В. В. Розанов
правитьК организации гимназии
правитьГоворить так много хочется, говорить так о многом нужно, что растериваешься. Посему, сокращая время и строки, я изложу свои мысли о гимназиях, на опыте основанные (был сам учителем гимназии), в виде кратких афоризмов «с доказательствами».
1) Гимназии наши суть «ученые сборники», как бы разных статей, на разные темы, — по мотиву: «ведь это нужно знать», «ведь это интересно знать». Но это не суть учебные заведения, основанные и выработанные по педагогическим мотивам: «отроческая душа так-то растет и развивается, и законы ее роста требуют таких-то методов отношения к ней, таких-то методов усвоения, таких-то предметов и содержания».
Все приноровлено к status quo человека и к тому — вот «каков должен быть образованный человек»?
Ничто не приноровлено к его росту и созреванию.
Едва я написал этот афоризм, как всякий, взглянув на него, скажет: «Конечно — так!» «Забота школы и министерства — дать России образованного человека». Скажут это не только все родители, но и само министерство. Последнее прибавит только: «А как же? Что же еще делать? Как же иначе вести дело?»
Не буду отвечать на вопрос (на него постепенно ответят мои статьи), а только скажу вывод:
— Ага, значит, все согласны, что гимназии наши не суть педагогические учреждения, педагогические заведения. Они рядом с педагогикой («дето-воспитанием», «детоведением») и не стоят даже!!
Поразительное открытие. Совершенно бесспорное.
Отсюда — наблюдаемое явление.
В гимназиях наших (т. е. начальством и министерством) забыты и не применяются самые всеобщие, самые древние и самые неоспоримые принципы. Назову два:
a) «Non multa, sed multum». Принципу этому тысяча лет, а простоит он до второго пришествия Христова: до того он вечен и прост. В переводе значит: «Немногое, а --много». Т. е.: «не разбрасывайся», стараясь охватить множество предметов, разнообразные знания, различные отрасли. Пусть не будет перед учеником ничего пестрого, ничего мелькающего, это — вредно, это — не воспитательно, не учебно. Это не отвечает силам и росту ученика, мальчика".
Пока — отрицание. «Non — multa». А что же нужно и как?
«Sed — multum», «но — много». Т. е. избрав одно что-нибудь или во всяком случае как можно меньше предметов (да! да! — вот принцип педагогики!!), — старайся, чтобы ученик углубился в него, рассмотрел его со всех сторон, знал его основательно, широко и глубоко («multum»).
Едва я изложил этот принцип, как все закричат: — Да, конечно, наши гимназии «беглым шагом марш» (они и не классические, и не реальные, а просто «беглые» и «легкомысленные»), не только не по этому принципу созданы, но они его отрицают и над ним надругаются всем своим существом, во всяком своем часе.
Общество совершенно основательно «хмурится» на гимназии, потому что гимназии-то ведь, действительно, не педагогичны. Общество только не умело попасть «в точку», назвать что нужно, определить свое недовольство и недоумение «по-ученому», т. е. языком истории всемирной педагогики.
Как это могло выйти? Как могло выйти такое чудо и до известной степени чудовищность, что министерство просвещения, взявшееся «учить», учит не педагогично и даже вовсе пренебрегая педагогикой. Ведь учителя называются «педагогами», а учительские советы «педагогическими советами»? Очень просто: учителям дано только «исполнять программы», а не рассуждать, «не делать замечания» о самых программах. Всю организацию и все эти программы вырабатывал «ученый комитет министерства просвещения». Это и есть собственно лаборатория, где все изготовлено. Хорошо, — так «комитет» -то ученый, а не педагогический. Вот где, по какой-то немецкой поговорке, «зарыта мертвая собака», от которой распространяется зловоние. И члены ученого комитета не виновны: их «позвали», назначили «на службу» в ученый комитет. Позвали — иди. Служи, получай жалованье, пенсию и ордена. Ну? — из «жалованья» и «орденов» еще не выходит «педагогики»? Не выходит. Зато вышли наши «гимназии». Какие? «Ученые», а не «педагогические».
Странно и дико, а так.
До какой степени «педагогика» забыта в гимназиях и вовсе не приходит на ум самому министерству, можно видеть из следующего доказательства: почти всей массой студенты историко-филологического факультета поступают на службу учителей древних языков, истории и географии, а студенты физико-математического факультета поступают на службу в гимназии учителями математики и физики. Хорошо. Все это — в «кругообращении самого министерства». Университеты — его, гимназии — его. И вот дикая вещь: ни на одном, ни на другом факультете нет кафедры педагогики и нет кафедры истории педагогики.
«В учителя готовятся»…
«В учителя не готовятся»…
Я вам говорю — «дважды два — семь». Пусть везде это «четыре», но в министерстве просвещения — «семь». Не дивно ли? «Постранствуй по Руси и ты, друг мой, откроешь множество Америк, совершенно никому не известных и совершенно никому не приходивших на ум».
б) Второй забытый принцип: «Repetitio est mater studiorum». To есть «основательное усвоение предмета достигается через частое его повторение», — через возвращение к «задам» его и через частый обзор «всего его содержания», всего его состава и всего течения.
И ученики, и учителя отлично знают, что никаких «повторений» в гимназиях нет. «Поспеть бы к финишу», выхватить бы «кончик» программы «к экзамену»: этот метод и «заказ» скакового ипподрома есть несчастный метод наших несчастных гимназий. Воистину несчастных! Ибо что же несчастнее гимназистика, уподобившегося скаковой лошади и которого в гимназии «тренируют», как на ипподроме. Горе, горе, горе… И никто не видит? Видят все, а Бог не дал «формулировать», определить, назвать.
«Ученые» члены ученого комитета и суть «специалисты своего предмета»: каждому из них представляется «невозможным обойтись без его специального предмета» и «интереснейших его подробностей», — о, как интересных, при его-то углубленном отношении к одному предмету!! Ученые — мастера своих наук: о, у них царит «multum, sed поп multa…» «Многое в одном»…
Но членов-то много, они суть «многие», и все — без педагогики.
Уже из уважения к «чину», каждому невозбранно было дано начертать «программу» по своему специальному предмету… «Чин чина почитай», «нельзя же (другому члену и им всем) залезать в чужую область».
Члены думали. Работали. Писали. «Недаром получали жалованье». Повышены за работу в чине и к празднику «представлены к ордену».
Хорошо. Даже отлично. А когда придвинули кусочек к кусочку, «программу по физике» к «программе по математике» и обе — к «программе по истории» и еще к «программе по русскому языку и словесности» и еще «к программе по естествоведению» и опять затем к «программе по законоведению в VIII классе», с такими в каждой «интереснейшими подробностями», без которых как же обойтись «образованному человеку», — то и получились точка в точку:
1) наши гимназические программы;
2) где «multa, sed non multum» [«многое, но не много» (лат.)];
3) никогда нигде — «repetitio», т. е. ни в чем «основательного» знания, твердого знания. И в результате:
4) «балаболка», а не «образованный человек».
Получился наш «русский говорун», на все темы, — литературная душа, словесная душа, «адвокат с маслом», а не русский спокойный ум, знающий дело свое. «О России же совсем ничто не помню. Кажется, это что-то дикое. Мы учены европейским просвещением».
С этими «сынками» России трудно. Это — не «сынки» наших родителей (дома они не таковы были), а «сынки» наших космополитических гимназий, созданных специальными учеными по стольким областям. «Помилуйте, тут все науки», и каждый член ученого комитета — «авторитет в своей науке».
Ведь один-то из таких ученых «авторитетов» (член Академии Наук) подал памятное прошение в Св. Синод, с официальным запросом, имеет ли он право отречься от христианства. Ах, как этот пример и случай сыграл свою прекрасную, нужную роль в истории русского просвещения. Ведь просьба-то — случайна, ее могло и не быть. Но подавший просьбу и до нее был человеком, способным подать ее. И почему ему не быть членом ученого комитета? И почему вообще ученому комитету не состоять из таких или приблизительно таких членов?
Впервые опубликовано: Новое Время. 1915. 4 мая. № 14061.