Владислав Ходасевич. Пушкин и поэты его времени
Том второй. (Статьи, рецензии, заметки 1925—1934 гг.)
Под редакцией Роберта Хьюза
Berkeley Slavic Specialties
К ИСТОРИИ «ДНЕЙ РУССКОЙ КУЛЬТУРЕ»
править«Дни русской культуры» имеют свою историю.
В конце 1920 г. среди членов петербургского Дома литераторов возникла мысль об устройстве ежегодных всероссийских чествований памяти Пушкина. Был составлен организационный комитет, в который вошли, между прочим, А. А. Ахматова. А. А. Блок, H.С.Гумилев, Н. А. Котляревский, М. А. Кузмин, П. Е. Щеголев и пишущий эти строки. От Дом& литераторов в комитете приняли участие Н. М. Волковыский, В. Я. Ирецкий и Б. О. Харитон, в особенности потрудившиеся для организации чествования. (Осенью 1922 г. все трое были высланы советским правительством за границу, а Дом литераторов закрыт).
Было постановлено чествование приурочить ко дню смерти Пушкина, и 11 февраля 1921 г. в Доме литераторов состоялось торжественное заседание, на котором с речами выступили А. Ф. Кони, Н. А. Котляревский и А. А. Блок. М. А. Кузмин прочитал свои стихи. Были также прочитаны приветствия от 36 ученых и литературных организаций. 13 февраля состоялся там же второй пушкинский вечер, с речами А. А. Блока. В. Ф. Ходасевича и Б. М. Эйхенбаума. 14 февраля там же происходил третий вечер, с докладом на тему «Пушкин и музыка» и рядом музыкальных номеров. Четвертый вечер, в виду наплыва публики, состоялся в одной из аудиторий Санкт-Петербургского университета. Участвовали: А. А. Блок, М. А. Кузмин, Ф. К. Сологуб, В. Ф. Ходасевич и Б. М. Эйхенбаум.
В следующем году идея пушкинских торжеств получила уже более широкое распространение. В вечере Дома литераторов, 11 февраля 1922 года, участвовали: А. А. Ахматова, П. К. Губер, А. Ф. Кони, Н. А. Котляревский, М. А. Кузмин, Ф. К. Сологуб, П. Е. Щеголев, а также ряд артистов и музыкантов.
В тот же день состоялось в московской Консерватории торжественное заседание 27 литературных, научных и артистических организаций. В вечере приняли участие В. Я. Брюсов, П. Н. Сакулин и ряд артистов.
12 февраля в Государственной филармонии состоялся концерт из произведений на тексты Пушкина. В те же дни ряд ученых и литературных обществ посвятили свои заседания памяти Пушкина (Общество друзей книги, Институт книговедения и др.).
Тогда же состоялся ряд пушкинских вечеров в провинции, и чествование памяти поэта начало принимать действительно всероссийский характер.
Вслед за тем в московском Обществе любителей российской словесности возникла мысль о приурочении пушкинских торжеств ко дню рождения, а не ко дню смерти поэта, и 8 июня 1922 г. в Обществе было устроено заседание с речами П. Н. Сакулина и М. А. Цявловского, а также с участием артистов и музыкантов. Таким образом, в 1922 г. пушкинские торжества происходили дважды. То же самое повторилось и в 1923 году, но на сей раз, по соглашению с петербургскими организациями, постановлено было всероссийские чествования памяти Пушкина впредь приурочивать не ко дню смерти поэта, а ко дню его рождения.
Тогда же, по докладу Н. Н. Фатова, Пушкинская комиссия Общества любителей российской словесности постановила исправить ранее допускавшуюся ошибку и праздновать день рождения Пушкина не 8-го, а 6-го июня по новому стилю. Дело в том, что в XIX в. старый стиль отставал от нового не на 13 дней, как теперь, а на 12, в XVIII веке — на 11 дней, и т. д. Пушкин родился в XVIII веке, 26 мая 1799 г. по старому стилю. Поэтому годовщина его рождения при переводе на новый стиль, должна исчисляться с прибавкою 11, а не 13 дней, что и даст в результате 6, а не 8 июня. Постановление это было своевременно опубликовано во всеобщее сведение, и с тех пор вся Россия празднует день рождения Пушкина 6 июня.
Пишущий эти строки неоднократно, в печати и в беседах с организаторами наших «Дней Русской Культуры», указывал на это обстоятельство, стараясь разъяснить ошибку и способствовать тому, чтобы в чествовании памяти Пушкина эмиграция не расходилась со всей Россией.
1927
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьВпервые — в приложении к газ. Возрождение, 1927/736 (8 июня).
«<…> 11 февраля 1921 г. в Доме литераторов состоялось торжественное заседание…» — далее об этом — и о других пушкинских вечерах февраля 1921 г. — см. работу Р. Хьюза «Pushkin in Petrograd, February 1921» в кн.: Cultural Mythologies of Russian Modernism (Berkeley, 1992), cc. 204—213.
8 июня 1926 г. в Париже вышла однодневная газета, специально посвященная «Дню русской культуры», выпускаемая совместно Союзом писателей и журналистов и Комитетом помощи литераторам и ученым. Редакцию однодневной газеты взяли на себя М. А. Алданов, З. Н. Гиппиус, И. Н. Ефремов, В. М. Зензинов, А. И. Куприн, П. Н. Милюков, С. В. Познер и А. А. Яблоновский.
9 июня «День русской культуры» был отмечен торжественным собранием в Сорбонне, устроенным Русским академическим союзом и Русской академической группой под председательством проф. Сорбонны Э. Омана (Haumant). Вступительное слово проф. М. В. Бернацкого. Речи были произнесены П. Н. Милюковым «О русской культуре», проф. В. К. Агафоновым «Точные науки в русской культуре» и прив.-доц. К. В. Мочульским «О Пушкине».
10 июня Русский драматический театр организовал пушкинский спектакль для инвалидов и участников великой и гражданской войн. Руководил спектаклем, в котором приняли участие Е. Н. Рощина-Инсарова и труппа Театра, режиссер А. И. Долинов. (Вступительное слово о Пушкине и его влиянии на русскую литературу произнес М. Л. Гофман.) Об этом неудачном предприятии см. репортаж-рецензию Ходасевича, опубл. в Возрождении, 1927/743 (15 июня):
Театру пришла прекрасная мысль: по случаю «Дня русской культуры» заменить драматическую стряпню Косоротовых и Беляевых пушкинским спектаклем. К несчастью, нельзя назвать удачным самый спектакль.
Знаю, что было бы несправедливо ожидать того, что в эмигрантских условиях неосуществимо. Но, по правде сказать, гладкий холст мог бы с успехом заменить безвкусные декорации, костюмы можно было из того же материала сшить более красивыми, а захолустные «световые эффекты» убрать вовсе. Было бы даже дешевле, если бы в «Бахчисарайском фонтане» ужасающий закатище не пылал сразу и с запада, и с востока, а луне лучше не светить вовсе, чем зажигаться мгновенно и с таким громким треском выключателя. Шаги командора могли бы не греметь с таким забавным опозданием, а его каменные латы могли бы не громыхать, как эмалированные кастрюли… Словом, без всяких лишних затрат можно бы придать спектаклю вид не столь уж провинциальный.
Но все это мелочи в сравнении с исполнением. Тут — ряд недочетов, отчасти вопиющих. Прежде всего — ставя Пушкина, да еще во имя «русской культуры», пушкинский текст не должно искажать, выбрасывая или вставляя слова и коверкая стихи, как это делал в особенности исполнитель роли Лепорелло. Не следует также исправлять Пушкина, как исправила Лаура, трижды спевшая: «Я здесь под окном», вместо «Стою под окном», и тот же Лепорелло, считающий, что воображение у Дон Гуана «быстрее» живописца, тогда как Пушкин считал, что оно «проворней». В «Бахчисарайском фонтане» Зарема могла бы не прибавлять, что она владеет кинжалом «с детства», чего нет у Пушкина и от чего четырехстопный стих становится пятистопным. Вообще, текст Пушкина искажен был много раз — значительно больше, чем я здесь указываю.
Далее. В этом тексте следовало разобраться внимательней. Я уже не говорю о мало законном превращении «Бахчисарайского фонтана» в пьесу. Это слишком обширная тема. Но — уж не знаю, как, только следовало избежать убийства Марии Заремой у публики на глазах. У Пушкина не только нет этой сцены, но он вообще не знает, была ли Мария убита и на самую возможность убийства едва намекает:
Но что же в гроб ее свело?
Тоска ль неволи безнадежной,
Болезнь, или другое зло?..
Кто знает?
Точно так же Лаура не может, в ответ на просьбы, дважды петь «Я здесь, Инезилья», ибо из ее собственных слов («Но что же я спою? А! слушайте».) — ясно, что во второй раз она поет новое, а не повторяет уже спетое. Ни на что не похоже и то, что вместо патриарха и святителей, прямо указанных у Пушкина, к Годунову является со схимой какой-то боярин, которому Годунов вынужден сказать: «Святой отец приблизься».
Об общем стиле исполнения трудно сказать что-нибудь утешительное. Пушкин оказался театру слишком не по плечу.
Это особенно проявилось в «Каменном госте». Необычайная сжатость и строгость пушкинских маленьких трагедий, где на счету каждое слово и каждый жест, требуют такого же сжатого и строгого исполнения. Вместо этого мы видели ненужные, но упорные искания «естественных», т. е. обыденных интонаций, которые никак не вязались с глубоко-необыденным тоном трагедии. Так же ненужны были слишком «естественные», не совпадающие с ритмом стиха движения, которых вообще было непомерно много, тогда как их следовало свести до минимума. Пушкинская трагедия в высшей степени условна. Для нее следовало или найти соответственно-условный стиль исполнения, или отказаться от нее вовсе. «Каменный гость» — произведение того «большого искусства», которое требует от актеров и режиссера такого же большого творчества, продуманного до мельчайших деталей и хотя бы отчасти соответствующего блеску и мастерству текста. В затасканных и банальных тонах провинциального театра Пушкин неисполним. Из отдельных исполнителей это в особенности относится к г. Литвинову (Лепорелло). Роль Дон Гуана совсем не удалась г. Рахматову, который в отрывке из «Бориса Годунова» был гораздо более на месте и сумел дать ряд недурных моментов. На общем любительско-провинциальном фоне спектакля приятно выделялся П. С. Шило в маленькой роли монаха («Каменный гость»). Он один сумел найти тон, приличествущий трагедии, — может быть, отчасти потому, что в отличие от подавляющего большинства русских актеров вообще, г. Шило, по-видимому, умеет читать стихи, понимая их структуру и не стараясь их превратить в прозу.
О «Бахчисарайском фонтане» умолчу. Это была «мелодекламация», с так называемыми «живыми картинами».
См. далее «Необходимую поправку» Ходасевича в Возрождении, 1927/744 (16 июня):
Переписывая набело свою заметку о Пушкинском спектакле Русского драматического театра, я пропустил целую фразу. Спешу исправить свою описку и принести извинение г. Рахматову. В моей заметке, как она напечатана в номере 743 Возрождения, было: «Роль Дон Гуана совсем не удалась г. Рахматову, который в отрывке из „Бориса Годунова“ был гораздо более на месте и сумел дать ряд недурных моментов». Вместо этого следует читать: «Роль Дон Гуана совсем не удалась г. Гайдарову, как роль Дон Карлоса г. Рахматову, который в отрывке из „Бориса Годунова“ был гораздо более на месте» — и проч.