О Воейков! Видно, нам Помышлять об исправленье!
Если должно верить снам, Скоро Пинда-преставленье,
Скоро должно наступить! Скоро, за летящим громом,
Аполлон придет судить По стихам, а не по томам!
Нам известно с древних лет, 10 Сны, чудовищей явленья
Грозно-пламенных комет Предвещали измененья
В муравейнике земном! И всегда бывали правы
Сны в пророчестве своем. В мире Феба те ж уставы!
Тьма страшилищ меж стихов, Тьма чудес... дрожу от страху!
Зрел обверткой пирогов 20 Я недавно Андромаху.
Зрел, как некий Асмодей Мазал, вид приняв лакея,
Грозной кистию своей На заклейку окон Грея.
Зрел недавно, как Пиндар, В воду огнь свой обративши,
Затушил в Москве пожар, Всю дожечь ее грозивший.
Зрел, как Сафу бил голик, 30 Как Расин кряхтел под тестом,
Зрел окутанный парик И Электрой и Орестом.
Зрел в ночи, как в высоте Кто-то, грозный и унылый,
Избоченясь, на коте Ехал рысью; в шуйце вилы,
А в деснице грозный Ик; По-славянски кот мяукал,
А внимающий старик 40 В такт с усмешкой Иком тукал.
Сей скакун по небесам Прокатился метеором;
Вдруг отверзтый вижу храм, И к нему идут собором
Феб и музы... Что ж? О страх! Феб — в ужасных рукавицах,
В русской шапке и котах; Кички на его сестрицах!
Старика ввели во храм, 50 При печальных Смехов ликах
В стихарях Амуры там И хариты в черевиках!
На престоле золотом Старина сидит богиня;
Одесную Вкус с бельмом, Простофиля и разиня.
И как будто близ жены, Поручив кота Эроту,
Сел старик близ Старины, 60 Силясь скрыть свою перхоту.
И в гудок для пришлеца Феб ударил с важным тоном,
И пустилась голубца Мельпомена с Купидоном.
Важно бил каданс старик И подмигивал старушке;
И его державный Ик Перед ним лежал в кадушке.
Тут к престолу подошли 70 Стихотворцы для присяги;
Те под мышками несли Расписные с квасом фляги;
Тот тащил кису морщин, Тот прабабушкину мушку,
Тот старинных слов кувшин, Тот кавык и юсов кружку,
Тот перину из бород, Древле бритых в Петрограде;
Тот славянский перевод 80 Басен Дмитрева в окладе.
Все, воззрев на Старину, Персты вверх и, ставши рядом:
„Брань и смерть Карамзину! — Грянули, сверкая взглядом. —
Зубы грешнику порвем, Осрамим хребет строптивый!
Зад во утро избием, Нам обиды сотворивый!“
Вздрогнул я. Призрак исчез... 90 Что ж все это предвещает?
Ах, мой друг, то глас небес! Полно медлить... наступает
Аполлонов страшный суд, Дни последние Парнаса!
Нас богини мщенья ждут! Полно мучить нам Пегаса!
Не покаяться ли нам В прегрешеньях потаенных?
Если верить старикам, 100 Муки Фебом осужденных
Неописанные, друг! Поспешим же покаяньем,
Чтоб и нам за рифмы — крюк Не был в аде воздаяньем.
Мук там бездна!.. Вот Хлыстов Меж огромными ушами,
Как Тантал среди плодов, С непрочтенными стихами.
Хочет их читать ушам, 110 Но лишь губы шевельнутся,
Чтобы дать простор стихам, — Уши разом все свернутся!
Вот, на плечи стих взгрузив, На гору его волочит
Пустопузов, как Сизиф; Бьется, силится, хлопочет,
На верху горы вдовец — Здравый смысл — торчит маяком;
Вот уж близко! вот конец! 120 Вот дополз — и книзу раком!..
Вот Груздочкин-траголюб Убирает лоб в морщины
И хитоном свой тулуп В угожденье Прозерпины
Величает невпопад; Но хвастливость не у места:
Всех смешит его наряд, Даже фурий и Ореста!
Полон треску и огня 130 И на смысл весьма убогий,
Вот на чахлого коня Лезет Шлих коротконогий.
Лишь уселся, конь распух. Ножки врозь — нет сил держаться;
Конь галопом; рыцарь — бух! Снова лезет, чтоб сорваться!..
Ах! покаемся, мой друг! Исповедь — пол-исправленья!
Мы достойны этих мук! 140 Я за ведьм, за привиденья,
За чертей, за мертвецов; Ты ж за то, что в переводе
Очутился из Садов Под капустой в огороде!..
