петровой из Петербурга перед отъездом в Коктебель: «Лекцию свою я привезу с собой, чтобы ее отделывать <…>» 13), но так и не осуществил своего намерения. Помимо основного текста лекции, в архиве Волошина сохранились выписки и конспективные заметки, относящиеся к «Пиру» Платона,14 а также тезисы-наброски на десяти листах, послужившие в «Путях Эроса» основой для связного и логически выстроенного изложения:15
Пол и Эрос по существу своему нераздельны и антиномичны.
Пол — это инволюция Бога в материю. Пол — это крестное нисхождение божества.
Эрос — это эволюция. Путь от минерала к Богу — путь, ведущий через человека.
Пол умер; Эрос жертва.
Пол завоевал смерть как свое освобождение. Смерть — бунт против родимой вечности. Бунт против Бога. Эрос побеждает смерть. Эрос — преодоление смерти.
Эрос идет вверх по тем же самым ступеням, по которым пол шел вниз.
Надо прежде всего знать, какова природа человека и какие изменения произошли с нею.
Аристоф<ан>. Пир.
Возникновение пола.
В чем сущность пола? в рождении или в эволюции?
Божество выделяет из себя одно покрывало Майи за другим. Майа — греза божества и материя для человека.
Божество распинается в мире. Крестное нисхождение Божества в мир.
Мировая душа распята на кресте мирового тела.
В периоды феогонии и космогонии мира человеческая сущность пребывает потенциальной.
Затем люди становятся сенцитивными щупальцами эонов, сефиротов — богов творцов, богов устроителей, которые они погружают в самые низшие области материи.
Разлад между Богом — единым вечным, сущим, который в грезе своей создал вселенную, и между богами сефиротами — богами устроителями, которые олицетворяют ритм в хаосе материи и своим словом творят познаваемый мир.
Таким сефиротом является Ягве--Егова.
Сознание человека лежало в нем, человек был только его органом: мыслящим, но бессознательным.
Человек — сын Божий, предвечно рожденный и пребывающий в лоне отца.
Бунтом против Бога было освобождение пола.
Пол — расчленение, погружение, дифференциация, индивидуализация во множестве.
Эрос — возврат к единству. Вечное слияние. Путь к Церкви. Отказ от своего низшего Я во имя своего Я высшего. Возвратный путь к Богу.
Если мы представим себе линию инволюции и линию эволюции в виде дуги, то человек на ней не будет единой определенной точкой.
Человек захватывает одновременно обе линии этой дуги.
В нем одновременно происходит и эволюция и инволюция.
Человеческая природа некогда была не такая, как теперь, а совсем иная.
Прежде было три рода людей: люди двух полов, существующих в настоящее время, — мужчина и женщина и, кроме того, третий род людей, совмещающий в себе оба пола. От него осталось только одно имя Андрогины — имя довольно постыдное, а сам род исчез. Затем все люди вообще были круглые, соединенные по два плечами и бедрами. У них было четыре ноги, четыре руки, лица, совершенно похожие друг на друга и обращенные в разные стороны, но принадлежащие одной голове, четыре уха, два половых органа, словом — все двойное. Ходили они прямо, как мы, куда им было угодно, и вперед, и назад. Хотели они идти быстрее, они опирались на все свои восемь оконечностей — то на руки, то на ноги и неслись кубарем, как танцовщики, подымающие кверху ноги.
Причина существования этих трех родов людей заключается в том, что мужской род происходит от солнца, женский — от земли, а третий, соединение обоих, — от луны, так как на луне находятся части солнца и земли.
Люди были похожи на своих родителей. Они заимствовали от них свою круглую форму и сферическое движение. Они были сильны и крепки телом и настолько горды духом, что пытались сражаться с богами. Они, подобно Эфиальту и Отосу, о которых говорит Гомер, взбирались на небо, чтобы напасть на богов.
Крестное нисхождение человека в глубь материи происходит так же, как и крестное нисхождение божества. Все, что он чувствовал внутри себя, — становится вне его. Внешний мир — Майа-материя, постигается им как его собственная иллюзия.
Пентаграммой своих чувств восприятия он выявляет весь мир из себя.
В этой объективизации мира пол служит путеводным факелом. В поле заложены все чувства внешнего восприятия — и ощупь, и зрение, и слух. Из него они возникли, и ими он руководит, и нудит возникновение новых чувств.
В то время как одной частью своего существа он спускается в глубины пола, в поисках смерти, другой частью души он преодолевает смерть и ищет не физического разделения, но духовного единства.
Пол и Эрос ведут в противоположные стороны, но каждое движение их тесно связано и согласовано.
В то время как Эрос подымает человека на одну ступень выше, этим самым пол человека спускается на одну ступень ниже.
Если мы представим себе воду в двух сообщающихся трубках сосуда, и т. д.
Путь пола — постоянное углубление в материю; путь Эроса — удаление от материи, преображение материи.
Восхождение человека сопряжено с восприятием мира внутри себя. Постепенное оправдание мира, признание мира, слияние с миром. Здесь идет работа Эроса, который рождает в Красоте.
Одновременное нисхождение и восхождение человека в словах Диотимы:
«От одного прекрасного тела к другому… и т. д.»
У Платона есть слова о том, что мировая душа распята на кресте мирового тела.
Эти слова вполне согласуются с теми образами космогонии мира, которые таятся в эзотерических учениях Индии.
Божество из себя выделяет Майю.
Проблематика лекции «Отцеубийство в античной и христианской трагедии (Братья Карамазовы и Эдип-царь)» впервые была затронута Волошиным осенью 1910 г. в отзывах о постановке в Московском Художественном театре «Братьев Карамазовых» (инсценировка Вл. И. Немировича-Данченко); позднее Волошин касался ее в статье «Русская трагедия возникнет из Достоевского» (1913).16
С чтением лекции «Братья Карамазовы и Эдип» Волошин выступил 20 января 1911 г. в Нижнем Новгороде в зале Общедоступного клуба;17 видимо, к этой стадии авторской работы над текстом относятся рукописные тезисы:18
Что такое кризис русского театра? Эволюция русской драмы. Трагедия возникает на почве эпоса. Русская трагедия и Достоевский.
«Карамазовы» — трагедия отцеубийства. Неведение Эдипа и Ивана Карамазова о совершенном отцеубийстве как прием развития трагического действия. Отцеубийство в античном и христианском мире. Эдип и легенды об Иуде. Секты, реабилитирующие Иуду. Символический смысл отцеубийства и кровосмесительства в Эдипе.
Непримиренность в греческой трагедии. Новое осознание человеческого «Я» в христианстве. Христианская трагедия отцеубийства в «Карамазовых».
Преображение идеи рока в «Карамазовых». Распределение характеров, архитектурность построения и трагическое единство Карамазовых. Смердяков и черт. Искупление и выход.
Публикацию статьи на тему лекции Волошин готовил для «Ежегодника Императорских театров» — издания, поместившего в 1910 г. его развернутую обзорную работу «Современный французский театр», а также статью «„Братья Карамазовы“ в постановке Московского Художественного театра», в которой уже были в конспективной форме обозначены ключевые положения лекции. 14 ноября 1910 г. Волошин писал редактору «Ежегодника» барону Н. В. Дризену: «Сейчас в Москве идут споры и лекции о Карамазовых. Не хотели бы Вы поместить еще одну мою статью о Карамазовых на тему: Античная и христианская трагедия об отцеубийстве (Эдип и Карамазовы). Это не имело бы уже прямого отношения к постановке Худ<ожественного> Театр<а>, а между тем именно этот вопрос теперь горячее всего дебатируется среди московских литераторов».19 Дризен выразил готовность напечатать статью, однако Волошин неоднократно отодвигал сроки ее представления. «В настоящее время я готовлю целый ряд статей для Вас», — информировал он Дризена 28 февраля 1911 г., конкретизируя: «3) „Эдип и Карамазовы“ — она у меня уже написана, но ее надо еще раз переработать».20 Аналогичные сообщения — в последующих его письмах к Дризену: «„Эдип-Царь и Карамазовы“ — написана, но нуждается в отделке стиля и не<ко>торых перестановках материала» (18 апреля 1911 г.); «Я перед Вами в долгу еще статьей „Эдип и Карамазовы“. И она была написана. Но она мне разнравилась, и я ее отложил в сторону. Теперь я ее думаю вновь пересмотреть и переделать в более широких рамках» (6 сентября 1912 г.).21 В «Ежегодник Императорских театров» статья так и не была представлена. Позднее Волошин читал лекцию «Отцеубийство в античном и христианском мире» в Феодосии — 16 ноября 1916 г.; выступление, организованное литературной секцией Феодосийского литературно-художественного общества «Киммерика», привлекло, по свидетельствам газетных репортеров, значительное количество публики, среди которой преобладала учащаяся молодежь, и вызвало большой интерес.22
Третья лекция Волошина, «Жестокость в жизни и ужасы в искусстве», также непосредственно соотносится с его печатными выступлениями — и прежде всего со статьей «О смысле катастрофы, постигшей картину Репина», напечатанной в газете «Утро России» 19 января 1913 г. и вызвавшей скандальный эффект. Во взволновавшем всю культурную Россию поступке душевнобольного посетителя Третьяковской галереи, бросившегося с ножом на картину И. Е. Репина «Иоанн Грозный и сын его Иван», Волошин увидел прежде всего последствие, вытекавшее из натуралистической природы пострадавшего раритета, художественно несостоятельного изображения ужасного на знаменитом полотне.23 Такая интерпретация вызвала всеобщее негодование, многочисленные нападки на Волошина в печати и ответное его стремление обосновать правомерность собственной точки зрения. Свой взгляд на проблему изображения жестокого и ужасного в искусстве, в устанавливаемой обусловленной связи эстетических решений с нравственно-психологическими предпосылками, Волошин развил в лекции, которую прочел в трех городах — Смоленске, Витебске и Вильно — соответственно 21, 22 и 23 марта 1913 г.24 Видимо, негласный бойкот в печати, объявленный Волошину после его «антирепинского» выступления, оказался причиной того, что газеты в своих извещениях и репортажах проигнорировали это лекционное турне.
Вновь Волошин читал свою лекцию три с половиной года спустя, когда ее содержание, на фоне продолжавшейся мировой войны, приобретало актуальный смысл и дополнительный резонанс. Выступал он с нею дважды — 29 октября 1916 г. в Феодосии в зале гимназии Гергилевич, на заседании литературной секции общества «Киммерика» («Жестокость в жизни и ужасное в искусстве»),25 и в Керчи 6 декабря 1916 г. в Зимнем театре («Жестокость в жизни и литературе»).26 Обе лекции прошли с огромным успехом при большом стечении публики, после феодосийского чтения разгорелась дискуссия: «Прения, организованные после доклада, прошли весьма оживленно. <…> Возражения направлялись, главным образом, против отожествления жалости и жестокости, против слишком смелых обобщений докладчика в этом направлении. М. Волошин возражал своим оппонентам, указывая, что жалость может, по его мнению, порождать жестокость, но, конечно, возможны и другие причины ее происхождения при иных условиях. Докладчика в заключение шумно благодарили всем залом. Следует признать, что заседание вышло на редкость удачным, и многочисленная аудитория (сбор достиг 176 р.) расходилась в повышенном настроении, делясь мыслями по поводу оригинальных тезисов докладчика и самого диспута».27 Причина такого успеха заключалась, безусловно, не только в теме лекции и проблемах, затронутых Волошиным, но и в их созвучии тем «минутам роковым», которые переживала аудитория; не случайно (керченский журналист начал свой газетный отчет о волошинском выступлении общими рассуждениями на главную тему дня: «Война изменила все. Стал вдруг далеким и чужим мир идей и понятий, такой стройный, ясный, правильный. Потускнели, мишурно заблестели одни слова, и пророческим огнем загорелись другие, вещие… Заволоклись в тумане войны знакомые лики и встал над всеми один лик, лик кошмарный, пугающий — лик преступника, палача, судьи. — Лик зверя».28
Помимо связного, развернутого текста лекции, в архиве Волошина сохранились ее предварительные планы — конспективные наброски с обозначением затрагиваемых тем и намеченных интерпретаций:29
I
правитьНеприемлемость жестокости в мировой гармонии (Достоевский, Гобино, Шопенгауер).
Анализ элементов, из которых возникает жестокость (детские игры).
Переразвитие чувствительности и жалости, лежащее в основе жестокости (Иоанн Грозный, Робеспьер, Марат, Кутон и др. деятели французского террора). Аракчеев.
Жестокость ума и жестокость чувства (Анатоль Франс о справедливости).
Чувство справедливости и его историческая роль.
Справедливость в христианстве и Евангельские антиномии (Я меч — пришедший в мир. Мне — отмщение и Аз воздам).
Ужасное и его отражение в душе: безвыходность сочувствия и трагическое преодоление.
II
правитьЭволюция сострадания и жалости в русской литературе. Разница между художником, лично пережившим ужас, и художником, бывшим свидетелем ужасов, переживаемых другими.
Война у Льва Толстого и война у Леонида Андреева.
Смертная казнь у Достоевского и казнь у Леонида Андреева.
Убийство у Достоев<ского> и у Арцыбашева.
«Элеазар» Дьеркса и Леонида Андреева.
Ужасное у Достоевского и ужасное у современных писателей.
Изображение ужасного в живописи — «Казнь стрельцов» Сурикова и «Иоанн Грозный» Репина.
Смысл несчастного случая, бывшего с картиной Репина.
Опасности, скрывающиеся в литературе Ужасов и в искусстве Ужасов.
Заповедь художникам: «Да и Нет не говорите, черного и белого не покупайте».
Шопенгауер о жестокости.
Связь между жестокостью и чувствительностью.
Дети (Адел<аида> Герц<ык>). Террористы. (Анат<оль> Франс).
Иоанн Грозн<ый> (Завещ<ание>).
Жестокость ума (безжалостн<ость>) и жест<окость> чувства (жалостливость).
Мщение как первый порыв справедливости.
«Справедливость» — меч, пришедший в мир.
Ужасное и его отражения в душе:
1) трагическое преодоление,
2) подчинение и безвыходность. «Справедливость» в русском искусстве. Трогательность и жестокость в рус<ском> искусстве. Разговор Ивана и Алеши Карамазова. Ожесточенность в искусстве: Репин и Суриков. Гаршин. Достоевский и Леонид Андр<еев>.
Театр Ужасов и литература Ужасов. Ужас как наркотик. Случай с картиной Репина.
Тексты лекций печатаются по автографам и авторизованным текстам, хранящимся в архиве М. А. Волошина в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (ЯРЛИ): «Пути Эроса» — по машинописи (датированной: «I 1907» — т. е. январь 1907 г.) с рукописными вставками и авторской правкой (ф. 562, оп. 1, ед. хр. 255, 33 л.), «Отцеубийство в античной и христианской трагедии» — по беловому автографу с авторской правкой (там же, ед. хр. 246, 36 л.), «Жестокость в жизни и ужасы в искусстве» — по авторизованной машинописи (там же, ед. хр. 298—299, 28 и 34 л.).
1 См.: У истоков русского штейнерианства. Предисловие К. Азадовского. Публикация и примечания К. Азадовского и В. Купченко // Звезда. 1998. № 6. С. 146—191; Богомолов H. A. Anna--Rudolf // Новое литературное обозрение. 1998. № 29. С. 142—220.
2 Письмо к М. М. Замяткиной от 11 декабря 1905 г. // Литературное наследство. Т. 92. Александр Блок. Новые материалы и исследования. Кн. 3. М., 1982. С. 233.
3 Бердяев Н. «Ивановские среды» // Русская литература XX века. 1890—1910. Под ред. профессора С. А. Венгерова. Т. III. Кн. 8. М., 1918. С. 97-98.
4 См.: Иванов Вяч. И. Предисловие к повести Л. Д. Зиновьевой-Аннибал «Тридцать три урода». Публикация, подготовка текста, предисловие и примечания Г. В. Обатнина // De Visu. 1993. № 9(10). С. 25—29. В подробностях «симпозиональная» проблематика собраний у Вяч. Иванова охарактеризована в статьях: Shishkin A. Le banquet platonicien et soufi à la «Tour» pétersbourgeoise. Berdjaev et Vjaceslav Ivanov // Cahiers du Monde russe. 1994. Vol. XXXV (1-2). (Un Maître de sagesse au XXe siècle. Vjaceslav Ivanov et son temps). P. 15-79 (P. 39-41: «8. Le discours de M. Volosin sur Éros»); Шишкин A. Симпосион на петербургской Башне в 1905—1906 гг. // Русские пиры (Альманах «Канун». Вып. 3). СПб., 1998. С. 273—352.
5 См.: Волошин М. Лики творчества. Л., 1988. С. 464—484, 740—747.
6 Русская литература XX века. 1890—1910. Т. III. Кн. 8. С. 99. Ср. интерпретацию положений «Пира» Платона в книге Бердяева «Смысл творчества. Опыт оправдания человека» (1916) (Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989. С. 402—404).
7 Приведено в статье: Богомолов Н. «Мы — два грозой зажженные ствола» // Анти-мир русской культуры. Язык. Фольклор. Литература. М., 1996. С. 308.
8 Вечерняя заря. 1907. 27 февраля. № 156. С. 3. Ср. письмо Волошина к В. Я. Брюсову от 23 или 24 февраля 1907 г. с приглашением на лекцию (Литературное наследство. Т. 98. Валерий Брюсов и его корреспонденты. Кн. 2. М.. 1994. С. 374. Публикация К. М. Азадовского и А. В. Лаврова).
9 Волошина М. (Сабашникова М. В.) Зеленая змея. История одной жизни. Перевод с немецкого М. Н. Жемчужниковой. М., 1993. С. 161. Ср. дневниковую запись М. А. Кузмина от 3 марта 1907 г.: «Волошин вернулся еще вчера <…> Реферат прошел со скандалом» (Богомолов H. «Мы — два грозой зажженные ствола». С. 309).
10 Чуковский К. Из воспоминаний. М., 1959. С. 447. См. также: Купченко В. Странствие Максимилиана Волошина. Документальное повествование. СПб., 1996. С. 97-100.
11 М. З… Вчера в кружке // Вечерняя заря. 1907. 28 февраля. № 157. С. 3.
12 Яблоновский С. В кружке // Русское слово. 1907. 1 марта. № 48. С. 4. Ср. позднейшую мемуарную зарисовку В. Ф. Ходасевича в очерке «Московский Литературно-художественный кружок» (впервые опубликованном в парижской газете «Возрождение» 10 и 17 апреля 1937 г.): «…докладчиком был Максимилиан Волошин, великий любитель и мастер бесить людей. <…> В тот вечер вздумалось ему читать на какую-то сугубо эротическую тему — о 666 объятиях или в этом роде. О докладе его мы заранее не имели ни малейшего представления. Каково же было наше удивление, когда из среды эпатированной публики восстал милейший, почтеннейший С. В. Яблоновский и объявил напрямик, что речь докладчика отвратительна всем, кроме лиц, имеющих дерзость открыто украшать себя знаками своего гнусного эротического сообщества. Зал взревел от официального негодования» (Ходасевич В. Колеблемый треножник. Избранное. М., 1991. С. 376).
13 Максимилиан Волошин. Из литературного наследия. I. СПб., 1991. С. 193. Публикация В. П. Купченко.
14 ИРЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 396, л. 11-13.
15 ИРЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 253, 10 л.
16 См.: Волошин М. Лики творчества. С. 362—374, 701—706.
17 См.: Волгарь. 1911. 20 января. № 19. С. 1; Нижегородский листок. 1911. 20 января. № 19. С. 1. Подробное изложение лекции появилось в «Нижегородском листке» под заглавием «Братья Карамазовы и Эдип (Из лекции М. Волошина)» (1911. 22 января. № 21. С. 2).
18 ИРЛИ, ф. 562, оп. 1. ед. хр. 246, л. 36.
19 ГПБ, ф. 263, ед. хр. 122.
20 Там же.
21 Там же.
22 См.: Южные ведомости. 1916. 19 ноября. № 265. С. 3; Окраина. 1916. 20 ноября. № 27. С. 3; Южное слово. 1917. 20 января. № 1319. С. 3-4.
23 См.: Волошин М. О Репине. М., 1913; Купченко В. Странствие Максимилиана Волошина. С. 159—167.
24 См.: Хронологическая канва жизни и творчества М. А. Волошина. Составил В. П. Купченко // Волошин М. Лики творчества. С. 790; Купченко В. Странствие Максимилиана Волошина. С. 168—169.
25 См.: Крымский вестник. 1916. 29 октября. № 279. С. 3.
26 Южная почта. 1916. 6 декабря. № 275. С. 3. В этом же номере газеты была помещена заметка о стихах Волошина: Одинокий Вл. Душа тоскующей полыни (К лекции Волошина). См. также описание феодосийских выступлений Волошина в обществе «Киммерика» в книге В. Купченко «Странствие Максимилиана Волошина» (с. 225—227).
27 Южные ведомости. 1916. 1 ноября. № 249. С. 4.
28 Одинокий Вл. Жестокость в жизни и в литературе (На лекции М. Волошина) // Южная почта. 1916. 8 декабря. № 276. С. 3.
29 ИРЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 297, 3 л.
ПУТИ ЭРОСА
править(Мысли и комментарии к Платонову «Пиру») а
правитьа Было: а. Мистический комментарий к «Пиру» Платона
б. (Мысли на полях Платонова «Пира»)
1
правитьКогда родилась Афродита, у богов был пир. Во время этого пира Пения — богиня Нищеты зачала сына от Пороса — бога Изобилия.1 Сын этот был Эрос. Зачатый в день рождения Афродиты, он стал[1] ее товарищем и слугой. Афродита прекрасна, а он по самой природе своей стремится к красоте.
Но, сын Изобилия и Нищеты, он разделяет судьбу родителей своих. С одной стороны, он всегда нищ, совсем не нежен и не прекрасен, как думают многие, а худощав, грязен, не обут, бесприютен, ложится на землю, спит под открытым небом у дверей домов на улице, всегда терпит нужду и похож на мать.
С другой стороны, он, как отец, стремится всегда за прекрасным и добрым; он мужествен, предприимчив и силен. Ловкий охотник, он постоянно что-нибудь выдумывает, он проницателен и находчив, он философ, врач и чародей. Он ни смертен, ни бессмертен.
В течение одного дня он бывает то цветущ, полон жизни и всем изобилен, то он совсем умирает, то оживает снова. Он всегда посередине между нищетой и изобилием, между мудростью и[2] неведением.
Он посредник между людьми и богами. Он великий Демон — среднее между смертным и бессмертным. Им связана вселенная.[3] Через него проходят предсказания,[4] молитвы и жертвы богам, заклинания и искусства прорицания и колдовства. Через него боги входят в сношение и в переговоры с людьми наяву и во сне.
Такими словами Диотима-Пророчица поучает Сократа истинной природе Эроса в Платоновой «Пире».2
Со времени этой[5] беседы афинских юношей,[6] прерванной появлением пьяного Алкивиада,3 до нашего времени о природе Эроса не было сказано ничего более глубокого[7] и исчерпывающего.
Несмотря на тысячи художественных произведений, лирических стихотворений, научных исследований, романов и трагедий, изучавших и изображавших все виды, формы, пути и стремления Эроса за эти двадцать веков, отделяющих нас от времени Платона, не было написано ничего, хотя бы отчасти раскрывающего ту сложность мировых вопросов любви и пола, которые раскрыты в «Сюмпосион».4 Когда с высоты платоновских построений смотришь на последующие века, многоликие, пестроязычные, разноглубинные, то кажет<ся>, что замутились воды познания и перестало быть видимо то дно человеческой души, на котором эллины различали каждый камень, каждый оттенок раковины. Самое ли дно морское изменило свой вид, или муть всяких илистых и органических осадков,[8] моральных предрассудков, запрещений и установлений была принесена новым течением, влившимся в мир, но у нас исчезло то ясное спокойствие, с которым Платон подходит ко всем явлениям в области любви и пола. Он как бы сидит над глубокой водой и рассматривает задумчивым оком узоры дна,[9] а современные исследователи той же области ныряют в глубину, подобно шиллеровскому «Пловцу»,5 и выносят в руке то щепоть ила, то горсть песку, то драгоценную жемчужину, то морские цветы, то чудовищного моллюска, а иногда гибнут бесследно и вовсе не возвращаются на поверхность.
«Пир» Платона не был и не может быть ни повторен, ни воссоздан в наше время. Он остается для нас единственным Евангелием Эроса, и нам дано только комментировать его.
2
правитьВот что гласит Нагорная проповедь путей Эротовых, вложенная[10] в уста Диотимы-Пророчицы: «Кто хочет правильно идти по этой дороге, тот должен, начиная с юного возраста, искать прекрасные тела. Сначала, если он на верном пути, он должен любить только одно тело и только к нему создавать красивые речи. Затем он должен признать, что красота, заключающаяся в одном теле, родственна той, что находится в другом. И если подобает искать прекрасное вообще, то совсем не разумно думать, что красота во всех телах различна.
Проникнувшись этой мыслию, надо любить все прекрасные тела и оставить всякую исключительную страсть, считая ее ничтожной.
Красоту души следует считать более возвышенной, чем красоту тела.
Бывает в человеке прекрасная душа и некрасивая внешность, но этого достаточно, чтобы любить его и заботиться об нем. Это заставит его понять красоту в обычаях и законах, и он[11] постигнет, что красота всюду одного порядка. Тогда красоту тела он сочтет ничтожной. От законов и обычаев он перейдет к наукам. Он станет созерцать красоту науки.
Глядя на красоту всего, он обратится к широкому океану красоты, он будет созерцать ее и создавать в своей плодотворной любви к мудрости много прекрасных и возвышенных речей и мыслей. Таким образом он укрепится, обретет силу и будет видеть только одну науку — науку Красоты.
Кто в тайнах любви был доведен до этой ступени благодаря постепенному и правильно направленному созерцанию красоты, тот, приближаясь к концу, увидит красоту вечную, не рожденную и не увядающую, свободную от смерти и от роста.
Эта красота не имеет никакой ощущаемой формы, ни лица, ни рук, ничего телесного; она также не мысль, не какая-либо наука. Она не заключается ни в каком ином существе, каковые, например, животное, земля, небо и что-нибудь иное. Она безусловно тождественна и неизменна себе. От нее происходят все другие роды красоты.
Истинный путь Эроса — это, начав с красот земных, подняться до красоты вечной. Подыматься словно по ступеням лестницы, переходя от одного прекрасного тела к другому, от двух ко многим, от красивых тел к прекрасным деяниям, от деяний к знаниям, до тех пор пока, переходя от одних к другим, не дойдешь до совершенного знания самой красоты, пока не познаешь Прекрасное само по себе».5
Наше чувство, воспитанное одновременно на двух противоположных доктринах, из которых одна — христианская[12] — требует презрения к чувственности, а другая, индивидуалистическая,[13] проповедует искания, изысканности, дерзания и[14] опыты в области пола, наше моральное чувство с трудом улавливает ту логическую нить, которая связывает переход от любви к одному телу <к любви> ко многим прекрасным телам, от тел к прекрасным деяниям, от деяний к знаниям и от знаний к созерцанию Вечной красоты. То, что было для эллина связано[15] в единую цепь, для нас распалось на отдельные звенья, и отдельные звенья в различных системах нашей морали соединились в сочетания, сточки зрения Платона, произвольные и лишенные внутреннего смысла.
Так мораль[16] бытовых устоев неизбежно соединяет прекрасные деяния с любовью к одному прекрасному телу. Мораль декадентская — созерцание вечной красоты с любовью ко многим телам. А любовь к знаниям, т. е. наука, или относится совершенно равнодушно к прекрасным телам, или рекомендует рассматривать Эроса как естественную потребность, как желание высморкаться, пообедать, выспаться.
3
правитьЧтобы понять смысл и расположение ступеней математической прогрессии, которую дает Платон (в ней же очевидно даны не все члены и оторвано самое начало ее), надо подойти непосредственно к вопросу о начале и конце пола.
Не естественные науки и не моральные учения дадут, разумеется, ответ на эти вопросы. Его надо искать в тех символах и знаках, в которые человечество вложило свою древнюю сокровенную мудрость; и символы эти дошли до нас и в нас живут органически, бессознательно, частью[17] утеряв свое первоначальное значение, но сохранив в себе ту потенциальную силу откровений, которая раскрывается на призыв каждого ищущего.
Возьмем исходным пунктом крест — символ по преимуществу, символ наиболее интимный каждому.
Значение символа крест имел до христианства, представляя собою знак фаллический, и, быть может, его значение в древности не так отлично от нашего христианского значения, как может показаться.
У Платона есть[18] слова:
«Мировая душа распята на кресте мирового тела».7
Смысл ее в том, что вся видимая природа — это распятый в материи бог.
И не Земля, — дети, вам мать — Голгофа,
С оного дня как распят Он, —
С оного дня, как Немезидой Неба
Распят по мне великий Пан, —
говорит Вячеслав Иванов.8
Но смысл[19] этих слов станет еще глубже, если применить их к образам индусской философии.
Мир — это греза Божества — Майя.9 Понятия Майя и материя тождественны. То, что греза для бога, для человека — материя.
«Может, мы и не живем, а это ангелы про нас сны видят», — говорит Ф. Сологуб.10 Сами мы — сон высших духов, но то, что вокруг нас — реальность сна; ибо и сон[20] — вещество. Точно так же[21] существуют вечные создания искусства, которые живут только потому, что мы видим про них сны. Сонная греза — это покрывало Майи. Одно покрывало возникает из другого, греза из грезы. Это мир.
Божество постепенно погружается в свою собственную грезу, растворяется в своих грезах, распинается в материи на кресте мирового тела.
Греза — это тело мысли. Слово — тело грезы. Вещество[22] — это тело слова, потому что мир создан божественным Словом и вся природа — это огненное Слово, ставшее[23] осязаемым для нашего сознания.
Все живое и сознающее — это луч Божества, срединного пламени, который постепенно погружается в бездну материи через все слои ее, чтобы окончательно погаснуть на дне. Тогда начинается обратное восхождение: материя должна просветиться, просиять внутренним светом и вернуться к божественному пламени теми же ступенями, по которым происходило нисхождение луча в материю. «Камень становится растением, растение — зверем, зверь — человеком, человек — духом, дух — Богом», — сказано в Каббале.11
Все развитие мира представляет два одновременных и диаметрально противоположных течения: постоянное нисхождение и постоянное восхождение — мировая инволюция и мировая эволюция. В каждом человеке живет Бог, распятый во плоти. Крест символизирует этот процесс инволюции как распятие мировой души на кресте мирового тела.
Поэтому не удивительно то, что крест в древнейшей символике является знаком пола и имеет фаллическое значение.
4
правитьЧтобы понять[24] значение креста, надо рассмотреть его в связи с другими символическими знаками, в которых древнее знание скрыло космогонию мира.
Эти знаки суть:
+ просто крест.
Знак круга соответствует первому состоянию вселенной, в котором не было разницы между Богом и миром.
«Пространство — праматерь и праотец Сущего — дремало в своих покрывалах, навеки невидимых.
Времени не было, ибо спало оно в безысходном лоне пространства.
Мрак наполнял безграничное „Все“, ибо отец, мать и сын были едино. Не было ни звука, ни молчания, ничего, кроме вечного Дыхания, которое никогда не прекращается и само себя не сознает».
Так говорит об этом моменте тибетская космогония — «Книга Джанов», книга Духов Познания.12
Иными словами говорится то же в Риг-Веде:13
«Не было смерти, но ничто не было бессмертно. Не было ничего, что отделяет день от ночи. Единый дышал без дыхания, сам в Себе, и не было никого, кроме него. Тьма царила, ибо все было покрыто мраком глубоким — темным Океаном. Семя, которое дремало в покровах своих, раскрылось под влиянием жара и стало единой природой.
Сами боги только позднее возникли».
В последних словах мир символизируется уже кругом с точкой посередине.
«Книга Джанов» так передает этот момент первого возникновения жизни:
«И возникает внезапный трепет, который быстрым крылом своим охватывает всю вселенную и семя, скрытое во тьме; во тьме, которая веет над спящими водами жизни.
Тьма излучает свет, и свет роняет одинокий луч в воды, в утробу матери. Луч мгновенно пронзает девственное яйцо. Дрожь охватывает вечное яйцо, и оно источает смертное семя, которое сжимается в яйцо мира».14
Эта картина возникновения жизни в безднах Хаоса переносит нашу мысль к тайнам зачатия. Тайна космическая соприкасается с тайной утробной. Действо пола, миг зарождения переносит нас к моменту возникновения вселенной.
Во чреве женщины проходят в строго логическом порядке все вечности возникновения вселенных. Учебник биологии может служить комментарием к «Книге Джанов» и к «Книге Бытия». {Далее зачеркнуто: Этот космический процесс, тождественный для макрокосма вселенной и микрокосма человека, прекрасно выражает Городецкий:
Я под солнцем беспечальным
Верю светам изначальным,
Изливаемым во тьму,
Сумрак — женское начало,
Сумрак — вечное зачало,
Верю свету и ему.
Свет от света оторвется,
В недра темные прольется,
И пробудится яйцо,
Хаос внуку улыбнется,
И вселенной сопричтется
Новозданное лицо.
Человек или планета
Проведет земные лета,
И опять спадет лицо
И вселенной улыбнется
И над Хаосом сомкнётся
Возвращенное кольцо.15}
Мир вступает в знак«Корень жизни был в каждой капле Океана Бессмертия, и весь Океан был сияющий свет, который был Пламя, Теплота и Движение.
Виждь: Се дитя, рожденное от двух: сияющее пространство, дитя пространства темного, возникшее из глубины великих темных вод. Это Дракон мудрости — пылающий и божественный. Он поднимает покрывало и развертывает его от Востока и до Запада. Он скрывает все, что по ту сторону, и делает видимым все, что по сю сторону — Великую грезу. Он указывает место сияющим звездам, потустороннее обращает в безбрежный океан пламени, а единое сущее — в великие Воды».10
Возникают боги — устроители мира — сефироты, зоны, элоимы.17 Эти древнейшие боги по природе своей не имеют пола и потому становятся в представлении древнейшего человечества двуполыми, муже-женскими: Зевс с женскою грудью, Венера с бородой, двуполый Гор.
«Праматерь-праотец Пространство развертывает ткань, один край которой исходит от Духа, который есть свет, рожденный из единой и нераздельной Тьмы, а другой край касается тени его — материи. Ткань эта — мир».[25]18
Боги-устроители творят мир своим словом. Возникает органическая жизнь, заключенная в божестве. Уже совершаются циклы органических рождений, но сознание всей природы лежит в Боге. Пол существует, и он уже двойственен, но неразделен; он гермафродитичен, как стали позже и боги в представлении человека.
Этот цикл обозначается знаком креста, вписанного в кругЕще ступень, и круг отпадает; остается один + крест: Символ возникновения пола; отсутствие круга — это отпадение от Бога. Знаменательна эта слиянность символов в знаке креста: отпадение от Бога и обетование Христа.[26]
В Зогаре19 говорится: «Были древние миры, которые погибли, начав существовать. Они не вылились в формы. Они были искрами. Так кузнец, кующий железо, сыпет во все стороны искры. Искры — это первичные миры, которые не могли развиться, потому что священная сущность не приняла еще своей формы и не стала Царем и Царицей».
(То есть духом и материей — первичное возникновение пола.)
Библейское падение ангелов аналогично падению человека. И то и другое — неизбежное и нормальное нисхождение божества по ступеням инволюции.
Крест, заключенный в круге, обозначает человека, существовавшего и размножавшегося в божестве.
Крест без круга — это окончательное разделение полов и самостоятельность человека.
Человек, созданный элоимами, был Автоматом — им элоимы чувствовали себя[27] в низших слоях материи, но чувствительный орган сам был бессознателен.
Люцифер открывает человеку познание «добра и зла», то есть великий закон, повелевающий жертвовать собой до конца, закон, запрещающий оставаться на одной ступени; неизбежность идти вниз или вверх — быть подобным богам.
«Будьте как боги, распинаемые в материи», — говорит Люцифер и этим раскрывает человеку путь к творчеству.
Знак отпада от Элоима — непосредственного творца человека, выражен в египетском символе Анг, представляющем трехконечный крест, увенчанный кругомБожество и мир, созданный Божеством, означенные знаком круга, остаются вне человека. Человек отделяется от Бога, и мир покоится на плечах креста, как небо на плечах Атланта.
Знак креста знаменует, как мы видели, нечто большее, чем скрещение мужского и женского начала, которое скрыто в нем, как одно из многих значений, в нем скрыт смысл пересечения духа и материи, символ нисхождения и восхождения, и[28] конечное значение его — сам человек. Крест — это человек.
«Облеченный в крест тела своего» — говорится в древних текстах.
5
правитьВ человеке пересекаются течения-двух мировых полов — духа и материи. В человеке происходит и инволюция, и эволюция. И человек, будучи физическим телом,[29] мужчиной или женщиной, тем не менее в сущности своей человеческой остается божественным гермафродитом, моментом скрещения вечных творческих токов жизни: нисхождения и восхождения духа и материи.
То, что мы на земном языке называем мужским и женским, — это вторичный или третичный, а может, еще более дальний отблеск мирового разделения вселенского пола.
И все эти разделения кладут свои грани на душу человека и усложняют и путают своей повторностью основную двойную комбинацию пола.
История макрокосма повторяется в микрокосме — в человеке. Сперва человек, как Бог, потенциально носит весь мир в себе. Посредством пола субъективное становится объективным. На низших ступенях животной лестницы есть существа, которые — один пол. У них нет даже рта и желудка. Эфемеры[30] живут несколько мгновений: рождаются вечером, любят и умирают, не видев[31] Солнца.
Пол вызывает в нас наши чувства восприятия. То, что было внутри нас, становится объективным миром, окружающим нас. Весь внешний мир мы, в сущности, рождаем из себя и осязаем его пентаграммой наших чувств. Пол ведет за собой наше зрение, слух, ощупь, обоняние, вкус.
Все наши чувства восприятия возникают через него, и он нудит возникновение новых чувств, чтобы постепенно все наше субъективное перелить в объективное.
Все физическое тело должно до конца перегореть, истратиться в поле. Эволюция человека представляет обратное течение: постепенное расширение своего Я; восприятие внешнего мира внутрь себя. Это постепенное признание, оправдание, принятие мира.
Полное значение свое[32] крест получает в той форме, которая называется свастика — равноконечный крест с концами, загнутыми под прямым углом в одну и ту же сторону, что придает кресту вихревое, вращательное движениеДве линии, пересекающиеся в кресте, знаменуют[33] дух и материю, как конечное противоречие, основную непримиренность, соединенную во вселенском поле. Но крест остается статическим знаком — определением и обетованием.
Свастика же, со своим наступательным вихревым движением, является истинным символом творческого Эроса — путеводителя по нисходящим и восходящим ступеням мира. Свастика — это окрыленный, вращающийся пол — творческий вихрь, пронзающий вселенную.
Но в словах «окрыленный пол» есть уже внутреннее противоречие: окрылен не пол — окрылен Эрос.[34]
Пол — это замыкание духа в веществе, угасание, помрачение. Умножение форм — «плодитесь и множитесь». Отпадение от Бога совершается не в области пола, а в области Эроса, и только Эросом может произойти возврат человека к Богу.
Это Элоим[35] дает закон: «Плодитесь и множьтесь». Деторождение привязывает людей к Элоиму. Деторождение — это естественный ритм, и ключ его в руках Бога. Деторождение — это все еще крест, заключенный в круге.
Освобождение может совершиться только новым ритмом,[36] и этот иной ритм — смерть. С отпадением человека в материю мир пронизывается грозным ритмом смерти. В ритме смерти человек находит свою самостоятельность и самосознание. Здесь загадочная близость любви и смерти.
В стихию пола влилась огненная струя Эроса, которая должна довести пол до полного истощения, должна истратить, раздробить, опрозрачить физическое тело[37] до самого конца, чтобы дать ему воскресение в духе. Но не уничтожиться, не погибнуть должно физическое тело — оно должно преобразиться. Тело в этом горении достигнет своего высшего совершенства: должна исчезнуть боль, которая приковывает наше сознание к физическому телу и заслоняет от нас познание иных частей нашего великого организма.
Во всей сложности делений мира, которые скрещиваются в человеке, в конечном упрощении и обобщении в нем действуют две силы: сила пола во всей ее мировой сложности, которая руководит его нисхождением и должна всю божественную изначальную сущность его обратить в тело, и сила Эроса тоже во всех многообразных аспектах его, который все тело его должен обратить в дух и вести его вверх к сознательному единству.
6
правитьПол — инволюция, нисхождение.
Эрос — восхождение, эволюция.
Только в этом смысле и только по отношению к человеку я буду употреблять теперь понятия, чтобы не смешивать их с иными одноименными космическими понятиями, находящимися в иных плоскостях.
Пол и Эрос нераздельны и антиномичны.
Бог воплощается в человеке, ищет сознательного совершенства в воплощении. За воплощение платит смертью.
Земная смерть — есть радость Бога. Он сходит в мир, чтобы умереть.
Эрос, ведущий человека по восходящей линии, непрестанно борется против пола как против деторождения. Он должен прежде истощить пол, сделать его бесплодным, чтобы великий животный ритм, находящий себе исход в деторождении, перевести в более высокие области, бессознательное дробление в потомстве обратить в сознательное мистическое творчество.
В поисках исхода из деторождения Эрос устремляет искание пола от красоты женского тела на красоту человеческого тела вообще, от одного тела ко многим, от прекрасных тел к прекрасным деяниям, от деяний к знаниям и от знаний к созерцанию вечной красоты, согласно порядку ступеней, раскрытому Диотимой Сократу.20
Человек похож на уровень воды в двух соединенных сосудах. Повышение уровня в одном сосуде неизбежно вызывает понижение в другом.
Пол и Эрос, как две бадьи на коромысле колодца.
Когда Эрос подымается к божеству, пол, отходя от божества, опускается в грех.
«Так силы небесные нисходят и восходят, простирая друг к другу золотые бадьи», — говорит Гёте.21
Пол ищет греха, смерти, растворения в материи. Эрос преодолевает смерть, ищет воскресения, высшего слияния, преображает, просветляет материю.
Поэтому стремление вверх в область Эроса[38] связано с падением вниз в области пола.
Для Платона это было законом. Но он не различал ступеней вниз и ступеней вверх. Для него все ступени были вверх, и стремление к созерцанию Вечной красоты для него естественно начиналось с погружения в те области, которые мы зовем областями порока и сладострастия.
Для нас это обратилось в трагедию духа, в непримиримую антиномичность нашей природы.
Теперь[39] перейдем в ту область борьбы Эроса с деторождением, в ту область уклонов и обходов[40] пола, которая для эллина была естественным путем к духовной красоте, а в наше время превратилась в область запрещенную и внушающую отвращение и ужас.
Платон так говорит устами Аристофана о возникновении страсти:
«Человеческая природа была не такая, как теперь, а совсем иная. Она была и мужская, и женская, и андрогинная, и все люди были круглыми, соединенные по два плечами и бедрами. Они ходили прямо: и вперед и назад, как им было угодно. А когда они хотели идти быстрее, то неслись кубарем, опираясь на все свои восемь оконечностей.
Они были ужасно сильны и крепки и вместе с тем настолько[41] мужественны духом, что пытались сражаться с богами.
Тогда Зевс рассек людей надвое, как делят яйца пополам волосом, и приказал Аполлону залечить раны и повернуть лица людей в сторону разреза.
После этого разделения каждая половина старалась встретить ту, от которой она была отделена, и, встретившись, люди стали обниматься руками и сплетаться с такой силой, чтобы слиться, что погибали от голода и бездействия.
Вот с какого отдаленного времени любовь присуща человеку. Она возвращает нас к прошлому состоянию, из двух делая одно, восстановляет первобытное совершенство человеческой природы.
Каждый из нас только половина человека, отделенная от своей половины, как камбала. Мужчины, происшедшие из существ, соединявших в себе оба пола, т. е. от андрогинов, любят женщин. Что же касается женщин, происшедших от существ женского пола, то они не обращают внимания на мужчин и более склонны к женщинам. Мужчины, которые происходят от существ мужского рода, ищут мужчин. Среди отроков они первые потому, что их характер наиболее мужественный. Их напрасно обвиняют в бесстыдстве. Не по недостатку стыда они ведут себя таким образом, а по мужественности и силе своей натуры стремятся к себе подобным.
Доказательством этому служит то, что с годами они оказываются наиболее способными служить государству.
Если им удастся встретить свою половину, их охватывает нежность, симпатия и любовь. Они проводят жизнь вместе и не в состоянии дать отчета, чего желают друг от друга. Не одно удовольствие чувств составляет для них счастье их общей жизни. Ясно, что душа их ищет чего-то иного, чего им не высказать словами и что они только угадывают, предчувствуют, выражают одними только намеками.
Причина в том, что наша первобытная природа была едина и мы были совершенны. Стремление к этому единству зовется любовью — Эросом».22
Эта дерзкая фантазия, вложенная Платоном в уста Аристофана, носит характер грандиозного и мистического буффонства, подобно средневековым Химерам и орнаментальным чудовищам и карикатурам готических соборов. Титанический комизм придает особую пластичность и реальность отвлеченным символам, лежащим в основе этой притчи «о круглых людях». {Далее зачеркнуто: В описании их Аристофан совпадает неожиданно с видением пророка Иезекииля, который видел четырех божественных существ, которые были похожи на людей, и между тем представлялись ему в виде колес, которые двигались в четыре разные стороны, ибо в них пребывал дух живой.
Круглые люди — символ древнего, неразделенного пола.
В своем четком и ясном рассказе Аристофан упрощает происшедшую катастрофу, говоря только о физическом теле человека и умалчивая о той божественной сущности, которая низошла в материю во образе человека.
Рассекновение физического тела на два пола, уже потенциально существовавшие в нем, ведет к тому, что аидрогинное существо, ставшее мужчиной, свою женскую сущность воплощает в своем духе, а ставшее женщиной вырабатывает себе мужскую душу.
Мистически все люди остаются андрогинами и пол души всегда противоположен полу тела.
Поэтому женская интуитивная душа мужчины должна быть оплодотворена мужской аналитической душой женщины, и только тогда она может рождать в духе, то есть в творчестве.}
Первобытная космическая разница полов, существующая в природе, стирается и уравновешивается духом человека, который снова возвращается в своем обратном восхождении к ступеням андрогинного единства природы.
Интеллектуальное господство мужчины в человеческом обществе уже служит ясным указанием, на какую высоту поднялся восходящий дух человека и как сгладились все отличия и разницы мужского и женского в человеческом мире.
7
правитьТип рода — женщина. Мужчина — случайность. Во всей природе основной пол — женский.
В области чистого пола женская воспринимающая стихия — это все.[42]
Реми де Гурмон в своей[43] книге «Physique de l’Amour» говорит со всей[44] грубою точностью естественно-научного жаргона:
«Самка — это механизм, который для того, чтобы прийти в движение, должен[45] быть заведен ключом. Самец — это ключ. Были сделаны опыты оплодотворения при помощи фальшивых ключей. Посредством различных химических раздражителей — кислот, алкалоидов, сахара, соли, алкоголя, эфира, хлороформа, стрихнина, газа, углекислоты удавалось вызвать цветение морских звезд и оплодотворение морских ежей».24
Вся инволюция лежит в женской стихии. Пол в женском, а не в мужском. Вечно-женственное — идеал пола. Вечно-мужественное — идеал Эроса. Но в человеческом мире это не совсем так, потому что все мы гермафродиты в духе своем, и разделение физической стихии в человеке стало почти формально. Самосознанием[46] человек стоит уже вне пола.
«Оплодотворение в том смысле, как обыкновенно принимают это понятие, чистая иллюзия, — продолжает Р. де Гурмон. — Мужчина не оплодотворяет женщины. То, что происходит, — несравненно более таинственно и более просто. От мужчины и от женщины в момент зачатия самопроизвольно рождаются без оплодотворения маленькие существа, мужские и женские.[47] И уже между двумя из этих вновь созданных существ происходит оплодотворение. И от них уже родится некое новое существо, которое, вырастая естественным ростом, становится человеком».25
Настолько отдаленно и слабо человек соприкасается с первичной неуклонной сферой пола и деторождения. Зарождение совершается между двух неведомых его сознанию микроскопических существ. Сам же он всем своим существом живет в области Эроса.
Р. де Гурмон высказывает такие соображения о морали в области пола:[48]
«Невежество — тиранично. Те, кто изобрел естественную мораль, весьма мало знакомы с природой; это позволяет им быть строгими, ибо никакое точное знание не затрудняет уверенности их суждений. После внимательного изучения видов любви, существующей в животном царстве, каждый моралист станет скромнее, если не придет к сознанию полной невозможности определить естественность или неестественность данного факта».
В действительности же все естественно.
Изобретательность каждого вида в отдельности невелика, но изобретательность всей фауны вообще — огромна, и нет таких человеческих изобретений — из тех, которые мы называем извращениями, которые не были законны и нормальны в той или другой области животного царства.
Стихи Бодлера, бичующие тех, которые хотят «aux choses de l’Amour mêler l’honnêteté»,26 имеют не только моральное значение, но и научное.
Медики, изучавшие эти вопросы, имели дело только с болезнями, и на их наблюдениях основываться никак нельзя.
Чрезвычайно трудно провести линию между нормальным и ненормальным, особенно когда дело идет о человеке.
Что же нормально и что естественно? Природа не знает определения «естественно», которое взято из ее души, исполненной иллюзиями, частью в ироническом смысле, частью по невежеству.
Человек, который соединяет в себе все возможности животных, все трудолюбивые инстинкты, все виды производств, не мог не унаследовать методов пола: и нет ни одного вида сладострастия, которое не было бы в природе нормально для того или иного животного типа.[49]
Все сладостные, чудовищные, страшные и мистические виды любви, которые искушающий[50] и многохитрый пол рассеял по всем ступеням великой лестницы живых существ, соединены в человеке, и по тайной индусской «Кама Сутра» они составляют шестьсот шестьдесят шесть фигур любви27 — «Veneris figurae», изображавшихся на стенах древних храмов и на алтарях Афродиты Пестропрестольной.
Через шестьсот шестьдесят шесть символических ступеней звериного естества, через 666 различных видов страстного огня, должен пройти божественный дух, чтобы просиять алмазным светом высшей мудрости, которая в единой руке соберет все нити физической природы и сделает человека действительным, верховным повелителем ее.
В этом смысл стихотворения Вячеслава Иванова.28
Триста тридцать три соблазна, триста тридцать три обряда, Где страстная ранит разно многострастная услада, На два пола — знак раскола — кто умножит, сможет счесть: Шестьдесят и шесть объятий и шестьсот приятии есть.
Триста тридцать три соблазна, триста тридцать три дороги — Слабым в гибель, — чьи алмазны светоносные сердца, Тем на подвиг ярой пытки, — риши Гангеса и йоги Развернули в длинном свитке от начала до конца.
В грозном ритме сладострастии, к чаше огненных познаний,
Припадай, Браман, заране опаленным краем уст,
Чтоб с колес святых бесстрастии клик последних заклинаний
Мог собрать в единой длани все узлы горящих узд.
8
правитьЭрос ведет человека трудным и страстным путем через триста тридцать три символических ступени соблазна.
Становятся понятны теперь[51] слова Диотимы о том, что Эрос похож на мать свою Пению, что он всегда нищ, совсем не нежен и не прекрасен, как думают многие, а худощав, грязен, необут, бесприютен, ложится на землю, спит под открытым небом у дверей домов на улице и всегда терпит нужду.29
Таков Эрос, совершающий свой путь в стихии пола. Но из этой стихии он ведет к мужественным деяниям, знаниям и к созерцанию вечной красоты.
Через грозный ритм сладострастия он ведет к алмазным и девственно чистым ступеням высшего Познания.
Эти ступени недоступны тем, кто не прошел первых ступеней и не держит в руках горящие узды страстей своих.
Эрос ценит только преодоленную страсть. Там, где нет преодоления, — там нет и Эроса.
Перед лицом Эроса порок и добродетель — только два различных вида одного и того же очистительного пламени, в котором сгорает физическая природа человека.
Перед лицом Эроса пламя аскетизма и пламя сладострастия одинаково святы, и своим переменным огнем одинаково прокаливают и опрозрачивают физическую природу человека.
В индусской притче[52] Брама говорит умершему великому Святому:
«Тебе осталось немного воплощений в физическом мире. Чем хочешь ты быть на земле: шесть раз святым или два раза демоном?
— Конечно, я хочу быть два раза демоном, — отвечает Святой».
Путь порока труднее, мучительнее и страшнее, но он более быстро и более прямо ведет к конечной цели и к слиянию с Божеством. Поэтому следует, согласно Платону, с юного возраста искать прекрасные тела. Сперва любить тело женщины, потом человеческое тело вообще, оставив всякую исключительность, постепенно переходя от тела к душе, от души к деянию, от деяний к знанию и созерцанию Вечной красоты.
В грозном ритме сладострастии, к чаше огненных познаний Припадай, Браман, заране опаленным краем уст, Чтоб с колес святых бесстрастии клик последних заклинаний Мог собрать в единой длани все узлы горящих узд.
Прогрессия морального восхождения развивается Диотимой совершенно последовательно. Это постепенное освобождение Эроса от похоти.
Любовью похотливой и сладострастной правит Афродита Всенародная — Афродита Пандемос. Эрос возникает только тогда, когда похоть заменяется восторгом пред красотой тела и перед красотой души. Эрос ничего общего не имеет с деторождением. Он стремится к красоте. «Эрос рождает в красоте», — говорит Диотима.30 Вл. Соловьев ставит закон обратной пропорции между силой любви и деторождением.
Эрос уже не может насытиться обладанием. Безысходность — основное качество Эроса.
«Безысходность и глубина — это признаки величайших таинств Земли».
Похоть подымает голодную волну страсти, бросает мужское на женское и, сжав два тела в огненном трепете, отпускает их сытыми и равнодушными. Эрос же никогда не может удовлетвориться, никогда не может насытиться. Голод страсти может толкнуть Эроса к сплетению тел, но никакие обладания не могут дать ему выхода, так как Эрос творит только в Красоте. Поэтому, когда встречаются две половины древнего «Круглого человека», они сплетаются руками с такой силой, что погибают от голода и бездействия.
9
правитьЮноши, беседующие в «Пире», хотят освободить человека от похоти и совершенно логично отрицают пол. Павзаний говорит:
«Эрос Афродиты Всенародной груб и совершает только низменные поступки. Этому Эросу предаются простые люди. Они любят всех — мужчин и женщин — и предпочитают тело душе.
Эрос Афродиты Небесной стремится только к одному полу. Он внушает любовь к полу более великодушному, более умному. По любви к юношам можно узнать служителей истинной любви. Они привязываются к юношам в том возрасте, когда начинает у тех уже развиваться ум и расти борода. Они остаются верными на всю жизнь. Они не станут пользоваться неблагоразумием юноши, чтобы, посмеявшись над ним, потом покинуть его и бежать к другому. Следовало бы, право, установить закон, запрещающий любить слишком молодых людей, чтобы не отдавать своих забот столь еще неопределенным существам. Неизвестно, чем станут эти мальчики впоследствии телом и душой, в какую сторону обратятся они — в сторону добродетели или порока. Люди мудрые сами возлагают на себя такой закон. Но надо заставить ему подчиниться грубых любовников, потому что именно эти люди унижают любовь. Благодаря им говорят некоторые, что постыдно ухаживать за любимым человеком, но говорят это ввиду неуместной и неправильной любви. Ничего нет дурного в деле, совершаемом правильно и законно.
В Ионии и в иных странах, подчиненных варварам, считают постыдными и любовь, и философию, и гимнастику. Тираны не желают видеть в своих подданных ни сильной дружбы, ни сильного духа. А эти свойства лучше всех создают любовь. Тираны Афин испытали это некогда на себе: любовь Аристогетона и дружба Гармодия сокрушили их владычество. Таким образом, ясно, что в тех странах, где юноше считается позорным отвечать на любовь юноши, такая суровость ведет свое начало от порочности законодателей, от несправедливости тиранов и трусости подданных».31
Павзаний продолжает свою мысль:
«Порочным я называю того пошлого любовника, который тело предпочитает душе, потому что его любовь непродолжительна — он любит вещь тленную. Едва проходит цвет молодости того, кого он любит, как он улетает уже к другому. Влюбленный же в прекрасную душу остается верным всю жизнь».32
Федр еще более резко, чем Павзаний, подчеркивает любовь юноши к юноше в противоположность похоти мужчины к женщине:
«Ни знатность, ни почести, ни богатство, а только Эрос научает нас, как хорошо поступать в жизни, т. е. как избегать постыдного и стремиться к добру. Если бы когда-нибудь могли существовать народ или войско, состоящие только из влюбленных друг в друга, то народ этот более других любил бы добродетель и ненавидел бы порок. Люди, соединенные таким образом, могли бы в сражении покорить весь мир».33
Со времени Платона пути Эроса не изменились, но прохождение по ним сделалось и труднее и опаснее. То, в чем эллины видели нормальный и естественный переход от пола к духу, для европейского общества стало отвратительным и ужасным явлением, занесенным в рубрику психических болезней. Платон сказал бы, что эта суровость «ведет начало свое от порочности законодателей, от несправедливости тиранов и трусости подданных».
По-прежнему «силы небесные восходят и нисходят, простирая друг к другу золотые бадьи», и золотая бадья Эроса, поднимаясь к Богу, влечет за собой отпаденье пола от Бога, в грех.
По-прежнему тот, кто возлюбил не одно женское тело, а человеческое тело вообще, ищет в обладании исхода для своего безысходного чувства, по-прежнему сложная душа человека в своем восходящем движении ищет конечное единение, мужскую стихию духа устремляя к мужской, в противоположность полу, который нудит соединение противоположного и дробление человеческого духа в потомстве.34
Надо останавливаться[53] на этих отпадениях и уклонах путей Эроса потому, что, находясь в глубоком противоречии с моральными убеждениями современного общества, они вызывают слепую ненависть и безусловное осуждение в тех областях переживаний человеческой души, которые нуждаются в особенно беспристрастном и спокойном обсуждении и исследовании.
Путь мужской любви вовсе не представляет неизбежного пути Эроса. Многие, конечно,[54] никогда не столкнутся с этими ступенями и пройдут, не замечая и не подозревая об них.
Эрос борется вовсе не за мужчину и вовсе не против женщины. Он борется против материи, которая представляет женскую стихию мира, в противоположность духу — стихии мужской. В человечестве женщина и мужчина совершенно не являются представителями этих мировых стихий.
Человечество, само по себе, вне каких бы то ни было делений пола, является мужской стихией по отношению к женской стихии — природе.
Женщина, так же как мужчина, идет путями Эроса. В человечестве на своих первых ступенях эти пути представляют борьбу не против женщины, а против похоти, против деторождения.
Эрос[55] стремится всю энергию пола перевести в искусство, в науку, в художественное творчество, в религиозное чувство.
И любовь между юношами у Платона вовсе не подразумевает физической связи. Платон допускает ее, извиняет ее как остаток похоти к женщине, но он говорит только о любви к мужскому духу. И ставит в последней части «Пира» идеалом совершенно чистую любовь Сократа к Алкивиаду, намеренно подчеркивая, что между ними не было физического прикосновения.
10
правитьВ христианстве борьба Эроса против похоти и деторождения вылилась в аскетизме и в борьбе с плотью.
Мужскую стихию, которую искали платоновские юноши, христианство нашло[56] в духе.
Пламя мистики так же сжигает и очищает тело, как и пламя земной страсти. Поэтому в мистический аскетизм вливается так неожиданно и соблазнительно волна чувственности и сладострастия, как это было в Испании в XVII веке во времена св. Терезы.35
Пути христианского средневекового Эроса в извилинах своих настолько же жутки,[57] сомнительны и двусмысленны, насколько ясны и гармоничны пути[58] Эроса Эллинского; но[59] те же ступени сгорания плоти,[60] в аскетизме, проходят в самой душе человека. Искушения христианских святых[61] аналогичны сатанинским оргиям и шабашам ведьм.
Так же, как и Эрос, Христос ставит первыми ступенями на пути к себе отпадение от Бога в грех. Он ищет заблудшую овцу. Добродетельному праведнику он предпочитает раскаявшегося грешника. Он зовет к себе уже прошедших сквозь горн страстей: Магдалину, разбойника, мытаря.
Ближе к Христу тот, кто глубже погружен в грех, кто больнее и унизительнее распят в материи, как Петр — вниз головой.
Отпадший Ангел ближе к Христу, чем Элоим.[62] Человек ближе, чем Ангел. Ибо Ангелы — это демоны, которым еще предстоит воплощение. Апостол Павел[63] говорит о том, что человек выше Ангелов.
Пути Христа сплетаются и совпадают с путями Эроса.
Слова Парменида о творении:
«Первый бог, который был создан, — Эрос» — странно созвучны словам «В начале было Слово». Гезиод говорит: «В начале был Хаос, затем широколонная земля (т. е. материя), основа всего сущего, и Эрос».36
«Нет бога древнее его, и имен его родителей мы не встречаем ни у прозаиков, ни у поэтов», — говорит Федр в начале «Пира»,37 приводя цитаты из Гезиода и Парменида.
Эрос есть божественная воля, творящая мир, могучий ток, который охватывает все ступени, все сферы вселенной.
Эросу подвластны и боги и люди. Он посредник между теми и другими. В нем та сила творчества, которая делает возможным переход с одной ступени на другую.
Бог словом своим творит мир, словом своим он распинается в материи, словом своим он сам себя низводит во вселенную и наполняет ее.
Вселенная — это пламя Божественного Слова.
Слово это Эрос.[64]
Если бы первый стих Евангелия от Иоанна был написан Парменидом, он звучал бы так:
«В начале был Эрос. И Эрос был у Бога, и Эрос был Бог».
Тождество Христа и Эроса в первые века христианства было так очевидно, что Христос изображался в катакомбах в виде Эроса, ведущего за руку душу Психею — знаменательный символ, который дает ключ к пониманию нисходящего и восходящего тока, проходящего через человека.
Христос в человечестве сын Марии.
В имени Марии скрыто символическое созвучие.[65] Оно созвучно понятию Мара — иллюзия, Майя — праматерь, материя, Amor — любовь, море — образ Хаоса, источник всего сущего.
Христос — сын Всемирной Майи.
Майей звали мать Будды.38 Майей звали мать Гермеса39 — бога сумерек, бога познания, который сдергивает голубое покрывало дня с ночных звезд.
История возникновения мира в этих строках мистического гимна в честь Девы Марии:40
Славься, Мария.
Хвалите, хвалите
Крестные тайны
Во тьме естества.
Муля-Пракрити —
Покров Божества.
Дремная греза
Отца Парабрамы,
Сонная Майя —
Праматерь-материя.
Грезы из грезы —
Вскрываются храмы.
Жертвы и смерти
Живая мистерия.
Марево-Мара,
Море безмерное,
Amor-Maria —
Звезда над морями.
Мерною рябью разбилась вселенная.
В ритме вскрывается
Тайна глубинная,
В пенные крылья свои голубиные,
Морем овита
Из влаги рожденная,
Мать-Афродита, —
Звезда — над морями.
Майею в мире рождается Будда,
В областях звездных
Над миром парит.
Верьте свершителю
Вышнего чуда:
Пламя угасшее в безднах
Горит.
Майя, принявшая
Бога на крест.
Майя, зачавшая
Вечер — Гермеса.
С пламени вещих
Несущихся звезд
Сорвана дня голубая завеса.
Майя — Мария!
Мы в безднах погасли,
Мы путь совершили,
Мы в темные ясли
Бога сложили.
Ave Maria…
11
правитьСреди легенд парижской Notre-Dame существует безумная и пронзительная легенда об одном аббате, мысль которого была в течение многих лет сосредоточена на догмате Искупления.41
«Если кто-нибудь в мире может быть наказан вечными муками, то только Апостол Иуда, предавший Христа», — говорил он себе.
Но тут мысль его сказала ему: «Если из всего человечества только один Иуда будет осужден на вечные страдания, то тогда Агнец, принявший на себя грехи мира, не Христос, а Иуда. На нем одном сосредоточены все грехи, страданья и искупленье человечества».
Однажды ночью, когда он одиноко стоял коленопреклоненный в Соборе, он обратился[66] к Христу с безумной молитвой:
«Господи. Я маловерен. Но если это так. Если Иуда действительно самый чистый и самый сильный из Твоих учеников, и на его плечи возложил Ты все бремя человеческого греха и страдания, если он действительно теперь в раю с Тобою и сидит на троне одесную Тебя… Господи, я маловерен… Дай мне знак, что это действительно так».
И в это мгновенье он почувствовал, как на плечо его легла длинная, сухая, горячая рука, в которой он узнал руку Иуды.
Христос — это меч, пронзивший бездну звездную и бездну человеческую в одно мгновение от заката до восхода мира.
В этот момент луч божества, погасший на дне праматери-материи, засветился и стал восходить к Богу.
Древнее обетование креста исполнилось во Христе.
Эрос — Христос — это восхождение человечества к своей предвечной прародине.
Но рядом с человеком Христом стоит человек Иуда.
Рядом с жертвой Христа подвиг Иуды. В этом указание и великий символ.
Христос — Эрос. Иуда — материя.
Иуда — охранитель и собиратель. Но он становится высшим среди двенадцати, самым мощным, самым посвященным из Апостолов. Божественный Агнец должен быть заклан на Алтаре рукою жреца, и рука эта должна быть чиста и тверда.
«Один из вас предаст Меня» — это не упрек, а вопрос: кто из вас примет на себя бремя заклания? И каждый из Апостолов робко спрашивает: «Не я ли, Господи?»42
Тогда Христос обмакивает хлеб в соль, что обозначает передачу своей силы, и дает Иуде.
Иуда выходит из собрания Апостолов, приняв на себя подвиг высшей жертвы и высшего смирения.
Вся гордость, мудрость и мощь законов, образующих и живящих материю, в лице Иуды принимает на себя великую жертву уничижения, смирения и позора, ибо подвиг Иуды — в его позоре и поругании.
Иуда должен предать Христа, чтобы Христос мог умереть и воскреснуть.
В каждом человеке живет Христос и Иуда, и в каждом человеке, Иуда приносит в жертву Христа, плоть предает Эроса, и только благодаря ей Эрос — Христос может воскреснуть. Поцелуй любви — поцелуй Иуды Христу.
Человечеству предстоит понять и принять подвиг Иуды: высшее смирение физической природы перед преступлением, перед грехопадением, во имя единения в духе, во имя Эроса — Воскресителя, во имя Христа.
Прими причастие Иудино — кусок хлеба, омоченного в соль, и исполни, что задумал.
1 Миф о рождении Эроса от Пороса и Пении вымышлен Платоном («Пир», 203 b-d).
2 «Пир», 203 b — 204 а.
3 «Пир», 212 d — 213 b.
4 Συμ-πόσιον (др.-греч.). — пир, пиршество, попойка.
5 Имеется в виду баллада Фридриха Шиллера «Водолаз» («Der Taucher», 1797; в классическом переводе В. А. Жуковского — «Кубок»).
6 «Пир», 210 а — 211 d.
7 Вольная интерпретация космологических построений Платона. Ср.: «Тимей», 36 с — 37 b.
8 Строфа из стихотворения «Земля», входящего в книгу Вяч. Иванова «Кормчие звезды» (1903). См.; Иванов Вяч. Собр. соч. Т. I. Брюссель, 1971. С. 551.
9 Майя (санскр.) — обозначение иллюзорности бытия, действительность как греза божества; одно из ключевых понятий древнеиндийского умозрения, воспринятое европейской теософией XIX — начала XX в.: «В индусской философии лишь то, что неизменно и вечно, называется реальностью; все то, что подвержено изменению через разложение и дифференциацию и что имеет, вследствие этого, начало и конец, считается майей — иллюзией» (Блаватская Е. П. Теософский словарь. М., 1994. С. 268).
10 Имеются в виду слова Дуни (рассказ «Утешение», 1897): «Как во сне живем <…> и ничего не знаем, что к чему. И о себе ничего не знаем, и есть ли мы, или нет. Ангелы сны видят страшные, — вот и вся наша жизнь» (Сологуб Ф. Жало смерти. М., 1904. С. 159).
11 Той же фразой (с вариантом: «человек — демоном, демон — Богом») начинается статья Волошина «Архаизм в русской живописи» (Аполлон. 1909. № 1. Отд. 1. С. 43; Волошин М. Лики творчества. Л., 1988. С. 274). Из какого источника почерпнул Волошин эту формулировку (как и некоторые последующие цитаты, переложения и пересказы, восходящие к религиозно-эзотерическим текстам), установить не удалось. Пересказ космогонических представлений, восходящих к Каббале, Волошин приводит в письме к М. В. Сабашниковой от 16 июля 1905 г. (ИРЛИ, ф. 562, оп. 3, ед. хр. 103).
12 Имеется в виду Книга Дзиан (станца I, 1-2, 5—6), дающая формулу космической эволюции в «Тайной Доктрине» («The secret doctrine», 1888) Е. П. Блаватской. См.: Блаватская Е. П. Тайная Доктрина. Синтез науки, религии и философии. Т. 1. Космогенезис. Кн. 1- М., 1993. С. 63-64. В прологе к той же книге (С. 38-40) раскрывается знаковая символика, выше излагаемая Волошиным. 10 сентября 1905 г. Волошин писал М. В. Сабашниковой: «Читаю „La doctrine secrète“. Это целый океан почти в полном беспорядке собранных сокровищ. Толкования к двенадцати „Дзянам“, в которых рассказана история человека и жизни. <…> Все в этой книге только намеки. Надо самому догадываться и строить» (Звезда. 1998. № 6. С. 155—156. Публикация К. Азадовского и В. Купченко).
13 «Ригведа» — древнейший памятник индийской литературы, собрание гимнов богам. Далее излагается космогонический гимн (Ригведа, мандала X, 129). Ср.: Древнеиндийская философия. Начальный период. М., 1972. С. 34 (перевод В. А. Кочергиной); Ригведа. Избранные гимны. Перевод, комментарий и вступ. статья Т. Я. Елизаренковой. М., 1972. С. 263.
14 Те же строки Волошин приводит в статье «„Ярь“. Стихотворения Сергея Городецкого» (Русь. 1906. 19 декабря. № 80; Волошин М. Лики творчества. С. 465). Цитируется Книга Дзиан (станца III, 2-3). См.: Блаватская Е. П. Тайная Доктрина. Т. 1. Кн. 1. С. 66.
15 Полностью приводится стихотворение Сергея Митрофановича Городецкого (1884—1967), открывающее цикл «Зачало» (Городецкий С. Ярь. Стихи лирические и лиро-эпические. СПб., 1907. С. 11). Тот же текс.т полностью процитирован в статье Волошина «„Ярь“. Стихотворения Сергея Городецкого» (Волошин М. Лики творчества. С. 465).
16 Книга Дзиан (станца III, 6—7). См.: Блаватская Е. П. Тайная Доктрина. Т. 1. Кн. 1. С. 67-68.
17 Сефироты, согласно каббалистическому учению («десять Сефирот (десять свойств Невыразимого Единого)» — Сефер Ецира, Книга Творения. I, 2), — десять эманации божества, воплощающих универсальные принципы строения мира. Эон (греч. — «век, вечность») — в позднеантичных представлениях персонификация времени; в трактовках христианских гностиков II в. — некое духовное существо, персонифицирующее один из аспектов абсолютного божества. В новейшей европейской теософии зоны — периоды времени; эманации, исходящие из божественной сущности, и небесные существа. Элохим (Элогим, Элоим) — одно из ветхозаветных обозначений Бога; в форме множественного числа выражает высшую степень качества, полноту божественности в лице единого Бога.
18 Книга Дзиан (станца III, 10). См.: Блаватская Е. П. Тайная Доктрина. Т. 1. Кн. 1. С. 68.
10 Зогар (XIII в.) — крупнейший трактат по еврейским эзотерическим религиозным доктринам, включающий в себя толкования Пятикнижия и Сефер Ецира, а также почти полный кодекс каббалистической метафизики.
20 «Пир», 211 c-d.
21 Эти же строки Волошин привел в виде эпиграфа к стихотворению «Созвездия» («Звенят Весы и клонят коромысла…», 1908). См.: Волошин М. Стихотворения и поэмы. («Библиотека поэта». Большая серия). СПб., 1995. С. 136. Вероятный их первоисточник — стихотворение И.-В. Гёте «Песнь духов над водами» («Gesang der Geister über den Wassern», 1779): «Души людские // Воде подобны: // Нисходят с небес, // Восходят к небу» (Гёте. Собр. соч. В 13 т. М.; Л., 1932. Т. 1. С. 140. Перевод Д. Недовича). См.: Купченко В. П. И. В. Гёте в творчестве М. А. Волошина // Русская литература. 1997. № 3. С. 149.
22 «Пир», 189 d — 193 а (сокращенный цитатный пересказ).
23 Иез. 1, 4-28.
24 Цитата из книги французского критика и эссеиста Реми де Гурмона (1858—1915) «Физика любви». См.: Gourmont Remy de. Physique d l’Amour. Essai sur l’instinct sexuel. Paris, 1903. P. 29.
25 Ibid. P. 31.
26 «Смешивать любовь с учтивостью» — формулировка из 16-й строфы стихотворения Ш. Бодлера «Проклятые женщины. Ипполита и Дельфина» («Femmesdamnées. Delphine et Hippolyte»), одного из так называемых «осужденных стихотворений», изъятых по судебному приговору из «Цветов Зла»:
Maudit soit à jamais le rêveur inutile,
Qui voulut le premier, dans sa stupidité,
S'éprenant d’un problème insoluble et stérile
Aux choses de l’amour mêler Fhonnêteté!
(Baudelaire. Oeuvres complètes. Paris, «Bibliothèque de la Pléiade», 1961. P. 138). Ср. в переводе В. Микушевича.
Будь проклят навсегда беспомощный мечтатель.
Который любящих впервые укорил
И в жалкой слепоте, несносный созерцатель,
О добродетели в любви заговорил.
(Бодлер Ш. Цветы Зла. Стихотворения в прозе. Дневники. М., 1993. С. 157).
27 В древнеиндийском трактате об искусстве любви «Камасутра» говорится о шестидесяти четырех видах любовного соединения (II раздел, Вторая часть, 8-я глава). См.: Ватсьяяна Малланага. Камасутра. М., 1993. С. 55—56.
28 Стихотворение впервые опубликовано под заглавием «Veneris fugurae» (Весы. 1907. № 1. С. 16), под заглавием «Узлы Змеи» вошло в сборник Вяч. Иванова «Cor Ardens» (кн. 2-я, «Spéculum speculorum»). См.: Иванов Вяч. Собр. соч. Т. II. Брюссель, 1974. С. 291.
29 «Пир», 203 c-d.
30 «Пир», 206 е.
31 «Пир», 181 b — 182 d (сокращенный цитатный пересказ).
32 «Пир», 183 е.
33 «Пир», 178 d--e (сокращенный цитатный пересказ).
34 В беловой рукописи «Путей Эроса» далее следует фрагмент, не вошедший в окончательный машинописный текст (ИРЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 254, л. 28—30):
В недавно появившемся романе Кузмина «Крылья» обрисованы в нашем обществе те же пути Эроса, о которых говорят Платоновы юноши. В уста одного из своих героев он влагает такие слова, которые кажутся отголоском «Пира»:
«Мы эллины, нам чужд нестерпимый монотеизм иудеев, их отвертывание от изобразительных искусств, их, вместе с тем, привязанность к плоти, к потомству, к семени. Во всей Библии нет указаний в загробное блаженство, и единственная награда, упоминаемая в заповедях (и именно за почтение к давшим жизнь), — долголетен будешь на земле. Неплодный брак — пятно и проклятие, лишающее даже права участвовать в богослужении. Будто забыли, что по еврейской же легенде чадородье и труд — наказание за грех, а не цель жизни. И чем дальше люди будут от греха, тем дальше будут уходить от деторождения и физического труда. У христиан это смутно понято, когда женщина очищается молитвой после родов, но не после брака.
Любовь не имеет другой цели, помимо самое себя; природа так же лишена всякой идеи финальности.
Закон природы не то, что данное дерево должно принести свой плод. При одних условиях оно принесет, при других не принесет и даже погибнет само, так же справедливо и просто.
Когда вам скажут „противоестественно“, вы только посмотрите на сказавшего слепца и проходите мимо, не уподобляясь тем воробьям, что разлетаются от огородного пугала.
Люди могли бы создать жизнь, где все наслаждение было так обострено, будто бы вы только что родились и сейчас умрете.
Все нужно воспринимать с такою жадностью. Есть мускулы, связки в человеческом теле, которых невозможно без трепета видеть. И связывающие понятие о красоте с красотой женщины для мужчины являют только пошлую похоть и дальше, дальше всего от идеи истинной красоты. В самой неслыханной новизне мы узнаем древнейшие корни и в самых невиданных слияньях мы чуем отчизну!
Если бы люди увидели, что всякая красота, всякая любовь — от богов, — они стали бы свободны и смелы и у них выросли бы крылья».
В душе героя «Крыльев» мальчика Вани Смурова совершается трагедия Эроса, который является ему в двух своих ипостасях: в образе восхождения к созерцанию вечной красоты и в образе низвержения в похоть и в извращения пола.
После манящих речей о том, что люди станут свободны и смелы и что у них вырастут крылья, он случайно подслушивает разговор, разоблачающий ему другую сторону homosex’уальности и то «баловство», которое происходит в банях. Волна отвращения и ужаса подымается в нем.
«Стоя у окна, он открыл повесть, гласящую, как некий старец после случайного посещения женщиной, жившей одиноко в той же пустыне, все возвращался блудной мыслию к той же жене и, не вытерпев, в самый пеклый жар взял посох и пошел, шатаясь, как слепой от похоти, к тому месту, где думал найти эту женщину; и как в исступлении он увидел: разверзлась земля, и вот в ней три разложившиеся трупа: женщина, мужчина и ребенок; и был голос: „вот женщина, мужчина и ребенок, — кто может теперь различить их? Иди и сотвори свою похоть“. Все равны, все равны перед смертью, любовью и красотой, все тела прекрасные равны, и только похоть заставляет мужчину гоняться за женщиной и женщину жаждать мужчины».
В конце «Крыльев» юноша, изображенный Кузминым, постигнув закон того, что «силы небесные нисходят и восходят, простирая друг к другу золотые бадьи», смиренно и радостно спускается по первым нисходящим ступеням Эроса.
Точно так же в свое время по этим ступеням спустился Оскар Уайльд, чтобы пройти сквозь очищающее пламя порока и человеческого осуждения и чтобы позже в одиночном заключении своем достигнуть созерцания Вечной Красоты.
После его осуждения его друг лорд Дуглас напечатал в «Revue Blanche» письмо в защиту его, которое очень важно для нас своей крайней точкой зрения, столь противоположной обычным взглядам общества.
В нем лорд Дуглас говорит между прочим:
«Оскар Уайльд подвергнут мучениям за то, что был уранистом, эллинистом, единополым.
Эти люди истинная соль земли. Я не могу писать их историю для тех, которые не знают ее. Я могу только посоветовать изучить ее. Я не обращаюсь, как Оскар Уайльд, в своей защите к двенадцати лавочникам и одному полоумному старику, из любезности называемому судьей.
Для меня достаточно сослаться на имена Микель Анджело, Вероккио, Леонардо да Винчи, Бенвенуто Челлини, Марлоу, Шекспира, Содомы для подтверждения моих слов. Я не далек от мысли, что люди эти были велики именно благодаря их эллинским склонностям. Я только устанавливаю тот факт, что между героями человеческого ума по крайней мере четверть были содомитами.
Из своего собственного опыта я знаю, что содомиты, которых я встречал довольно много, как общее правило были духовно несравненно выше других людей».
Цитируются повесть М. А. Кузмина «Крылья» (с сокращениями и неточностями), впервые опубликованная в № 11 журнала «Весы» за 1906 г. (см.: Кузмин М. Подземные ручьи. Избранная проза. СПб., 1994. С. 27-28, 21, 30), и статья лорда Альфреда Дугласа (Douglas; 1870—1945) «Предисловие к моим стихам с некоторыми замечаниями по поводу дела Оскара Уайльда», опубликованная в «La Revue blanche» 1 июня 1896 г. (см.: Ellmann Richard. Oscar Wilde. London, 1987. P. 470—471); выписки из этой статьи, сделанные Волошиным, сохранились в его архиве (ИРЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 396, л. 97-96 об.).
Некоторые положения, содержащиеся в этом фрагменте (а также в основном тексте «Путей Эроса»), Волошин затрагивает в статье «Венок из фиговых листьев» (1907); ср.:
«Я читал роман „Крылья“ и люблю эту книгу как юношеское произведение поэта, который обещает сделаться очень крупным стилистом. Вопрос, затронутый этим романом, <…> это любовь во имя Афродиты Небесной, о которой так обстоятельно говорит Платон в первой части „Пира“, высказываясь совершенно определенно устами Павзания <…>
Содержание „Крыльев“, это — история мальчика, который чувствует смутное, но непреодолимое влечение к этой эллинской любви, долго борется с ним и наконец отдается ему. Во всем романе разлита кристаллическая ясность, нет ни одной двусмысленности и никаких описаний альковных тайн. Он так же целомудрен и строг, как „Пир“ Платона, который, кажется, еще никогда не рассматривался как произведение порнографической литературы» (ИРЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 209, л. 2).
35 Св. Тереза де Авила (или Тереза де Хесус; 1515—1582) — испанская религиозная деятельница, монахиня-кармелитка, автор религиозно-мистических сочинений «Книга о моей жизни», «Путь к совершенству», «Книга о жилищах, или Внутренний дворец».
36 Ин. I, 1. Цитаты из поэмы «О природе» (В 13 D.) древнегреческого философа, основоположника элейской школы Парменида (акмэ 504—501 до н. э.), поэмы «Теогония» (ст. 119—121) древнегреческого поэта Гесиода (VIII—VII в. до н. э.) приводятся у Платона в речи Федра («Пир», 178 b--c). Ср.: Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1. М., 1989. С. 293, 298.
37 «Пир», 178 b.
38 Подразумевается основатель буддийского вероучения Шакьямуни (Сиддхартха, Гаутама); его родители — царь Шуддходана и царевна Майя (Майядева).
39 Гермес (греч. миф.), вестник богов, покровитель путников, проводник душ умерших, — сын Зевса и Майи, одной из дочерей Атланта.
40 Далее Волошин приводит свое стихотворение «Гностический гимн Деве Марии», написанное в начале ноября 1906 г. и опубликованное впервые в «Вестнике теософии» (1908. № 2. С. 58—59) под заглавием «Гностический гимн». См.: Волошин М. Стихотворения и поэмы. С. 116—118, 579—580 (примечания В. П. Купченко).
41 Этот же сюжет Волошин излагает в незаконченной статье «Евангелие от Иуды» (1908). Речь идет о викарии собора Парижской Богоматери аббате Эжже, последователе Э. Сведенборга, авторе книги «Подлинный Мессия» (1829). См.: Купченко В. Подвиг высшего смирения // Наука и религия. 1992. № 2. С. 16—19. Фрагмент об аббате Эжже, излагаемый Волошиным, восходит к книге Анатоля Франса «Сад Эпикура» (1894). См.: Франс А. Собр. соч. В 8 т. М., 1958. Т. 3. С. 286—287.
42 Мф. XXVI, 21-22.
- ↑ Было: И он, зачатый в день рождения Афродиты, стал
- ↑ Далее было: изобилием.
- ↑ Было: вся вселенная.
- ↑ Было: все предсказания,
- ↑ Было: той
- ↑ Далее было: так неудачно
- ↑ Далее было: важного
- ↑ Далее было: всяких
- ↑ Далее было: а исследователи той же области нашего времени
- ↑ Далее было: тоже в уста Диотимы.
- ↑ Далее было: поймет,
- ↑ Было: христианско-мещанская
- ↑ Было: декадентская и индивидуалистическая
- ↑ Далее было: эксперименты
- ↑ Далее было: цепью,
- ↑ Было: мещанская мораль
- ↑ Было: часто
- ↑ Далее было: фраза:
- ↑ Далее было: слов Платона
- ↑ Далее было: — материя.
- ↑ Далее было: существует целый ряд вечных созданий искусства,
- ↑ Было: Материя
- ↑ Далее было: для нас осязаемым.
- ↑ Далее было: это
- ↑ Далее зачеркнуто: Круг — вселенная, [а] диаметр — слово-Логос. Соединения их — это мысль.
- ↑ Было: обетование Христа, так совпадающее с библейским рассказом.
- ↑ Было: Человек, созданный Еговой, был Автоматом, — им Егова чувствовал себя
- ↑ Далее было: конечный смысл
- ↑ Далее было: своим
- ↑ Было: Они
- ↑ Далее было: даже
- ↑ Было: Вполне оккультное значение
- ↑ Далее было: собой
- ↑ Далее зачеркнуто: Пол в узком, человеческом смысле статичен, так же как и крест. Пол всегда — момент, всегда определенная ступень, но не переход со ступени на ступень.
- ↑ Было: Егова
- ↑ Далее было: и оно совершается смертью.
- ↑ Далее было: физической страстью
- ↑ Далее было: неизбежно
- ↑ Далее было: мы вступаем
- ↑ Далее было: в области
- ↑ Далее было: сильны
- ↑ Далее зачеркнуто: Мужской элемент имеет очень мало значения.
- ↑ Далее было: прекрасной
- ↑ Далее было: грубостью и точностью
- ↑ Далее было: был
- ↑ Было: Самосознанием своим
- ↑ Далее зачеркнуто: Мужские особи называются сперматозоидами, а женские яичками.
- ↑ Было: Я продолжаю цитировать Реми де Гурмона «PhysiquedeTAmoursexuelle», единственный естественно-научный труд, в котором сделана попытка широкого научного обобщения в области пола; там между прочим Р. де Гурмон высказывает такие весьма важные и знаменательные мысли о морали:
- ↑ Далее зачеркнуто: Паучихи и богомолы съедают своих самцов; жабы-самцы высасывают из своих самок икру, чтобы оплодотворить ее; большая часть рыб совершенно не знает своих самок и не прикасается к ним, оплодотворяя непосредственно икру, так что влечение их пола устремлено у них на предмет, имеющий отношение к женщине, но не самое женщину, как у тех из людей, которых медики записывают в класс фетишистов; есть роды улиток-гермафродитов, которые в периоды любви составляют кольцеобразные хороводы, подобные тем фигурам, которыми раздражали сонную пресыщенность Тиберия и Гелиогабала и которые в древности носили позорное имя «спинтриев»; у пиявок-гермафродитов мужской и женский пол находится на различных оконечностях тела, что ведет к той форме двойного объятия, которая считается такой постыдной в медицинских хрониках… и так далее; длинная вереница чудовищных образов, напоминающих дьявольские шабаши средневековых ведьм и чудовищные оргии Брегеля Адского.
- ↑ Было: торжествующий
- ↑ Было: Теперь становятся понятны
- ↑ Было: В одной индусской легенде
- ↑ Было: Я особенно долго и подробно остановился
- ↑ Было: Путь homosex’уальности вовсе не представляет единственного и неизбежного пути Эроса, по которому должен пройти каждый. Многие в душе своей
- ↑ Далее было: должен
- ↑ Далее было: не в человеке, а в духе.
- ↑ Было: так же жутки,
- ↑ Было: как и пути
- ↑ Было: потому что
- ↑ Далее было: при аскетизме, проходятся душой человека
- ↑ Далее было: совершенно
- ↑ Было: чем Элоим-Егова.
- ↑ Было: Поэтому апостол Павел
- ↑ Было: Слово то же, что Эрос.
- ↑ Было: В имени Мария скрыт глубокий символ.
- ↑ Далее было: к Богу