Розанов В. В. Собрание сочинений. Около народной души (Статьи 1906—1908 гг.)
М.: Республика, 2003.
КРАСОТА МОЛЧАНИЯ
правитьНаше время очень похоже на то, как сухой ветер несет сухие листья:
Нет мыслей, а есть полумысли; нет слов, а есть полуслова, словечки, выверты, выкрики, что-то упавшее до уровня стихийности, какая-то стихия голосов, голосистости, словесности, звонов, перезвонов. Это давно называется «литературою» и «общественностью». Грешным делом, принимаешь в нем участие и сам: но — принимаешь, а на душе как-то горько, кисло…
Спор о чествовании Л. Н. Толстого, конечно, должен разрешиться в сторону молчания, так как это красивее и величественнее и в высшей степени отвечает не только возрасту его, но, сколько понятно и сколько известно, и его вкусам, нравственным и художественным. Что докажет юбилей? Что его помнят, что его чтут? Но неужели есть до такой степени глупый человек, которому бы это надо было доказывать? Малейшее известие о его здоровье вызывает тревогу по всей печати, во всем обществе. Какие манифестации юбилея что к этому прибавят?
Что скажут на юбилее? Да ничего особенного. Нечего сказать, все сказано. О Толстом столько писали, думали, — и делали это первоклассные умы, — что ораторам, которые потащились бы в Ясную Поляну «для произнесения приветственной речи Льву Николаевичу», ничего не остается, как повторить «в своих словах» что-нибудь уже давно напечатанное. Мне кажется, умный человек не возьмется за это невозможное дело. Новое слово и должно сказать что-нибудь новое. А что новое скажешь о Толстом?
«Вы, Лев Николаевич, велики… вы — сердцевед, вы — несравненный художник, вы нашу литературу подняли на недосягаемую… человеколюбец, моралист, друг народа, вы, вы, вы»… Стошнит и не одного Льва Николаевича от такого вчерашнего, прокислого, никому не нужного винегрета похвал. Ну, а что другое скажешь или что другое хотели сказать предполагавшиеся паломники?
Или:
— Вы потрясли государство и церковь.
Старо! Какой теперь гимназист не «трясет»… Просто — все это не нужно. В пустом вихре несутся пустые слова.
Но как будет прекрасно, если действительно торжественный и до некоторой степени святой день русской литературы будет почтен просто молчанием. Конечно, мое предложение не может быть принято, но если чего мне хотелось бы, то это того, чтобы, сделав накануне его юбилея анонс о 80-летии, я, например, не помню дня юбилея, да и таких (забывчивых) очень много, газеты предупредили бы, что назавтра они не выйдут. «Просто, мы в молчании подумаем о вас и порадуемся, что вы еще вместе с нами, видите и чувствуете, как и мы вас видим и чувствуем». Вот эти сутки сосредоточения мысли на Толстом всей страны, всего читающего в стране — они были бы прекрасны. Что может быть прекраснее, как если разом и все обернутся мысленно к Ясной Поляне и скажут «здравствуй». Ведь есть же «действия на расстоянии»… От такого доброго, милого, всесветного пожелания — Толстой поздоровеет. Прямо я этому верю. Всемирное пожелание не может не осуществиться, и, я думаю, великие люди оттого отчасти так долго живут, что слишком велико число людей, желающих, чтобы они еще жили.
Подумаем: мы все несколько счастливее от того, что мы -- современники Толстого. Помните, как спорили, когда выходили все новые книжки «Русского Вестника» с новыми главами «Анны Карениной»? Как волновались все «Крейцеровую сонатою». И прочее. Он дал лишнее содержание жизни каждого из нас: как это много значит, как трудно! Вот за эти счастливые дни, которые он дал нам, за прекрасные дни новых размышлений и новых художественных восторгов поблагодарим его торжественным, обдуманным молчанием всей Руси и безраздельным сосредоточением мысли на нем в этот день.
И — никакой толчеи ног в Ясной Поляне, никакого — громогласия!
КОММЕНТАРИИ
правитьНВ. 1908. 3 апр. № 11516.
Сколько их, куда их гонят… — А. С. Пушкин. Бесы (1830).