Прекрасному и доброму сыну Селевку, отрасли благородного корня, приказывая радоваться, сам желаю порадоваться на твою жизнь, похвалиться твоими сведениями и нравами.
Во-первых, имей страх Божий и любовь к Богу, потому что Бог для всякого благомыслящего есть начало и конец целой жизни. А во-вторых, сын мой, выработай свой нрав, чтобы он был кроток, смирен, воздержен, тверд, приятен, независтлив, правдив, мужествен, мудр, степенен, трудолюбив, постоянен, целомудрен. Вот украшение для юных и для старых — обогащаться не имуществом, а добрыми нравами! Добрые нравы — это твоя собственность; а имение — вещь обманчивая; оно издевается над недугом богатолюбия и любит улыбаться то одному, то другому, подражая обычаю неверной блудницы, которая разными способами обманывает многих любителей, с одним сближается, другого убегает, тому и другому показывает свою привязанность и ни к одному не имеет искреннего расположения. Богатство по природе своей не имеет в себе никакой твердости; оно уподобляется бурным волнам моря, которые в непрестанном своем стремлении то надувают, то опадают. Поэтому, сын мой, богатей непрестанно добрыми нравами, и будет у тебя сокровище, которого не расхищают воры, на которое не устремляются доносчики, которого не вычерпывают своими руками и притеснители, не истребляет оружие варваров, но которое, оставаясь в обителях бесплотных, безопасно соблюдается всокровищницах души, и его не поедает стремительная сила огня, не покрывает волна глубокого моря.
Сберегая это богатство, в собственном смысле тебе принадлежащее и сродное, не допускай его до ржавчины упражнением в науках, занимайся стихотворными книгами, историческими писаниями, красноречивыми произведениями витий, тонкими рассуждениями философов. Но со всем этим обращайся благоразумно; с мудростью собирай отовсюду полезное, с рассудительностью избегай всего, что в каждом писателе есть вредного, подражай работе мудрой пчелы, которая садится на всякий цветок, но весьма умно берет с каждого только полезное. У ней наставницей сама природа; а у тебя есть рассудок. Обильно пожинай, что может доставить пользу, а если что приносит вред, заметив дурное, лети скорее прочь, потому что ум человеческий быстро парит. Посему, что ни написано в похвалу добродетели у воспевающих ее и, напротив, осуждающих порок, то изучай тщательно, утверждай мысль и красоту речения. А что суесловили они о богах, какие по научению демонов написали нескромные басни, достойные смеха и слез, сказки, того бойся, как силков и сетей. Когда же будешь читать то и другое, и смешные сказания о богах, и прекрасные рассуждения; тогда презри богов-сластолюбцев, уважь же рассуждения и, как бы с одного растения, обойдя тернии, сорви розы. Вот наилучшее для тебя правило, как читать языческие писания! На какие же писания прилично тебе обратить все свое внимание, о том скажу после, а сперва намерен предложить тебе следующее.
Молодому человеку всеми силами должно избегать бесед с людьми порочными и не искать в них услаждения. Много людей, которые походят на шелудивых или другой какой болезнью зараженных животных. Они вводят в искушение простодушных юношей; будучи опытны в хитрых обманах, хотят и им передать все свои пороки, как болезнь, чтобы закрыть грехи свои участием в них многих. Остерегайся их, ибо, по слову Павла, тлят обычаи благи беседы злы (1 Кор. 15,33) Да, тебе строго надлежит соблюдать следующее правило: имей отвращение от непристойных песней, какие поются в театрах, в зверинцах, на конских ристалищах; гнушайся неприятным зрелищем страданий, житейскими суетами, гидрой наслаждений, неблагоприличными наставлениями людей развратных, для которых одно только отвратительно — целомудрие. Служители их позора имеют искусство гордиться поруганиями — это лицедеи смешного; они привыкли к пощечинам; еще прежде велось: бритвой обрили у себя стыд; стали складочным местом всякого распутства и срама; для них обратилось в род искусства — в глазах у всех и терпеть, и делать все непозволенное. А иные из них (еще более жалкий народ) поругали в себе славу мужей, извращениями членов извратив самую природу; это изнеженные мужи, мужеобразные жены, а если говорить правду: ни мужи, ни жены, потому что одним быть перестали, а другим не сделались, и как по нравам уже не то, чем они должны быть по природе, так по природе не могут быть тем, чем желали бы стать по своей превратной воле; это какая-то загадка распутства, какая-то нерешенная задача страстей — мужи в женском, а жены в мужеском образе. Что же сказал бы иной о заразительности срамных песен, о стихах, ослабляющих добрую настроенность сердца, о свирелях, о плясках блудных вакханалий, за которые у этих жалких людей назначаются даже награды? Чего достойно все это? Похвал ли, зрения и восхищения или слез и рыданий? У них властвует смех, естество предается поруганию, воспламеняется разновидный огнь сластолюбия; воздвигаются зрелища для позорных дел, не тайно бесчинствуют пороки, но предлагаются награды за худые наставления. Ты же гнушайся сим, не опозоривай дев, избегай всякого растления очей, и девы да соблюдутся у тебя невинными.
Но еще более убегай от кровавых зрелищ, представляемых семи чревоугодниками, у которых бог — чрево. Как рабы чрева, этого гнуснейшего из недугов, они служат злым его велениям. А чрево, жестокий властелин прочих членов, заседая внутри, предает их диким зверям и с жадности пожирает добытую за них цену. Так прожорливое чревомучительски вторгает в гортани зверям родные свои члены. А сидящие зрители бесчувственны к этим страданиям; и если человек спасается от зверей, издают вопли, как будто больше самих зверей обманулись в ожидании и просидели понапрасну. Но как скоро человек пойман зверем, испускает жалобные крики, отчаянно вопит и лижет плоть, — во взоре каждого из зрителей пропадает всякая жалость. И едва увидят они потоки крови, с удовольствием поднимают громкие рукоплескания; радуются при виде того, о чем надлежало плакать; принимают живое участие в зверях, и который из них поймает человека, того поощряют на большую жестокость, раздражают его гнев, как будто сами насыщаются вместе с зверями и за одно с ними пожирают человеческую плоть. И такой горький конец жизни находят для себя эти злые продавцы собственных членов, сперва рабы сладкого куска, и потом сами — снедь зверей, люди ненавистные в жизни, жалкие в смерти. Члены же их иные погребены в зверях, другие безжалостно растерзаны зубами, а иные, полурасторгнутые и разбросанные с разнообразными содраганиями, как будто вскакивают, ищут еще случая убежать и представляются бегущими. Не оскверняй же ока своего мерзостями жестоких зрелищ, не смотри на обнаженные тела умирающих людей, на пресытившихся ими зверей, на эти ходячие гробы, и на собратий твоих, поверженных на землю.
И зрелище конских ристалищ, которое кажется для многих не столько жестоким, также есть болезнь и язва для души. Оно делит между собой города, возбуждает народ к мятежу, учит браням, изощряет язык на злословие, рассекает на части гражданские собратства, вооружает одно семейство против другого, позорит старцев, ввергает в бешенство юношей, воспламеняет вражду между искренними друзьями, попирает законы, отваживается на зло, которое еще горестнее исчисленных, то есть в пособие неистовствующим призывать чародеев способствовать победе, и одну болезнь питает новой болезнью. Ибо как скоро разгорячатся и дойдут до жаркого спора, тотчас бегут к чародеям; а те обращаются к лукавству демонов и с их помощью производят падения, сокрушения, убийства; так как полчище бесов радуется нашим бедствиям. Из этого ясно видно, что зрелище конских состязаний, кажущееся кротким, погибель для душ, потому что доводит до споров, до драки, а сверх того причиняет явный ущерб имуществу. И сколько домов расстроило оно мгновенно! Скольких богатых заставило просить милостыню! Сколько городов, прежде благоустроенных, разорено им до основания! От него буйный мятеж обагрял руки народа кровью властителей, силой оружия доводил города до безлюдства, предавал их в добычу огню и мечу, наказывая за убийства убийствами и за кровопролития кровопролитиями. Посему какой целомудренный человек сделает предметом зрелища не быстроту коней, но состязание чародеев, мятеж, порождающий убийства, язву городов?
Но ты вместо этого увеселяйся науками, с помощью которых, что всего предпочтительнее, образуются нравы. Когда же ум твой, как на поприще, достаточно изведает силы свои в различных произведениях словесности, тогда займи его богодухновенными Писаниями, собирая великое богатство двух Заветов, одного ветхого и другого, всегда нового; ибо Завет, написанный после первого, есть новый и не будет иметь после себя третьего. Охотно посвяти им все свое внимание; из них научишься, как образовать в себе добрые нравы, как чествовать единого истинного Бога, Который есть вечная единица и Троица, Отец с Сыном и с Пресвятым Духом, Троица, раздельная в Лицах, Единица естеством. Посему не сливай Ипостасей численно и, обратно, поклоняясь Богу, не рассекай естества. Одна Троица, один Бог Вседержитель. Такова преутонченная тайна благочестия! И путь истины действительно тесен — это стезя, сжатая и окруженная стремнинами. Кто поскользался с нее в ту или другую сторону, тот падал в глубокие пропасти заблуждения. Так случилось с Савеллием, который приближается к иудееям, и с Арием, который подражает идолослужителям, один сливает Ипостась Лиц, другие злочестиво делят сущность. Но ты неуклонно держись среднего пути; разделяй, сколько нужно, и сочетай, сколько позволительно, потому что Троица со-четавается неслитно, а также и Единица делится нерассекаемо, ибо естество нерассеваемо, а Ипостаси вечно пребывают совершенно неслитными. Будь и ты хранителем сих догматов, и как искренним исполнителем заповедей, так мудрым во всех таинственных созерцаниях, непрестанно преуспевая и никогда не надмеваясь. В таком случае процветет в тебе вящая благодать.
Смотри! Верный Моисей, сей Божий человек, образец добродетельной жизни, обучившийся первоначально всей египетской мудрости, хотя воспитан был в недрах богатства, однако же добровольно предался бегству, стал бедным, и египетскую роскошь променял на рабскую трапезу пастырей в пустыне, славе мучителей предпочитая скорбную жизнь; пока не был признан достойным совершенных видений, пока не узрел величайшую тайну ангела, явившегося в огне горящей купины. А потом удостоенный того, чтобы первому из живших тогда услышать глас Божий, и, приняв власть, избавляет уже от рабского ига стенающий народ и по Божию определению делается начальником всего племени. Но, достигнув и такой высоты, не превозносится, а называет себя худогласным и косноязычным (Исх. 4,10), говорит, что он немощен, чтобы, думая о себе смиренно, быть крепким. Блюди в себе и ты образец такой жизни, образуй себя по подобию Моисея. И сведения свои в эллинской словесности, как судья, который произносит приговор по закону, покори (что и прилично) в служение свободе истинных догматов и премудрому умозрению Писаний. Ибо сама справедливость требует, чтобы духовная мудрость, как высшая и происшедшая от Бога, господствовала над ученостью земною, как над служительницею, которая должна не гордиться напрасно, но обучаться к скромному служению. Ибо земная мудрость да будет рабой мудрости Божественной!
Но, впрочем, особенно тебе надлежит знать и то, что не всякая книга, имеющая достоуважаемое имя Писания, несомненно такова. Ибо есть, точно есть, и лжеименные книги, и из них иные составляют нечто среднее, смежны со словом истины, а другие подложны и крайне сомнительны, как монеты поддельного чекана и состава, которые, хотя имеют на себе царскую надпись, но, по причине подмеси худшего вещества, не соответствуют надписанной цене. Посему наименую тебе каждую из богодухновенных книг и, чтобы раздельнее узнать тебе сие, переименую сперва книги Ветхого Завета.
Пятикнижие заключает в себе Творение, Исход, в середине Левитскую книгу, за нею Числа, потом Второзаконие. К этим книгам присовокупи Иисуса и Судей, потом Руфь, четыре книги Царей, две книги Паралипоменон. За ними следует Ездра Первый и потом Ездра Второй. После этого наименую тебе пять книг стихотворных венчанного за подвиги в разнообразных страданиях Иова, книгу Псалмов — бл агопотребное врачевство для души, три книги Соломоновы: Притчи мудрого, Экклесиаст и Песнь Песней. К этим книгам присовокупи двенадцать Пророков: первого Осию, второго Амоса, потом Михея, Иоиля, Авдия и Иону — образ Его трехдневного страдания, после них Наума, Аввакума, девятого Софонию, потом Аггея, Захарию и двуименного ангела Малахию. После них обрати внимание на четырех Пророков: свободно вещающего, великого Исайю, сострадательного Иеремию, таинственного Иезекииля и последнего Даниила, мудрейшего и словом, и делами. К этим причисляют некоторые Эсфирь.
Теперь уже мне время сказать и о книгах Нового Завета. Принимай четыре только Евангелия: Матфея, потом Марка, к нему присовокупи третьего Луку, Иоанна же считай по времени четвертым, а по высоте догматов первым, ибо справедливо наименую его сыном громовым, он всех громче возгремел о Божием Слове. Принимай и вторую книгу Луки, книгу вселенских деяний Апостолов. После этого присовокупи сосуд избрания, проповедника языков Апостола Павла, который премудро написал Церквам четырнадцать посланий: одно к Римлянам, к которому нужно присовокупить два послания к Коринфянам, одно к Галатам, одно к Ефесеям, после этого одно к живушим в Филиппах, потом одно написанное к Колоссянам, два к Фессалоникийцам и два к Тимофею, еще к Титу и к Филимону, к каждому по одному посланию, и одно к Евреям. Иные послание к Евреям называют подложным, но говорят несправедливо, потому что в нем подлинная благодать. Что же еще остается? Соборных посланий принимать нужно, по словам одних — семь, а по словам других — только три, одно Иаковлево, одно Петрово и одно Иоанново; некоторые же принимают три Иоаннова послания, два Петрова, и сверх того седьмое послание Иудино. Подобным образом Апокалипсис Иоаннов иные причисляют, а многие называют подложным.
Таков да будет нелживейший канон богодухновенных Писаний. Если будешь повиноваться им, то избежишь сетей мира, а суету надежд повергнешь долу и щедрой рукой станешь рассевать нищим скоротечное богатство в ожидании несомненной жатвы, потому что посеваемое здесь вносится в небесную сокровищницу. Последуй же Христу, премудрому Божию Слову. И ты, преблаженный, преисполненный всех утешений, для многих, и старых, и юных, явишься звездой, потому что благочестивая жизнь сияет паче звезд. Лик Пророков, Мучеников, Апостолов, тебя, как собственный член их сонма, окружит и увенчает с победными рукоплесканиями; и ты, стяжав нескончаемую славу, возрадуешься как ликовствующий среди ангелов венценосец.
Будь здоров и помни написанное. Приветствуй от меня тетку свою Олимпиаду — сей одушевленный образ честности, чистоты и подвижничества, сию печать веры.
Если бы ты, Селевк, пожелал знать число посылаемых к тебе ямбов, то да будет тебе известно, что их триста, столько же десятков и три единицы. Ибо желаю, сын, чтобы всегда была для тебя вожделенна Троица.
- ↑ Сие послание приписывается св. Амфилохию, Епископу Иконийскому, и в древних списках имеет напись: от Амфилохия к Селевку. Но помещено здесь на том основании, что Биллий и Левнклай помещают оное в числе сочинений св. Григория Богослова, находя самый слог послания весьма близким к Григорьеву, и опираясь на отметки, найденные ими в древнем списке: και ταΰτα, δοκει μο του θεολόγου τυγχ’νει΄ φρενός ώς παρα Άμφι λοχίου γραφέντα.
