Кавелин К. Д. Государство и община
М.: Институт русской цивилизации, 2013.
Краткий взгляд на русскую историю.
Чтение в профессорском клубе в Бонне (1863—1864)
править
Колыбель ее — западно-русские племена — малороссийское и белорусское. На юге — Киев, Галиция, Козачина [1]; на севере — Полоцк, Смоленск, Псков и в особенности Новгород. Эти племена не могли образовать государства и попадали под власть и влияние Литвы, Польши, Московии. В них вырабатывался рано или поздно аристократический элемент, которым тяготились массы, и недоставало сильной центральной власти.
Русское государство основано великорусским племенем (теперь оно составляет от 35 до 40 млн чел.). Возникает лишь в XII в. выселками из белорусского и малороссийского племени в страны на восток, заселенные финскими племенами [2]. Новгородцы колонизировали север — Двинскую область, Вологду, Вятку, Пермь, с юга потянулись колонии на Рязань, Владимир, Москву. Новгородские поселения были главным образом торговые, княжеские, судя по последующему времени, по преимуществу — военные, при участии, однако, Церкви и свободного движения русского племени. Заселение азиатской и европейской России русским племенем продолжается беспрерывно и до сих пор и составляет один из главнейших, господствующих интересов внутренней истории.
Как образовалось великорусское племя, отличное от малороссийского и белорусского, сказать трудно. Может быть, отличия зависят от других географических условий (евреи в Сибири) [3]; но более чем вероятно, что финский элемент примешан в этом племени к русско-славянскому, что доказывается: 1) тем, что прежде тут жили финские племена; 2) местными названиями и финскими словами в великорусском диалекте; 3) особенно постепенным обрусением финских племен; это совершается теперь, на наших глазах, и не могло не быть прежде, сыздавна.
В древнейшие времена заметно яркое различие великорусского племени от западно-русских. Последние смотрели на первое свысока, с презрением. В нем нет почти индивидуального начала, нет поэтического характера, личной храбрости, удальства, рыцарства; действует массами, не пускается на рискованное дело, выжидает, страшно выдержанно. Князья на этой почве перерождаются: из переселяющихся из области в область, из воюющих становятся оседлыми и уже в XII в. мечтают о единодержавии. Андрей Боголюбский и Всеволод напоминают последующих московских царей.
Нашествие татар остановило на 200 лет развитие великорусского племени; но, наконец, и с татарами оно справилось. Московские князья начали понемногу дело освобождения. Умели подольститься к ханам (Иван Данилович) [4], прикинуться их вернейшими слугами и так искусно вели дела, что ханы им поверили, предоставили старшинство над всеми прочими и сделали их главными сборщиками податей. Князья Московские умели с необыкновенным искусством воспользоваться этим положением: ордынские подати употребляли на подкупы в Орде и на покупку себе владений; клеветали на своих соперников ханам как на мятежников, выпрашивали себе для их усмирения татарскую помощь и стали мало-помалу всесильны в России. Окрепнув, они сняли маску, заговорили другим языком с Ордой и к концу XV в. окончательно сбросили иго Орды.
Итак, государство образовано великорусским элементом — единственным между славянскими племенами, сумевшим основать прочное государство.
Исторический тип, который лег в основание этого нового государственного тела, есть тип des Guts- und Hausherrn[1]. В этой чистоте и последовательности он нигде и никогда не приведен в истории. К нему, правда, примешались смутные воспоминания западно-русского развития, татарского господства, византийские элементы, польско-аристократические черты, но все эти элементы играли очень второстепенную роль и остались на поверхности. Корень и сущность исторического типа государства — des Guts und Hausherrn. Он развивался неудержимо и совершенно выработался в мельчайших подробностях в XVII в.
Главные черты этого типа перечислены далее.
1. Дружина свободная обратилась в двор и дворню. Слуга — высший титул и награда. Название «холоп» (Knecht) стало общим для всех служащих Московскому царю, не исключая высших сановников. Писались полуименами, в унизительном смысле. Получали сперва области и города, потом земли и кормление. Это была милость (жалованье). Совершенно и безусловно зависели от царя как принадлежащая ему собственность (аристократические стремления, занесенные из Польши, рушились на этой почве). Анекдот о князе Вяземском и его отношениях к Ивану Грозному [5].
2. Массы народа назывались по отношению к царю сиротами. Этим выражалось, что царь был их защитник, опекун, оберегатель от сильных людей, своих дворовых.
3. Царь был государь — безусловный господин и наследственный владелец земель. Так как другого типа государственности не было, то он делил все свои владения между женою и детьми, как частные лица. Это продолжалось даже тогда, когда появилась надежда и уверенность освободиться от монгольского ига. Лишь с Дмитрия Донского (кон. XIV в.) [6] младшие князья стали получать меньшие части против старшего. Эти части все уменьшались и уменьшались и с XVII в. их вовсе перестали давать.
4. В XVII в. строго проведено начало обязанности всех и каждого нести в пользу государства личную службу, натуральную повинность. Вытекая из начала рабства, эта обязанность простиралась на всю жизнь и на все потомство. Необходимое разделение занятий родило общественные разряды, наследственные; начало рабства выразилось в том, что они были приписаны к земле или к ведомству, учреждению, заведению. Примеры: служащее дворянство, составлявшее многие разряды, было расписано по городам и областям; горожане — тоже; крестьяне — по деревням и селам; стрельцы — к Москве и городам; казаки, даже артиллеристы и наборщики. Вообще, как только требовались люди для какого-нибудь дела, — они приписывались с женами и детьми к ведомству и отправляли дело до изнеможения сил или до смерти и наследственно и сначала безвозмездно. В XVIII и даже XIX в. до нашего времени, это начало, перестав быть всеобщим, как прежде, удержалось в больших размерах: солдат, поступая на службу, совершенно вырывался из среды своей и наследственно переходил навсегда в военное ведомство, составляя особое звание; казенные и многие частные фабрики (посессионные) имели своих приписных людей, мастеровых и крестьян, которые работали наследственно на фабрику, то же продолжалось с печатниками Московского университета; солевозы, лашманы[2], казаки etc. В XVII в., как сказано, все служили лицом или отправляли натуральные повинности — хлебом, припасами, например рыбою, птицами и проч. Нужны были мастеровые — каменщики, плотники, ремесленники, — их собирали со всего государства и посылали, куда нужно. Оригинальна была служба купцов. В XVII в. продажа водки была регалией и существовали внутренние и внешние таможни; кроме того, казна получала из Сибири подать от инородцев мехами и торговала ими. Все эти ветви финансового управления заведовались московскими купцами, которых посылали с этой целью в города. Меха сдавались им по оценке, и они должны были их продавать, на свой страх, не ниже оценки. Сборы кабацкие и таможенные должны были быть не меньше положенного. Эта служба была разорительна. От нее бегали, и чем меньше становилось купцов, тем чаще приходилось служить. Они жаловались. И вот выбирают богатейших купцов из городов и переселяют их в Москву, чтобы облегчить московское купечество. За заслуги давалось звание гостя, которое таким образом из торгового звания обратилось в чиновническое отличие.
Этот тип удержался в строгой последовательности до XVIII в., несмотря на византийские и польские влияния, которые оставались на поверхности и не проникали в глубину жизни. Тип des Haus- und Gutsherrn повторялся от царя до последнего подданного. В этом отношении быт представлял удивительное единство. Все и всё было крепостное, обязанное нести службу или отправлять работу до смерти и наследственно. Да и служба едва-едва специализировалась; в конце концов, в силу крепостного права можно было заставить каждого делать все, что угодно, отправлять всякого рода работу [7].
Таким образом, индивидуальность не имела простора, начала личности не было вовсе. То, что составляет основание всего европейского развития, что определило европейскую жизнь, — именно этого у нас не было.
Такой быт, конечно, объясняется исторически. Другого не могло быть, и при данных обстоятельствах он был полезен и благодетелен, потому что помог образоваться и установиться политическому телу. Никакое другое славянское государство не устояло даже при блестящей постановке обстоятельств; все пали от чрезмерного развития аристократии и слабости центральной власти. Очевидно, что в этом племени государство могло образоваться и упрочиться только под условием сильной центральной власти, и при данных обстоятельствах она не могла образоваться иначе, как по указанному типу.
Но, признав это, надо сказать, что индивидуальность в этих условиях задыхалась. Если мы — европейский народ и способны к развитию, то и у нас должно было обнаружиться стремление индивидуальности высвободиться из-под давящего ее гнета; индивидуальность есть почва всякой свободы и всякого развития; без нее немыслим человеческий быт. И вот в конце XVII в. у нас начинается брожение, которое предвещало появление этого начала. Явилось оно к нам из Европы и в европейской форме (князь Хворостинин) [8].
Крепостное начало проникает до XVIII в. весь наш частный и публицистический быт. Это основание всего. Есть и другие элементы: воспоминание западно-русского происхождения (вече и соборы), аристократическое начало (западно-русское княжество и польское) и византийское (в быту церковном и во внешних атрибутах власти с Иоанна III) [9]; но все эти элементы остались на поверхности и не проникли вглубь (Соборы прекратились к концу XVII в., аристократические стремления подавлены Иваном IV и династией Романовых, Церковь тоже приведена в должные границы при Иване IV и Алексее Михайловиче в борьбе с Никоном) [10]. Безличность быта не была навязана, наложена насильственно. Она была в нравах большинства. Масса свободных шла в кабалу. Взгляд на наказания: жен (по Олеарию [11], песням и пословицам), крестьян и солдат (анекдоты и виденное). Странно, но не позорно и естественно.
Но жизнь есть только известное определение данных элементов. Все они, самые противоположные, всегда, во всякую данную минуту налицо. Начало личности было и у нас исстари и рвалось на свободу. Беглецы, разбойники, казаки как другая сторона медали. Дикая, безграничная, необузданная воля, воспетая в особом отделе народной литературы. Делами о разбойниках завалены архивы. Стенька Разин, казаки (Ермак Тимофеевич, покоритель Сибири [12]) — эти проявления индивидуальности идут в параллель с крепостным началом, соответствуют ему и доказывают неспособность индивидуальности создать гражданский быт, этим объясняют крепостное начало.
В сложившемся таким образом быту личное начало могло быть вызвано, пробуждено к нравственному, духовному развитию только извне и только начиная с высших слоев, потому что внутри, в частной и гражданской жизни, не было для этого элементов.
Это пробуждение выразилось в начале XVIII в. в Петре Великом.
Петр — первая свободная великорусская личность со всеми ее характеристическими чертами: практичностью, смелостью, широтою и со всеми недостатками, обусловленными той средою и теми обстоятельствами, при которых она появилась. В обществе, построенном на крепостном начале, личность могла заявить себя не иначе как с большой ненавистью к порядку дел, который ее давил, со всею необузданностью и гневом угнетенной силы, рвущейся на простор, с пристрастием к цивилизованной Европе, где личность служит основанием общественного быта и права, свобода ее признана и освящена. Далее, личность могла выступить только со всей неопытностью, мечтательностью, пренебрежением к действительности, как является всякое новое начало, верующее только в себя и в свою силу. Все эти черты мы находим в Петре: он с ненавистью смотрит на старину и окружающее его, все его предубеждения — в пользу европейского просвещения. С неудержимой, ужасающей силой и верой в свой идеал он пересоздает весь наш быт от азбуки до Синода, от бороды до платья, от ассамблеи до Сената. Никакие препятствия его не останавливают. Во всех его действиях лежит в основании убеждение, что нет ничего невозможного, что можно все пересоздать сразу, и он спешит сделать в свое царствование то, что в обыкновенном порядке исторического развития есть дело веков и поколений. Только перед смертью он понял, что человек — слабое творение. Своему делу, своей мысли Петр посвятил себя вполне, безгранично, с полным самопожертвованием. Его искренность и самоотвержение так же велики, как его дела. Он высказывает начало, что его наследником должен быть тот, кто наследует ему по духу, а не по плоти. Он страшный, неумолимый деспот, но не во имя своего лица, а во имя принципа, и потому деспотизм его просветлен идеей и не оскорбляет. Поставив начало, он сам первый ему следует: учится, работает, выслуживается до чинов за действительные заслуги и выигранные сражения. Перед цивилизацией чувствует себя варваром, стыдится (случай в собрании в Голландии [13]. С гордостью говорит дочерям, что не получил образования с детства [14]). Во всем этом Петр — новое, небывалое, чрезвычайное явление в русской истории. Он — целая революция, и как всякая революция — более программа для будущего, которую пришлось выполнить по следующему времени. Но было бы ошибочно думать, что Петр — какая-то случайность в русской истории. Можно доказать положительными данными, что все его преобразования, не исключая ни одного, были постепенно подготовлены предшествующим временем и развитием; все вопросы решены им в том духе, в каком они поставлены предшествующей историей, только решены резко, круто, быстро. Петр — фокус, в котором они внезапно сосредоточились и ярко разрешились. Оттого он стал на грани между двумя периодами русской истории и заслонил собою прошедшее. Он выразил собою стремление прогрессивного меньшинства, которое тяготилось бытом тогдашнего времени, и стоял в его главе. Называть его изменником Родине за пристрастие к иностранному, упрекать и ненавидеть его за то, что он был деспот, отыскивать в нем пятна, с точки зрения гуманности, — смешно и жалко. Это судить его с точки зрения, под которую он не может подходить. Петр — варвар и не мог быть другим, но великий человек, наш герой и полубог, наша надежда и знамение русского народа. Страна, создавшая такого человека, не может не иметь будущности. Эта мысль служила нам утешением в самые тяжкие, безотрадные минуты и, исцеляя наши душевные язвы, заставляла умолкать отчаяние, как медный змий в пустыне [15]. С Петром Великим начало личной свободы было поставлено в России как программа, как требование, которое должно было постепенно осуществиться в действительности. Задача была необыкновенно трудна. Надобно было провести ее очень искусно, не подвергая опасности выигранное государственное начало, идя постепенно сверху вниз, от высших слоев русского общества к низшим. Эту задачу разрешают в нашем внутреннем быту XVIII и 1-й пол. XIX в. Теперь она разрешена вполне, и постепенное ее развитие для нас очень ясно и крайне интересно. Бросим беглый взгляд на то, как это сделалось.
Первая личность — Петр Великий — наносит сильнейший удар исторически образовавшимся общественным разрядам и ставит идею государства, которому все и каждый должны служить. Сам он первый подает этому пример. Упраздняет форму des Haus- und Gutsherrn и заменяет ее европейскими государственными формами.
Дворянство. Петр разрушает дворянство как исключительную служебную касту, имеющую служебные привилегии. При Анне Ивановне [16] прекращается обязанность дворян служить вечно, до смерти. Положен 25-летний срок. Петр III [17] и потом Екатерина II освобождают дворянство вовсе от обязанности служить, от телесного наказания, от лишения прав личных и имущественных без суда; предоставлено право свободно жить в России и за границей. Образованы дворянские корпорации с выборными представителями, с некоторою долею самоуправления, с правом ходатайствовать перед правительством о своих пользах и нуждах.
Городское сословие в высших своих разрядах, именно купечество, получило те же самые почти права. Низшее городское население (мещане и ремесленники) получило их только отчасти, в гораздо меньшей степени. Но с 1846 г. положено начало при организации управления С.-Петербурга самоуправлению городов посредством выборных от всех городских обывателей. В нынешнее царствование это распространено на Москву и Одессу [18]. Есть проект сделать то же самое для других городов.
В 1832 или 1833 г. художники, ученые, образованные люди всех классов и разрядов освобождены от подушной подати и телесного наказания. Долго торговавшие купцы получили наследственное право не платить подушной и не подвергаться телесному наказанию.
Те же права получило мало-помалу и белое духовенство с семействами, которое у нас до сих пор образует особое сословие.
Начиная с Александра I подымается вопрос о таком же постепенном освобождении низших городских и сельских классов. Еще Екатерина II запретила свободным добровольно записываться в крепость. Но она ввела крепостное право в Малороссии и раздала множество населенных имений с людьми в частную собственность. Только с Александра I совершенно и навсегда прекратилось в России обращение людей в частную собственность, и крепостные государства резко отличены от крепостных дворянства (другие классы, имевшие то же право владеть крепостными, лишились этого права). Освобождение тех и других идет параллельно, не прерываясь, до нашего времени.
Низшие городские и сельские классы получают при Александре I право приобретать недвижимую собственность [19], поступать в высшие учебные заведения (крестьяне — переходить в городские классы) и, получив диплом, все права высших классов, освобожденных уже прежде. При Николае водворяется принцип, что крепостные крестьяне государства — свободные люди; сельские общества образуют особые общины под управлением выборных; множество натуральных повинностей по владению казенной землей отменяется и заменяется денежными; многие разряды крестьян освобождены от телесного наказания. Юридически их быт установлен и права признаны. Допущен свободный переход из городов в села, из сел в города на известных условиях. Над свободными крестьянами тяготеет правительственная опека и произвол чиновников. Кроме того, по-прежнему остается еще наследственное звание солдат; рекрут, солдат — все еще раб государства и употребляется в фабричных и заводских работах, обращается в разные невоенные должности, и солдатское звание продолжает быть наследственным. Равным образом, удерживаются еще очень многие разряды крестьян и мастеровых, приписанных к фабрикам, ведомствам, заведениям наследственно, с обязанностью почти бесплатной и почти бессрочной работы. Они и солдаты были свободны только по имени. В нынешнее царствование совершается (отчасти уже совершилось) совершенное их освобождение. Все приписные к ведомствам освобождены от обязательной работы. Солдаты перестали быть наследственным званием, сроки их службы сокращены на 10 лет (вместо 25 лет — 15), и употребление солдат в другие должности, кроме военной, если не совсем еще отменено, то значительно сокращено [20]. <…>. Самое важное то, что опека чиновников снимается. Для удельных крестьян это уже сделано, для государственных — должно сделаться на днях. Крестьянские общества получают право выкупить занимаемые ими казенные земли и через это обратиться в свободные общины. Идет речь об отмене подушной подати [21] (для низших городских сословий это уже сделано). Кнут отменен. Телесные наказания <применялись> только по суду. Число вовсе освобожденных от телесных наказаний чрезвычайно расширено. Женщины освобождены от них вовсе. Уничтожение крепостного права дворянства, совершившееся в наше время, подготовлено тоже непрерывным рядом постепенных ограничительных мер, которые начались с первых годов царствования Александра I, значительно усилены и умножены при Николае, который все свое царствование мечтал об освобождении крепостных дворянства [22], но не справился с этим делом. Теперь это совершилось. Главные основания: 1) дворовые освобождены безвозмездно; 2) крестьяне получили все гражданские права наравне с прочими свободными и образуют общины с выборными и с большой долей самоуправления; 3) удержали за собой большую часть господских земель, которые обрабатывали при крепостном праве на себя, по известной оценке, и за нее или работают, или платят оброк, определенный законом, — то или другое по своему усмотрению; 4) по соглашению или по одностороннему желанию господина надел может обратиться в полную собственность крестьян за сумму, определенную заранее законом, причем государство выдает сумму частью деньгами, частью облигациями и платит на них проценты, а крестьяне платят государству эти проценты и погашение (рассрочка погашения на 49 лет). В 9 западных губерниях в 1863 г. введен обязательный выкуп по причинам политическим [23]. На этом основании из 10 млн душ мужского пола уже теперь можно считать половину свободными собственниками. На остальных, кроме получения оброка или права требовать работы (и то без принудительных мер от себя, а лишь через посредника), помещики не имеют никаких прав, никакого юридического влияния.
Выводы.
1. Прекращение частного крепостного права не есть у нас особняком стоящая разумная политическая и социальная мера, какою была везде в Европе, а была заключительным, последним явлением в ряду целого исторического нашего движения в течение XVIII и XIX вв., которого существенный смысл — водворение на нашей почве личного начала, нравственной почвы и условия развития и упразднения исторического типа, под которым сложилось русское государство. Процесс начался сверху и шел постепенно вниз, в массы, пока не совершился вполне в наше время.
2. Отмена частного крепостного права сопровождалась и отменой государственного крепостного права относительно сельских масс; а сельские массы составляют у нас более 5/6 населения, за исключением всех других классов и даже солдат и низшего городского населения. Мы — мужицкое царство. Оттого освобождение сельских масс у нас без сравнения важнее, чем было в Европе, где самостоятельно развились, имели свою жизнь, свою блистательную историю Церковь, дворянство, средние классы, монархическая власть, а крестьянство не составляло, как у нас, всего или почти всего, как определяющий элемент внутренней жизни. У нас все другие общественные элементы развились поздно, слабо, несамостоятельно. Они были плохой копией с превосходных образцов. Сельская масса была у нас издавна и с каждым днем более и более определяющим началом, камертоном внутренней жизни, хотя и бессознательно, пассивно. Ею определяется весь строй русской истории, хотя она нигде до сих пор не выступала вперед, на первый план, как планета Нептун производила пертурбации в движении небесных светил, хотя до недавнего времени о ней ничего не знали.
3. Наше движение историческое — совершенно обратное с европейским. Последнее началось с блистательного развития индивидуального начала, которое более и более вставлялось, вдвигалось в условия государственного быта; у нас история началась с совершенного отсутствия личного начала, которое мало-помалу пробудилось и под влиянием европейской цивилизации начало развиваться. Конечно, должно наступить рано или поздно время, когда оба развития пересекутся в одной точке и тем выровняются. Но теперь это глубокое различие задатков развития, общих предположений есть одна из главнейших причин, что мы друг друга мало понимаем. Образованных русских в Европе считают чрезмерно радикальными, забывая, что это крайность индивидуального принципа, который именно у нас и развивается теперь. Мы не можем относиться ко всему нашему иначе как отрицательно. У нас же просвещенные люди находят европейский быт узким, не довольно широким, слишком обусловленным историческими преданиями, и, конечно, мы не правы, потому что мы смотрим с точки зрения еще не определившейся, не жившей, только проснувшейся индивидуальности, которая потому и не видит еще ясно, что определиться она может только в исторической форме и ни в какой другой, и что ей предстоит у нас то же самое со временем. Это главный источник всех недоразумений и взаимных отчуждений.
4. Не только в Европе, но в особенности мы сами теперь относимся очень отрицательно к нашей истории, видим в ней только дикость, только варварство, находим, что мы тысячу лет спали, не сделав решительно ничего, что в нашем прошедшем нет человеческого смысла, что наша история не европейская, а азиатская — глубочайшая неподвижность. Справедливо ли это? Я не думаю. Наша история длится с появления великорусского элемента, который ее определяет и до сих пор (от 35 до 40 млн на население в 70 млн.), следовательно, с XII в., и продолжается не 1000 лет, а 700. Случайное призвание князей варяжских северными племенами, исчезающее в общем ходе истории по внешним, случайным причинам, считается началом русской истории. В эти 700 лет мы успели по возможности колонизировать огромное пространство, образовать огромное государство. Не имея предшественников на своей почве, которые бы передали нам по наследству, фактом какую-нибудь цивилизацию, учась всему у других из книг, по слуху, по впечатлениям немногих путешественников, по немногим заходившим к нам отголоскам Европы, большей частью, особливо сначала, представляемой у нас не лучшими ее представителями, мы осуждены были жить своим умом, должны были вобрать в себя множество элементов, которые нельзя считать принадлежащими к аристократии человеческого рода; вынесли в самом начале 200-летнее иго монголов. Несмотря на все эти неблагоприятствующие условия, страшно замедлявшие развитие, мы успели выработать кое-какие зачатки гражданского общежития, где их прежде вовсе не было; успели сбросить историческую форму безличности, которая на нас тяготела. Выработав почву, возможность нравственного развития в свободной личности, мы начинаем внутреннюю жизнь, внутреннее развитие, не имея строго разграниченных сословий, не имея за собой преданий сильной аристократии, сильной и самостоятельной Церкви со светской властью, с огромным землевладельческим сельским населением, которого социальное положение и привычки делают нас надолго, если не навсегда, обеспеченными против самых страшных из всех волнений — волнений народных масс против высших, образованных, владеющих классов. Нельзя сказать, чтобы при тех условиях, с которых мы начали, всего этого не было достаточно для 700-летней деятельности!
Дальнейший ход нашей истории и внутреннего развития есть тайна для нас самих. Почва приготовлена. Что на ней вырастет, что она принесет в сокровищницу всемирной истории — это покажет будущее. Верно то, что на наших глазах второй период русской истории окончился, исчерпан совсем, и для нас начинается другое время, другая жизнь. Верно также, что мы развивались, страдали, боролись, работали в прошедшем, и в этом крестном, терновом пути развития — залог нашего будущего.
Европе готовится сюрприз видеть в мнимых ордах способное к развитию спокойное племя.
КОММЕНТАРИИ
правитьВпервые опубл.: Русская старина. — 1887. — № 4. — С. 168—179. Повторно: Кавелин К. Д. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1. — СПб., 1897. — С. 569—584.
Печатается по тексту второй публикации.
Появилась в печати после смерти К. Д. Кавелина под рубрикой «Историческое значение освобождения крестьян в России» с редакционным подзаголовком: «Чтение в профессорском клубе в Бонне об историческом значении освобождения крестьян в России (1863—1864)». Перед заглавием помещено пояснение: «Программа. Вступление. Освобождение крестьян als Anknüpfungspunkt[3]. Цель — пояснить это событие исторически» / Пер. В. К. Кантора (Кавелин К. Д. Наш умственный строй. — М., 1989). По мнению В. К. Кантора, предваряющее статью пояснение принадлежит самому Кавелину.
«Краткий взгляд на русскую историю» представляет собой конспект реферата, прочитанного Кавелиным по-немецки в Бонне во время пребывания его за границей в 1862—1864 гг. Проживая в г. Бонне на Рейне зимой 1863—1864 гг., он был дружески принят местными профессорами и введен в их Профессорский клуб (Docenten-Club), в котором читались рефераты по научным и современным общественно-политическим вопросам. Боннские профессора, проявляя интерес к значению крестьянской реформы 1861 г. в России, попросили Кавелина объяснить им подлинный исторический и общественный смысл этого события, которое было им не совсем ясно, потому что в Западной Европе освобождение крестьян шло совершенно иным путем и при других условиях, нежели оно совершилось в России. Исполняя их желание, Кавелин сообщил в Боннском профессорском клубе свои воззрения на значение освобождения крестьян в России в его прошедшем, настоящем и будущем. Кавелин говорил по-немецки, имея в руках конспект на русском языке, чем и объясняется присутствие немецких слов в конспекте.
[1] Кавелин говорит о территориях, заселенных казаками, по словам Кавелина, жившими не берегах Днепра и на его островах ниже Киева. Как и С. М. Соловьев, Кавелин считал казаков особым типом населения России.
[2] Вслед за С. М. Соловьевым Кавелин, говоря о колонизации финского востока Руси, имел в виду движение русских славян на северовосточные земли, населенные племенами финского происхождения.
[3] «Положение о евреях», принятое в 1835 г., для устройства еврейских земледельческих поселений разрешало выделять им казенные земли за чертой оседлости. По этому положению евреям разрешалось покупать земли в частную и общественную собственность. На основании «Положения» в 1836 г. в Тобольской и Омской губ. для еврейских поселений было выделено 15 154 десятин земли. Однако в этом же году переселение евреев в Сибирь было решено прекратить и направлять переселенцев в Новороссию.
[4] Кавелин имеет в виду великого князя Московского Ивана Даниловича Калиту.
[5] Кавелин пишет о случае с любимцем Ивана Грозного — русским князем Афанасием Вяземским (7-1570), оружничим Ивана IV Грозного, влиятельным опричником. С конца 1550-х гг. он пользовался неограниченным доверием царя после падения Адашева и Сильвестра, был одним из организаторов опричнины. Иван Грозный только из его рук принимал лекарства, приготовленные царским доктором Ленсеем. Когда Иван Грозный получил на князя донос, обвинявший его в измене, царь приказал убить его лучших слуг. Вяземский невозмутимо прошел мимо их трупов, чтобы доказать свою преданность Ивану Грозному. Однако вскоре был схвачен и скончался под пытками.
[6] Дмитрий Донской (1350—1389) — сын великого князя Ивана II Красного и его второй жены Александры; великий князь Московский (с 1359 г.) и Владимирский (с 1362 г., с перерывами), возглавлявший вооруженную борьбу русского народа против монголо-татар и руководивший их разгромом в битве на р. Вожа (1378 г.) и Куликовской битве (1380 г.) в верховьях Дона (отсюда прозвище «Донской»). Впервые передал великое княжество своему сыну Василию I без согласия Золотой Орды. В период княжения Дмитрия Донского Московское великое княжество утвердило свое руководящее положение в русских землях, построен белокаменный кремль в Москве (1367 г.). Дмитрий Донской канонизирован Русской Православной Церковью.
[7] Вопрос о государственном крепостном праве среди других был поставлен Кавелиным в его «Записке об освобождении крестьян в России» (1855 г.), поданной им Александру II. Кавелин считал положение государственных крепостных крестьян таким же тяжелым и бесправным, как и положение помещичьих крестьян. В третьем выпуске «Голосов из России» А. И. Герцен опубликовал именно эту часть «Записки об освобождении крестьян в России».
[8] Хворостинин Иван Андреевич (7-1625) — князь, русский боярин, придворный Лжедмитрия I, сошелся с поляками, изучил латинский язык. Читая латинские книги, подпал под влияние католичества. За это при Василии Шуйском князя Хворостинина сослали в Иосифов монастырь. В царствование Михаила Федоровича Романова был возвращен из ссылки в Москву. Однако в дальнейшем намеревался бежать в Литву или Рим. После этого Хворостинина вторично ссылают в Кириллов монастырь. Там он принес покаяние и был снова возвращен в Москву. В. О. Ключевский видел в Хворостинине тип русского европейца, вольнодумца «на католической подкладке», имевшем сходство с философом П. Я. Чаадаевым.
[9] Иван III Васильевич (1440—1505) — сын князя Василия II Темного и княгини Марии Ярославны, великий князь Московский и Владимирский (с 1462 г.), с 1478 г. — Государь всея Руси. Присоединил к Московскому великому княжеству Ярославль (1463 г.), Ростов (1474 г.), Новгород (1477 г.), Тверь (1485 г.), Вятку (1489 г.) и другие города, в результате чего сложилось ядро единого Русского государства. В правление Ивана III было свергнуто монголо-татарское иго («стояние на Угре в 1480 г.»), а в 1497 г. был составлен Судебник Ивана III, о котором неоднократно говорил Кавелин. В правление Ивана III началось складывание центрального государственного аппарата, интенсивное строительство в Москве, вырос международный авторитет Русского государства.
[10] Никон (в миру Минов Никита; 1606—1681) — святейший патриарх Московский и всея Руси с 1652 г., проведший реформы, состоявшие в исправлении церковных книг, обрядов по южнославянским образцам, унаследованным от Византии; унификации культа. Однако реформа, которая должна была способствовать церковному и государственному сближению славянских народов, вызвала раскол в Русской Православной Церкви. Никон активно вмешивался во внутреннюю и внешнюю политику государства, стараясь поставить «священство выше царства» (противопоставлял власть патриарха власти царя), что вызвало его разрыв с царем Алексеем Михайловичем (1629—1676). В 1658 г. формально оставил патриаршество, но фактически оставался патриархом до 1666 г., когда Никон был лишен сана и сослан.
[11] Кавелин говорит о случае, когда жена просила мужа-иностранца побить ее в доказательство его любви. Этот случай был описан не Олеарием, а немецким дипломатом Зигмундом Герберштейном (нем. Herberstein; 1486—1566), бароном, путешественником. Во главе дипломатической миссии императора Максимилиана I посетил Россию в 1517 и 1526 гг. в целях создания коалиции государств для борьбы против Турции. (Герберштейн З. Записки о Московии / Пер. и коммент. А. Малеина. — СПб., 1908).
[12] Казачий атаман, возглавивший в 1581 г. поход в Сибирь. Поход Ермака Тимофеевича стал началом освоения Сибири Русским государством.
[13] Кавелин говорит об известном эпизоде пребывания Петра I в Гааге на приеме Великого посольства из России депутатами Генеральных штатов. Петр решил уйти, не дождавшись церемонии; ему надо было идти через зал, где собрались депутаты, поэтому он потребовал, чтобы они встали к нему спиной, когда он будет проходить мимо них. Депутаты согласились встать, но отказались повернуться спиной к царю. Тогда Петр, чтобы укрыться от любопытных взглядов, перевернул парик задом наперед и, закрыв таким образом лицо, выскочил из аудиенц-зала (См.: Павленко Н. И. Петр Первый. — М., 1975. — С. 60).
[14] Кавелин подразумевает рассказ Императрицы Елизаветы Петровны: «Я помню, как покойный мой родитель при многих случаях говаривал, что он с охотою дал бы отрубить себе палец у руки за то, чтобы его в молодости учили. Однажды <…> сказал: „Как вы счастливы, дети мои, что в молодости дают вам читать полезные книги и учат вас! Я лишен был этова в своей молодости“» (Подлинные анекдоты о Петре Великом, собранные Яковом Штелиным. В 4 ч. Ч. II. — С. 25). Цит по: Примечания // Кавелин К. Д. Наш умственный строй. — Примеч. 12. — С. 566.
[15] Кавелин имеет в виду библейскую легенду об излечении сынов израилевых от укусов ядовитых змей. В книге Библии (Числ. 21:9) говорится, что когда израильтяне были уязвляемы ядовитыми змеями в пустыне за ропот против Бога и Моисея, то Моисей получил повеление от Бога сделать медного змея и выставить его на знамя, чтобы всякий потерпевший уязвление, взглянув на него, оставался жив. В беседе Господа с Никодимом медный змей Моисеев служит предметом величественнейшего и трогательнейшего прообраза: «Как Моисей вознес змию в пустыне, — изрек Господь, — так должно вознесену быть Сыну человеческому» (Ин. 3:14) и как израильтяне, взиравшие на медного змия, исцелялись, так равно спасаются и все те, которые с верою взирают на Христа Распятого. Медный змей Моисеев существовал до времен царя Езекии, который велел истребить его, «потому что до самых тех дней, — свидетельствует Книга Царств, — сыны израилевы кадили ему и называли его Нехуштан» (4 Цар. 18:4).
[16] Анна Ивановна (Анна Иоанновна, 1693—1740) — русская Императрица (с 1730 г.) из династии Романовых, приглашенная на престол в 1730 г. дочь Ивана V, племянница Петра I. Средняя дочь царя Ивана V (Ивана Алексеевича) и Прасковьи Федоровны Салтыковой. Была замужем (1710—1711 гг.) за герцогом Курляндским Фридрихом Вильгельмом. Овдовев, Анна жила в Митаве. После смерти Петра II была приглашена 25 января 1730 г. на русский престол Верховным тайным советом по предложению Д. М. Голицына и В. Л. Долгорукова. Верховники попытались ограничить самодержавие, что нашло отражение в «Кондициях», условиях восшествия на российский трон и других документах, касавшихся реформирования государственного управления. Анна подписала «Кондиции», согласно которым без Верховного тайного совета она не могла объявлять войну, заключать мир, вводить новые подати и налоги, производить в чины выше полковника, жаловать вотчины, без суда лишать дворянина жизни, чести и имущества, вступать в брак, назначать наследника престола. Прибыв в Москву, Анна получила поддержку у оппозиции (А. И. Остерман, Феофан Прокопович, П. И. Ягужинский, А. Д. Кантемир). Убедившись в верности дворянства, вручившего ей 25 февраля 1730 г. челобитную с просьбой о восстановлении самодержавной власти, Анна разорвала «Кондиции». Придя к власти, Анна распустила Верховный тайный совет (1730 г.), восстановила значение Сената, учредила Кабинет министров (1731 г.), в состав которого вошли А. И. Остерман, Г. И. Головкин, А. М. Черкасский. В годы правления Анны был отменен указ о единонаследии (1731 г.), служба дворян ограничена 25 годами. Ближайшее окружение Анны составляли иностранцы (Э. И. Бирон, К. Г. Левенвольде, Б. X. Миних, П. П. Ласси). При Анне огромное влияние имел ее фаворит Э. И. Бирон. «Бироновщина», олицетворявшая политический террор, казнокрадство, распущенность нравов, неуважение к русским традициям, вошла темной страницей в русскую историю.
[17] Петр III Федорович (1728—1762) — русский Император с 1761 г., сын царевны Анны, дочери Петра Великого, и герцога Гольштинского. Происходил из Гольштейн-Готторнской династии. 28 июня 1762 г. был свергнут с престола своей женой Екатериной Алексеевной и вскоре был убит в Ропше под С. — Петербургом.
[18] Городовое положение — закон о городском самоуправлении в России 1846 г. для С. — Петербурга, 1862 г. — для Москвы, 1863 г. — для Одессы — заменило Шестигласную думу всесословной Распорядительной Думой. Городская общая дума избиралась по отдельным сословиям, но в полном составе представляла все общество. В январе 1864 г. было опубликовано Положение о губернских и земских учреждениях, в ведение которых передавались попечение об имуществе и финансах земства, строительство и содержание путей сообщения и земских зданий, контроль за развитием местной промышленности и торговли, продовольствия, а также народное образование и призрение бедных. Кавелин в статье 1864 г. «По поводу губернских и земских учреждений» рассматривал реформы в области местного самоуправления и земств как эпоху в развитии русской общественности, шаг к общественной самодеятельности и самоуправлению (Кавелин К. Д. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 2. — СПб., 1898. — С. 735—778).
[19] Имеется в виду указ Александра I от 12 декабря 1801 г.
[20] Кавелин говорит о начавшихся в 1861 г. военных реформах, проводимых под руководством военного министра Д. А. Милютина, друга Кавелина.
[21] Подушная подать была отменена для цеховых ремесленников и мещан (кроме Бессарабии и Сибири). Указом Александра III от 18 мая 1881 г. предусматривалась постепенная отмена подушной подати для крестьян. Однако в европейской части России крестьяне были освобождены от подушной подати значительно позднее, в 1887 г., а в Сибири — лишь в 1899 г.
[22] Ряд указов и распоряжений Николая I свидетельствовали о его желании освободить крестьян. В области внутренней политики предпринимал неоднократные попытки подготовить крестьянскую реформу, но они не шли дальше создания «секретных комитетов». В 1827 г. в комитет внесено было Высочайшее повеление о рассмотрении вопроса о запрещении продажи крепостных крестьян без земли. Повеление это вызвало, с одной стороны, замечательную записку Сперанского о крепостном праве и мерах к постепенному его ограничению, причем, между прочим, указано было, что важным средством повлиять на улучшение положения помещичьих крестьян является упорядочение положения крестьян казенных; с другой стороны, повеление это дало повод графу В. П. Кочубею, руководителю «секретного комитета», заметить, что вопрос об улучшении положения крестьян необходимо соединить с вопросом об упорядочении положения и других сословий. Возбуждение крестьянского вопроса было вызвано значительными крестьянскими волнениями, вспыхнувшими в разных местах Империи. Вопрос об ограничении крепостного права прикреплением крестьян к земле и затруднением владеть дворовыми вне населенных имений был довольно подробно разработан комитетом 6 декабря, но намеченные им меры не получили практического осуществления, несмотря на одобрение их государем. Поднятый Сперанским вопрос об улучшении положения казенных крестьян получил некоторое практическое разрешение лишь значительно позднее. Все эти меры, хотя и получившие одобрение Николая, в конце концов, также не были приведены в исполнение.
[23] Во время польского освободительного восстания в 1863—1864 гг. русское правительство стремилось сделать крестьянство своей опорой в борьбе против восставшей шляхты, ввело в Царстве Польском обязательный выкуп земли.