Красный сигнал
править
Все железнодорожные служащие, а особенно машинисты одной из линий североамериканских железных дорог, хорошо знали сторожевой пост 147 километра и всегда с улыбкой вспоминали о нем при разговорах.
Дело в том, что при проходе поездов на посту у стрелки очень часто замечали интересную группу. Нажимая на рычаг аппарата, стоял старый Джон — стрелочник-сигналист, рядом с ним помещалась маленькая рыжеволосая девочка, а впереди них всегда находилась потешная лохматая собака.
Собака обыкновенно сидела на задних лапах, и в зубах у нее был зеленый сигнальный флажок.
Путь свободен!
Знали этот пост и многие пассажиры, которые часто проезжали по этому участку; и когда поезд приближался к посту № 147, — они толпились у окон, чтобы полюбоваться этой живой картиной.
Старый Джон добродушно улыбался, девочка махала рукой удалявшемуся паровозу, и только собака, вся дрожа от нетерпения, сидела неподвижно, не выпуская изо рта сигнального флажка.
Иногда из окон вагонов летели целые булки, конфеты, кусочки сахару.
И все-таки лохматый сторож Нигс не трогался с места. Лакомые кусочки были очень вкусны. Но дело — прежде всего…
Об этой собаке говорили много, и даже, наконец, о ней было напечатано в железнодорожной газете. Это-то и принесло огорчение всем, а больше всего--Нигсу.
Как-то раз, вскоре после того, к переездной будке Джона подкатила дрезина, на которой приехал сам начальник службы пути.
Стрелочник Джон перепугался. Обыкновенно начальство выезжало только в тех случаях, когда на линии бывала какая-нибудь неисправность.
В чем же провинился он, старый Джон?
Начальник был и в самом деле чем-то недоволен.
— Это недопустимо!.. — сердито обратился он к Джону. — Вы слишком небрежно относитесь к вашим обязанностям. Сигналы поручены вам, — а вы обращаете свою работу в шутку. У вас собака подает сигналы. Это не годится. Об’являю вам выговор… И смотрите, чтобы этого больше не было… Иначе мы должны будем уволить вас!
Джон был огорчен. Он никак не думал, что из-за такого пустяка ему сделают выговор. Огорчилась за своего друга и маленькая рыжеволосая Кэтт.
Но больше всех был опечален лохматый Нигс, когда ему в первый раз не дали держать сигнального флажка.
Напрасно садился он на задние лапы около сторожа, умильно повизгивал и взглядывал на него.
Джон сам держал сигнал и сердито кричал на Нигса:
— Ступай ты прочь отсюда!.. Не вертись под ногами, негодная собака!..
Как-то раз мать Кэтт ушла в соседнюю деревню на целый день, а Кэтт осталась хозяйничать дома.
Она привыкла помогать матери, — и скоро управилась со всей работой.
А когда обед у нее был готов, она накрыла на стол и решила пойти проведать отца на линии, чтобы вернуться потом с ним к обеду.
Нигс, которого сторож часто оставлял теперь дома, с веселым лаем бросился следом за девочкой.
Ночью выпал снег и к утру сильно подморозило, но день был ясный, солнечный.
Кэтт бежала по протоптанной в снегу тропинке, которая вела к насыпи. Линии рельсов ослепительно сверкали на солнце, вытянувшись, как змеи.
— Что это?..
Кэтт остановилась, и сердце у нее забилось тревожно.
Отсюда она всегда издали различала фигуру отца на насыпи у стрелки. Но теперь отца на обычном месте не было.
Что бы это могло означать?
В это время должен был следовать скорый поезд. Значит, с отцом случилось что-нибудь необычайное.
Кэтт опомнилась и бросилась со всех ног к стрелке. Нигс с лаем обогнал ее и первый выскочил на полотно.
Тут он забегал вокруг стрелки, уткнув нос в землю, вынюхивая следы. И вдруг залаял, завизжал и кинулся вниз по насыпи.
Кэтт не отставала от него, с трудом пробираясь через глубокий снег вниз по откосу.
Нигс заметил что-то черное в сугробе и бросился туда.
Это был Джон.
Сердце замерло у маленькой Кэтт. Она наклонилась к отцу, взяла его за руки и стала трясти…
Джон открыл глаза и прошептал:
— Не знаю, что сделалось со мной. Меня как будто что ударило по голове — и я полетел вниз. Не помню ничего…
— Вставай, папа, я помогу тебе, — предложила Кэтт.
Джон приподнялся на руках и сказал отрывисто:
— Дело не во мне… Сейчас должен пройти скорый поезд, а стрелка не переведена… Поезд пойдет не по «прямику», свернет на запасный путь, — а он загроможден товарными вагонами… Вот чего я боюсь… Помоги мне. Кэтт…
Но он никак не мог подняться на ноги, а у Кэтт нехватало сил поддержать его.
— Слушай, девочка, — сказал Джон. — Сумеешь ли ты сама перевести стрелку?
— Конечно, папа… — уверенно сказала Кэтт. — Ты показывал мне.
— Ну, так иди же скорее… И только не теряйся… Слышишь?
Отрывистый гудок приближающегося поезда донесся издалека. Поезд приближался к «прямику» и предупреждал об этом.
Джон и Кэтт переглянулись. В глазах обоих отразился ужас.
— Скорее!.. Скорее!.. — торопил Джон. — Возьми сигналы. Если надо, выкинь красный сигнал. Но, прошу тебя, иди скорее…
Кэтт стала подниматься по насыпи вверх. Нигс бросился за ней следом.
Добравшись до стрелки, Кэтт ухватилась за рукоятку рычага и стала тянуть его к себе изо всех сил.
Но снег плотно забился между рельсами, стрелка примерзла, и девочке никак не удавалось переставить ее на главный путь.
Что же делать? Как быть? Сейчас поезд достигнет промежутка пути, известного под названием «прямика», который тянулся на протяжении десяти километров, и тогда уже будет поздно.
Кэтт с ужасом глядела в ту сторону, откуда должен был показаться дымок и черная грудь паровоза, и все дергала рычаг, упираясь в него ногами.
Беспомощно оглянулась она назад. По насыпи к ней ползком на руках поднимался отец; остановившись передохнуть, он крикнул:
— Дай Нигсу красный флаг… Скорее, Нигс… туда… Навстречу!..
Второй сигнальный гудок донесся до них,
Кэтт сунула собаке красный флажок в рот, нагнулась к ней и сказала, протягивая руку вдоль рельсов:
— Нигс… беги туда!.. Прямо!..
Бойко задрав хвост. Нигс с восторгом бросился бежать между рельсов, и красный флажок трепетал у него над головой, как пламя…
А Кэтт бежала за ним и все кричала:
— Вперед… вперед, Нигс!.. Прямо!..
— Вперед, Нигс. вперед!.. — кричала Кэтт, задыхаясь…
Но Нигс был уже далеко…
Внезапный резкий свист паровоза прорезал глубокую тишину снежной равнины, и короткие сигнальные свистки один за другим стали рвать морозный воздух…
Машинист заметил красный флажок и давал сигналы, чтобы по всему поезду были пущены в ход все могучие тормоза.
Все замедляя и замедляя ход, поезд, тяжело дыша, остановился, наконец, в пятистах метрах от стрелки.
Изо всех окон высовывались головы пассажиров. Машинист соскочил с паровоза и подбежал к Кэтт.
И все видели, как он поднял ее на руки и стал гладить ее по голове и успокаивать, потому что Кэтт плакала навзрыд и кричала что-то отчаянным голосом.
И только никогда не унывающий Нигс с лихо задранным хвостом скакал вокруг них, все еще не выпуская изо рта красного сигнального флажка.
