К Немесию (Григорий Богослов)

К Немесию
автор Григорий Богослов († ок. 390 г.), пер. Московская духовная академия
Оригинал: древнегреческий. — Перевод созд.: IV век. Русский перевод: 1843—1848 гг.

215 Немесий, око правосудия и красноречия, ты, который прежде был славен у царя тем, что умел давать великую силу древним и авзонским законам, при алтарях правосудия обличая неправое дело собственными словами противника, а напоследок воссияваешь на высоком месте правителя у боголюбезных каппадокиян, показывая им начатки своего правоведения! Другие стали бы превозносить твою славу в стихах и громозвучных песнопениях, изливая из уст то пламенное красноречие, которое тебе свойственно, в котором ты всех далеко оставил за собой, потому что, если бы кто захотел подробно описывать твои доблести, они, как ток великой реки, разделившейся на многие ветви, составили бы достаточный предмет для многих речей; другие же, изобразив резцом или отлив в горниле из меди твой лик, о муж, обильный словом, поставили бы на градских стогнах безмолвного Немесия, чтобы прославить тем свои города, потому что городам доставляет славу и самый образ доброго правителя, видимый потомками. А меня великий Бог соделал ведущим небесное и земное; у меня ум, при озарении великого Духа исследуя самые глубины, парит выше всего; и потому буду говорить, что только прилично сказать священнодействующему, громозвучному вестнику истины, ученику тех, которые не на твердость доводов полагались, не силой богатства надмевались, но, не будучи дотоле славными, уловили мир в вожделенные Божии мрежи, чтобы всякий сознался, что через них действовала сила Бога-Слова. Но и ты удостой вниманием мою песнь; ты долгое время услаждал слух приятными, но суетными песнопениями, в которых, как у любодейных женщин, привлекательность поддельна; теперь преклони ненадолго слух свой к моим словам, в которых неувядающую и неизменяемую красоту 216 составляет мысль, ясным светом озаряющая чистые очи. Ибо если бы Христос свыше уязвил и пронзил наскозь сердце твое Своей животворящей стрелой, то, рассмотрев внимательно ту и другую любовь, узнал бы ты, сколь приятно поражает жало стрелы Царевой.

Седая моя голова и согбенные члены склонились уже к вечеру болезненной жизни. Много скорбей встречало мое сердце, а между ними много и кратковременных наслаждений; но я не видал еще славы, которая была бы выше и прочнее славы приближаться к Божеству пренебесного Бога. Одна слава была для меня приятна — приобрести познания, какие собрали Восток, и Запад, и краса Эллады — Афины; над сим трудился я много и долгое время. Но все сии познания, повергнув долу, положил я к стопам Христовым; они уступили Слову великого Бога, Которое столько же затмевает Собой всякое извитие и многообразное слово ума человеческого, сколько высокошественное солнце затмевает собой прочие звезды. Посему уважь мои слова, это и для тебя будет лучше.

Человеку, который есть Божие создание, прекрасный и нетленный образ небесного Слова, который духовен, способен к духовному ведению и превыспрен, — человеку, говорю, не позволительно и не свойственно вопреки справедливости преклоняться перед суетными идолами, перед ничтожными, составленными из тленного вещества изображениями рыб, земных животных и воздушных птиц, — перед сими произведениями человеческой руки, погибающими от ржавчины и моли, — произведениями из веществ, которых одна часть чествуется, а другая брошена с презрением. Он не должен поклоняться небесным телам, которые при всей великой своей красоте не боги, но произведения Бога Творца; не должен поклоняться ни луне, ни солнцу, ни звездам — сим украшениям неба, 217 ни самому небу — этому необъятному круговращающемуся телу, украшенному многими внутренними красотами, этому безмолвно вещающему и вместе велегласному проповеднику того искусства, которое водрузило и гармонически связало сию вселенную, чтобы человек в видимом постигал невидимое. Ибо кто видит великолепный дом, тот представляет себе и соорудившего дом; и корабль есть не говорящий провозвестник о строителе корабля.

А ты, делатель богов, отец новых небожителей, ты с ненавистными чествованиями преклоняешь уже колена и перед бессильными демонами, называя их злыми и добрыми, тогда как все они злы, неприязненны доброй твари, завистливы, бесолюбивы, свирепы, услаждаются плотями и туками жертв, погрязли в нечистотах. Их после долговременного владычества на земле изгнал Своей честной кровью Христос — Слово великого Бога, когда в человеческом образе явился неодолимый Бог. Он прекратил преступные кровопролития и показал нам умную жертву, дотоле сокровенную и явленную немногим. И не дивись сему! Часто и я, Христово достояние, едва произносил досточтимое Имя, как демон с шумом убегал далеко прочь, скорбя и исповедуя могущество Царствующего в горних. То же самое происходило, когда описывал я в воздухе по-видимому исчезающее знамение великого креста. И такое изображение делалось победным памятником, как древле руки великославного Моисея.

Желал бы я взойти на верх высокой башни и возгреметь вслух всем жителям земли: «Смертные человеки! Строители того, что не существует! Долго ли вам обольщаться и обольщать ложными, наяву видимыми грезами и без цели блуждать по земле? Суемудрые служители идолов! Покровителями своих страстей умыслили вы поставить непотребных богов, лжецов, человекоубийц, 218 строптивых, клятвопреступников, хищников, андрогинов, прелюбодеев, мужеложников. Смотри, во сколько видов превращался самый первый из них, чтобы удовлетворить своему распутству. Он бывал волом, лебедем, золотом, змеей, мужем, медведем; принимал на себя всякий вид, какого требовал немощный ребенок — нетерпеливый Эрот, как уверяют сами творцы этих бессильных богов. Но не довольно сего; вы и собственные страсти свои чествуете жертвами, и для каждого порока есть у вас особый заступник, чтобы всякий грех не только оставался ненаказанным, но даже почитался добрым делом, потому что оказавший ему почесть угождает тем Богу. Рассмотри и другое полчище пресловутых помощников — этих ифифалов рогатых, не имеющих шеи, до половины тела змей, зверообразных, совмещающих в себе члены различных зверей, достойных смеха чудищ!» О, если бы они увидели у себя таких детей, каких чтут богов! О, если бы сделались они такими же помощниками для своих друзей или сами встретили таких же помощников, когда угрожает им враг, каких помощников своим порокам имеют в сих богах! Но для чего тебе описывать сие подробно и из священных уст источать такие мерзости? Одно важнее всего; но это, как гвоздем, скрепляется словом.

Мы при помощи высоких книг и божественных пророков, а напоследок богодухновенных учеников Ходатая Христа, у которых ум исписан светозарным Духом и которые чистым сердцем видели великого Бога (а это единственный способ постигать невидимое Божество), — мы стали сведущи в небесном, просвещены Самим Богом и восходим выше и выше, сколько нам, однодневным тварям, возможно восходить здесь к Богу; ибо глаз и при самом остром зрении не легко проникает сквозь облака. 219 Но большее ведение предоставлено нам впоследствии; ибо тем и награждается желание, что достигает желаемой цели. И которые из вас столько же стали внимательны к нашему учению, сколько прежде были к вашим басням и гибельным чествованиям, те трикратно и четырекратно блаженные смертные, потому что не единомышленны на злое, но подвергли его законному наказанию; и тех, кого вы чествуете алтарями, благозвучными народными гимнами, пресловутыми гекатомбами, нередко предавали они в снедь долговечным воронам.

Если же вашим богословам (потому что и у вас есть, точно есть, истолкователи священных песней) угодно утверждать, что хотя все это — пустая песнь, по законам приятного сладкогласия мерным словом изложенная, игривая басня, однако же и в этом под роскошной видимостью скрывается более важная мысль, усматриваемая разумными и имеющая две стороны, как и двуликий Ерм, который одним лицом смотрит вперед, а другим назад, то заметь, что и против сего есть у меня неотразимый, как думаю, довод. И в наших писаниях двоякий есть смысл, один внутренний — досточтимого Духа, а другой внешний; оба же Божественного начертания. И один внятен немногим, а другой — многим на тот, думаю, конец, чтобы преимущество имели мудрые или чтобы с трудом приобретаемое тверже соблюдалось; ибо что скоро приобретается, то непрочно. Впрочем, в наших Писаниях тело и само светло, и облекает собой боговидную душу; это двойная одежда — багряница, просвечивающая нежной сребровидностью. Но у нас ничего нет срамного, что закрывало бы собой Бога. Стыжусь в помощь Божеству употреблять басню. Кто велит тебе, спеша в Итаку, плыть мимо утесов Сциллы или мимо грозной и гибельной Харибды, где до окончания плавания можешь погибнуть? Кто заставляет 220 тебя, идя к источнику чистого Божества, останавливаться среди тины, где, пока вязнешь в тине, утечет от тебя чистая струя?

Обрати внимание и на это мудрое слово. Большая часть людей худы и без путеуказателя склонны к пороку; немногие же идут к совершенству. Остановить поток для меня трудно, а дать ему течь по скату — весьма легко. Если же сделаешь богов покровителями разврата, то, прежде нежели разумным словом своим рассеешь мрак непроницаемой басни, погубишь ты чтителя басен, стремящегося к свету. Но к чему мне другие доказательства? Хотя ты и столько умен, что в состоянии оспорить другого, однако же уверишься, если можешь, от моего довода. Ежели басни в вашем учении составляют сущность, то бросьте их наземь. Что за приятность жертвовать своим достоянием в честь невероятного срама и бесчестить Бога — родителя и путеводителя жизни? А ежели басня не составляет сущности, и любящий баснословить, подобно старухам, которые забавляются за любимыми чашами в бессонные ночи, сам себе на глаза налагает покрывало, то да падет это во глубину моря, как и погибло уже многое из таких бредней. Ибо Христос содержит все до самых пределов мира, совокупив воедино Своими дланями, которые некогда распростер Он на преславном кресте.

Если же кажется тебе неприличным, что пришел ко мне Бог через непорочную Матерь по новым законам девического и безмужнего рождения, избавляя от страданий меня, низложенного грехом, что Он умер, приложился к мертвецам, а потом восстал, то, любитель приличий, воздающий чествование чистым богам, рожденным от чистых богов, если не слыхал ты прежде, по крайней мере ныне выслушай от меня слово, какое вдохнул мне Христос, мой Бог, непреложный в слове.

221 Многие держатся и такого учения, что из лона девического прозяб Божий человек, Которого Дух соорудил храмом великого Бога, воздвигая чистый храм, потому что Матерь есть храм Христов, а Христос есть храм Слова. Ибо после того, как губительный змий подверг наше естество горькому преступлению, положено было рождением Божественного человека уврачевать грех и низложить ужасную державу пребеззаконного змия. Для сего сей Божий человек прошел сквозь утробу и почтил одну половину нашего рождения, а другой не коснулся, так как родила неискусомужная Дева. Но когда Дух создал и обожил Его в утробе, по исполнении же времени извел на свет, тогда приял на Себя грубую плоть и наполнил храм чистым Божеством Царь-Слово. Но тот и другой, и Божий человек и Царь-Слово, стали для меня единым Богом. Ибо смертное не уступило своего места наполнившему оное Бессмертному. Умер же Он по собственной воле, ненадолго сложив в могилу Свое членосоставное тело, чтобы, восстав по возвращении из мертвых, воскресить умерших и привлечь их к Себе, как магнит камень привлекает твердое железо. Ибо всецелого меня, со всеми человеческими свойствами, воспринял на Себя Христос, приняв плоть, рождение, мой образ, поругание, гроб, славу, воскресение.

Так говорю, чтобы остановить неудержимое стремление вашего слова, когда вы, покрытые срамом, вынуждаете меня на страшную прю и перед собой не видите пучины грязи, а у меня замечаете капли. Но если желаешь знать истинное учение, приклони слух свой. Знаю, что сказанное мной будет неприятно для многих, потому что многие не имеют здравого разума, но, увлекшись суетными мнениями, вознерадели об истине; однако же скажу, не скрывая, несомненное учение, хотя паче всего желаю сребровидной жизни.

222 Кроме гнусного порока, нет ничего неблагоприличного; единственное же совершенство — добродетель. Все прочее занимает середину между добром и злом и зависит от нашего произволения: оно благопотребно для добрых и, наоборот, весьма неблагоприлично для злых. Сюда же отношу я и тайну моей вещественности — то, что с моими членами соединен бессмертный образ. Не пo ненависти Бог создал человека, который есть свидетель Его Божества, дольний царь и слава горнего Царя. Не пo любви также Божией дано человеку бедственное рождение. Или прекрати слово, но откажись, что имеешь понятие о Божестве. Ты говоришь: если Христос произошел на свет не через чистую утробу, то нечист, потому что для нечистого невместимо чистое. Но положи, ежели тебе угодно, что рождение есть нечто нечистое. Однако же всякому здравомыслящему известно следующее. К кому ни коснется солнечный луч, всякому приносит он свет; к чему ни примешается приятность благоухающегося мира, все то немедленно начинает благоухать. Но ни к солнцу, ни к миру не прикасаются никакие скверны. Так Бог, пришедший через чистую Матерь, не только Сам не осквернился в утробе, но и Ее очистил. Так и умерши, сокрушил Он державу смерти, и не только Сам ничего не потерпел от смерти, но и ее истребил. Таково мое учение; а твой неукротимый язык, если прежде был неукротим, теперь да укротится!

Теперь вещает мой Христос; но и ты возбуди язык свой к благоговейному вещанию.

«Настала весна, а зима прошла, и наступило ясное благоведрие. Приступите же и насытьтесь от Меня безмерным светом. Долго ли быть вам связанными в темных пещерах? Наступило уже время, о котором издавна дал вам обетование светлый Дух. Приступите, вкусите жизни, но примите и новое очищение!»

223 Умолкните, стихотворцы! Перестаньте и вы, неистовые демоны, воодушевлять к самым беззаконным песнопениям! Пусть Орфей водит за собой зверей! Пусть аскреянин Исиод поет своему Персею! Пусть славный Гомер воспевает Трою и бедствия! Пусть Мусей и Лин, прославившиеся песнопениями в глубокой древности, у богов поучаются мерам стиха! А троякодоблественный Ермий и против воли да спомоществует моей песни, и Сивилла в стихах своих да чествует крест! Разимые стрелами великого Божества, хотя и ближе других (не отрицаю сего) подошли они к истине, однако же не по Божию вдохновению, но потому что заглядывали в наши книги, а сами частью вовсе пребывали лишенными света, частью же ненадолго усматривали мелькнувшую молнию и тотчас погружались снова во мрак.

Посему уступите мне и наконец образумьтесь. Пусть Фив прорицает смерть небывалых богов! Само-Отец, не зачат, безматерен Тот, Кто сокрушил во мне злую силу, воспев последнее (Мф. 26:30). А кастальский источник, и Дафна, и прорицалища дуба да низринутся во прах, не имея цены даже и для глупцов! Да падет египетский демон, пустословящий бог, Аммон; да падут также Вранхиды и надменный Эпидаврянин; да исчезнут и скрытые, и видимые очами обряды, и мерзости знаменитой у древних элевзинской ночи, и приводящий в бешенство, раздирающий звук фригийских свирелей, и диктейские корибанты, в полном вооружении предающиеся неистовству, и вакханты, ходящие по горам вокруг Семелина сына, и злые призраки ночной Гекаты; да исчезнут жестокости во храме Митры, неслыханные дотоле оргии, завывания галлейской Кибелы, все мерзости распутства, какие производятся в честь оплодотворяющего Нила, жалобные мычания Изиды и Озириса, сухой пень Серапис — со зловредной о нем 224 басней, откормленный бык Апис и безумный Мемфис, и ты, жалкая Лакена, изведывающая крепость юношей, которые, окружая твой жертвенник, секут друг друга бичами, и готский Замолксис, бросающий стрелы в толпу; страшные для чужеземцев жертвоприношения у тавров; бог прекрасного Просимна, обнимающий деревянного Фала; сладострастное торжество и торг в честь Киприды; Линд, сопровождающий свои священнодействия ругательствами! Все приведено в бездействие кровью великославного Христа, Который вместе (что составляет величайшее из чудес) и перворожден, и новорожден.

О тебе, Эмпедокл, жерло огнедышащей Этны засвидетельствовало, что ты надмевался напрасно и был смертен; выбросив медные туфли легкомысленного бога, оно опозорило тебя перед всеми смертными, когда желал ты прославиться своим несчастным скачком! Перестаньте баснословить, Геракл, Эмпедотим, Трофоний, и ты, невероятная гордыня тщеславного Аристея; вы смертны, а не блаженны, — это видно из ваших страданий; и только тем, что ненадолго сокрывались от взора людей, также давностью обмана, при помощи своих басен восхитили вы не принадлежащую вам славу! Но Христос не малочисленными прославлен устами: Его слава с течением времени не истребилась, как дым, мгновенно рассеваемый в воздушных пустотах; потому что немедленно падать — это закон для славы бренной. Но Христос всегда и у всех славен; слава Его с продолжением лет будет возрастать непрестанно более и более; а некогда (в чем я уверен) на целую землю наложит она свои узы, ибо так предречено, и предсказанное идет уже к своему исполнению. Впрочем, сие предоставим воле великого Бога! А я изрекаю то, чему научил меня Христос, Свет мой, показывая все основания нашего учения: Божество, Божию тварь и кормило всего, которым 225 Слово великого Бога непрестанно приводит в движение мир; и изрекаю сие кратко, в немногие стихи (таков у меня обычай) заключив обширное слово; все же прочее отсылаю за Гадес.

А ты, превосходнейший из друзей, Немесий, прими сей дар моей дружбы, дар приятнейший других даров, заимствованный из моих только стяжаний и у меня единственный! Это не песнь сладкопевного лебедя, оплакивающего смерть свою, когда ветер приражается к его старческим крылам; это не жалобное пение соловья, когда зима налагает узы на всех, а вместе и на поющих птиц, но сладкопение Христоносных уст, настраиваемое Самим Богом. Прими теперь от меня сей дар за все благодеяния, какими почтил ты мою седину, мою дружбу, мою болезнь и мое крылатое слово — эту и твою славу, почтил (что всего удивительнее и дороже) еще прежде, нежели видел меня своими очами. Ибо у людей уважение свидетельствуется только в глаза.

Если последуешь сим советам и дашь ветрилам моим свободное плавание, то трикратно блажен ты, что имеешь такое руководство и такую цель. А ежели не покоришься им, и завистник, который не хочет, чтобы хотя один человек был; благоуспешен во всем, так сильно обаял тебя своим лукавым оком; то и тогда да сопровождает тебя сей добрый памятник Григориев. Может быть, впоследствии одобришь мое слово и из малой искры возгнетешь в себе высокий пламень. И тогда кто-нибудь скажет: «Вот великодушный Немесий, который у каппадокиян держал верные весы правосудия! Он пошел от нас не с обманчивым серебром и золотом, не с благородными крылатыми конями, имеющими отличную славу, потому что он неуязвим был богатством; но вместо всего приобрел великую и светлую жемчужину — Христа». А сим богатством (похвалюсь этим) 226 мои соотечественники каппадокияне превосходят всех. О, если бы ты, как теперь написан в моих книгах, так вместе с нашими стал написан и в книге небесной!


Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.