К деревенской бедноте (Ленин)/3

К деревенской бедноте — 3. Богатство и нищета, собственники и рабочие в деревне
автор Владимир Ильич Ленин

Дата создания: в первой половине марта 1903 г., опубл.: в мае 1903 г.. Источник: Ленин В. И. Полное собрание сочинений : в 55 т. / В. И. Ленин ; Ин-т марксизма-ленинизма при ЦК КПСС — 5-е изд. — М.: Гос. изд-во полит. лит., 1967. — Т. 7. Сентябрь 1902 ~ сентябрь 1903. — С. 133—158.

3. Богатство и нищета, собственники и рабочие в деревне

Мы знаем теперь, чего хотят социал-демократы. Они хотят бороться со всем богатым классом за освобождение народа от нищеты. А в деревне у нас нищеты не меньше, а, пожалуй, даже и больше, чем в городах. Как велика деревенская нищета, об этом мы здесь говорить не будем: всякий рабочий, бывавший в деревне, и всякий крестьянин очень хорошо знает о деревенской нужде, голоде, холоде и разорении.

Но крестьянин не знает, отчего он бедствует, голодает и разоряется, и как ему от этой нужды избавиться. Чтобы узнать это, надо прежде всего понять, отчего всякая нужда и нищета происходит и в городе и в деревне. Мы об этом уже коротенько говорили и видели, что неимущие крестьяне и деревенские рабочие должны соединяться с городскими рабочими. Но этого мало. Надо дальше узнать, какой народ в деревне пойдет за богатых, за собственников, и какой — за рабочих, за социал-демократов. Надо узнать, много ли таких крестьян, которые не хуже помещиков умеют наживать капитал и жить чужим трудом. Если этого досконально не разобрать, — так тогда никакие толки о нищете ни к чему не приведут, и деревенская беднота не будет понимать, кому в деревне надо между собой и с городскими рабочими объединиться и как сделать так, чтобы это был верный союз, чтобы крестьянина не надул, кроме помещика, и свой брат — богатый мужик.

Чтобы разобрать это, мы и посмотрим теперь, какова сила помещиков в деревне и какова сила богатых крестьян.

Начнем с помещиков. Об их силе можно судить прежде всего по количеству земли, которая находится в их частной собственности. Всех земель в Европейской России, и крестьянских надельных, и земель в частной собственности, считалось около 240 миллионов десятин^[1] (кроме казенных земель, о которых мы скажем особо). Из этих 240 миллионов десятин в руках крестьян, т. е. в руках более чем десяти миллионов дворов, находится 131 миллион надельных земель. А в руках частных собственников, т. е. в руках менее полумиллиона семей, находится 109 миллионов десятин. Значит, если бы даже сосчитать на круг, то на одну крестьянскую семью пришлось бы по 13 десятин, а на одну семью частного собственника по 218 десятин! Но неравенство в распределении земли еще гораздо сильнее, как мы сейчас увидим.

Из 109 миллионов десятин земли у частных владельцев семь миллионов находится в руках удела, т. е. в частной собственности членов царской фамилии. Царь со своей семьей — первый из помещиков, самый крупный помещик на Руси. У одной фамилии больше земли, чем у полумиллиона крестьянских семей! Далее, у церквей и монастырей — около шести миллионов десятин земли. Наши попы проповедуют крестьянам нестяжание да воздержание, а сами набрали себе правдой и неправдой громадное количество земли.

Затем около двух миллионов десятин считают у городов и посадов и столько же у разных торговых и промышленных обществ и компаний. 92 миллиона десятин земли (точная цифра — 91 605 845, но мы будем приводить, для простоты, круглые цифры) принадлежат менее чем полумиллиону (481 358) семей частных собственников. Половина этого числа семей — совсем мелкие собственники; у каждого из них меньше десяти десятин земли. И у всех их вместе меньше миллиона десятин. А шестнадцать тысяч семей имеют каждая больше тысячи десятин земли; всего у них шестьдесят пять миллионов десятин. Какие необъятные количества земли собраны в руках крупных землевладельцев, это видно еще из того, что немногим менее тысячи семей (924) владеют каждая больше чем десятью тысячами десятин земли, и у всех их двадцать семь миллионов десятин! Одна тысяча семей имеет столько же, сколько два миллиона крестьянских семей.

Понятно, что миллионы и десятки миллионов народа должны бедствовать и голодать и всегда будут бедствовать и голодать, покуда в руках у нескольких тысяч богатеев будут такие необъятные количества земли. Понятно, что и государственная власть, само правительство (хотя бы и царское правительство) будет до тех пор плясать под дудку этих крупных землевладельцев. Понятно, что деревенской бедноте не от кого и неоткуда ждать помощи, пока она сама не соединится, не сомкнется в один класс для упорной, отчаянной борьбы с этим помещичьим классом.

Здесь надо заметить, что у нас очень многие люди (и даже многие из образованных людей) имеют совершенно неправильный взгляд на силу помещичьего класса, говоря, что еще гораздо больше земли у «государства». «Уже теперь, — говорят такие плохие советчики крестьянина, — большая доля территории (т. е. всей земли) России принадлежит государству» (эти слова взяты из газеты «Революционная Россия» № 8, стр. 8). Ошибка этих людей произошла вот отчего. Они слыхали, что казне принадлежит у нас в Европейской России 150 миллионов десятин. Это действительно так. Но они забыли, что эти полтораста миллионов десятин — почти целиком неудобные земли и леса на дальнем севере, в губерниях Архангельской, Вологодской, Олонецкой, Вятской и Пермской. За казной, значит, остались только такие земли, которые до сих пор совершенно не годились для хозяйства. Удобных же земель у казны менее четырех миллионов десятин. И эти удобные казенные земли (например, в Самарской губернии, где их особенно много) снимаются в аренду задешево, за бесценок богачами. Богачи берут по тысячам и по десяткам тысяч десятин этих земель, а потом раздают их крестьянству втридорога.

Нет, совсем это плохие советчики крестьянина, которые говорят: у казны земель много. Действительно, много хороших земель у крупных частных землевладельцев (и у царя лично в том числе), и эти крупные помещики самое казну держат в своих руках. И пока деревенская беднота не сумеет объединиться и сделаться чрез свое объединение грозной силой, до тех пор «государство» всегда останется покорным слугой помещичьего класса. И надо не забывать еще вот чего: прежде помещиками почти только одни дворяне и были. У дворян и теперь масса земли (у 115 тысяч дворян считалось в 1877—1878 году 73 миллиона десятин). Но главной силой стали теперь деньги, капитал. Очень и очень много земли накупили себе купцы и зажиточные крестьяне. Считают, что за тридцать лет (с 1863 по 1892 год) дворяне потеряли земель (т. е. продали больше, чем купили) на шестьсот с лишним миллионов рублей. А купцы и почетные граждане приобрели земель на 250 миллионов рублей. Крестьяне, казаки и «другие сельские обыватели» (как называет наше правительство людей простого звания в отличие от «благородной» и «чистой публики») приобрели земли на 300 миллионов рублей. Значит, каждый год средним числом крестьяне по всей России прикупают себе земли в частную собственность на 10 миллионов рублей.

Стало быть, крестьяне есть разные: одни бедствуют и голодают, другие богатеют. Стало быть, все больше становится таких богатых крестьян, которые тянут к помещикам, которые будут держать сторону богатых против рабочих. И деревенской бедноте, которая хочет объединиться с городскими рабочими, надо хорошо подумать об этом, надо разобрать, много ли таких богатых крестьян, какова их сила и какой союз нужен нам для борьбы с этой силой. Мы сейчас упоминали о плохих советчиках крестьянина. Эти плохие советчики любят говорить: у крестьян есть уже союз. Этот союз — мир, общество. Мир — большая сила. Мирское соединение тесно сплачивает крестьян; организация (то есть объединение, союз) мирского крестьянства колоссальна (то есть огромна, необъятна).

Это неверно. Это — сказка. Хоть и добрыми людьми выдуманная, а все-таки сказка. Если мы сказки слушать будем, мы только испортим свое дело, дело союза деревенской бедноты с городскими рабочими. Пусть каждый деревенский житель посмотрит хорошенько кругом себя: похоже ли мирское соединение, похоже ли крестьянское общество на союз бедноты для борьбы со всеми богатеями, со всеми, кто живет чужим трудом? Нет, не похоже и не может быть похоже. В каждой деревне, в каждом обществе есть много батраков, много обнищавших крестьян, и есть богатеи, которые сами держат батраков и покупают себе землю «навечно». Эти богатеи тоже общественники, и они верховодят в обществе, потому что они сила. А разве нам такой союз нужен, в который входят богатеи, в котором верховодят богатеи? Совсем нет. Нам нужен союз для борьбы с богатеями. Значит, мирской союз совсем для нас не годится.

Нам нужен добровольный союз, союз только таких людей, которые поняли, что им надо соединиться с городскими рабочими. А общество — не добровольный союз, а казенный союз. В общество не те люди входят, которые работают на богатеев, которые хотят вместе бороться с богатеями. В общество входят всякие люди не по своей воле, а потому, что их родители на этой земле жили, на этого помещика работали, потому что их начальство к этому обществу приписало. Из общества бедные крестьяне не могут свободно выйти; в общество они не могут свободно чужого человека принять, который приписан полицией к другой волости, а нам, для нашего союза, требуется, может быть, именно здесь. Нет, нам совсем другой союз нужен, добровольный союз одних только работников и бедных крестьян для борьбы со всеми, кто живет чужим трудом.

Давно прошли уже те времена, когда мир был силою. И не вернутся эти времена никогда. Мир был силою, когда среди крестьян почти не было батраков и рабочих, бродящих по всей России за заработком, когда не было почти и богатеев, когда всех давил одинаково барин-крепостник. А теперь главной силой стали деньги. Из-за денег и однообщественники между собою не хуже лютых зверей борются. Денежные мужики своих собственных однообщественников теснят и грабят почище иного помещика. Теперь нужен нам не мирской союз, а союз против власти денег, против власти капитала, союз всех деревенских работников и неимущих крестьян разных обществ, союз всей деревенской бедноты с городскими рабочими для борьбы против помещиков и богатых крестьян одинаково.

Какова сила помещиков, мы видели. Надо посмотреть теперь, много ли богатых крестьян и какова их сила.

О силе помещиков мы судили по величине их имений, по количеству земли у них. Помещики свободно распоряжаются своей землей, свободно покупают и продают ее. Поэтому об их силе можно очень точно судить по количеству земли у них. Крестьяне же до сих пор не имеют у нас права свободно распоряжаться своей землей, до сих пор они остаются полукрепостными, привязанными к своему обществу. Поэтому о силе богатых крестьян нельзя судить по количеству надельной земли у них. Богатые крестьяне не на своих наделах разживаются: они покупают помногу земли, покупают и «навечно» (то есть в свою частную собственность) и «на года» (то есть снимают в аренду), покупают и у помещиков, и у своего брата-крестьянина, у того, кто бросает землю, кто из нужды сдает наделы. Всего вернее будет поэтому отделить богатых, средних и неимущих крестьян по количеству лошадей у них. Многолошадный крестьянин почти всегда — богатый крестьянин; если он держит много рабочего скота — значит, у него и посева много, и земля есть, кроме одной надельной, и деньги в запасе есть. Притом же у нас есть возможность узнать, сколько по всей России (Европейской России, не считая ни Сибири, ни Кавказа) есть многолошадных крестьян. Разумеется, не надо забывать, что обо всей России можно говорить только на круг: в отдельных уездах и губерниях очень много различия. Например, около городов часто бывают такие богатые крестьяне-земледельцы, у которых вовсе немного лошадей. Одни занимаются выгодным огородным промыслом, другие держат мало лошадей, да много коров и торгуют молоком. Есть везде по России и такие крестьяне, которые наживаются не на земле, а на торговом деле, заводят маслобойки, круподерки и другие заводы. Всякий, кто живет в деревне, очень хорошо знает богатых крестьян в своем селе или в округе. Но нам надо узнать, сколько их по всей России, какова их сила, чтобы бедный крестьянин не на авось шел, не с завязанными глазами, а чтобы он точно знал, каковы его друзья и каковы его враги.

Так вот мы и посмотрим, много ли крестьян богатых и бедных лошадьми. Мы уже говорили, что всего крестьянских дворов считают в России около десяти миллионов. Всего лошадей у них теперь, вероятно, около пятнадцати миллионов (лет четырнадцать тому назад было семнадцать миллионов, но теперь стало меньше). Значит, на круг приходится на каждые десять дворов по пятнадцати лошадей. Но все дело в том, что у одних, у немногих — помногу лошадей, а у других, и притом у очень многих, либо совсем нет, либо мало. Безлошадных крестьян не меньше трех миллионов да около трех с половиною миллионов однолошадных. Это все либо совсем разоренные, либо неимущие крестьяне. Мы называем их деревенской беднотой. Их шесть с половиной миллионов из десяти, то есть почти две трети! Потом идут средние крестьяне, у которых по одной паре рабочего скота. Таких крестьян около двух миллионов дворов, и у них около четырех миллионов лошадей. За ними идут богатые крестьяне, которые имеют больше, чем по паре рабочего скота. Таких крестьян полтора миллиона дворов, но у них семь с половиной миллионов лошадей^[2]. Это значит: у одной, примерно, шестой доли дворов находится в руках половина всего числа лошадей.

Зная это, мы можем довольно точно судить о силе богатых крестьян. Числом их очень немного: в разных обществах, в разных волостях их наберется один-два десятка на каждую сотню дворов. Но эти немногие дворы — самые богатые. Поэтому у них оказывается, по всей России, почти столько же лошадей, сколько у всех остальных крестьян, вместе взятых. Значит, и посевов у них почти половина всех крестьянских посевов. Такие крестьяне собирают хлеба гораздо больше, чем нужно их семьям. Они продают помногу хлеба. Им хлеб не только для прокормления служит, а больше всего — для продажи, для наживы денег. Такие крестьяне могут копить деньги. Они кладут их в сберегательные кассы и в банки. Они покупают себе земли в собственность. Мы уже говорили, как много земли по всей России покупается каждый год крестьянами: почти все эти земли достаются вот этим немногим богатым крестьянам. Деревенской бедноте не о покупке земли приходится думать, а о том, как бы прокормиться. Им и на хлеб-то часто не хватает денег, а не то что на покупку земли. Поэтому всякие банки вообще и крестьянский банк в особенности помогает добывать землю вовсе не всем крестьянам (как уверяют иногда люди, обманывающие мужика или очень уже большие простячки), а только ничтожному числу крестьян, только богатеям. Поэтому и те плохие советчики мужика, о которых мы упоминали, говорят неправду про крестьянскую покупку земель, будто эта земля перетекает от капитала к труду. К труду, то есть к неимущему рабочему человеку, земля никогда не может перетекать, потому что за землю платят деньги. А у бедноты лишних денег и в заводе никогда не бывает. Земля перетекает только к богатым денежным крестьянам, к капиталу, только к таким людям, с которыми деревенской бедноте надо вести борьбу в союзе с городскими рабочими.

Богатые крестьяне не только покупают землю навечно, но они же больше всего нанимают земли и на года, арендуют землю. Они отбивают землю у деревенской бедноты, снимая большие участки. Вот, например, по одному уезду Полтавской губернии (Константиноградскому) было сосчитано, сколько земли арендовали богатые крестьяне. И что же оказалось? Таких, которые арендовали по 30 и более десятин на двор, было совсем мало, всего по два двора из каждых 15 дворов. Но эти богатеи забрали в свои руки половину всей снятой земли, и на каждого богатея приходилось по 75 десятин съемной земли! Или вот в Таврической губернии сосчитали, сколько захватили богатеи из той земли, которую крестьяне сняли миром, обществами, у казны. Оказалось, что богатеи, числом всего одна пятая доля дворов, захватили себе три четверти всей съемной земли. Землю везде по деньгам делят, а деньги только у немногих богатеев и водятся.

Далее, много земли сдают теперь и сами крестьяне. Бросают наделы, потому что нет скота, нет семян, нечем вести хозяйство. Без денег ныне и с землей ничего не поделаешь. Например, в Новоузенском уезде Самарской губернии у богатых крестьян из каждых трех дворов один, а то и два, снимают надельную землю в своем же собственном или в чужом обществе. А сдают наделы безлошадные и однолошадные. В Таврической губернии целая треть крестьянских дворов сдает наделы. Сдается четвертая часть всех крестьянских наделов, четверть миллиона десятин. И из этой четверти миллиона — полтораста тысяч десятин (три пятых доли) попадает в руки богатых крестьян! Мы опять тут видим, годится ли для бедноты мирской союз, общество. В обществе деревенском у кого деньги, у того и сила. А нам нужен союз бедноты из всяких обществ.

Так же, как насчет покупки земли, обманывают крестьянина и разговоры о дешевой покупке плугов, жаток и всяких других усовершенствованных орудий. Устраивают земские склады, артели и говорят: усовершенствованные орудия улучшат положение крестьянства. — Это один обман. Достаются все эти лучшие орудия одним только богатеям, а бедноте не достаются почти вовсе. Ей не до плугов и не до жаток, а быть бы только живу! Вся такая «помощь крестьянству» есть помощь богатеям и больше ничего. А массе бедноты, у которой ни земли, ни скота, ни запаса нет, — не поможешь тем, что лучшие орудия дешевле будут. Вот, например, в одном уезде Самарской губернии сосчитали все улучшенные орудия у крестьян богатых и у бедных. Оказалось, что у одной пятой доли дворов, т. е. у самых зажиточных, почти три четверти всех улучшенных орудий, у бедноты же, у половины дворов, всего-навсего одна тридцатая доля. Безлошадных и однолошадных в этом уезде 10 тысяч дворов из всего числа 28 тысяч; и у этих 10 тысяч всего-навсего семь улучшенных орудий из всего числа 5724 улучшенных орудий у всех крестьянских дворов во всем уезде. Семь орудий из 5724 — вот каково участие деревенской бедноты во всех этих улучшениях хозяйства, распространениях плугов и жаток, которые помогают будто бы «всему крестьянству»! вот чего должна ждать деревенская беднота от людей, толкующих об «улучшении крестьянского хозяйства»!

Наконец, одна из самых главных особенностей богатого крестьянства состоит в том, что оно нанимает батраков и поденщиков. Подобно помещикам богатые крестьяне тоже живут чужим трудом. Подобно помещикам, они богатеют потому, что разоряется и нищает масса крестьянства. Подобно помещикам, они стараются выжать как можно больше работы из своих батраков и заплатить им как можно меньше. Если бы миллионы крестьян не были вконец разорены и вынуждены идти на работу в чужие люди, идти в наймиты, продавать свою рабочую силу, — тогда богатые крестьяне не могли бы существовать, не могли бы вести хозяйства. Тогда им негде было бы подбирать «упалые» наделы, негде было бы находить себе рабочих. А по всей России все полтора миллиона богатых крестьян нанимают, наверно, не меньше миллиона батраков и поденщиков. Понятно, что в великой борьбе между классом собственников и классом неимущих, между хозяевами и рабочими, между буржуазией и пролетариатом, — богатые крестьяне станут на сторону собственников, против рабочего класса.

Теперь мы знаем положение и силу богатого крестьянства. Посмотрим, каково живется деревенской бедноте.

Мы уже говорили, что к деревенской бедноте принадлежит громадное большинство, почти две трети всех крестьянских дворов по всей России. Прежде всего, безлошадных дворов никак не менее трех миллионов, — вероятно, даже более, до трех с половиной миллионов в настоящее время. Каждый голодный год, каждый неурожай разоряет десятки тысяч хозяйств. Население увеличивается, жить становится все теснее, а вся лучшая земля уже прибрана к рукам помещиками и богатыми крестьянами. И вот каждый год все больше и больше народа разоряется, уходит в города и на фабрики, поступает в батраки, становится чернорабочими. Безлошадный крестьянин это — такой, который стал уже совсем неимущим. Это — пролетарий. Живет он (покуда живет, и вернее сказать, что перебивается, а не живет) не землей, не хозяйством, а работой по найму. Это — родной брат городского рабочего. Безлошадному крестьянину и земля ни к чему: половина безлошадных дворов сдают свои наделы, иногда даже даром отдают их в общество (а то так и платят еще сами верхи!), потому что им не под силу обрабатывать землю. Безлошадный крестьянин сеет какую-нибудь десятину, много — две. Ему всегда приходится прикупать хлеб (если есть на что купить), — своим хлебом никогда не прокормиться. Немногим дальше ушли и однолошадные крестьяне, которых по всей России около 3½ миллионов дворов. Конечно, бывают исключения, и мы уже сказали, что кое-где есть средне живущие и даже богатые однолошадные. Но мы говорим не об исключениях, не об отдельных местностях, а обо всей России. Если взять всю массу однолошадных, то несомненно, что это масса бедноты и нищеты. Однолошадный крестьянин сеет даже в земледельческих губерниях десятины три-четыре, редко пять; своим хлебом тоже не обходится. Кормится он даже и в хороший год не лучше безлошадного, — стало быть, постоянно недоедает, постоянно голодает. Хозяйство совсем в упадке, скот плохой, корму ему мало, землю охаживать как следует — сил нет. На все свое хозяйство (кроме корма скота) однолошадный крестьянин может расходовать — например, в Воронежской губернии — не больше двадцати рублей в год! (Богатый мужик расходует вдесятеро больше.) Двадцать рублей в год — и на аренду земли, и на покупку скота, и на починку сохи и других орудий, и на пастуха, и на все прочее! Разве это хозяйство? Это — одна склока, одна каторга, вечная маета. Очень понятно, что у однолошадных крестьян тоже есть такие, и не мало таких, которые сдают свои наделы. Нищему и с землей немного пользы. Денег нет, и от земли не только денег, а и прокормления не получишь. А деньги нужны на все: и на пищу, и на одежду, и на хозяйство, и на подати. В Воронежской губернии с однолошадного крестьянина одних податей сходит в год обыкновенно рублей восемнадцать, а ему всего-навсего на все расходы не достать в год больше 75 рублей. Тут только в насмешку можно говорить о покупке земли, об улучшенных орудиях, о сельских банках: совсем это не для бедноты придумано.

Откуда же взять денег? Приходится искать «заработков». Однолошадный крестьянин, как и безлошадный, тоже только «заработками» и перебивается. А что это значит — «заработки»? Это значит работа в чужих людях, работа по найму. Это значит, что однолошадный крестьянин наполовину перестал быть хозяином, а стал наймитом, пролетарием. Вот почему таких крестьян и называют полупролетариями. Они тоже родные братья городского рабочего, потому что их тоже обирают на все лады всякие хозяева. Им тоже нет иного выхода, нет иного спасения, кроме как соединиться сообща с социал-демократами для борьбы против всех богатеев, против всех собственников. Кто работает на постройке железных дорог? кого грабят подрядчики? кто ходит на рубку и сплав леса? кто служит в батраках? кто занимается поденщиной? кто исполняет черные работы в городах и на пристанях? Это все — деревенская беднота. Это все — безлошадные и однолошадные крестьяне. Это все — деревенские пролетарии и полупролетарии. И какая масса такого народа на Руси! Сосчитали, что каждый год выбирается по всей России (кроме Кавказа и Сибири) восемь, а иногда и девять миллионов паспортов. Это все — отхожие рабочие. Это — крестьяне только по названию, а на самом деле наймиты, рабочие. Они все должны объединиться в один союз с городскими рабочими, и каждый луч света и знания, попадающий в деревню, будет усиливать и укреплять этот союз.

Надо еще не забывать одной вещи насчет «заработков». Всякие чиновники и люди, думающие по-чиновничьи, любят потолковать о том, что крестьянину, мужичку «нужны» две вещи: земля (только не очень много, — да много и взять неоткуда, потому что богатые уже прибрали!) и «заработки». Поэтому, дескать, чтобы помочь народу, надо заводить в деревне побольше промыслов, надо «давать» больше «заработку». Такие речи — одно лицемерие. Для бедноты заработки, это — наемная работа. «Давать заработок» крестьянину — значит превращать крестьянина в наемного рабочего. Хороша помощь, нечего сказать! Для богатых крестьян есть другие «заработки», требующие капитала, — например, устройство мельницы или другого заведения, покупка молотилки, торговля и тому подобное. Смешивать эти заработки денежных людей с наемной работой бедноты — значит обманывать бедноту. Богатым, конечно, выгоден такой обман, им выгодно представить дело так, как будто все «заработки» по плечу и по карману всем крестьянам. А кто хочет действительно добра для бедноты, тот говорит ей всю правду и только правду.

Нам остается теперь сказать о среднем крестьянстве. Мы уже видели, что средним крестьянином можно считать на круг по всей России такого, у кого есть пара рабочего скота, и что таких крестьянских дворов из десяти миллионов около двух миллионов. Средний крестьянин стоит посередине между богатым и пролетарием, — поэтому он и называется средним. И живет он средне: в хороший год сводит концы с концами на своем хозяйстве, но нужда у него всегда за спиною стоит. Сбережений у него либо никаких нет, либо совсем мало. Поэтому хозяйство его шаткое. Деньги доставать трудно: со своего хозяйства редко-редко соберет он столько денег, сколько нужно, да и то в обрез. А на заработки идти — значит хозяйство бросать, в хозяйстве упущения пойдут. Многим средним крестьянам все же без заработков никак не обойтись: приходится в наймиты идти, нужда заставляет помещикам закабаляться, в долги входить. А с долгами среднему крестьянину развязаться почти никогда не удается: доходов у него прочных нет, как у богатого мужика. Поэтому раз вошел в долги — все равно, что накинул на себя петлю. Так и не выходит из долгов, покуда совсем не разорится. Средний крестьянин всего больше в кабалу помещику идет, потому что помещику для сдельных работ нужен мужик неразоренный, чтобы у него и лошадей была пара и снаряды были все по хозяйству. На сторону идти среднему крестьянину трудно, — вот он и кабалит себя помещикам и за хлеб, и за выпас, и за съемку отрезных земель, и за зимний долг деньгами. Кроме помещика и кулака теснит среднего крестьянина и богатый сосед: он у него всегда землю перебьет и никогда не упустит случая притеснить его чем сможет. Так и живет средний крестьянин: ни то рыба, ни то птица. Ни ему хозяином настоящим, заправским быть, — ни рабочим. Все средние крестьяне за хозяевами тянутся, собственниками хотят быть, по удается это очень и очень немногим. Очень мало таких, которые даже и батраков или поденщиков нанимают, сами стараются на чужом труде нажиться, на чужой спине пролезть в богатеи. А большинству средних крестьян не то что нанимать, — самим наниматься приходится.

Везде, где начинается борьба между богатыми и беднотой, между собственниками и рабочими, — средний крестьянин посередке оказывается и не знает, куда идти. Богатые на свою сторону зовут: ты, мол, тоже хозяин, собственник, тебе нечего с голышами-рабочими делать. А рабочие говорят: богатые тебя надуют и тебя же оберут, и нет тебе иного спасенья, кроме как нам помогать в борьбе со всеми богатыми. Этот спор из-за среднего мужика везде идет, во всех странах, где рабочие социал-демократы борются за освобождение рабочего народа. В России этот спор теперь как раз начинается. Поэтому нам надо особенно хорошо рассмотреть это дело и ясно понять, какими обманами завлекают среднего мужика богатые, как нам эти обманы вывести на чистую воду, как нам помочь среднему крестьянину найти его настоящих друзей. Если русские рабочие социал-демократы сразу станут на верный путь, то нам удастся гораздо скорее, чем немецким товарищам-рабочим, устроить прочный союз деревенского рабочего народа с городскими рабочими и быстро прийти к победе над всеми врагами трудящихся.

---

1. Все эти и следующие цифры о количестве земли сильно уже устарели. Они относятся к 1877—1878 годам. Но более новых цифр не имеется. Русское правительство может держаться только в потемках, и поэтому у нас так редко собираются полные и правдивые сведения о народной жизни по всему государству.

2. Повторяем еще раз, что мы берем здесь цифры на круг, приблизительно. Может быть, богатых крестьян не ровно полтора миллиона, а миллион с четвертью или миллион три четверти, или даже два миллиона. Это уже разница небольшая. Не в том тут дело, чтобы каждую тысячу или сотню тысяч усчитать, а в том, чтобы ясно понять, какова сила богатых крестьян, каково их положение, чтобы уметь определить своих врагов и своих друзей, чтобы не обманываться всякими россказнями или пустыми словами, а узнать точно и положение бедноты и особо положение богатых.

   Пусть каждый деревенский работник приглядится хорошенько к своей волости и к соседним волостям. Он увидит, что наш расчет правильный, что на круг везде так и выйдет: из каждой сотни дворов один, много два десятка богатеев, десятка два средних крестьян, а все остальные — беднота.