Четыре отрывка из неоконченного пролога «Смерть Байрона»
I
Байрон
К тебе стремился я, страна очарований![1]
Ты в блеске снилась мне, и ясный образ твой, В волшебные часы мечтаний,
На крыльях радужных летал передо мной. 5 Ты обещала мне отдать восторг целебной,
Насытить жадный дух добычею веков, — И стройный хор твоих певцов, Гремя гармонией волшебной,
Мне издали манил с полуденных брегов. 10 Здесь думал я поднять таинственный покров С чела таинственной природы, Узнать вблизи сокрытые черты И в океане красоты
Забыть обман любви, забыть обман свободы.
II
Вождь греков
15 Сын севера! Взгляни на волны:
Их вражий покрыли корабли,
Но час пройдёт — и наши чолны
Им смерть навстречу понесли!
Они ещё сокрыты за скалою, 20 Но скоро вылетят на произвол валов.
Сын севера! готовься к бою.
Байрон
Я умереть всегда готов.
Вождь
Да! Смерть сладка, когда цвет жизни
Приносишь в дань своей отчизне. 25 Я сам не раз её встречал
Средь нашей доблестной дружины,
И зыбкости морской пучины
Надежду, жизнь и всё вверял.
Я помню славный берег Хио[2] — 30 Он в памяти и у врагов.
Средь верной пристани ночуя,
Спокойные магометане
Не думали о шуме браней.
Покой лелеял их беспечность. 35 Но мы, мы греки, не боимся
Тревожить сон своих врагов:
Летим на десяти ладьях;
Взвилися молньи роковые,
И вмиг зажглись валы морские. 40 Громады кораблей взлетели, —
И всё затихло в бездне вод.
Что ж озарил луч ясный утра? —
Лишь опустелый океан,
Где изредка обломок судна 45 К зелёным нёсся берегам
Иль труп холодный, и с чалмою
Качался тихо над волною.
III
Хор
Валы Архипелага[3]
Кипят под злой ватагой; 50 Друзья! на кораблях
Вдали чалмы мелькают,
И месяцы сверкают
На белых парусах.
Плывут рабы султана, 55 Но заповедь Корана
Им не залог побед.
Пусть их несёт отвага!
Сыны Архипелага
Им смерть пошлют вослед.
IV
Хор
60 Орёл! Какой Перун враждебной
Полёт твой смелый прекратил?[4]
Чей голос силою волшебной
Тебя созвал во тьму могил?
О Эвр![5] вей вестию печальной! 65 Реви уныло, бурный вал!
Пусть Альбиона берег дальной,
Трепеща, слышит, что он пал.
Стекайтесь, племена Эллады,
Сыны свободы и побед! 70 Пусть вместо лавров и награды
Над гробом грянет наш обет:
Сражаться с пламенной душою
За счастье Греции, за месть,
И в жертву падшему герою 75 Луну поблекшую[6] принесть!
1824
Вариант
Автограф
Ст. 17:
Ещё лишь час — и наши челны
Ст. 23:
Да! Смерть мила, когда цвет жизни
Ст. 26:
Но предпредельности
Ст. 29:
Я помню берег Тенедоса
Ст. 31
В спокойной пристани ночуя
Ст. 44
Где изредка неслись к брегам
Ст. 45
Или обломок кора<бля>
Примечания
Рукопись (2-ой отрывок — автограф Веневитинова; 1, 3 и 4 отрывки — списки Н. Рожалина) — в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 5. 20 октября 1824 г. в английской газете «Morning Chronicle» было напечатано последнее стихотворение Байрона «В день моего тридцатишестилетия», один из основных мотивов которого — готовность умереть в бою ради правого дела. Именно этот мотив положен и в основу пролога, что позволяет предположить возможные истоки веневитиновского стихотворения.
↑К тебе стремился я, страна очарований! — Байрон приехал в Грецию в 1823 г., чтобы принять участие в освободительной борьбе греков, восставших против турецкого ига.
