Не молод ты, не глуп, не вовсе без души.
Зачем же в городе всё толки и волненья?
Зачем же роль играть российского паши
И объявлять Москву в осадном положенье?
Ты править нами мог легко на старый лад,
Не тратя времени в бессмысленной работе:
Мы люди смирные, не строим баррикад
И верноподданно гниём в своем болоте.
Что ж в нас нехорошо? К чему весь этот шум,
Всё это страшное употребленье силы?
Без гвалта мог бы здесь твой деятельный ум
Бумаги не щадить и проливать чернила.
Какой же думаешь ты учредить закон?
Какие новые установить порядки?
Ужель мечтаешь ты, гордыней ослеплён,
Воров искоренить и посягнуть на взятки?
За это не берись; простынет грозный пыл,
И сокрушится власть, подобно хрупкой стали;
Ведь это — мозг костей, кровь наших, русских жил,
Ведь это на груди мы матери всосали!
Но лишь за то скажу спасибо я теперь,
Что кучер Беринга[3] не мчится своевольно
И не ревёт уже, как разъярённый зверь,
По тихим улицам Москвы первопрестольной,
Что Беринг сам познал величия предел:
Окутанный в шинель, уже с отвагой дикой
На дрожках не сидит, как некогда сидел
Носимый бурею на лодке Пётр Великий…
