Публикуется по: Свенцицкий В. Собрание сочинений. Т. 3. Религия свободного человека (1909—1913) / Сост., коммент. С. В. Черткова. М., 2014. С. 579—583, 731—732.
Лев Толстой не понимал и не любил Вл. Соловьёва. Вл. Соловьёв не понимал и не любил Толстого.
Толстой говорил: опять пришёл Вл. Соловьёв и, наверное, будет читать какую-нибудь философскую неразбериху; и зачем этот человек тратит свои громадные умственные силы на такой вздор?
Вл. Соловьёв сравнивал христианство Толстого с сектой «дыромоляев», которые всю религию свели к очень простой молитве: «Изба моя, дыра моя, спаси меня» 1.
Не понимали, не любили, сходились и расходились всё резче и резче и, наконец, стали почти «врагами».
Так и общество привыкло думать: Толстой и Вл. Соловьёв — две непримиримые противоположности. «Толстовцы» и «соловьёвцы» также считают себя двумя враждебными лагерями.
Года три назад я, в качестве «соловьёвца», прочёл в Москве пять публичных лекций о Толстом. «Толстовец» Ив. Трегубов в ответ прочёл «разбор» моих лекций. И мы жестоко поспорили 3.
Последние годы, и особенно последние дни Толстого, совершенно по-новому осветили его личность, и теперь «распря» двух величайших русских мыслителей представляется мне глубочайшим недоразумением, если хотите — трагедией современного религиозного сознания человечества.
Идея «вселенского христианства» слишком широка и всеобъемлюща, и многие служители одной и той же идеи считают себя врагами только потому, что с разных, иногда противоположных сторон видят одну и ту же истину.
Лев Толстой созерцал эту истину как художник даже в чисто философских своих произведениях.
Вл. Соловьёв созерцал её только как философ даже в своей поэзии.
Толстой всегда изображает. Его «учение» — это описание христианского отношения к жизни, к людям, к Богу. Вся сила Толстого в том, что он показывает христианскую психологию. О любви, о жизни во имя вечности, о проникновенном чувстве добра, о самоуглублении, о напряжённом искании Царствия Божия в своём сердце — вот о чём говорил Лев Толстой.
Всё его учение есть не что иное, как исповедь христианского сердца 3.
Когда Толстой начинал подыскивать этим переживаниям философские схемы, он сразу становился беспомощен и путался в противоречиях.
Вл. Соловьёв — философ в настоящем смысле этого слова. Он наметил грандиозную, хотя и незаконченную и местами необработанную философскую систему. Он дал философское оправдание добра. Его произведение — это раскрытие христианского сознания.
Лев Толстой не мог простить Соловьёву, что он вместо религии занимается «философией», не учит, а пишет головоломный «вздор».
Вл. Соловьёв не мог простить Толстому плохой философии.
Великое христианское сердце Толстого и великий христианский ум Вл. Соловьёва не поняли и «не нашли» друг друга.
Замечательно, что главнейший пункт несогласия и идейной вражды — это учение о воскресении Христовом!
На это у нас мало обращали внимания в литературе. Когда-то в «Вопросах философии и психологии» был напечатан отрывок из письма Соловьёва к Толстому — в этом письме он по пунктам и ребром ставит вопрос о воскресении 4. Что ответил на письмо Толстой, неизвестно. Я лично спрашивал В. Г. Черткова об этой переписке, и он также об ответе Толстого ничего сказать не мог. Но и так ясно, что Толстой мог ответить одно: воскресение Христово — легенда.
Соловьёв же доказывает, как видно из письма, теперь целиком изданного Радловым, что воскресение Христово — это победа смысла над бессмыслицей.
Разница, как видите, так велика, что трудно говорить о сродстве двух мыслителей.
Но и здесь Толстой, отрицая «как философ» воскресение, любил живой образ Христа, относился к нему не как просто к «учителю», а так же, как и Соловьёв, и никогда бы он не согласился в душе отречься от имени христианина, хотя бы всеми учёными мира было доказано, что Христос учил совершенно тому же, что и Будда, и Моисей, и т. д. 5
И Толстой, «отрицавший» воскресение Христово, и Вл. Соловьёв, не проповедовавший то, что, по мнению Толстого, должен проповедовать каждый христианин, — были братьями по духу, разно мыслили, одно любили.
Оба они провозвестники вселенского христианства 6.
Великим писателем земли русской — Тургенев назвал Льва Толстого 7.
Великим философом земли русской по всей справедливости должен быть назван Владимир Соловьёв 8.
Смешно сравнивать «известность» этих двух писателей: Толстого знает весь мир, Соловьёва плохо знают в России.
И всё-таки они и могут, и должны быть поставлены рядом. Оба по-разному, но одинаково великие.
Нынешней зимой мне пришлось слышать от В. Г. Черткова такую мысль: «Вл. Соловьёв не мог простить Толстому его популярности и влияния. Не мог простить, что оба они деятели религиозного направления, но к голосу Толстого прислушиваются все, а к голосу В. Соловьёва очень немногие. И вот поэтому-то Соловьёв и относился к Толстому с чувством раздражения, даже злобы».
Слова эти глубоко несправедливы. Оставлю в стороне «моральный вопрос». То есть способен ли был Соловьёв на такое мелочное чувство. Нет — они несправедливы по самому существу: Соловьёв не мог не понимать, что всё его дело жизни иное, чем дело Льва Толстого, и потому судьба их не может не быть различной.
Толстой весь принадлежит настоящему.
Вл. Соловьёв — будущему 9.
Толстой дал колоссальный толчок мировой совести.
Вл. Соловьёв дал миру гениальные религиозные идеи.
Совесть человеческая сразу поняла и приняла Толстого, хотя и не смогла призывы его претворить в жизнь.
Но ум, сознание человеческое не могло сразу впитать в себя религиозные идеи Соловьёва и даже просто «заинтересоваться» ими, понять их важность, — и потому прошло мимо них.
Дело усвоения идей — дело медленное. И потому дело, свершённое Соловьёвым, будет медленно вырастать. Оно будет продолжаться после жизни Соловьёва, расширяться с каждым годом и вширь, и вглубь.
Дело Толстого в главнейшей своей части было свершено при жизни: никогда не будет иметь он такого влияния на людей, как в период астаповских дней.
Воздвигается Толстовский музей. Туда будет собрано всё, что имеет отношение к Льву Николаевичу. Разбуженная им совесть многих людей заставит неустанно идти к совершенству. Но уже ничего нового в Толстом они не откроют. Он является достоянием истории.
У сестры Вл. Соловьёва Надежды Сергеевны я видел замечательный портрет его мальчиком лет десяти: детское лицо с необыкновенными глазами пророка. И несколько вещей его. Палку с смешным сучком, с которой любил ходить Соловьёв.
«Вот всё, что осталось после Володи, — грустно сказала Надежда Сергеевна, — всё разбросано по разным рукам». Долго ещё все эти вещи так и будут разбросаны. Долго ещё их не соберут в музей, не подадут в ведение истории. А будут хранить, как вещи живого любимого человека.
Соловьёв и Толстой не могли ссориться из-за «влияния» — прежде всего потому, что им нечего было делить. Они никогда не были и не могли быть «конкурентами». Один владел настоящим, другому принадлежало будущее.
Никто не «ниже», никто не менее «знаменит», никто не «обижен», — а просто у людей разная судьба, потому что совершенно различная сфера деятельности.
Толстой учил, как надо жить.
Соловьёв — как надо понимать жизнь.
Этот вопрос о понимании жизни заставил его изучить все науки, пройти весь трудный путь философской мысли и создать настоящую христианскую философию. Не новое учение, а, исходя из Евангельских начал, ответить на все основные вопросы, поставленные многовековой человеческой культурой.
Работа эта была колоссальной. Почти не верится, что её мог сделать человек, умерший ещё почти молодым, — и работу эту оценят только тогда, когда в процессе медленного развития впитают в себя всё её плодотворное содержание.
И тогда поймут, что Владимир Сергеевич Соловьёв — воистину великий философ земли русской.
1 Предисловие В. С. Соловьёва к «Трём разговорам о войне, прогрессе и конце всемирной истории, со включением краткой повести об Антихристе» (1900).
2 Подр. см.: Свенцицкий В. П., прот. Собрание сочинений. Т. 2. М., 2011. С. 679—683. Трегубов Иван Михайлович (1858—1931) — последователь Л. Н. Толстого, издатель бесед И. А. Чурикова.
3 «Все эти указания на моменты приближения Толстого к христианству, конечно, недостаточны, чтобы признать его за христианина. Такое признание было бы насилием над ним и неуважением к тому страданию, которое он жертвенно принял на себя в борьбе за своё понимание Евангелия. Но их достаточно, чтобы почувствовать, насколько христианство было всё же ближе Толстому, чем бескомпромиссный, самоуверенный морализм толстовцев» (Степун Ф. Религиозная трагедия Льва Толстого (1922) // Л. Н. Толстой: pro et contra. СПб., 2000. С. 470).
4 Имеется в виду письмо Л. Н. Толстому от 28 июля 1894 (Вопросы философии и психологии. Кн. 79; Письма В. С. Соловьёва / Под ред. Э. Л. Радлова. Т. 3. СПб., 1911).
5 «Хотя Толстой не верит в божество Христа, но Его словам он поверил так, как могут им верить те, кто видел во Христе Бога» (Зеньковский В., прот. История русской философии: В 2 т. Париж, 1989. Т. 1. С. 400). «В Толстом это подсознательное знание, что Христос был воистину Богом, было не так сильно, как в мистике Кириллове, но всё же, думается, оно в нём было» (Степун Ф. Указ. соч. С. 468).
6 Ср.: «…объединяются они… общей религиозной задачей, которую каждый из них решал по своему: это — практическая жизненная задача осуществления Царствия Божиего на земле… Будучи полнейшими антиподами в других отношениях… оба были убеждены, что Царствие Божие должно стать всем во всём человеческом обществе… искали Царствия Божия и правды его; оба они поняли его как всеединство, в котором человек должен без остатка принадлежать Богу» (Трубецкой Е. Спор Толстого и Соловьёва о государстве // Л. Н. Толстой: pro et contra. СПб., 2000. С. 376, 398).
7 В письме от июня 1883 И. С. Тургенев просил Л. Н. Толстого вернуться к литературной деятельности: «Великий писатель русской земли, внемлите моей просьбе».
8 Ср.: «…были все основания к тому, чтобы Вл. Соловьёва признать нашим национальным философом» (Бердяев Н. Философская истина и интеллигентская правда // Вехи. М., 1909. С. 21). Тогда же вышла кн. Л. Я. Апостолова «Владимир Сергеевич Соловьёв, великий философ земли русской» (Тифлис, 1909).
9 «Это ожидание не сбылось… не потому, что слаба была гносеология Соловьёва и несовершенна его метафизика. ХХ век отверг главное у Соловьёва — христианский гуманизм, идею деятельной сострадательной любви к человеку. Но мы спросим себя: разве может быть неудачливой такая идея?» (Ермичёв А. В. С. Соловьёв и русская философия // Минувшее и непреходящее в жизни и творчестве В. С. Соловьёва. СПб., 2003. С. 278).