Кровавая шутка (Шолом-Алейхем)/Часть первая. Глава 2. Сделка состоялась

Кровавая шутка — Часть первая. Глава 2. Сделка состоялась
автор Шолом-Алейхем (1859—1916)

Дата создания: 1912-1913. Источник: http://www.web-lit.net/writer/76/book/49971/aleyhem_sholom/krovavaya_shutka

Глава 2. Сделка состоялась

— Товарищи, — начал Гриша, — к вам обращается не Гриша Попов, а другой ваш товарищ — Гершка Рабинович. Не подумайте, что я сошёл с ума или пьян. Могу вас уверить, что я в здравом уме и твёрдой памяти и никогда ещё не был так трезв, как в настоящую минуту. Дело, о котором я хочу говорить, просто. Наш товарищ, который носил имя Гершка Рабинович, а теперь зовётся Гришей Поповым (вы сейчас узнаете, как это произошло), принадлежал к нации, которую не любят и преследуют почти на всём земном шаре. Мы не знаем, откуда и почему возникла эта дикая ненависть; да и незачем нам сейчас углубляться в исследование вопроса, кто больше виноват: преследуемые или преследователи, угнетаемые или угнетатели. Возможно, что обе стороны правы по-своему и обе виноваты. Мы только знаем, что сильнейший находит в слабейшем все пороки, а слабейший уверяет, что он не хуже других, а может быть, и лучше… Это не так легко решить, да я и не знаю, кому дано право судить целый народ. Я думаю, что обе стороны не соблюдают меры. Я убеждён, что мы, христиане, далеко не так ненавидим евреев, как это им кажется. Я даже думаю, что евреи вовсе не так уж страдают в нашей стране, как они пытаются представить… Спору нет, нерадостно быть объектом ненависти всего мира. Но в этом, если хотите, есть и своя доля прелести и своеобразной гордости: лучше числиться в рядах преследуемых, чем преследователей. Во всяком случае, не так страшен чёрт, как его малюют. Эту свою мысль я высказал товарищу Гершке… виноват… товарищу Грише. Он на это возразил, что мне, мол, легко говорить, потому что я не еврей.

Если бы я, сказал он, побыл в его шкуре хотя бы один год, я понял бы, что это значит… Его слова поколебали мою уверенность. Возможно, что он прав! Действительно, для того чтобы осуждать или оправдывать, надо побывать в положении обвиняемого. И я предложил Гершке обменяться с ним аттестатами, именами и паспортами сроком на один год. Иначе говоря, с этого момента я уже не Григорий Иванович Попов, а Герш Мовшевич Рабинович; он — не Рабинович, а Григорий Иванович Попов. Он уезжает с моими документами в университет, а я — с его бумагами. Правда, он утверждает, что с ними не так-то просто попасть в университет, но мне кажется, что это — вздор! С золотой медалью в руках… Плевать!

— Браво! — грохнула компания, неистово апплодируя.

Гриша остановил их.

— Товарищи, — продолжал он, — я доверил вам серьёзную тайну и требую от вас двух вещей: во-первых, вы должны поздравить нас с переменой ролей, а во-вторых — погодите, я ещё не кончил! — а во-вторых, дать мне слово, клятву, что всё сказанное здесь мною навсегда останется тайной. Кроме присутствующих здесь, ни одна живая душа ни теперь, ни даже по прошествии условленного года ничего не должна знать обо всей этой истории. Тайна должна вместе с нами в уйти в могилу!

— Клянёмся! Клянёмся! — воскликнули товарищи.

— Я заклинаю вас всем, что для вас свято, что тот, кто разболтает наш секрет, — клятвопреступник! А теперь я предлагаю наполнить бокалы и провозгласить здравицу тому, что раньше был Гершкой Рабиновичем, а с этого момента стал Григорием Ивановичем Поповым! Пожелаем ему счастья! Да здравствует Григорий Иванович Попов! Ур-ра-а!..

Энтузиазм, охвативший молодёжь, совершенно не поддаётся описанию. О том, что все обязались хранить свято и нерушимо данную клятву, и говорить не приходится. А о том, что все присоединились к заключительным словам тоста, лучше всего свидетельствовали осушенные до дна бокалы. Превращение Гриши в Гершку до такой степени восхитило компанию, что оба героя тут же обменялись не только документами, но — по настоянию товарищей — и платьем. Новая буря восторга, по поводу переодевания, вылилась в весёлую, дикую пляску. Когда общее возбуждение несколько улеглось, встал новоявленный Григорий Иванович Попов и обратился к товарищам:

— Наш общий друг Гриша Попов, или, как он теперь называется, Гершка Рабинович, затеял шутку, которая неожиданно окончилась довольно серьезно. Совершенно невозможно предугадать, чем эта шутка окончится. О том, кто в данном случае сделал лучший «гешефт»^[1] (как видите, во мне ещё сильно сказывается бывший Рабинович: «гешефт»), знаю я и те из вас, у кого котелок ещё варит…

Если вы этого не понимаете, я не виноват. Об одном только я хочу просить вас, дорогие друзья: так как наш Гриша, то бишь Гершка, заключил со мной условие на целый год и так как неизвестно, что с каждым из нас может случиться, — я хотел бы внести в наш договор один пункт: если кому-нибудь из нас придётся уж черезчур круто…

— Никаких новых пунктов! — вскочил с места бывший Гриша Попов. — Никаких условий! Сделано — и баста!

— Баста! — подкрепила компания.

— Быть посему! — крикнул новокрещёный Гершка Рабинович.

— Быть посему! — поддержал хор.

Бывший Рабинович подошёл к своему товарищу:

— Ну, смотри, Герш Мовшевич Рабинович, не каяться!

— Каяться? — сказал с презрительной улыбкой бывший Попов. — Поповы, то есть Рабиновичи, ещё никогда не каялись! Я — сын народа, который, чёрт возьми, прошёл огонь и воду и медные трубы! Мои прадеды, которых угнетали египетские фараоны, воздвигли вечные пирамиды и прославленные историей города Содом и Гоморру — пардон! — Фивы и Размез — и достаточно натерпелись, пока выбрались в землю Ханаанскую!.. А когда они осели в Ханаане, явился Валтасар… тьфу! Навуходоносор, разрушил наш храм, заковал в цепи наших братьев и сестёр и увёл нас в варварский Вавилон. Оттуда (я делаю порядочный скачок и пропускаю Амана, Агасфера и Ко, так как уже светает!) нас загнали в католическую Испанию, где нас ждала «священная инквизиция»… Вспомните, товарищи, чего натерпелись мои предки от инквизиции!.. Аутодафе, эшафоты, резня, четвертование!..

— Браво, Гершка, браво! — ревела аудитория и подлинный Рабинович вместе со всеми. — Артист! Истинный артист! До такой степени войти в роль! Говорить с таким подъёмом, с огнём в глазах и без единой усмешки о таких, в сущности, чуждых вещах может, конечно, только артист. И кто бы теперь поверил, что это не Гершка Рабинович, а Григорий Попов? Нет, вы только взгляните на это семитическое лицо, на эти чисто еврейские глаза!.. Даже нос как будто ещё больше выгорбился! Браво, Гершка, браво! Бис! Бис!

---

Уже совсем рассвело, когда молодёжь покинула ресторан и разошлась по домам. Гриша с Гершкой уселись на одного извозчика: им предстояло ещё обстоятельно поговорить, передать друг другу целый ряд подробностей из своего прошлого, сговориться о многом, прежде чем разойтись в разные стороны и войти в новую роль уже по-настоящему.

Многообещающая шутка стала реальностью.

Примечания

1. Бизнес.