Не плод высоких вдохновений
Певец и друг тебе приносит в дар; Не Пиэрид[1] небесный жар, Не пламенный восторг, не гений 5 Моей душою обладал:
Нестройной песнею моя звучала лира, И я в безумье променял Улыбку муз на смех сатира.
Но ты простишь мне грех безвинный мой; 10 Ты сам, прекрасного искатель, Искусств счастливый обожатель,
Нередко для проказ забыв восторг живой, Кидая кисть — орудье дарованья, Пред музами грешил наедине 15 И смелым углем на стене
Чертил фантазии игривые созданья. Воображенье без оков, Оно, как бабочка, игриво: То любит над блестящей нивой 20 Порхать в кругу земных цветов, То к радуге, к цветам небесным мчится. Не думай, чтоб во мне погас
К высоким песням жар! Нет, он в душе таится,
Его пробудит вновь поэта мощный глас, 25 И смелый ученик Байрона,[2]
Я устремлюсь на крылиях мечты
К волшебной стороне,[3] где лебедь Альбиона[4] Срывал забытые цветы.
Пусть это сон! меня он утешает, 30 И я не буду унывать, Пока судьба мне позволяет Восторг с друзьями разделять. О друг! мы разными стезями Пройдём определённый путь: 35 Ты избрал поприще, покрытое трудами,
Я захотел зараней отдохнуть; Под мирной сению оливы
Я избрал свой приют;[5] но жребий мой счастливый Не должен славою мелькнуть: 40 У скромной тишины на лоне
Прокрадется безвестно жизнь моя,
Как тихая вода пустынного ручья. Ты бодрый дух обрёк Беллоне,[6] И, доблесть сильных возлюбя, 45 Обрёк свой меч кумиру громкой славы. —
Иди! — Но стана шум, воинския забавы, Всё будет чуждо для тебя, Как сна нежданные виденья, Как мира нового явленья. 50 Быть может, на брегу Днепра,
Когда в тени подвижного шатра
Твои товарищи, драгуны удалые, Кипя отвагой боевой,
Сберутся вкруг тебя шумящею толпой, 55 И громко зазвучат бокалы круговые, —
Жалея мыслию о прежней тишине,
Ты вспомнишь о друзьях, ты вспомнишь обо мне; Чуждаясь новых сих веселий, О списке вспомнишь ты моём, 60 Иль взор нечаянно остановив на нём,
Промолвишь про себя: мы некогда умели
Шалить с пристойностью, проказничать с умом.
38 Сыскал себе приют, но жребий мой счастливый (а) Я избрал свой приют, но жребий мой счастливый (б) Нашел себе приют, по жребий мой счастливый (в) Ты хочешь дни считать делами громкой славы
46 Иди, но в стане жизнь, воинские забавы, Все будет ново для тебя, Как сна нежданные картинки
51 Среди подвижного шатра
Между 51 и 52:
В часы свободы и мученья Когда с отвагой боевой Когда при шпорах и усах
54 Сберутся вкруг тебя с бокалами в руках (а) Сберутся вкруг тебя с стаканами в руках
55 И громко застучат бокалы круговые
56 Стремясь душой к тишине (а) Несясь душой к тишине
57 Ты вспомнишь, может быть, невольно обо мне; И чуждый шумных сих веселий, Взглянув нечаянно на этот список мой
61 ТыПромолвишь про себя: Мы некогда умели Пристойность сочетать с забавой и игрой
Примечания
Автограф — в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 7. Без заглавия. Впервые — изд. 1829 г., с. 16—18. В изд. 1829 г. датируется 1825 г.
Принято считать, что упомянутый в заглавии послания водевиль — «Неожиданный праздник», написанный ко дню именин кн. 3. А. Волконской. Между тем дифирамбический характер «Неожиданного праздника» не соответствует характеристике водевиля, данной Веневитиновым в послании: «И я в безумье променял / Улыбку муз на смех сатира». В примечании к посланию в изд. 1862 г. сказано: «Водевиль этот состоял из нескольких отрывочных сцен»; «Неожиданный праздник» же — произведение совершенно законченное (впервые — изд. 1940 г.). Какой же водевиль посылал Веневитинов? С. М. Шпицер опубликовал (журнал «Солнце России», 1913, No 26/177, июнь, с. 17) три стихотворных отрывка из неизвестного водевиля Веневитинова. Отрывки эти затем были напечатаны в изд. 1934 г. под общим названием «Из русского водевиля». В рецензии на изд. 1934 г. М. Аронсон, возражая против публикации отрывков, мотивировал свои возражения тем, что в обеих публикациях не указывалось местонахождение автографов (см.: Звезда, 1934, No 8, с. 188). Автографы двух фрагментов из неопубликованного водевиля Веневитинова обнаружены в ГЕЛ (ф. 48, к. 55, ед. хр. 48 и 50). Насколько можно судить по найденным фрагментам, содержание водевиля сводилось к рассказу о том, как двое молодых людей помогают дядюшке одного из них вернуть деньги, которые он одолжил своему знакомому. В сохранившихся отрывках — немало сатирических сцен, которые позволяют предположить, что в послании «К Скарятину» Веневитинов имеет в виду именно этот водевиль, где он, променяв «улыбку муз на смех сатира», готов «шалить с пристойностью, проказничать с умом».
Скарятин Фёдор Яковлевич (1806—1835) — офицер Нарвского драгунского полка, художник; приятель Веневитинова. К его рисунку Урании написал Веневитинов стихотворение «К изображению Урании»; Скарятину принадлежит рисунок комнаты, где жил поэт, и портрет Веневитинова, не дошедшие до нас.
↑…смелый ученик Байрона… — Веневитинов неоднократно обращается к имени Байрона и в стихах; «Четыре отрывка из пролога «Смерть Байрона» (1824), «К Пушкину» (1826), и в прозе: в полемических статьях по поводу первой главы «Евгения Онегина», — высоко ценя и философскую широту поэзии Байрона, и его высокие человеческие качества.
↑…Я устремлюсь на крылиях мечты / К волшебной стороне… — к Греции. Кроме упомянутого выше пролога «Смерть Байрона», Веневитинов обращался к греческой теме и в другом стихотворении — «Песнь грека» (1825).
↑…Под мирной сению оливы / Я избрал свой приют… — Видимо, Веневитинову живо помнилось «Послание к Веневитиновым» А. Хомякова (см. прим. к стихотворению «К друзьям»), в котором последний, обращаясь к нему, писал: «Пой, Дмитрий! Твой венец — зелёный лавр с оливой; / Любимец сельских муз и друг мечты игривой».
