Служитель муз и древнего Омера,
Судья и друг поэтов молодых!
К твоим словам в отважном сердце их
Есть тайная, особенная вера.
Она к тебе зовет меня, поэт!
О Гнедич, дай спасительный совет:
Как жить тому, кто любит Аполлона?
Завиден мне счастливый жребий твой:
С какою ты спокойною душой 10 На высоте опасной Геликона!
Прекрасного поклонник сам и жрец,
Пред божеством своим в мольбе смиренной
Забыл ты свет и суд его пременный,
Ты пренебрег минутный в нём венец,
И отдал труд и жизнь свою потомству.
А я, слепец, всё ощупью брожу
И, рабствуя, страстям моим служу:
То, похвалой плененный, вероломству
Младенчески, как дружбе, отдаюсь, 20 И милые делю с ним сердца тайны;
То, получив в труде успех случайный,
С отважностью за славою стремлюсь,
И падаю, другой Икар, в пучину;
То, изменив бессмертия мечте,
Ищу любви в бездушной красоте,
И в Грации записываю Фрину.
Зачем скрывать? В поэзии моей
Останется лишь повесть заблуждений,
Постыдная уму игра страстей, 30 А не огонь небесных вдохновений.
Бессилен я владеть своей душой
И с Музою согласно жить одной:
Мне нравится то гул трубы военной,
То нежный звук свирели пастухов,
То То лиры звук, в тиши уединенной,
Ласкающий стыдливую любовь.
Решусь с утра Омерова Ахилла
Весь день следить в живых твоих стихах;
Но вруг Омер забыт: в моих мечтах 40 Герой Руслан и резвая Людмила.
Так поутру на пурпурный восток,
Где царь светил является прекрасный,
Порой дитя глядит с улыбкой ясной.
От золота лучей горит поток,
Окрестный лес и дальних гор вершины;
В его глазах чудесные картины:
Но долго ли займет его сей вид?
Невольник чувств, уж он давно бежит
За мотыльком, над ближними цветами 50 Мелькающим блестящими крылами.
И Музы мстят неверностью мне
За резвые мои в любви измены.
Как часто глас невидимой Сирены
Мне слышится в безмолвной тишине!
Склоняю слух к пленительному звуку,
И в радости накладываю руку,
Чтоб голос струн с ее мне пеньем слить:
Коварная мгновенно умолкает;
Восторга звук на лире умирает, 60 И я готов бездушную разбить.
О, сладкое, святое вдохновенье,
Огонь души и сердца упоенье!
Я чувствовал, я помню этот жар,
Как Муза мне с улыбкой мысль внушала:
Передо мной теперь одни начала,
Погибнувший небесной девы дар.
Поверишь ли: я часто в грусти тайной
Завидую тому, кто, чуждый Муз,
С беспечностью одной хранит союз, 70 И век не знал беседы их случайной.
Когда младой художник посетит
Развалины разрушенного града,
Он плачет там: он горестного взгляда
В страдании души не отвратит
От славных сих разбросанных обломков,
Где в каждой он возвышенной черте
Находит дань небесной красоте,
Или урок, священный для потомков:
Так я в немом унынии сижу 80 Над мыслью, счастливо мне внушенной
И в пламенном стихе изображенной;
Прикованный, я на нее гляжу,
Как на кусок разбитого кумира:
Отброшена безжизненная лира;
Не уловить исчезнувшей мечты,
И не видать мне полной красоты!
Доступный друг веселью и страданью!
Я всё свое принес к тебе на суд,
Всё, что сулил мне благотворный труд, 90 Что я вверял немому упованью;
Я разделил все радости с тобой
И муки все в моей суровой доле:
Скажи, еще ль бороться мне с судьбой,
Иль позабыть обманов сладких поле?
Быть может, я вступил средь детских лет
На поприще поэзии ошибкой:
Как друг, скажи мне с тихою улыбкой:
«Сними себя венок, ты не поэт!»
Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.
Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.
