Король Генрих VI (Шекспир; Каншин)/1893 (ДО)/Часть 2

Король Генрих VI : Часть 2
авторъ Вильям Шекспир, пер. Павел Алексеевич Каншин

Оригинал: англійскій, опубл.: 1591. — Источникъ: Полное собрание сочинений В. Шекспира в прозе и стихах / В. Шекспир; пер. П. А. Каншин — Санкт-Петербург: Издание С. Добродеева, 1893. — Т. 7: 1) Король Генрих VI (I, II и III часть). 2) Венера и Адонис.. — (Бесплатное приложение к журналу "Живописное обозрение" за 1893 г.). az.lib.ru

КОРОЛЬ ГЕНРИХЪ VI. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Король Генрихъ VI.

Гемфри, герцогъ Глостэръ, дядя короля.

Кардиналъ Бофортъ, епископъ Уинчестерскій.

Ричардъ Плантадженэтъ, герцогъ Іоркъ.

Эдуардъ и Ричардъ, его сыновья.

Герцогъ Сомерсетъ, герцогъ Сеффолькъ, Герцогъ Бекингэмъ, Лордъ Клиффордъ и его сынъ, приверженцы короля.

Графъ Сольсбери, графъ Уорикъ, приверженцы Іорка.

Лордъ Скэльзъ, камендантъ Тауэра.

Лордъ Сэ.

Сэръ Гемфри Стаффордъ и его братъ.

Сэръ Джонъ Стэнли.

Уольтэръ Уитморъ.

Капитанъ морской службы, шкиперъ и штурманъ.

Два дворянина, въ плѣну вмѣстѣ съ Сеффолькомъ.

Во.

Юмъ и Соусуэль, священники.

Болинброкъ, чародѣй, и духъ, котораго онъ вызываетъ.

Томасъ Хорнеръ, оружейникъ.

Питеръ, его работникъ.

Клеркъ города Чатама.

Мэръ Сент Ольбанса.

Симпкоксъ, обманщикъ.

Джэкъ Кэдъ.

Джорджъ, Джонъ, Дикъ, Смисъ, ткачъ, Майкэль и другіе сообщники Кэда.

Александеръ Айденъ, Кентскій джентльмэнъ.

Маргарита, супруга короля Генриха.

Элеанора, герцогиня Глостэръ.

Марджери Джордэнъ, колдунья.

Жена Симпкокса.

Лорды, лэди и свита; герольдъ; просители, члены городского управленія; сторожъ, шерифъ и офицеры; горожане, ученики мастеровыхъ, сокольничіе, стражи, солдаты, гонцы и другіе. Дѣйствіе происходитъ въ разныхъ частяхъ Англіи.

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Лондонъ. Пріемная зала во дворцѣ. Играютъ трубы; затѣмъ гобои. Входятъ съ одной стороны: Король Генрихъ, герцогъ Глостэръ, Сольсбери, Уорикъ и кардиналъ Бофортъ. Съ другой — Королева Маргарита, которую ведетъ Сеффолькъ; за ними слѣдуютъ: Іоркъ, Сомерсетъ, Бекингэмъ и другіе.

Сеффолькъ. Согласно приказанію вашего королевскаго величества при отбытіи моемъ во Францію, я долженъ былъ, какъ замѣститель вашего величества, обвѣнчаться за васъ съ принцессой Маргаритой. Поэтому, я исполнилъ свою обязанность и вѣнчанъ въ славномъ древнемъ городѣ Турѣ, въ присутствіи королей: Франціи и Сициліи, герцоговъ: Орлеана, Калабріи, Бретани и Алансона; семи графовъ, двѣнадцати бароновъ и двадцати благочестивыхъ епископовъ. А теперь, смиренно преклоняя колѣни, предъ лицемъ Англіи и ея владѣтельныхъ пэровъ, я передаю мои права на королеву въ ваши королевскія руки, принадлежащія тому священству, великую тѣнь котораго я представлялъ собою. Это величайшій изъ даровъ, когда-либо принесенныхъ маркизами, это прекраснѣйшая изъ королевъ, когда-либо принятыхъ королями.

Король Генрихъ. Встань, Сеффолькъ. Привѣтъ вамъ, королева Маргарита. Я не могу ничѣмъ нѣжнѣе выразить мою любовь, какъ этимъ нѣжнымъ поцѣлуемъ. О Боже, давшій мнѣ жизнь, дай мнѣ и сердце, исполненное благодарности: въ этомъ прелестномъ лицѣ Ты далъ душѣ моей цѣлый міръ земныхъ благостей, если только сочувствіе въ любви соединитъ наши помыслы.

Королева Маргарита. Великій король Англіи, мой милостивый повелитель! Дружная бесѣда, которую я мысленно вела и днемъ, и ночью, и во снѣ, и на яву съ вами, мой возлюбленнѣйшій государь, даетъ мнѣ смѣлость привѣтствовать моего короля въ болѣе прямыхъ выраженіяхъ, какіхъ представятся моему слабому разумѣнію и которыя внушить мнѣ мой сердечный восторгъ.

Король Генрихъ. Видъ ея меня очаровалъ; но прелести ея рѣчи, ея слова, облеченныя въ умственное величіе, заставляютъ меня послѣ удивленія, предаться слезамъ радости: такова полнота моего сердечнаго довольства. Лорды единодушнымъ, радостнымъ возгласомъ, привѣтствуйте мою возлюбленную.

Всѣ. Да здравствуетъ королева Маргарита, счастіе Англіи.

Королева Маргарита. Благодаримъ васъ всѣхъ (Трубы.).

Сеффолькъ. Милордъ протекторъ, съ позволенія вашего высочества, вотъ условія мира, заключеннаго на восемнадцать мѣсяцевъ между нашимъ государемъ и Карломъ, королемъ французскимъ, съ ихъ обоюднаго согласія.

Глостэръ (читаетъ). «Во-первыхъ. Король французскій Карлъ и Уильямъ де-ля-Пуль, маркизъ Сеффолькъ, посолъ Генриха, короля англійскаго, согласились, что вышеупомянутый Генрихъ вступитъ въ супружество съ лэди Маргаритой, дочерью Ренье, короля Неаполя, Сициліи и Іерусалима; и что онъ коронуетъ ее королевой англійской тридцатаго числа слѣдующаго мая мѣсяца. А также, что графства Анжу и Мэнъ будутъ освобождены и отданы ея отцу королю…»

Король Генрихъ. Что это, дядя?

Глостэръ. Простите мнѣ, мой милостивый повелитель! Внезапная дурнота охватила мнѣ сердце, затуманила глаза и я не могу далѣе читать.

Король Генрихъ. Дядя Уинчестеръ, пожалуйста, продолжайте.

Уинчестеръ. «А также, еще согласились они, что графства: Анжу и Мэнъ будутъ освобождены и отданы ея отцу, королю; а она сама будетъ послана за море на собственный счетъ короля англійскаго, безо всякаго приданаго».

Король Генрихъ. Намъ эти условія угодны. Милордъ маркизъ, преклоните колѣни: мы жалуемъ васъ первымъ герцогомъ Сеффолькомъ и опоясываемъ васъ мечомъ. Кузенъ Іоркъ, до полнаго истеченія этихъ восемнадцати мѣсяцевъ, мы отставляемъ васъ отъ должности регента французскихъ владѣній. Благодаримъ васъ, дядя Уинчестеръ, Глостэръ, Іоркъ, Бекингэмъ, Сомерсетъ, Сольсбери и Уорикъ; благодаримъ за великую честь, оказанную пріемомъ моей царственной королевы. Ну, пойдемъ-же скорѣе озаботиться о приготовленіяхъ къ ея коронаціи (Уходятъ: король, королева и Сеффолькъ).

Глостэръ. Храбрые пэры Англіи, столпы государства, вамъ я изолью свою скорбь, вашу скорбь, общую скорбь всей страны. Какъ? Развѣ не тратилъ братъ мой Генрихъ своей молодости, храбрости, своихъ денегъ и людей на войны? Развѣ не жилъ онъ зачастую въ открытомъ полѣ въ зимнюю стужу и въ лѣтній жгучій зной, чтобы завоевать Францію, свое прямое наслѣдіе? Развѣ не утруждалъ своего ума мой братъ Бедфордъ, чтобы политикой сохранить то, что пріобрѣлъ Генрихъ? Развѣ вы сами, Сомерсетъ, Бекингэмъ, храбрый Іоркъ, Сольсбери, и побѣдоносный Уорикъ, не получали глубокихъ шрамовъ во Франціи и въ Нормандіи? Или дядя мой, Бофортъ, и я самъ, развѣ мы, вмѣстѣ съ мудрымъ государственнымъ совѣтомъ, не трудились такъ долго, поутру и ввечеру, обсуждая за и противъ вопросъ: какъ-бы удержать въ повиновеніи Францію и французовъ? Развѣ его величество не былъ еще ребенкомъ коронованъ въ Парижѣ, на зло врагамъ? И неужели-же умрутъ эти труды и эта слава? Неужели умрутъ завоеванія Генриха и бдительность Бедфорда, ваши воинскія подвиги и весь нашъ совѣтъ? О, пэры Англіи! Эта лига постыдна и роковой это бракъ: они пятнаютъ вашу славу, стираютъ ваши имена изъ книги памяти, низвергаютъ изображенія вашей славы, уродуютъ памятники завоеваній во Франціи, разрушаютъ все, какъ еще не бываю!

Кардиналъ. Племянникъ, что значитъ эта гнѣвная рѣчь съ такими подробностями? Вѣдь, Франція наша и мы ее все -таки сохранимъ.

Глостзръ. Да, дядя: мы ее сохранимъ, если сможемъ. Но теперь это уже невозможно. Сеффолькъ, новоиспеченный герцогъ, по дудкѣ котораго пляшутъ, отдалъ герцогства Анжу и Мэна бѣдному королю Ренье, слогъ котораго такъ же пышенъ, какъ тощъ его кошелекъ.

Сольсбери. Клянусь смертію Того, Который умеръ за всѣхъ, эти герцогства были ключемъ къ Нормандіи. Но отчаго плачетъ Уорикъ, мой храбрый сынъ?

Уортікъ. Отъ горя, что они уже невозвратимы. Потому-что, если-бъ была надежда снова ихъ завоевать, мой мечъ пролилъ-бы горячую кровь, а глаза не проливали-бы слезъ. Анжу и Мзнъ! Я самъ ихъ взялъ, мои собственныя руки завоевали эти земли. Такъ неужели-же города, которые я добылъ своими ранами, будутъ возвращены съ миролюбивыми рѣчами? Клянусь Богомъ!

Іоркъ. Потому что Сеффолькъ герцогъ. Чтобъ задохся онъ, омрачающій славу нашего воинственнаго острова! Скорѣе вырвали и разметали-бъ мое сердце французы, чемъ я согласился-бы на эту лигу. Мнѣ только и приходилось читать, что короли англійскіе получали за своими женами большія суммы золотомъ и приданымъ. А нашъ король Генрихъ отдаетъ свое собственное, чтобъ надѣлить ту, которая не приноситъ ему никакихъ выгодъ.

Глостэръ. Неумѣстная и доселѣ неслыханная шутка! Сеффолькъ требуетъ пятнадцатую долю за продовольствіе и расходы по ея привозу. Пусть-бы себѣ оставалась во Франціи и умерла-бы тамъ съ голоду прежде, чѣмъ…

Кардиналъ. Милордъ Глостэръ вы слишкомъ горячитесь. Такъ было угодно его величеству, королю.

Глостэръ. Милордъ Уинчестеръ, я знаю ваши мысли: не рѣчи мои вамъ непріятны, а мое присутствіе смущаетъ васъ. Ненависть рвется наружу: гордый прелатъ, на лицѣ твоемъ я вижу твои гнѣвъ. Если мнѣ долѣе остаться здѣсь, мы возобновимъ свою прежнюю ссору. — Прощайте, лорды. Когда-же меня не будетъ, вспомните мое предсказаніе, что Франція скоро будетъ потеряна. (Уходитъ).

Кардиналъ. Нашъ протекторъ уходитъ взбѣшенный! Вамъ извѣстно, что онъ мнѣ врагъ; нѣтъ, даже врагъ всѣмъ и, боюсь я, даже не особенный другъ королю. Разсудите лорды: онъ ближайшій въ родѣ къ королю и прямой наслѣдникъ англійской короны. Хотя-бы Генрихъ пріобрѣлъ своимъ бракомъ цѣлое государство и всѣ богатыя западныя королевства, и то онъ имѣлъ-бы поводъ быть этимъ недоволенъ. Замѣтьте это, лорды, не дайте его льстивымъ рѣчамъ обворожить ваши сердца; будьте благоразумны и осмотрительны. Что изъ того, что простой народъ къ нему благоволитъ, называетъ его: «Гемфри, добрый герцогъ Глостэръ» и рукоплещетъ, громко восклицая: «Іисусе, сохрани его королевское высочество!» и: «храни, Боже, добраго герцога Гемри!» Боюсь я, лорды, что, не смотря на этотъ льстивый блескъ, онъ окажется опаснымъ покровителемъ.

Бекингэмъ. Такъ чего-жъ ему покровительствовать нашему государю, если онъ уже такихъ лѣтъ, что самъ можетъ управлять собою? — Кузенъ Сомерсетъ, присоединитесь ко мнѣ, и мы всѣ вмѣстѣ съ герцогомъ Сеффолькомъ живо сгонимъ герцога Гемфри съ мѣста.

Кардиналъ. Это важное дѣло не терпитъ проволочки: я иду сейчасъ-же къ герцогу Сеффольку (Уходитъ).

Сомерсетъ. Кузинъ Бекингэмъ, хоть и обидна намъ надменность Гемфри и величіе его назначенія, все-таки будемъ наблюдать за спѣсивымъ кардиналомъ. Его дерзость невыносимѣе, чѣмъ дерзость всѣхъ принцевъ сосѣдней страны. Если Глостера смѣстятъ, такъ онъ будетъ протекторомъ.

Бекингэмъ. Или ты, Сомерсетъ, или я будемъ протекторами, вопреки герцогу Гемфри или кардиналу (Уходятъ: Бекингэмъ и Сомерсетъ).

Сольсбюри. Гордость пошла впередъ, честолюбіе слѣдуетъ за нею. Въ то время, какъ они заботятся о своемъ собственномъ повышеніи, намъ подобаетъ заботиться о государствѣ. Никогда не видѣлъ я, чтобъ Гемфри, герцогъ Глостэръ, поступалъ иначе, какъ благородный джентльмэнъ; но часто видѣлъ, что спѣсивый кардиналъ скорѣе какъ солдатъ, нежели какъ служитель церкви, напыщенно и гордо, будто онъ всему хозяинъ, ругался, какъ бродяга, и унижалъ себя, какъ не пристало правителю общественнаго блага. Сынъ мой, Уорикъ, утѣха моей старости! Твои подвиги, твое чистосердечіе и твоя домовитость пріобрѣли тебѣ благосклонность всего населенія, за исключеніемъ добраго герцога Глостэра. А твои дѣйствія въ Ирландіи, братъ Іоркъ, для возстановленія тамъ гражданскаго порядка, твои послѣдніе подвиги въ нѣдрахъ Франціи, когда ты былъ регентомъ, — представителемъ нашего государя, заставили народъ бояться и уважать тебя. — Соединимся-же для народнаго блага, чтобы, чѣмъ съумѣемъ, обуздать и подавить гордость Сеффолька, кардинала, а также и тщеславіе Сомерсета и Бекингэма. И, насколько можемъ, будемъ покровительствовать дѣйствіямъ Глостэра, пока онѣ клонятся ко благу государства.

Уорикъ. И да поможетъ Богъ Уорику такъ-же, какъ онъ любитъ государство и общественное благо своего отечества.

Іоркъ. Тоже говоритъ и Іоркъ и по важнѣйшей причинѣ.

Сольсбюри. Пойдемъ-же прочь скорѣе и углубимся въ самое главное.

Уоркъ. Главное? О, отецъ, вѣдь Мэнъ потерянъ: тотъ самый Мэнъ, что Уорикъ завоевалъ съ большимъ трудомъ и продержалъ-бы до послѣдняго издыханія. Ты хотѣлъ сказать: главное дѣло? А я думалъ о Мэнѣ. который я верну отъ Франціи, а не то пусть буду убитъ (Уходятъ: Уорикъ и Сольсбери).

Іоркъ. Анжу и Мэнъ отданы французамъ, Парижъ потерянъ, положеніе Нормандіи стало нетвердо. Тепеть, когда ихъ нѣтъ. Сеффолькъ заключилъ условія, пэры ихъ подтвердили, а Генрихъ съ удовольствіемъ промѣнялъ два герцогства на прекрасную дочь одного герцога. Я никого изъ нихъ не могу винить: не все-ли имъ равно? Они, вѣдь отдаютъ твое, а не свое. Пираты могутъ, какъ деньгами, сорить своей добычей, покупать себѣ друзей и раздавать всё распутницамъ, покучивая, какъ господа, пока не растратятъ всего. А между тѣмъ, глупый хозяинъ своего добра плачетъ по немъ и безпомощно ломаетъ руки, качаетъ головой и дрожа стоитъ въ сторонѣ въ то время, какъ его дѣлятъ и уносятъ прочь, а самъ готовъ умереть съ голода изъ боязни прикоснуться къ своей-же собственности. Такъ-то и Іорку приходится сидѣть, грустить и кусать себѣ языкъ въ то время, какъ его земли торгуютъ и покупаютъ. Мнѣ кажется, что государства: Англіи, Франціи и Ирландіи въ такой-же мѣрѣ связаны съ моей плотью и кровью, какъ роковая головня, зажженная Алтеей, съ сердцемъ Калидонскаго принца. Анжу и Мэнъ — оба отданы французамъ! Плохія вѣсти для меня, потому что я такъ же надѣялся на Францію, какъ и на плодоносную землю Англіи. Придетъ день, когда Іоркъ потребуетъ свое. Поэтому я приму сторону Невилей и выкажу любовь къ гордому герцогу Гемфри, а высмотрѣвъ удобный случай, я потребую себѣ корону, — ибо такова золотая цѣль, въ которую я хочу попасть. Не гордому Ланкастеру незаконно владѣть моими правами; не держать ему скипетра въ своей ребячьей пригоршнѣ; не носить ему вѣнца на головѣ, набожное настроеніе которой не пристало къ коронѣ. Такъ помолчи-же, Іоркъ, пока время еще не приспѣло. Когда другіе спятъ, ты бодрствуй и стереги, чтобы допытаться до тайны правленія и чтобы Генрихъ, пресыщенный радостями любви, вмѣстѣ съ молодой женою, — дорого купленной англійской королевой, — и Гемфри съ пэрами вступятъ въ раздоры. Тогда я высоко подниму млечно-бѣлую розу, и воздухъ будетъ благоухать ея нѣжнымъ ароматнымъ запахомъ. Въ знаменахъ своихъ я вознесу гербы Іорка на состязаніе съ домомъ Ланкастера, и волей-неволей заставлю его уступить мнѣ корону, подъ книжнымъ управленіемъ которой ослабѣла прекрасная Англія (Уходитъ).

СЦЕНА II.

Тамъ-же. Комната въ домѣ герцога Глостэра.

Герцогиня. Что склонилъ голову мой повелитель, какъ перезрѣлая рожь подъ щедрымъ бременемъ Цереры? Что сводитъ брови великій герцогъ Гемфри, будто хмурясь на любовь къ нему всего міра? Отчего устремлены глаза твои на мрачную землю; будто видятъ нѣчто, омрачающее твои взоры? Что ты тамъ видишь? Не вѣнецъ-ли короля Генриха, осыпанный всѣми почестями міра? Если такъ, то продолжай смотрѣть, ползи ничкомъ, пока онъ не обойметъ головы твоей. Протяни руку, достань это величественное золото. — Что? развѣ коротка? Я удлинню ее своею и, поднявъ вмѣстѣ вѣнецъ мы оба, вмѣстѣ, поднимемъ головы наши къ небесамъ и никогда ужь больше не унизимъ своихъ взоровъ тѣмъ, что соблаговолимъ бросить хоть одинъ взглядъ на землю.

Глостэръ. О, Нелли, дорогая Нелди, если ты любишь своего господина, гони отъ себя червя честолюбивыхъ помысловъ. Пусть моя мысль, если что я задумаю дурное противъ моего короля и племянника, — добродѣтельнаго Генриха, — будетъ моимъ послѣднимъ вздохомъ въ этомъ смертномъ мірѣ. Меня печалитъ тревожный сонъ этой ночи.

Герцогиня. Что снилось моему господину? Скажи мнѣ, и я отплачу тебѣ пріятнымъ разсказомъ моего утренняго сна.

Глостэръ. Мнѣ казалось, что этотъ жезлъ, знакъ моего сана при дворѣ, переломленъ пополамъ, не помню кѣмъ, но кажется, что кардиналомъ; а на концахъ сломанной палки были головы Эдмонда Сомерсета и Уильяма де-ля-Пуль, — перваго герцога Сеффолька. Таковъ мой сонъ, и Богъ вѣсть, что онъ предвѣщаетъ.

Герцогиня. Полно! Онъ просто — доказательство того, что кто сломитъ хоть прутикъ въ рощѣ Глостэра, тотъ заплатитъ головой за свою дерзость. Но послушай меня, мой Гемфри, дорогой мой герцогъ. Казалось мнѣ, что я сижу на королевскомъ мѣстѣ въ Уэстминстерскомъ соборѣ, на томъ самомъ креслѣ, на которомъ короновались короли и королевы: тамъ Генрихъ и госпожа Маргарита преклонили передо мной колѣни и возложили мнѣ на голову вѣнецъ.

Глостэръ. Ну, Элеанора, я просто долженъ побранить тебя. Самонадѣянная женщина! Невоспитанная Элеанора! Развѣ ты не вторая въ государствѣ, не жена протектора, и не любима имъ? Развѣ не къ твоимъ услугамъ всѣ свѣтскія удовольствія, превыше всякихъ разсчетовъ или помысловъ? И неужели ты все-таки хочешь ковать измѣну, чтобы низвергнуть себя и своего супруга съ вершины почестей къ ногамъ безчестья? Прочь отъ меня! Не хочу больше ничего слышать.

Герцогиня. Что это, милордъ? Развѣ вы такъ разсердились на Элеанору за то, что она разсказала вамъ просто свой сонъ. Въ слѣдующій разъ, меня не надо будетъ останавливать, я оставлю свои сны при себѣ.

Глостэръ. Ну, не сердись-же: я опять тобой доволенъ.

Входитъ гонецъ.

Гонецъ. Милордъ протекторъ, его величеству угодно чтобы вы были готовы ѣхать въ Сент-Ольбэнсъ, гдѣ король и королева намѣрены охотиться съ соколами.

Глостэръ. Сейчасъ иду. — Пойдемъ-же, Нелли: вѣдь, ты желаешь ѣхать съ нами?

Герцогиня. Да, дорогой мой господинъ: я тотчасъ-же послѣдую за вами (Уходятъ: Глостэръ и гонецъ). Я должна слѣдовать, потому-что не могу идти впередъ, пока Глостэръ еще придерживается такихъ низкихъ и смиренныхъ воззрѣній. Если-бы я была мужчиной, герцогомъ и ближайшимъ въ родѣ, то удалила-бы эти надоѣдливыя, мѣшающія мнѣ преграды, сравняла-бы путь свой по ихъ обезглавленнымъ плечамъ. Хоть я и женщина, а не замедлю разыграть свою роль въ пышномъ зрѣлищѣ счастья. Да гдѣ вы тамъ? Сэръ Джонъ! Не бойся-же, любезный, мы одни: здѣсь нѣтъ никого, кромѣ тебя, да меня.

Входить Юмъ.

Юмъ. Іисусе, сохрани ваше королевское величество.

Герцогиня. Какъ ты сказалъ? Величество? Я только высочество.

Юмъ. Но, милостью Божіей и совѣтами Юма, титулъ вашего высочества повысится.

Герцогиня. Что скажешь, любезный? Совѣтывался-ли ты съ хитрой колдуньей, Марджери Джордэнъ, и съ чародѣемъ Роджеромъ Болинброкомъ? Желаютъ-ли они взяться мнѣ помочь?

Юмъ. Вотъ, что они обѣщали: что покажутъ вашему высочеству духа, вызваннаго изъ нѣдръ земли, который будетъ отвѣчать на всѣ вопросы, какіе ваше высочество ему предложите.

Герцогиня. Хорошо; я подумаю объ этихъ вопросахъ, а когда мы возвратимся изъ Сент-Ольбэнса, тогда вполнѣ осуществимъ это дѣло. Вотъ, Юмъ, возьми себѣ это въ награду. Повеселись, любезный, со своими соучастниками въ этомъ важномъ дѣлѣ (Уходитъ).

Юмъ. Юмъ долженъ веселиться на золото герцогини. Ну, что-жъ. Онъ и повеселится. Но какъ-же такъ, сэръ Джонъ Юмъ? Замкните ваши уста и не произносите ни слова, кромѣ: тсс! Это дѣло требуетъ безмолвной тайны. Госпожа Элеонора даетъ золота за то, чтобъ привести колдунью: но золото не можетъ быть не кстати, хотя-бы она была самимъ дьяволомъ Однако, есть у меня и иное золото, перепавшее мнѣ съ другого берега: не смѣю сказать, что отъ богача-кардинала или отъ славнаго новоиспеченнаго герцога Сеффолька, но знаю что оно оттуда. Говоря проще, они, зная властолюбивый нравъ госпожи Элеаноры, подкупили меня, чтобы подкопаться подъ герцогиню, прожужжать ей голову про заговоры. Говорятъ: ловкій плутъ не нуждается въ посредникахъ, а между тѣмъ, я посредникъ Сеффолька и кардинала. Если ты, Юмъ, не остережешься, то скоро назовешь ихъ обоихъ парой ловкихъ плутовъ. Что-жъ, такъ оно и есть; и такъ, боюсь я, что плутовство Юма будетъ гибелью для герцогини, а ея позоръ будетъ паденіемъ для Гемфри. Чтобы тамъ ни вышло, а я получу золото за все (Уходитъ).

СЦЕНА III.

Тамъ-же. Комната во дворцѣ. Входятъ: Питеръ и другіе съ просьбами.

1-й проситель. Станемъ поближе, господа: милордъ протекторъ скоро здѣсь пройдетъ и мы тогда можемъ вручить ему наши письменныя просьбы.

2-й проситель. Конечно! Господь его помилуй, онъ добрый человѣкъ! Іисусе, благослови его!

Входятъ: Сеффолькъ и королева Маргарита.

1-й проситель. Вотъ онъ, кажется, идетъ; а съ нимъ и королева. Я стою здѣсь первымъ.

2-й проситель. Назадъ, дуракъ! Это герцогъ Сеффолькъ, а не протекторъ.

Сеффолькъ. Что тебѣ, малый? Что тебѣ отъ меня нужно?

1-й проситель. Прошу, милордъ, прощенья: я принялъ васъ за лорда протектора.

Королева Маргарита (читаетъ надпись). «Милорду протектору». — Вы просите его высочество? Дайте мнѣ посмотрѣть. Въ чемъ твоя просьба?

1-й проситель. Съ позволенія вашего величества, я жалуюсь на Джона Гудмэна, слугу милорда кардинала, въ томъ что онъ отнялъ отъ меня мой домъ, мою землю, мою жену и все мое.

Сеффолькъ. Такъ и жену твою тоже? Это, дѣйствительно дурно. — А твоя — въ чемъ? — Это еще что? (Читаетъ). Жана герцога Сеффолька, въ томъ, что онъ огородилъ Мельфордскіе выгоны". Что это значитъ, господинъ бездѣльникъ?

2-й проситель. Увы, сударь! Я лишь бѣдный проситель за всѣхъ нашихъ горожанъ.

Питеръ (подавая просьбу). Жалоба на моего хозяина Томаса Хорнера, въ томъ, что онъ говорилъ, будто герцогъ Іоркъ законный наслѣдникъ престола.

Королева Маргарита. Что ты говоришь? Развѣ герцогъ Іоркъ сказалъ, что онъ законный наслѣдникъ престола?

Питеръ. Кто? Мой-то хозяинъ? Нѣтъ, честное слово, не онъ; а мой хозяинъ говорить, что это Іоркъ сказалъ; и еще: — что король похититель престола.

Сеффолькъ. Кто тамъ есть? (Входятъ слуги). Возьмите этого человѣка и сейчасъ-же пошлите съ констэблемъ за его хозяиномъ. — Мы еще услышимъ о твоемъ дѣлѣ передъ королемъ (Уходятъ: слуги и Питеръ).

Королева Маргарита. Что-же касается васъ, такъ любящихъ защиту крыла милости нашего протектора, то лишите снова свои просьбы и снова обращайтесь къ нему (Разрываетъ ихъ просьбы). Вонъ, подлые негодяи! — Сеффолькъ. уберите ихъ.

Всѣ. Ну-же, пойдемте! (Уходятъ просители).

Королева Маргарита. Скажите, милордъ Сеффолькъ, таковъ у васъ порядокъ, такой обычай при англійскомъ дворѣ? Таково-ли управленіе острова Британіи, такова-ли царственность короля Альбіона? Какъ? Развѣ все еще король Генрихъ будетъ ребенкомъ, подъ управленіемъ угрюмаго протектора? Развѣ я королева лишь по титулу да по виду, и должна быть подданною герцога? Говорю тебѣ, Пуль, когда ты въ городѣ Турѣ переломилъ копье въ честь моей любви, и овладѣлъ сердцами французскихъ дамъ, — я вообразила, что король Генрихъ похожъ на тебя храбростью, любезностью и наружностью. Но его умъ склоненъ лишь къ благочестію, къ отсчитыванію своихъ Ave Maria на четкахъ. Его герои — пророки и апостолы; его оружіе — святыя изрѣченія изъ священнаго писанія; наука для него ристалище, а его возлюбленныя — мѣдныя изображенія причисленныхъ къ лику святыхъ. Я-бы хотѣла, чтобы соборъ кардиналовъ избралъ его въ папы и увезъ въ Римъ, чтобы воздѣть тройственную корону на его главу. Это былъ-бы санъ, самый подходящій къ его набожности.

Сеффолькъ. Ваше величество, имѣйте терпѣніе. Какъ я былъ причиной прибытія вашего величества въ Англію, такъ и постараюсь въ Англіи, чтобы вы были вполнѣ довольны.

Королева Маргарита. Кромѣ высокомѣрнаго протектора, есть у насъ еще Бофортъ, властный служитель церкви, Сомерсеть, Бекингэмъ и ворчливый Іоркъ; и малѣйшій изъ нихъ можетъ сдѣлать въ Англіи больше, чѣмъ король.

Сеффолькъ. А тотъ изъ нихъ, который можетъ наибольше сдѣлать, все-же не можетъ сдѣлать въ Англіи болѣе Невилей: Сольсбери и Іорикъ, вѣдь, не простые пэры.

Королева Маргарита. Но всѣ эти лорды и въ половину не такъ сильно досаждаютъ мнѣ, какъ эта гордячка, жена лорда протектора: она выступаетъ себѣ при дворѣ, окруженная толпою дамъ, скорѣе, какъ императрица, нежели какъ жена герцога Гемфри. При дворѣ иностранцы принимаютъ ее за королеву. На ней надѣты всѣ доходы герцога, а въ сердцѣ своемъ она презираетъ нашу бѣдность. Неужели я не доживу до того, чтобъ отомстить ей? Эта спѣсивая, мелкопомѣстная, низкорожденная трещотка, еще на-дняхъ, въ кругу своихъ любимцевъ хвалилась тѣмъ, что даже шлейфъ худшаго изъ ея платьевъ стоитъ больше, чѣмъ стоили всѣ земли моего отца, прежде, чѣмъ Сеффолькъ отдалъ ему два два герцогства за дочь.

Сеффолькъ. Ваше величество, я уже приготовился ловить ее и составилъ такой хоръ увлекательныхъ птицъ, что она сядетъ послушать ихъ пѣсенъ, да больше и не подымется никогда, чтобъ безпокоить ваше величество. Такъ оставьте-же ее, милэди, и послушайте меня, осмѣливающагося давать вамъ въ этомъ совѣты. Хоть мы и не любимъ кардинала, но должны быть въ союзѣ съ нимъ и съ лордами, пока не введемъ герцога Гемфри въ немилость. Что-же касается герцога Іорка, то эта недавняя жалоба на него мало принесетъ ему пользы. Итакъ, одного за другимъ, мы выполемъ ихъ всѣхъ, а сами вы будете счастливо управлять кормиломъ государства.

Входятъ: король Генрихъ, Іоркъ и Сомерсетъ; герцогъ и герцогиня Глостэръ; кардиналъ Бофортъ, Бекиегэмъ, Сольсбери и Уорикъ.

Король Генрихъ. Съ моей стороны, благородные лорды, мнѣ все равно: что Сомерсетъ, что Іоркъ, для меня все едино.

Іоркъ. Если Іоркъ дурно поступалъ во Франціи, такъ ему будетъ отказано отъ регентства.

Сомерсетъ. Если Сомерсетъ недостоинъ этого мѣста, такъ пусть Іоркъ будетъ регентомъ: я ему уступаю.

Уорикъ. Достойны-ли ваша свѣтлость, или нѣтъ, не спорьте объ этомъ: Іоркъ все-таки достойнѣе.

Кардиналъ. Честолюбивый Уорикъ, дай говорить старшимъ.

Уорикъ. Кардиналъ мнѣ не старшій на полѣ битвы.

Бекингэмъ. Всѣ здѣсь присутствующіе старшіе для тебя, Уорикъ.

Уорикъ. Уорикъ можетъ дожить до того, что будетъ старше всѣхъ.

Сольсбери. Сынъ, молчи. А ты, Бекингэмъ, укажи мнѣ причину, почему въ этомъ надо отдать предпочтеніе Сомерсету.

Королева Маргарита. Конечно, потому, что такъ хочетъ король.

Глостеръ. Ваше величество, король достаточно великъ для того, чтобъ самому высказать свое мнѣніе. Это не женское дѣло.

Королева Маргарита. Если онъ достаточно великъ, то для чего-же вашему высочеству быть протекторомъ его величества?

Глостеръ. Я, ваше величество, протекторъ государства и по его желанію могу оставить свой постъ.

Сеффолькъ. Такъ оставь-же его, оставь и свою дерзость. Съ тѣхъ поръ, какъ ты сталъ королемъ, вѣдь, кто-же король, какъ не ты? государство съ каждымъ днемъ ближе къ погибели. За моремъ, дофинъ одержалъ верхъ надъ нами, а всѣ пэры и дворяне государства были рабами твоего величія.

Кардиналъ. Ты изнурилъ народъ налогами. Церковныя суммы отощали и опустѣли твоими стараніями.

Сомерсетъ. Твои роскошныя зданія и наряды твоей жены стоили огромныхъ суммъ государственной казнѣ.

Бекингэмъ. Твоя жестокость въ наказаніи виновныхъ превзошла всякіе законы и сдѣлала тебя самого жертвой законовъ.

Королева Маргарита. Твой торгъ должностями и городами, если-бы онъ обнаружился, какъ это подозрѣваютъ заставилъ-бы тебя поплясать безъ головы. (Глостэръ уходитъ. Королева роняетъ свой вѣеръ). Подайте-же мой вѣеръ. Что, душечка, не можешь? (Даетъ герцогинѣ пощечину). Прошу прощенья, герцогиня: такъ это вы?

Герцогиня. Такъ, это я? Да, я, гордая француженка, и еслибъ я только имѣла возможность добраться съ ногтями до твоей красы, то написала-бы свои десять заповѣдей на твоемъ лицѣ.

Король Генрихъ. Милая тетушка, успокойтесь: это она невольно.

Герцогиня. Невольно! Смотри, любезный король, спохватись вовремя. Она опутаетъ тебя и будетъ няньчить, какъ ребенка. Но, хоть главный повелитель здѣсь и не носитъ штановъ, а все-таки, Элеанора отомститъ ему за ударъ (Уходитъ).

Бекингэмъ. Лордъ кардиналъ, я послѣдую за Элеанорой и прислушаюсь къ тому, какъ поступитъ Гемфри. Она такъ уколота, что бѣшенство ея не нуждается въ шпорахъ: она сама далеко помчится на свою погибель (Уходитъ).

Снова входитъ Глостэръ.

Глостэръ. Теперь, милорды, когда мой гнѣвъ опалъ, вслѣдствіе прогулки вокругъ площади дворца, я пришелъ говорить о дѣлахъ государства. Что же касается вашихъ злобныхъ и невѣрныхъ обвиненій, то докажите ихъ и я готовъ подлежать законамъ. А Богъ пусть будетъ такъ-же милостивъ ко мнѣ, какъ я вѣренъ любви къ моему королю и отечеству. Но вернемся къ предстоящему намъ дѣлу. Я говорю, государь, что Іоркъ — самый подходящій человѣкъ для того, чтобъ быть вашимъ регентомъ во французскомъ государствѣ.

Сеффолькъ. Прежде, чѣмъ сдѣлать выборъ, позвольте мнѣ указать на нѣкоторыя довольно важныя причины, почему Іоркъ — самый неподходящій для этого человѣкъ.

Іоркъ. Я скажу тебѣ, Сеффолькъ, почему я неподходящій. Во-первыхъ, потому, что я не могу льстить твоей гордости. Во-вторыхъ потому, что если буду назначенъ на эту должность, милордъ Сеффолькъ задержитъ меня здѣсь, безъ отпуска, безъ денегъ и безъ продовольствія до тѣхъ поръ, пока Франція не будетъ опять въ рукахъ дофина. Послѣдній разъ я тоже плясалъ по его дудкѣ, пока Парижъ не былъ осажденъ, взятъ голодомъ и потерянъ.

Уорикъ. Я тому свидѣтель: ни одинъ измѣнникъ своей странѣ не сдѣлалъ столь гнуснаго поступка.

Сеффолькъ. Молчи непокорный Уорикъ!

Уорикъ. Чего мнѣ молчать, олицетворенная гордость?

Входятъ слуги Сеффолька и вводятъ Хорнера и Питера.

Сеффолькъ. Того, что вотъ человѣкъ, обвиняющійся въ измѣнѣ; дай Богъ, чтобы герцогъ Іоркъ могъ оправдаться!

Іоркъ. Развѣ кто обвиняетъ Іорка въ измѣнѣ?

Король Генрихъ. Что ты хочешь сказать, Сеффолькъ. Скажи мнѣ, кто это такіе?

Сеффолькъ. Съ позволенія вашего величества, это слуга, который обвиняетъ своего господина въ государственной измѣнѣ. Вотъ его слова, — что Ричардъ герцогъ Іоркъ законный наслѣдникъ англійскаго престола и что ваше величество незаконный похититель власти.

Король Генрихъ. Скажи, любезный, это твои слова?

Хорнеръ. Съ позволенія вашего величества, я никогда не говорилъ и не думалъ ничего подобнаго. Богъ свидѣтель что меня ложно обвиняетъ этотъ негодяй.

Питеръ. Милорды, клянусь этими десятью костями (указываетъ на свои пальцы), говорилъ мнѣ онъ это, когда мы однажды ночью, на чердакѣ, чистили латы милорда Іорка.

Іоркъ. Подлый мусорщикъ и хитрый негодяй! Я сниму съ тебя голову за твои предательскія рѣчи. — Я прошу ваше величество подвергнуть его всей строгости законовъ.

Хорнеръ. Увы, милордъ! Хоть повѣсьте меня, никогда я этого не говорилъ. Мой обвинитель — мой-же ученикъ. На дняхъ я проучилъ его за что-то, а онъ на колѣняхъ поклялся, что поквитается со мною. Я могу это доказать: поэтому умоляю ваше величество, не губить честнаго человѣка по обвиненію негодяя.

Король Генрихъ. Дядюшка, что скажемъ мы на это дѣло по закону?

Глостэръ. Вотъ каковъ мой приговоръ, милордъ, насколько я могу судить. Пусть Сомерсетъ будетъ регентомъ французовъ, если на Іорка падаетъ подозрѣніе. А людямъ этимъ пусть назначатъ день для поединка въ подобающемъ мѣстѣ, потому что у хозяина есть доказательства, что его слуга лжетъ. Таковъ законъ и таковъ приговоръ герцога Гемфри.

Сомерсетъ. Благодарю покорно, ваше королевское величество.

Хорнеръ. А я охотно принимаю поединокъ.

Питеръ. Увы, милордъ! Я не могу драться. Ради Бога, сжальтесь надо мной! Людская злоба осилила меня. О, Господи, помилуй меня! Я никогда не буду въ состояніи нанести ни одного удара. О, Господи, мое сердце…

Глостэръ. Или ты, мошенникъ, будешь драться, или тебя повѣсятъ.

Король Генрихъ. Ведите ихъ въ тюрьму; а день поединка пусть будетъ послѣдній въ будущемъ мѣсяцѣ. Пойдемъ, Сомерсетъ, озаботимся, какъ тебя отправить (Уходятъ).

СЦЕНА IV.

Тамъ-же. Садъ герцога Глостэра. Входятъ: Марджери Джордэнъ, Юмъ Саусуэль и Болингброкъ.

Юмъ. Идите, господа; говорю вамъ, что герцогиня ожидаетъ исполненія вашихъ обѣщаній.

Болингброкъ. Господинъ Юмъ, мы къ этому приготовились. Желаетъ-ли ея свѣтлость видѣть и слышать наши заклинанія?

Юмъ. Да; какъ-же иначе? Не сомнѣвайтесь въ ея храбрости.

Болингброкъ. Я слышалъ, про нее говорятъ, будто она женщина непоколебимаго, непреоборимаго духа;но все-таки было-бы удобнѣе, господинъ Юмъ, чтобъ вы были при ней, наверху, пока мы будемъ работать внизу. Итакъ, идите съ Богомъ, оставьте насъ (Юмъ уходитъ). Ну, тетка Джорденъ, ложись, скорчись на землѣ ничкомъ, а ты, Джонъ Саусуэль, читай и примемся за дѣло.

Входитъ наверху герцогиня.

Гегцогиня. Хорошо сказано, господа; добро пожаловать вамъ всѣмъ. За дѣло-же, и чѣмъ скорѣй, тѣмъ лучше.

Болингброкъ. Терпѣніе, добрая лэди: чародѣи знаютъ свое время. Глубокая ночь, темная, черная ночь, безмолвная ночь, ночное время, когда зажжена была Троя; то время ночи, когда кричатъ сычи, воютъ сторожевые псы, когда духи бродятъ, а привидѣнія разв ерзаютъ свои могилы, — вотъ самое подходящее время для дѣла, которое намъ предстоитъ. Садитесь, сударыня, и не бойтесь: мы замкнемъ въ священномъ кругу того, кого вызываемъ (Тутъ они исполняютъ подобающія церемоніи и чертятъ кругъ; Болингброкъ или Саусуэлъ читаетъ: «Conjura te», и т. д. Страшный громъ и молнія; затѣмъ появляется духъ).

Духъ. Adsum.

Марджери Джорденъ. Азматъ! Именемъ вѣчнаго Бога, передъ именемъ и властью котораго ты трепещешь, отвѣчай на мои вопросы; ты не отойдешь отсюда, пока всего не скажешь.

Духъ. Спрашивай, что угодно. — Хоть-бы скорѣе я отвѣтилъ и покончилъ!

Болингброкъ. Прежде всего король. Что съ нимъ будетъ?

Духъ. Еще живъ герцогъ, который свергнетъ Генриха, но тотъ его переживетъ и умретъ насильственной смертью. (По мѣрѣ того, какъ духъ говоритъ, Саусуэль записываетъ отвѣты).

Болингброкъ. Какая судьба ожидаетъ герцога Сеффолька?

Духъ. Отъ воды онъ умретъ, отъ нея приметъ свою кончину.

Болингброкъ. Что постигнетъ герцога Сомерсета?

Духъ. Пусть онъ избѣгаетъ замковъ: ему безопаснѣе въ песчаныхъ равнинахъ, нежели тамъ, гдѣ стоятъ возвышенные замки. Кончай-же; я больше не могу терпѣть.

Болингброкъ. Спустись-же во мракъ и въ огненное море. Злой духъ, удались! (Громъ и молнія. Духъ спускается Входятъ торопливо Іоркъ и Бекингэмъ со стражей.

Іоркъ. Возьмите этихъ измѣнниковъ и весь ихъ скарбъ. Красотка, мы за тобой слѣдили по пятамъ. Какъ, сударыня и вы здѣсь? Король и государство вамъ глубоко обязаны за такіе труды. Я не сомнѣваюсь, что лордъ протекторъ озаботится хорошенько васъ наградить за такія добрыя дѣла.

Герцогиня. Онѣ и въ половину не такъ дурны, какъ твои относительно короля Англіи, дерзкій герцогъ, угрожающій безъ причины.

Бекингэмъ. Совершенно вѣрно, сударыня: безо всякой причины. А какъ это по вашему называется? (Показываетъ ей бумаги). А тѣхъ ведите прочь! Заприте ихъ покрѣпче и держите порознь. Вы, сударыня, отправитесь съ нами. Стаффордъ, бери ее съ собою (Герцогиня уходитъ сверху). Мы позаботимся, чтобы и бездѣлушки ваши были представлены на судъ. Уходите вы всѣ! (Уходятъ: стража, Саусуэлъ, Болингброкъ и др.).

Іоркъ. Лордъ Бекингэмъ, мнѣ кажется, вы выслѣдили ее хорошо. Прекрасная завязка, удачно выбранная для того, чтобы ее развить. А теперь, милордъ, пожалуйста, посмотримъ бѣсовскія письмена. Что-то тамъ есть? (Читаетъ). «Еще живъ герцогъ, который свергнетъ Генриха; но онъ его переживетъ и умретъ насильственной смертью». Ну это точь въ точь, какъ: «Aio te, AEacida, Romanos vincere posse». Ну. Что-же дальше? «Скажи мнѣ, какая судьба ожидаетъ герцога Сеффолька?» --«Отъ воды онъ умретъ, отъ нея приметъ свою кончину». — Что постигнетъ герцога Сомерсета? «Пусть онъ избѣгаетъ замковъ: ему безопаснѣе въ песчаныхъ равнинахъ, нежели тамъ, гдѣ стоятъ возвышенные замки». Такъ-то, милорды: трудно добыты эти предсказанія и трудно онѣ понимаются. Король теперь на пути въ Сент-Ольбэнсъ, а съ нимъ путь этой прелестной лэди. Туда пойдутъ эти вѣсти, какъ только могутъ они скорѣе донести ихъ: печальный завтракъ для лорда протектора.

Бекингемъ. Милордъ Іоркъ, не разрѣшитъ-ли мнѣ ваша свѣтлость быть на этотъ разъ почтальономъ, въ надеждѣ получить отъ него награду?

Іоркъ. Если вамъ угодно, любезный лордъ. Эй, кто тамъ есть? (Входитъ слуга). Проси милордовъ Сольсбери и Уорика завтра вечеромъ ко мнѣ на ужинъ. Идемте! (Уходятъ).

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Сентъ-Ольбэнсъ. Входятъ: Король Генрихъ, королева Маргарита, Глостеръ, Кардиналъ и Сеффолькъ; сокольничьи перекликаются.

Королева Маргарита. Повѣрьте мнѣ, лорды, до сего дня я за послѣднія семь лѣтъ еще не видала такой удачной охоты за водяными птицами. Однако, надо замѣтить, что вѣтеръ былъ очень силенъ и было десять шансовъ противъ одного, что старый Джонъ не взлетитъ.

Король Генрихъ. Но какой взмахъ, милордъ, сдѣлалъ, вашъ соколъ и насколько выше остальныхъ онъ поднялся! Какъ Божьи дѣянія видны на всѣхъ его твореньяхъ! Да, какъ птицы, такъ и люди стремятся въ вышину.

Сеффолькъ. Ничего мудренаго, съ позволенія вашего величества, что сокола лорда протектора парятъ такъ высоко: они знаютъ, что господинъ ихъ любитъ вышину и мысли свои возноситъ выше соколинаго полета.

Глостэръ. Милордъ, лишь человѣкъ низкій и подлый душою не поднимется выше птичьяго полета.

Кардиналъ. Такъ я и думалъ: онъ хочетъ быть превыше облаковъ.

Глостэръ. Да, милордъ кардиналъ, какъ вамъ это покажется? Развѣ нехорошо-бы было для вашего высокопреподобія взлетѣть на небо?

Король Генрихъ. Въ хранилище превѣчнаго блаженства.

Кардиналъ. Твое небо — земля, глаза твои и мысли направлены къ коронѣ, — сокровищу твоей души. Ты зловредный протекторъ, опасный пэръ, который ластится къ королю и государству.

Глостэръ. Что это, кардиналъ? Развѣ ужь ваше священство стало такъ догматично? Tantaene animis coelestibus irae? Развѣ служители Церкви такъ горячатся? Любезный дядя припрячьте вашу злобу: можете-ли вы это сдѣлать при вашей святости?

Сеффолькъ. Это не злоба, сэръ; это не болѣе того, что пристало такой доброй ссорѣ и такому плохому пэру.

Глостэръ. Какъ это, милордъ?

Сеффолькъ. Ну, какъ вы, милордъ, какъ ваше высокопротекторство?

Глостэръ. Ну, Сеффолькъ, дерзость твоя извѣстна по всей Англіи.

Королева Маргарита. И твое честолюбіе также, Глостзръ.

Король Генрихъ. Молчи, прошу тебя, любезная королева; не подстрекай болѣе этихъ разъяренныхъ пэровъ, ибо блаженны миротворцы на землѣ.

Кардиналъ. Да буду я благословенъ за тотъ миръ, который я своимъ мечемъ водворю въ этомъ надменномъ протекторѣ.

Глостэръ (въ сторону кардиналу). Клянусь, любезный дядя, я-бы желалъ, чтобы до этого дошло!

Кардиналъ (Въ сторону). Что-жь, пожалуй, коли посмѣешь.

Глостэръ (въ сторону). Не обращай на это дѣло вниманія кучки мятежниковъ; своей собственной особой отвѣть за оскорбленье.

Кардиналъ (въ сторону). Хорошо, но только тамъ, куда-бы ты не смѣлъ заглянуть; а если осмѣлишься, такъ сегодня вечеромъ на восточной опушкѣ рощи.

Король Генрихъ. Чего вы, лорды?

Кардиналъ. Повѣрь мнѣ, кузенъ Глостэръ, еслибь слуга твой не поймалъ дичи, такъ внезапно, мы еще поохотились-бы (въ сторону Глостэру). Приноси свой мечъ въ двѣ рукоятки.

Глостэръ. Совершенно вѣрно, дядя.

Кардиналъ (въ сторону). Такъ что-жь вы, разсудили? Съ восточной стороны рощи.

Глостеръ (въ сторону). Кардиналъ, я съ вами согласенъ.

Король Генрихъ. Ну, что тамъ, дядя Глостэръ?

Глостэръ. Толкуемъ о соколиной охотѣ и ни о чемъ другомъ, ваше величество (въ сторону). Ну, клянусь Матерью Господней, попъ, я за это выбрѣю тебѣ макушку или мое ратное искусство оплошаетъ.

Кардиналъ (въ сторону). Medice, te ipsum, протекторъ: и ты также остерегайся. Оберегай также и себя.

Король Генрихъ. Вѣтеръ усиливается и вашъ гнѣвъ также, лорды. Какъ докучная музыка отзывается онъ въ моемъ сердцѣ! Когда разрываются такія узы, какая можетъ быть надежда на согласіе? Прошу васъ, милорды, дайте мнѣ уладить эту ссору.

Входитъ горожанинъ Сентъ-Ольбэна, крича: Чудо!

Глостэръ. Что значитъ этотъ шумъ? Что за чудо ты провозглашаешь?

Горожаникъ. Чудо! Чудо!

Сеффолькъ. Подойди къ королю и разскажи ему, что это за чудо?

Горожанинъ. Клянусь вамъ, какой-то слѣпой, полчаса тому назадъ, прозрѣлъ у раки святого Ольбэна, — слѣпой, никогда въ жизни прежде не видавшій свѣта.

Король Генрихъ. Хвала Господу, который даетъ душамъ вѣрующихъ свѣтъ въ потемкахъ и утѣшеніе въ отчаяніи.

Входятъ: мэръ Сентъ-Ольбэна со всею братіей; Симпкоксъ, котораго двое людей несутъ на креслѣ; его жена и множество народа.

Кардиналъ. Вотъ горожане идутъ процессіей, чтобы представить этого человѣка вашему величеству.

Король Генрихъ. Велика его отрада въ сей земной юдоли, хотя зрѣніемъ умножатся его грѣхи.

Глостэръ. Помогите, господа, поднесите его ближе къ королю. Его величеству угодно говорить съ нимъ.

Король Генрихъ. Разскажи намъ, добрый человѣкъ, какъ было дѣло, чтобы и мы вмѣстѣ съ тобою могли воздать хвалу Богу. Какъ? Неужели ты уже давно былъ слѣпъ, а теперь прозрѣлъ?

Симпкоксъ. Родился слѣпымъ, съ позволенія вашего величества.

Жена. Да, именно, такъ точно.

Сеффолькъ. Что это за женщина?

Жена. Его жена, съ позволенія вашей свѣтлости.

Глостэръ. Еслибъ ты была его матерью, ты могла-бы это сказать вѣрнѣе.

Король Генрихъ. Гдѣ-ты родился?

Симпкоксъ. На сѣверѣ, въ Беруикѣ, съ позволенія вашего величества.

Король Генрихъ. Бѣдняга! велика милость Божія у тебѣ. Пусть-же не проходитъ ни дня, ни ночи, неосвященными памятью о томъ, что сдѣлалъ для тебя Господь.

Королева Маргарита. Скажи мнѣ, добрый человѣкъ. случайно-ли ты сюда пришелъ, къ этой святой ракѣ, или изъ благоговѣнія?

Симпкоксъ. Богу извѣстно, что изъ чистаго благоговенія. Разъ сто, или еще того чаще, меня звалъ святой Олбэнъ, говоря: — Иди, Симпкоксъ, иди къ моей ракѣ, и я тебѣ помогу!

Жена. Въ самомъ дѣлѣ, это вѣрно; я сама часто слышала, какъ голосъ его звалъ.

Кардиналъ. Какъ? Да ты еще и хромъ?

Симпкоксъ. Да, помоги мнѣ Всемогущій!

Сеффолькъ. Какъ это съ тобой случилось?

Симпкоксъ. При паденіи съ дерева.

Жена. Со сливы, господинъ.

Глостэръ. Давно-ли ты ослѣпъ?

Симпкоксъ. О, я такъ родился, господинъ.

Глостэръ. Какъ? И все-таки хотѣлъ влѣзть на дерево?

Симпкоксъ. Но вѣдь это лишь въ юности, за всю мою жизнь.

Жена. Даже слишкомъ вѣрно: вотъ онъ и поплатился дорого за это лазанье.

Глостэръ. Клянусь всѣмъ святымъ, ты очень любиль сливы, если вздумалъ такъ рисковать.

Симпкоксъ. Увы, господинъ, женѣ моей хотѣлось дамасскихъ сливъ, и она заставила меня лѣзть съ опасностью жизни.

Глостэръ. Хитрый плутъ; но это ему, однако, не поможетъ. — Дай мнѣ посмотрѣть твои глаза. Теперь моргни; теперь открой ихъ. — По моему ты не хорошо видишь.

Симпкоксъ. Напротивъ, господинъ: ясно, какъ днемъ, и благодарю Бога и святого Ольбэна.

Глостэръ. И ты вѣрно говоришь? А какого цвѣта этотъ плащъ?

Симпкоксъ. Краснаго, господинъ; краснаго, какъ кровь.

Глостэръ. Что-жь, это сказано прекрасно. Какого цвѣта моя одежда?

Симпкоксъ. Да чернаго, конечно; — чернаго, какъ уголь, какъ черный янтарь.

Король Генрихъ. Такъ ты, значитъ, знаешь, какого цвѣта черный янтарь?

Сеффолькъ. А между тѣмъ онъ, кажется никогда не видалъ чернаго янтаря.

Глостэръ. Но видѣлъ, до сего дня, много плащей и платьевъ.

Жена. Никогда, до сего дня, во всей своей жизни.

Глостэръ. Скажи мнѣ, малый: какъ его имя?

Симпкоксъ. Увы, господинъ, я не знаю.

Глостэръ. А его?

Симпкоксъ. Право, господинъ, не знаю.

Глостэръ. А какъ твое собственное?

Симпкоксъ. Саундеръ Симпкоксъ, съ позволенія вашего, господинъ.

Глостэръ. Ну, постой же, Саундеръ, самый лживый изъ плутовъ во всемъ христіанскомъ мірѣ! если-бы ты родился слѣпымъ, ты все-таки могъ-бы знать наши имена, такъ же, какъ и назвать различные цвѣта нашихъ платьевъ. Зрѣніемъ можно различить цвѣта, но тотчасъ-же назвать ихъ всѣ невозможно. Милорды, святой Ольбэнъ сдѣлалъ чудо, а какъ вамъ покажется искусство того, кто возвратитъ ноги этому калѣкѣ?

Симпкоксъ. О, господинъ, еслибъ вы могли!

Глостэръ. Господа сентъ-ольбэнцы, нѣтъ-ли у васъ въ городѣ караульныхъ и того, что называютъ кнутами?

Мэръ. Конечно, милордъ, къ вашимъ услугамъ.

Глостэръ. Ну, такъ пошлите сейчасъ-же за однимъ изъ нихъ.

Мэръ. Ступай, малый, и приведи караульнаго прямо сюда (Уходитъ одинъ изъ служителей).

Глостэръ. А теперь, пока, подайте мнѣ сюда скамейку. (На сцену выносятъ скамейку). Ну, малый, если хочешь спастись отъ кнута, перескочи мнѣ черезъ эту скамейку и бѣги прочь.

Симпкоксъ. Увы, господинъ, я даже не могу стоять безъ поддержки одинъ; вы хотите мучить меня понапрасну.

Возвращается слуга и караульный съ кнутомъ.

Глостэръ. Ну, сэръ, мы должны заставить васъ разъискать ваши ноги. Бей его, служивый, пока онъ не перескочатъ черезъ эту самую скамейку.

Караульный. Слушаю, милордъ. Ну-ка, малый, живо. Долой рубаху!

Симпкоксъ. Увы, господинъ! Что-же мнѣ дѣлать? я въ состояніи даже стоять (Послѣ того, какъ караульный хватилъ его одинъ разъ, онъ перескакиваетъ черезъ скамейку и убѣгаетъ прочь; за нимъ слѣдуетъ народъ, съ крикомъ: «Чудо!»).

Король Генрихъ. О, Боже! Ты это видишь и терпишь такъ долго?

Королева Маргарита. Мнѣ было смѣшно смотрѣть какъ побѣжалъ этотъ негодяй.

Глостэръ. Ступайте за плутомъ и уберите прочь эту шлюху.

Жена. Увы, сэръ, мы это сдѣлали, вѣдь просто отъ нужды.

Глостэръ. Пусть ихъ бьютъ кнутомъ въ каждомъ торговомъ городѣ, пока они не дойдутъ до Беруика, изъ котораго пришли (Входятъ: Мэръ, караульный, жена Симпкокса и др.)

Кардиналъ. Герцогь Гемфри совершилъ сегодня чудно.

Сеффолькъ. Это правда: онъ заставилъ хромого скакать и бѣгать.

Глостэръ. Но вы сдѣлали больше чудесъ, чѣмъ я: вы, милордъ, обратили въ бѣгство въ одинъ день цѣлые города.

Входитъ Бекингэмъ.

Король Генрихъ. Какія вѣсти принесъ кузенъ нашъ Бекингэмъ?

Бекингэмъ. Такія, что сердце мое замираетъ ихъ открыть. Кучка злыхъ людей, склонныхъ къ непотребнымъ дѣламъ, подъ предводительствомъ и при сообщничествѣ лэди Элеаноры, супруги протектора, — главы и начальницы этого возмущенія, — злоумышляли противъ вашего государства; водились съ колдуньями и чародѣями, которыхъ мы и накрыли на мѣстѣ преступленія, когда они вызывали злыхъ духовъ изъ преисподней, вопрошая ихъ о жизни и смерти короля Генриха и другихъ частныхъ совѣтниковъ вашего высочества, о чемъ ваша свѣтлость знаете болѣе подробно.

Кардиналъ. Итакъ, милордъ протекторъ, вслѣдствіе этого, ваша супруга предстанетъ въ Лондонѣ на судъ. Эта вѣсть, я думаю, направила иначе остріе вашего оружія; весьма вѣроятно, милордъ, что вы не соблюдете своего часа.

Глостэръ. Честолюбивый служитель церкви, перестань огорчать мое сердце. Горе и тоска одолѣли всѣ мои силы: и побѣжденный (какимъ я и есть) я уступаю тебѣ, какъ уступилъ-бы и подлѣйшему изъ рабовъ.

Король Генрихъ. О, Боже! Какія бѣды творятъ злые и тѣмъ самымъ навлекаютъ посрамленіе на свою-же голову!

Королева Маргарита. Видишь, Глостэръ, какое пятно на твоемъ гнѣздѣ; смотри-же, чтобъ ты самъ былъ лучше и безупречнѣе.

Глостэръ. Ваше величество, что касается меня, я призываю Небо въ свидѣтели, какъ я любилъ своего короля и государство. Что-же касается моей жены, я не знаю, что это такое. Мнѣ грустно слышать то, что я услышалъ. Она благородна, но если она забыла честь и добродѣтель и зналась съ тѣми, которые, какъ сажа, мараютъ дворянство, — я изгоняю ее отъ своего ложа и общества и отдаю ее, въ добычу законамъ и позору, который обезславилъ честное имя Глостэра.

Король Генрихъ, Ну, на эту ночь мы отдохнемъ здѣсь завтра снова направимся обратно въ Лондонъ разсмотрѣть что дѣло основательно, призвать къ отвѣту этихъ гнусныхъ оскорбителей и взвѣсить это дѣло на безпристрастныхъ вѣсахъ правосудія, господство которыхъ непоколебимо для того чья правда сильнѣе (Трубы. Уходятъ).

СЦЕНД II. Лондонъ. Садъ герцога Іорка. Входятъ: Іоркъ, Сольсбери и Уорикъ.

Іоркъ. Теперь, любезные лорды Сольсбери и Уорикъ, когда нашъ скромный ужинъ оконченъ, дозвольте мнѣ узнать, въ этихъ укромныхъ аллеяхъ, для моего собственнаго удовлетворенія, ваше мнѣніе о томъ, что мои права на англійскій престолъ неоспоримы.

Сольебери. Милордъ, мнѣ не терпится услышать о нихъ подробно.

Уорикъ. Милый Іоркъ, начинай-же: и если твои права вѣрны, то Невили готовы быть твоими послушными подданными.

Іоркъ. Такъ вотъ оно какъ. У Эдуарда Третьяго, милорды, было семеро сыновей. Первый — Эдуардъ Черный принцъ, принцъ Уэльскій; второй — Уильямъ Хетфильдскій; третій — Ііонель, герцогъ Кларэнскій, а за нимъ слѣдующимъ былъ Джонъ Гаунтъ, герцогъ Ланкастеръ; пятый — Эдмондъ Ленгли, герцогъ Іоркскій; шестой — Томасъ Уудстокъ, герцогъ Глостэръ; Уильямъ Уиндзорскій былъ седьмой и послѣдній. Эдуардъ, Черный принцъ, умеръ прежде своего отца и оставилъ послѣ себя единственнаго сына, Ричарда, который, по смерти Эдуарда Третьяго, царствовалъ, пока Генрихъ Болингброкъ, герцогъ Ланкастеръ, старшій сынъ и наслѣдникъ Джона Гаунта, коронованный подъ именемъ Генриха Четвертаго, не завладѣлъ правленьемъ, не свергнулъ законна короля и не отправилъ его бѣдную супругу во Францію о куда она и прибыла, а его самого въ Помфретъ, — гдѣ, какъ вамъ всѣмъ извѣстно, безобидный Ричардъ былъ предательски убитъ.

Уорикъ. Отецъ, герцогъ говоритъ правду: такимъ-то разомъ, Ланкастерскій домъ добылъ себѣ корону.

Іоркъ. Которую и удерживаетъ теперь за собою силой, но не правомъ, потому-что по смерти Ричарда, наслѣдника перваго сына, надлежало царствовать потомкамъ слѣдующаго сына.

Сольсбери. Но Уильямъ Хэтфильдскій умеръ, не оставивъ наслѣдника.

Іоркъ. Третій сынъ, герцогъ Кларэнсъ, по линіи котораго я требую короны, имѣлъ потомство: — дочь Филиппу, которая вышла за Эдмонда Мортимера, графа Марча; Эдмондъ имѣлъ потомство: — Роджера Марча; Роджеръ имѣлъ потомство: Эдмонда, Анну и Элеанору.

Сольсбери. Этотъ Эдмондъ, въ царствованіе Болингброка, какъ я читалъ объ этомъ, предъявилъ свои права на корону, и былъ-бы королемъ, еслибъ не Оуэнъ Глендауэръ, который продержалъ его въ заточеніи, пока онъ не умеръ. Но вернемся къ остальнымъ.

Iоркъ. Его старшая сестра, Анна, моя мать, наслѣдница короны, вышла за графа Кэмбриджа, который былъ сыномъ Эдмонда Лэнгли, пятаго сына Эдуарда Третьяго. По ней я и требую себѣ королевства: та была наслѣдницей Роджера, графа Марча, который былъ сыномъ Эдмонда Мортимера, женатаго на Филиппѣ, единственной дочери Ліонеля, герцога Кларэнса. Итакъ, если потомкамъ старшаго сына подобаетъ наслѣдовать прежде младшаго, то я король.

Уорикъ. Какой ясный выводъ можетъ быть еще яснѣе? Генрихъ требуетъ корону черезъ Джона Гаунта, четвертаго сына; Іоркъ требуетъ ее черезъ третьяго. Пока не порвется линія Ліонеля, онъ не долженъ царствовать: а она еще не прервалась, но процвѣтаетъ въ тебѣ, въ твоихъ сыновьяхъ, прекрасныхъ отпрыскахъ этого древа. Ну, отецъ мой, Сольсбери, преклонимъ-же колѣна и, въ этомъ уединенномъ мѣстѣ, пусть мы первые привѣтствуемъ своего законнаго государя, съ почестью, подобающей его родовому праву на корону.

Оба. Да здравствуетъ нашъ государь Ричардъ, король англійскій!

Іоркъ. Благодаримъ васъ, лорды! Но я не король вамъ, пока не коронованъ и пока мечъ мой еще не обагренъ живой еще кровью Ланкастерскаго дома; а сдѣлать это надо не надо, но разсудительно и въ таинственномъ молчаніи. Въ эти опасныя времена дѣлайте, какъ я: закрывайте глаза на герцога Сеффолька, на гордость Бофорта, на честолюбіе Сомерсета, Бекингема и на всю ихъ клику, пока они не поймаютъ въ западню пастуха всего стада — добродѣтельнаго принца, добраго герцога Гемфри. Они этого ищутъ и ища, найдутъ себѣ смерть, если Іоркъ можетъ быть пророкомъ.

Сольсбери. Милордъ.оставимъ это: мы уже знаемъ ваше мнѣніе подробно.

Уорикъ. Моесердце говоритъ мнѣ,что графъ Уорикъ нѣкогда сдѣлаетъ герцога Іорка королемъ.

Іоркъ. А я, Невиль, вотъ въ чемъ увѣренъ: Ричардъ дожить до того, что сдѣлаетъ графа Уорика величайшимъ въ Англіи человѣкомъ, послѣ короля (Уходятъ).

СЦЕНА III.

Тамъ-же. Зала суда. Трубы. Входятъ: король Генрихъ, королева Маргарита, Глостэръ, Іоркъ, Сеффолькъ и Сольсбери; герцогиня Глостэръ, Марджери, Джорденъ, Саусуэлъ, Юмъ и Болинброкъ подъ стражей.

Король Генрихъ. Подойдите, Элеанора Кобэмъ, супруга Глостэра. Предъ лицомъ Божіимъ и моимъ, ваша вина велика: прими-же возмездіе, надлежащее по закону за грѣхи, которые въ писаніи Божіемъ караются смертью (къ Марджери Джорденъ и др.). Вы, четверо, отсюда опять вернетесь въ тюрьму, а оттуда — на мѣсто казни; колдунью въ пепелъ сожгутъ въ Смисфильдѣ, а васъ троихъ удавятъ на висѣлицѣ. — И вы, сударыня, такъ какъ вы благороднаго происхожденія, послѣ трехдневнаго наказанія передъ народомъ, будете на всю жизнь лишены почестей и поселитесь съ сэромъ Джономъ Стэнли на родинѣ, въ изгнаніи, на островѣ Мэнѣ.

Герцогиня. Я довольна изгнаніемъ, но была-бы довольнѣе смертью.

Глостэръ. Елеанора, ты видишь, что законъ осудилъ тебя: я не могу оправдывать тѣхъ, кого осуждаетъ законъ. (Уходятъ: герцогиня и другіе заключенные подъ стражей). Глаза мои полны слезъ, а сердце — горя. Ахъ, Гемфри! Такой позоръ въ твои годы съ горя наклонитъ твою главу къ землѣ. — Умоляю ваше величество отпустить меня: печаль моя требуетъ утоленія, а мои годы — спокойствія.

Король Генрихъ. Постой, Гемфри, герцогъ Глостэръ. Прежде, чѣмъ уйти, отдай мнѣ свой жезлъ. Генрихъ самъ будетъ себѣ протекторомъ; а Богъ будетъ моей опорой, моимъ проводникомъ, фонаремъ, освѣщающимъ шаги мои. Иди съ миромъ, Гемфри, не менѣе любимый, чѣмъ когда ты былъ протекторомъ твоего короля,

Королева Маргарита. Я не вижу причины, почему-бы совершеннолѣтній король нуждался въ протекторствѣ, какъ ребенокъ. Богъ и Король Генрихъ пусть правятъ кормиломъ Англіи! Отдайте, сэръ, вашъ жезлъ, а королю — его государство

Глостэръ. Мой жезлъ? Благородный Генрихъ, вотъ мой жезлъ: я отдаю его такъ-же охотно, какъ Генрихъ, — твой отецъ, отдалъ его мнѣ; я даже также охотно оставляю его у ногъ твоихъ, какъ другіе изъ честолюбія приняли-бъ его. Прощай, добрый король: когда меня не будетъ, пусть отрадный миръ охраняетъ твой тронъ (Входитъ).

Королева Маргарита. Вотъ теперь Генрихъ король, а Маргарита королева, и Гемфри, герцогъ Глостэръ, самъ не свой, вынесши такой сильный ударъ, — два удара сразу: жена въ изгнаніи и одинъ изъ его членовъ оторванъ отъ него — этотъ жезлъ, дающій власть. Пусть онъ теперь остается тамъ, гдѣ ему скорѣе всего подобаетъ быть, — въ рукѣ Генриха.

Сеффолькъ. Такъ склоняется величественная сосна, опуская свои вѣтви, такъ гордость Элеаноры кончается въ своемъ младенчествѣ.

Іоркъ. Лорды, будетъ о немъ. Съ позволенія вашего величества, сегодня день, назначенный для поединка; отвѣтчикъ и истецъ, — оружейникъ и его работникъ, — готовы вступить въ борьбу; такъ не угодно-ли будетъ вашему величеству посмотрѣть на ихъ поединокъ?

Королева Маргарита. Конечно, любезный лордъ: я для того и оставила дворецъ, чтобы видѣть разбирательство этой ссоры.

Король Генрихъ. Ради Бога, посмотрите, чтобы арена и все остальное было въ порядкѣ: пусть ссора тутъ и кончится и да защититъ праваго Господь!

Іоркъ. Никогда еще не видалъ я человѣка болѣе трусливаго и не подготовленнаго къ битвѣ, какъ истецъ, — слуга этого оружейника, милорды.

Входятъ: съ одной стороны Хорнеръ и его сосѣди, пьющіе за его здоровье столько, что онъ даже пьянъ. Онъ входитъ съ дубинкой на которой виситъ мѣшокъ съ пескомъ; передъ нимъ идетъ барабанщикъ. Съ другой стороны: Питеръ тоже съ барабанщикомъ и съ подобной-же дубинкой; съ нимъ мастеровые, пьющіе за его здоровье.

1-й сосѣдъ. Вотъ, сосѣдъ Хорнеръ, пью чарку хереса за твое здоровье. Не бойся-же, сосѣдъ, все тебѣ удастся.

2-й сосѣдъ. А я, сосѣдъ, чарку шарнеко.

3-й сосѣдъ. А я, сосѣдъ, чарку добраго двойного пива. Пей и не бойся своего работника.

Хорнеръ. За дѣло-же, и я, ей-Богу, не ударю передъ вами въ грязь лицомъ, а Питеру — фигу.

1-й мастеровой. Вотъ. Питеръ, пью за твое здоровье; не трусь-же!

2-й мастеровой. Радуйся, Питеръ, и не бойся хозяина: дерись-же во славу мастеровыхъ.

Питеръ. Благодарю васъ всѣхъ. Пейте и, прошу васъ, молитесь за меня: сдается мнѣ, что я ужь выпилъ послѣдній свой глотокъ на землѣ. Тебѣ, Робинъ, если умру, отдаю свой передникъ; а ты, Уиль, получишь мой молотокъ; а тебѣ, Томъ, вотъ всѣ деньги, сколько у меня есть. О, Господи, благослови меня! Я прибѣгаю къ Богу, потому что ни за что не смогу справиться съ хозяиномъ, который уже много обучался фехтованью.

Сольсбери. Ну, будетъ вамъ пить, принимайтесь за драку. Какъ твое имя, малый?

Питеръ. Ну, Питеръ, конечно.

Сольсбери. Питеръ! А дальше какъ?

Питеръ. Тузилка.

Сольсбери. Тузилка? Ну, смотри-же, тузи своего хозяина хорошенько.

Хорнеръ. Господа, я пришедъ сюда, такъ сказать, по подстрекательству моего мастероваго, чтобы доказать, что онъ плутъ, а я — честный человѣкъ. Что-же касается герцога Іорка, пусть я умру, а не желалъ я никакого зла, ни ему, ни королевѣ. А потому, Питеръ, приготовься къ настоящему удару.

Іоркъ. Отправляйтесь: у этого плута ужь и языкъ не ворочается. Играйте, трубачи, тревогу состязающимся (Тревога. Они дерутся; Питеръ убиваетъ хозяина на повалъ).

Хорнеръ. Стой, Питеръ, стой! Я признаюсь, я признаюсь въ измѣнѣ (Умираетъ).

Іоркъ. Возьмите у него орудіе драки. — Благодари, любезный, Бога и доброе вино, помѣшавшее твоему господину.

Питеръ. О, Боже! Неужели. а одолѣлъ своихъ враговъ передъ такимъ собраньемъ? О, Питеръ, ты восторжествовалъ по праву.

Король Генрихъ. Ступайте, унесите этого измѣнника съ нашихъ глазъ долой: изъ его смерти мы познаемъ его вину. Въ правосудіи своемъ Богъ намъ открылъ правоту и невинность этого бѣдняги, котораго тотъ думалъ несправедливо умертвить. — Иди, любезный, слѣдуй за нами, чтобъ по лучить награду (Уходятъ).

СЦЕНА IV.

Тамъ-же. Улица. Входятъ: Глостэръ и его слуги въ траурной одеждѣ.

Глостэръ. Такъ-то, порой, облако омрачаетъ самый ясный день, а за лѣтомъ, во вѣки вѣчныя, слѣдуетъ безплодная зима съ жестокими, колючими морозами. Какъ времена года, протекаютъ многочисленныя радости и горести. Который часъ, господа?

Слуга. Десять часовъ, милордъ.

Глостэръ. Десять — тотъ самый часъ, который назначенъ мнѣ, чтобы ожидать прихода моей наказуемой герцогини. Врядъ-ли вынесутъ ее нѣжныя ноги ходьбу по этимъ кремнистымъ дорогамъ. Милая Нелль! Плохо придется твое благородной душѣ сносить, что этотъ подлый народъ буде смотрѣть тебѣ въ лицо, смѣясь надъ твоимъ позоромъ, когда онъ-же, еще недавно, завистливыми взглядами провожалъ тебя у колесъ твоей гордой колесницы, въ которой ты торжественно ѣхала по улицѣ. Но тише! Кажется, она идетъ; подготовлю свои заплаканные глаза къ тому, чтобъ они увидѣли ея позоръ.

Входитъ герцогиня Глостэръ въ бѣлой простынѣ; у нея на спинѣ приколота бумага; ноги — босы, въ рукѣ зажженная свѣча. Съ нею сэръ Джонъ Стэнли, шерифъ и стража.

Слуга. Съ позволенія вашей свѣтлости, мы отобьемъ ее отъ шерифа.

Глостэръ. Нѣтъ, ни съ мѣста, коли жизнь вамъ дорога: пусть ее идетъ мимо.

Герцогиня. Вы пришли, милордъ, посмотрѣть на мое всенародное посрамленіе? Теперь и ты приносишь покаяніе. Смотри, какъ они глядятъ. Видишь, какъ указываетъ на насъ пальцами обезумѣвшая толпа, какъ киваютъ они головою, какъ мечутъ взоры на тебя? О Глостэръ, скройся отъ злобныхъ взглядовъ и, въ своемъ замкнутомъ жилищѣ, кайся въ моемъ позорѣ и кляни твоихъ враговъ, — вмѣстѣ твоихъ и моихъ.

Глостэръ. Будь терпѣлива, кроткая Нелли: забудь про это горе.

Герцогиня. Ахъ, Глостэръ, дай ты мнѣ забыть о самой себѣ. Пока я еще твоя супруга, а ты принцъ и протекторъ этой страны, мнѣ кажется, что не слѣдовало-бы меня такъ вести, покрытую позоромъ, съ бумагой на спинѣ, въ сопровожденіи этой сволочи, которая радуется моимъ слезамъ, прислушивается къ моимъ глубокимъ стонамъ. Безпощадный камень рѣжетъ мои нѣжныя ноги, а когда я вздрогнула, злорадный народъ смѣется и совѣтуетъ мнѣ осторожнѣе ступать. О, Гемфри! могу-ли я снести такое позорное иго? Можешь-ли ты повѣрить, чтобъ я когда-нибудь смотрѣла въ лицо всему свѣту, или считала-бы счастливыми тѣхъ, которые наслаждаются солнцемъ? Нѣтъ, мракомъ будетъ мнѣ свѣтъ, а день — ночью: думы о моемъ величіи будутъ мнѣ адомъ. Порою, скажу себѣ: — Я жена герцога Гемфри; онъ пришелъ, правитель всей страны; однако, такъ онъ управлялъ и былъ такимъ принцемъ, что стоялъ всторонѣ, пока я, его несчастная герцогиня, была сдѣлана позорищемъ и пугаломъ для каждаго подлаго тунеядца. Ну ты будь кротокъ, и не краснѣй за мой позоръ; не смущайся ничѣмъ, пока не замахнется надъ тобой сѣкира смерти, — какъ это, навѣрно, скоро случится. Вѣдь всемогущій Сеффолькъ, вмѣстѣ съ тою, которая ненавидитъ тебя и всѣхъ насъ, съ Іоркомъ и нечестивымъ Бофортомъ, — этимъ лживымъ попомъ, — всѣ они разставили сѣти, чтобы лишить тебя крыльевъ; и, какъ-бы ты ни съумѣлъ взлетѣть, они все-таки опутаютъ тебя. Но ты не бойся, пока не увязнетъ нога твоя, и не предупреждай враговъ твоихъ.

Глостэръ. Ахъ полно, Нелль: ты не туда мѣтишь. Я самъ долженъ обидѣть ихъ прежде, чѣмъ они до меня доберутся. Еслибъ у меня было въ двадцать разъ больше враговъ и если-бы каждый изъ нихъ имѣлъ въ двадцать разъ больше власти, все это не сдѣлало-бы мнѣ никакого вреда, пока я честенъ, вѣренъ и невиненъ. Ты-бы хотѣла, чтобы я спасъ тебя отъ этого позора? Но, вѣдь, твой срамъ все-таки не былъ-бы смытъ, а я-бы подвергъ себя нарушенію законовъ. Самая главная твоя помощь въ спокойствіи, моя кроткая Нелль. Прошу тебя, подчини сердце свое терпѣнію: ужасы этихъ немногихъ дней скоро прекратятся.

Входитъ герольдъ.

Герольдъ. Призываю вашу свѣтлость въ парламентъ его величества, созванный въ Бери на первое число слѣдующаго мѣсяца.

Глостэръ. А мое согласіе на это не испрошено предварительно? Вотъ такъ скрытничанье. — Хорошо, я тогда буду (Герольдъ уходитъ). Моя Нелль, я прощаюсь съ тобою. Господинъ шерифъ, пусть наказаніе ея не превышаетъ королевскаго приказанья.

Шерифъ. Съ позволенія вашей свѣтлости, моя обязанность тутъ и кончается; теперь сэръ Джонъ Стэнли увезетъ ее съ собой на островъ Мэнъ.

Глостеръ. Такъ вы, сэръ Джонъ, должны теперь охранять мою супругу!

Стэнли. Такъ точно: мнѣ это поручено, съ позволенія вашей свѣтлости.

Глостэръ. Не обходитесь-же съ ней хуже оттого, что я прошу васъ обходиться съ ней получше. Можетъ случиться, что свѣтъ еще посмѣется, а я могу еще дожить до того, чтобы оказать вамъ любезность, если вы ее окажете ей. Итакъ, сэръ Джонъ, прощайте.

Герцогиня. Какъ? Вы уходите, милордъ, и не прощаетесь со мной?

Глостэръ. Будь свидѣтельница моихъ слезъ; я не могу остаться говорить съ тобою (Уходятъ. Глостэръ и слуги).

Герцогиня. И ты ушелъ? Все утѣшеніе ушло съ тобою, мнѣ ничего ужь больше не осталось. Моя отрада — смерть; смерть, названія которой я прежде пугалась, потому что желала, чтобы земная жизнь была вѣчна, Стэнли, прошу тебя: уведи меня отсюда, — мнѣ все равно куда: я этого прошу не какъ милости, а только, чтобы ты доставилъ меня куда тебѣ приказано.

Стэнли. Такъ, значитъ, сударыня, на островъ Мэнъ. Тамъ съ вами будутъ обращаться согласно вашему положенію.

Герцогиня. Такъ, значитъ, очень дурно, потому что оно позорно. И неужели со мной будутъ обращаться позорно?

Стэнли. Какъ подобаетъ относиться къ герцогинѣ, супругѣ герцога Гемфри: такъ съ вами и будутъ поступать.

Герцогиня. Шерифъ, прощай, и будь благополучнѣй чѣмъ я, хоть ты и былъ моимъ вожатымъ при позорѣ.

Шерифъ. Такова моя обязанность; простите меня, сударыня.

Герцогиня. Хорошо, хорошо, прощай; обязанность твоя окончена. — Ну, что-же, Стэнли, мы идемъ?

Стэнли. Сударыня, окончивъ покаяніе, скиньте съ себя ту простыню и пожалуйте одѣться въ дорогу.

Герцогиня. Но позоръ мой не будетъ сброшенъ вмѣстѣ этой простыней. Нѣтъ, онъ повиснетъ на моихъ самыхъ дорогихъ платьяхъ, и будетъ видѣнъ, какъ-бы я ни разодѣлась. Иди впередъ: я хочу скорѣе видѣть свою темницу (Уходятъ).

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Аббатство въ Бери. Трубы. Входятъ въ залу парламента: король Генрихъ, королева Маргарита, кардиналъ Бофортъ, Сеффолькъ, Іоркъ, Бекингэмъ и другіе.

Король Генрихъ. Я удивляюсь, что милордъ Глостэръ еще не пришелъ: не въ его привычкѣ быть послѣднимъ. Что бы могло его теперь задержать?

Королева Маргарита. Развѣ вы не видите или не хотите замѣчать за нимъ странной перемѣны въ обращеніи? Какъ величаво онъ держится, какъ дерзокъ онъ сталъ за послѣднее время, какъ гордъ, какъ повелителенъ, какъ не похожъ на себя? Мы помнимъ время, когда онъ былъ кротокъ и любезенъ; когда мы лишь издали на него взглянемъ, а онъ немедленно ужъ на колѣняхъ, такъ-что весь дворъ восхищался его покорностью. Но встрѣтьте его теперь, — хоть даже утромъ, когда всякій желаетъ добраго дня, — онъ нахмуритъ брови, посмотритъ сердито и пройдетъ прямо, несгибая колѣна, презирая долгъ, которымъ намъ обязанъ. На щенятъ не обращаютъ вниманія, когда они скалятъ зубы; но и великіе люди дрожатъ, когда левъ рычитъ; а Гемфри, вѣдь не маленькій человѣкъ въ Англіи. Во-первыхъ, замѣтьте, что онъ ближайшій къ вамъ въ родѣ, и если-бы вы пали, онъ-бы первый поднялся. Поэтому мнѣ кажется, что неблагоразумно, по отношенію къ злобѣ, которую онъ питаетъ, чтобъ онъ вращался около вашей королевской особы или былъ допущенъ въ совѣтъ вашего величества. Лестью завоевалъ онъ себѣ народныя сердца и можно опасаться, что они всѣ послѣдуютъ за нимъ, если ему угодно будетъ произвести возмущеніе. Теперь весна, — корни у бурьяна еще неглубоки; но оставьте его теперь, и онъ переростетъ весь садъ и заглушитъ растенія за недостаткомъ ухода. Благоговѣйная забота, которую я питаю къ своему повелителю, заставила меня сосредоточить эти опасности въ герцогѣ. Если это напрасно, назовите это бабьей трусостью, — трусостью съ которой я соглашусь, если вы можете ее побѣдить лучшими доказательствами. Милорды: Сеффолькъ, Бокингэмъ и Іоркъ, опровергайте мое обвиненіе, если можете, или-же заключите мои слова чѣмъ-нибудь рѣшительнымъ.

Сеффолькъ. Ваше величество хорошо провидѣли этого герцога. В если-бы мнѣ первому было дозволено высказать свое мнѣніе, мнѣ кажется, я-бы сказалъ тоже, что и ваше величество. Клянусь жизнью, герцогиня по его наущенію начала свои бѣсовскія продѣлки. И если онъ не участвовалъ въ ея проступкахъ, то все-таки, почитая свое высокое происхожденіе, потому-что онъ первый, по коронѣ, наслѣдникъ и хвастаясь своимъ благородствомъ, онъ подстрекалъ годную въ съумасшедшій домъ герцогиню преступными средствами подготовить гибель нашему государю. Вода течетъ ровно тамъ, гдѣ потокъ глубже; а подъ своей безобидной внѣшностью онъ кроетъ измѣну. Лиса не рычитъ, когда хочетъ подкрасться къ овцѣ. Нѣтъ, нѣтъ, мой государь, Глостэръ еще неизвѣданный человѣкъ и полный глубокаго притворства.

Кардиналъ. Развѣ онъ, вопреки статьямъ закона, не установилъ смертной казни за небольшія преступленія?

Іоркъ. Развѣ онъ, въ бытность свою протекторомъ, не собиралъ большихъ денежныхъ суммъ со всего государства для того, чтобы платить солдатамъ во Франціи, и никогда не пересылалъ ихъ? Благодаря чему, ежедневно города возмущались.

Бекингэмъ. Довольно! Эти проступки еще ничтожны въ сравненіи съ тѣми, которые неизвѣстны, но со временемъ выяснятся въ льстивомъ герцогѣ Гемфри.

Король Генрихъ. Вотъ что, милорды: ваша заботливость о насъ, чтобъ уничтожить шипы, которые могутъ потревожить наши ноги, достойна похвалы; но, сказать-ли по совѣсти? Нашъ родственникъ Глюстэръ также невиненъ въ намѣреніи измѣнить нашей королевской особѣ, какъ ягненокъ или безобидный голубь. Герцогъ добродѣтеленъ, кротокъ и слишкомъ хорошо настроенъ, чтобы мечтать о злѣ и подготовлять мнѣ паденіе.

Королева Маргарита. Ахъ, есть-ли что опаснѣе такого пристрастнаго довѣрія? Такъ онъ кажется голубемъ. Перья его лишь занятыя у другихъ. Такъ онъ ягненокъ. Эта шкура у него чужая, потому-что у него скорѣе наклонности хищнаго волка. Что-же значитъ притворство для того, кто не можетъ принять на себя личину? Берегитесь же, милордъ: наше общее благо зависитъ отъ укрощенія этого коварнаго человѣка.

Входитъ Сомерсетъ.

Сомерсетъ. Да здравствуетъ мой милостивый государь!

Король Генрихъ. Добро пожаловать, лордъ Сомерсетъ. Какія вѣсти изъ Франціи?

Сомерсетъ. Всѣ ваши интересы въ ея территоріи совершенно отняты у васъ: все потеряно.

Король Генрихъ. Неласковыя вѣсти, лордъ Сомерсетъ; но да будетъ воля Господня!

Іоркъ (въ сторрну). Особенно неласковыя для меня: я такъ-же твердо надѣялся на Францію, какъ надѣюсь на плодоносную Англію. Такъ-то цвѣты мои поблекли еще въ бутылкахъ, а гусеницы объѣдаютъ мои листья. Но я скоро эти дѣла поправлю, или продамъ свой санъ за славную могилу.

Входитъ Глостэръ.

Глостэръ. Всѣхъ благъ моему королю и повелителю! Простите, государь, что я такъ запоздалъ.

Сеффолькъ. Нѣтъ, Глостэръ, знай, что ты пришелъ еще слишкомъ рано, если не сталъ преданнѣе, чѣмъ ты есть. Я тутъ-же арестую тебя за государственную измѣну.

Глостэръ. Ну, герцогь Сеффолькъ, ты не заставишь меня ни покраснѣть, ни измѣниться въ лицѣ отъ этого ареста: не легко устрашить ничѣмъ незапятнанное сердце. И чистѣйшій источникъ не такъ свободенъ отъ грязи, какъ я отъ измѣны моему государю. Кто можетъ меня обвинять? Въ чемъ я виновенъ?

Іоркъ. Думаютъ, милордъ, что вы брали отъ французовъ взятки и, будучи протекторомъ, задерживали жалованье солдатъ, благодаря чему его величество лишился Франціи.

Глостэръ. Такъ-только думаютъ? Да кто-же они такіе, что такъ думаютъ? Никогда не отбиралъ я жалованья у солдатъ, никогда ни одного пени взятки не бралъ отъ французовъ. Да поможетъ мнѣ Богь такъ-же, какъ я проводилъ ночь за ночью въ бдѣніи надъ благомъ Англіи! Пусть каждая полушка, каждый грошъ, который я вырвалъ у короля и себѣ присвоилъ, будетъ предъявленъ мнѣ въ осужденіе въ судный день. Нѣтъ: много фунтовъ изъ моего собственнаго капитала, не желая налагать ихъ на нуждающійся народъ, вытрясъ я изъ своего кошелька гарнизонамъ, и никогда не просилъ, чтобы ихъ мнѣ вернули.

Кардиналъ. Вамъ на-руку, милордъ, говорить такъ много.

Глостэръ. Я говорю не болѣе, какъ правду, помогай мнѣ Боже!

Іоркъ. Во время своего протекторства, вы придумывали для виновныхъ такія страшныя, неслыханныя пытки, что англичанъ обвиняли въ тиранствѣ.

Глостэръ. Однако, хорошо извѣстно, что, пока я былъ протекторомъ, всѣ мои пороки заключались въ жалости: я трогался слезами виновнаго и слова смиренія были искупленіемъ его вины. Если только это не былъ кровавый убійца, или гнусный и подлый разбойникъ, обиравшій бѣдныхъ путниковъ, я никогда не воздавалъ ему даже подобающей кары. Убійцъ я, дѣйствительно, пыталъ больше, чѣмъ разбойниковъ или какихъ другихъ преступниковъ.

Сеффолькъ. Милордъ, это проступки, на которые отвѣтить недолго; но васъ обвиняютъ въ болѣе сильныхъ преступленіяхъ, отъ которыхъ не легко вамъ очиститься. Именемъ его величества, я арестую васъ и тутъ же отдаю подъ охрану лорда кардинала на будущее время, до суда.

Король Генрихъ. Милордъ Глостэръ, я особенно надѣюсь на то, что вы выясните все подозрительное: совѣсть говоритъ мнѣ, что вы невинны.

Глостэръ. О, милостивый повелитель! Опасны эти дни. Добродѣтель душатъ гнуснымъ честолюбіемъ, а милосердіе гонятъ прочь рукою ненависти. Гнусные происки преобладаютъ, а безпристрастіе изгоняютъ изъ земель вашего величества. Я знаю: ихъ заговоръ — лишить меня жизни. Но, если смерть моя можетъ дать этому острову счастье и закончитъ періодъ ихъ тиранства, я приму ее охотно. Но моя смерть служитъ лишь прологомъ къ ихъ игрѣ, потому-что и тысячи людей, которые пока не подозрѣваютъ объ опасности, не заключатъ собою сочиняемой ими трагедіи. Сверкающіе глаза Бодфорта выдаютъ его сердечную злобу, а отуманенное чело Сеффолька — его бурную ненависть. Рѣзкій Бекингэмъ языкомъ облегчаетъ бремя зависти, лежащее у него на сердцѣ, а мрачный Іоркъ, который тянется къ лунѣ, — котораго дерзкую руку я отдернулъ прочь, — направляетъ противъ моей жизни ложныя обвиненія. А вы, моя царственная госпожа, вмѣстѣ съ остальными, безпричинн взгромоздили на мою голову немилость и съ самымъ лучшимъ стараньемъ побудили моего государя быть моимъ врагомъ. Да, вы всѣ обдумали это вмѣстѣ; я и самъ замѣчалъ ваши тайныя сходбища и все другое, чтобы отнять у меня мою безупречную жизнь. Не нужно будетъ ни ложныхъ свидѣтелей, чтобы осудить меня, ни массы предательствъ, чтобы увеличить мою вину: на мнѣ оправдается старинная пословица; — была-бъ собака, будетъ и палка.

Кардиналъ. Государь мой, его злословіе невыносимо если тѣхъ, кто старается охранить вашу королевскую особу отъ скрытаго ножа измѣны и отъ ярости предателей, будутъ такъ поносить, ругать и издѣваться надъ ними, а виновному будетъ дозволено такъ много говорить, — это остудить ихъ усердіе къ вашему величеству.

Сеффолькъ. Развѣ онъ не попрекнулъ сейчасъ-же нашу повелительницу въ гнусныхъ, хоть и хитро сложенныхъ выраженіяхъ, что она будто-бы заставила нѣкоторыхъ людей клятвенно принести ложныя обвиненія, чтобы лишить его сана?

Королева Маргарита. Но я могу разрѣшить проигрывающему браниться.

Глостэръ. Это вѣрнѣе сказано, нежели задумано: я, дѣйствительно, проигрываю, и горе выигрывающимъ, потому-что они сплутовали! Конечно, такимъ проигрывающимъ можно разрѣшить говорить.

Бекингэмъ. Онъ будетъ искажать смыслъ и продержитъ насъ здѣсь цѣлый день. — Лордъ кардиналъ, онъ вашъ плѣнникъ.

Кардиналъ. Господа, берите герцога и крѣпко его стерегите.

Глостэръ. Ахъ, такъ-то бросаетъ прочь король Генрихъ свой костыль прежде, чѣмъ его ноги достаточно окрѣпнутъ, чтобы поддерживать его тѣло. Это — пастуха твоего отрываютъ отъ тебя, и уже рычатъ между собою волки, которые сгрызутъ перваго тебя. О, если-бы мой страхъ былъ напрасенъ! О, если-бы такъ было! Добрый король Генрихъ, боюсь я, что ты погибнешь (Уходятъ: стража и Глостэръ).

Король Генрихъ. Милорды, дѣлайте что по-вашему разумѣнію будетъ наилучшимъ, какъ если-бы мы сами были здѣсь.

Королева Маргарита. Какъ? Развѣ ваше величество желаетъ оставить парламентъ?

Король Генрихъ. Да, Маргарита. Сердце мое утопаетъ въ горѣ, потокъ котораго хлынулъ къ моимъ очамъ. Тѣло мое охвачено кругомъ ужасомъ, потому-что можетъ-ли что быть ужаснѣе недовольства? О, дядя Гемфри! въ лицѣ твоемъ, я вижу, начертаны доблесть, и честность, и правдивость. А, между тѣмъ, добрый Гемфри, неужели придетъ часъ, когда я найду тебя обманщикомъ, или усомнюсь въ твоей вѣрности? Какая-же ненавистная звѣзда завидуетъ твоему сану, что и эти знатные лорды, и королева наша Маргарита ищутъ погибели твоей невинной жизни? Ты ни имъ, никому другому не дѣлалъ зла. Они увели его отсюда такъ-же безжалостно, какъ мясникъ уводитъ теленка и связываетъ его, несчастнаго, и бьетъ его, когда онъ отшатнется на пути въ кровавую бойню. И, какъ мать его, которая съ воемъ бросается туда и сюда, посматривая въ ту сторону, куда пошло ея невинное дѣтище, и не можетъ ничего подѣлать, какъ только оплакивать потерю своего любимца, — такъ я самъ оплакиваю случай съ Глостэромъ грустными, безпомощными слезами, смотрю ему во слѣдъ отуманенными очами и не могу быть ему полезнымъ, — такъ сильны его заклятые враги. Я буду оплакивать его судьбу и говорить между вздохами: — Кто измѣнникъ? Только не Глостэръ (Уходитъ).

Королева Маргарита. Прекрасные лорды, холодный снѣгъ таетъ подъ горячими лучами солнца. Мой повелитель Генрихъ холоденъ къ важнымъ дѣламъ и слишкомъ полонъ безразсудной жалости. Наружность Глостэра его обманываетъ, какъ мрачный крокодилъ вызываетъ жалость въ со страдательныхъ путешественникахъ, или какъ змѣя съ пестрой блестящей шкурой, свернувшаяся на цвѣтущемъ берегу жалитъ ребенка, который по ея красотѣ думаетъ, что она хороша. Повѣрьте мнѣ, милорды, если-бы даже никого не было умнѣй меня (а я въ данномъ случаѣ считаю себя очень разумной), свѣтъ скоро бы освободился отъ этого Глостэра, а мы — отъ страха, который чувствуемъ передъ нимъ.

Кардиналъ. Стоитъ раскинуть умомъ для того, чтобы онъ умеръ, а между тѣмъ, намъ нужна какая-либо окраска его смерти. Слѣдуетъ осудить его по закону.

Сеффолькъ. Но, по моему мнѣнію, это не было бы хитростью: король будетъ стараться спасти ему жизнь, народъ возстанетъ, чтобы спасти ему жизнь. А между тѣмъ у насъ есть лишь простыя доказательства его виновности или скорѣе подозрѣнія, по которымъ видно, что онъ достоинъ смерти.

Іоркъ. Такъ значитъ, судя по этому, вы-бы не желали его смерти?

Сеффолькъ. Ахъ, Іоркъ, никто въ мірѣ не желаетъ этого такъ сильно, какъ я.

Іоркъ. У Іорка болѣе всего причинъ желать его смерти. Но, милордъ кардиналъ, и вы, милордъ Сеффолькъ, скажите, какъ вы думаете, и скажите отъ души: оставить герцога Гемфри протекторомъ короля развѣ не тоже, что поставить отощалаго орла охранять цыпленка отъ голоднаго коршуна?

Королева Маргарита. Такимъ образомъ бѣдный цыпленокъ можетъ быть увѣренъ въ своей смерти.

Сеффолькъ. Совершенно вѣрно, сударыня. А развѣ не было-бы сумасшествіемъ сдѣлать лису надсмотрщикомъ за стадомъ? Если кого обвиняютъ въ коварномъ убійствѣ, неужели попусту спустить тому вину, потому-что его намѣреніе еще не исполнено? Нѣтъ, пусть онъ умретъ: онъ вѣдь лиса, по природѣ отъявленный врагъ стада, и умретъ прежде, чѣмъ его пасть обагрится кровью, какъ это случилось съ Гемфри относительно моего государя. И не мудрствуйте лукаво, какъ его убить: капканомъ, сѣтями или хитростью, соннаго или бодрствующаго, — все равно, лишь-бы онъ умеръ, потому-что всякій обманъ хорошъ для того, кто первый намѣревался обмануть.

Королева Маргарита. Вотъ такъ рѣшительно сказано трижды благородный Сеффолькъ!

Сеффолькъ. Не рѣшительно, потому что еще ничего не сдѣлано; вѣдь часто высказываютъ свое мнѣніе, но рѣдко его исполняютъ. Но тутъ сердце мое согласно съ моими словами въ виду того, что это похвальный подвигъ и что надо оградить моего государя отъ врага. Скажи только слово, и я буду его напутствовать.

Кардиналъ. Но я-бы желалъ, милордъ Сеффолькъ, чтобъ онъ былъ мертвъ, прежде чѣмъ вы наложите на себя священническій обѣтъ. Скажите, что вы согласны и одобряете это дѣло, и я достану вамъ исполнителя его, — до того я забочусь о безопасности моего государя.

Сеффолькъ. Вотъ моя рука: этотъ подвигъ стоитъ того, чтобы его совершить.

Королева Маргарита. Тоже говорю и я.

Іоркъ. И я. Теперь, когда мы всѣ высказали это, немного значитъ, кто опровергнетъ нашъ приговоръ.

Входитъ гонецъ.

Гонецъ. Знатные лорды, я прямо изъ Ирландіи, чтобъ объявить вамъ: бунтовщики возстали, и англичане падаютъ отъ ихъ мечей. Пришлите подкрѣпленіе, лорды, и вовремя остановите ихъ ярость, прежде чѣмъ рана станетъ неизлѣчима. Пока она еще свѣжа, есть надежда на спасеніе.

Кардиналъ. Это поврежденіе, требующее немедленной поправки. Какой совѣтъ дадите вы въ этомъ важномъ дѣлѣ?

Іоркъ. Чтобы послать туда регентомъ Сомерсета: этимъ дѣломъ подобаетъ заняться умѣлому правителю: свидѣтель тому благополучіе, которое онъ намъ принесъ во Франціи.

Сомерсетъ. Если-бы Іоркъ, со своей дальновидной политикой, былъ тамъ регентомъ вмѣсто меня, то никакъ не остался бы во Франціи такъ долго.

Iоркъ. Да, конечно, не дожидался-бы, пока все потеряно какъ это сдѣлалъ ты. Я-бы скорѣе вовремя лишился жизни, нежели принесъ-бы на родину бремя позора, оставшись тамъ до тѣхъ поръ, пока не потерялъ всего. Покажи мнѣ хоть одинъ шрамъ, запечатлѣнный у тебя на кожѣ: люди у которыхъ тѣло такъ сохранно, рѣдко побѣждаютъ.

Королева Маргарита. Нѣтъ, эта искра обратится въ яростный огонь, если вѣтеръ и топливо дадутъ ей силу. Довольно, добрый Іоркъ; милый Сомерсетъ, молчи. Твоя судьба Іоркъ, въ смыслѣ счастія, если-бы ты былъ регентомъ, могла-бы оказаться хуже, чѣмъ его.

Іоркъ. Какъ? Хуже, чѣмъ ничто? О, тогда прахъ все побери!

Сомерсетъ. Въ томъ числѣ и тебя, желающаго позора

Кардиналъ. Милордъ Іоркъ, попытайте счастья. Необузданные керны Ирландіи вооружились и мѣшаютъ глину съ кровью англичанъ. Желаете-ли вы вести въ Ирландію отрядъ старательно выбранныхъ людей, по-нѣскольку изъ каждаго графства, и попробовать счастье противъ ирландцевъ?

Іоркъ. Желаю, милордъ, если его величеству будетъ угодно.

Сеффолькъ. Ну, въ нашемъ авторитетѣ его согласье, и что мы рѣшаемъ, то онъ подтверждаетъ. Такъ бери-же это дѣло въ руки, благородный Іоркъ.

Іоркъ. Я доволенъ. Доставьте мнѣ солдатъ, лорды, пока я приведу въ порядокъ мои собственныя дѣла.

Сеффолькъ. Это — порученіе, лордъ Іоркъ, за выполненіемъ котораго я присмотрю. Но теперь, вернемся къ коварному герцогу Гемфри.

Кардиналъ. Довольно о немъ: я съ нимъ такъ управлюсь, что онъ больше не будетъ васъ безпокоить. Итакъ, разойдемся: день почти оконченъ. Лордъ Сеффолькъ, я долженъ съ вами переговорить объ этомъ дѣлѣ.

Іоркъ. Милордъ Сеффолькъ, черезъ четырнадцать дней я буду ожидать въ Бристолѣ моихъ солдатъ, такъ какъ оттуда я переправлю ихъ въ Ирландію.

Сеффолькъ. Я присмотрю за тѣмъ, чтобы это было исполнено въ точности, милордъ Іоркъ (Уходятъ всѣ, кромѣ Іорка)

Іоркъ. Теперь, Іоркъ, или никогда, закали свои боязливыя мысли и обрати сомнѣніе въ рѣшимость. Или будь тѣмъ, чѣмъ ты надѣешься быть, или предай смерти то, чѣмъ ты теперь: этимъ не стоить пользоваться. Пусть блѣднолицый страхъ остается въ людяхъ низкаго происхожденія и не находить убѣжища въ королевскомъ сердцѣ. Чаще весеннихъ дождей слѣдуютъ мысль за мыслью, и нѣтъ ни одной, которая не думала-бъ о власти. Мои мозги дѣятельнѣе, чѣмъ трудолюбивые муравьи, плетутъ хитрыя сѣти, чтобы поймать моихъ враговъ. Хорошо, вельможи, хорошо: политичный поступокъ послать меня прочь съ толпой людей. Боюсь я, что вы лишь отогрѣете отощалую змѣю, которая, обласканная у васъ на груди, укуситъ васъ въ сердце. Мнѣ не хватало людей, — вы мнѣ дадите ихъ. Я ихъ любезно принимаю; однако, будьте увѣрены, что вы даете острое оружіе въ руки безумнаго. Въ то время, какъ въ Ирландіи я буду кормить сильный отрядъ людей, въ Англіи я подыму черную бурю, которая унесетъ десять тысячъ душъ на небо или въ адъ. И эта жестокая буря не перестанетъ свирѣпствовать, пока золотой вѣнецъ на головѣ моей, подобно свѣтлымъ лучамъ величественнаго солнца, не усмирятъ ярость ея бѣшенаго вихря. Для осуществленія своего намѣренія, я подкупилъ упрямаго кентскаго жителя, Джона Кэда изъ Ашфорда, чтобы онъ произвелъ возмущеніе подъ титуломъ Джона Мортимера. Въ Ирландіи я видѣлъ, какъ этотъ упрямецъ Кэдъ сопротивлялся цѣлому отряду керновъ. Онъ отбивался такъ долго, что въ бедрахъ его торчали стрѣлы, — почти какъ острыя иглы у ежа. А подъ конецъ я видѣлъ, какъ онъ, освобожденный, завертѣлся, подобно дикому мавру, потрясая окровавленными стрѣлами, какъ колокольчиками. Какъ часто, подъ видомъ лукаваго косматаго керна, бесѣдовалъ онъ съ врагами и неузнаннымъ возвращался ко мнѣ, чтобы дать мнѣ знать о ихъ подлостяхъ. Этотъ чортъ и будетъ моимъ замѣстителемъ здѣсь, потому что и лицомъ, и поступью, и разговоромъ онъ похожъ на этого, уже умершаго, Джона Мортимера. Такимъ способомъ я увижу, какого настроенія народъ и какъ онъ привязанъ къ дому и къ правамъ Іорка. Скажемъ, что Кэда схватятъ, станутъ пытать и мучать: я знаю, что никакое страданіе, которое они могутъ причинить ему, не заставитъ его сказать, что я побудилъ его взяться за оружіе. Скажемъ, что онъ преуспѣетъ, что весьма вѣроятно; ну, такъ я вернусь изъ Ирландіи со своимъ войскомъ и соберу жатву, которую этотъ негодяй посѣялъ. Вѣдь, разъ Гемфри умретъ (какъ это и будетъ), а Генрихъ будетъ устраненъ, я наслѣдникъ (Уходитъ).

СЦЕНА II.

Бери. Комната во дворцѣ. Входятъ поспѣшно нѣсколько убійцъ.

1-й убійца. Бѣги къ милорду Сеффольку. Доложи ему что мы спровадили герцога, какъ онъ приказывалъ.

2-й убійца. О, если-бы это еще только предстояло! — Что мы надѣлали? Слышалъ-ли ты, чтобъ человѣкъ былъ такой покаявшійся?

1-й убійца. Вотъ идетъ милордъ.

Входитъ Сеффолькъ.

Сеффолькъ. Ну, господа, обдѣлали вы это дѣло?

1-й убійца. Да, мой добрый лордъ, онъ умеръ.

Сеффолькъ. Ну, вотъ, прекрасно сказано. Ступайте-же ко мнѣ на домъ: я награжу васъ за этотъ отважный подвигъ, Король и всѣ пэры здѣсь по близости. Оправили-ли вы постель? Всели въ порядкѣ, согласно моимъ указаніямъ?

1-й убійца. Такъ точно, мой добрый милордъ.

Сеффолькъ. Такъ уходите-же прочь (Убійцы уходятъ).

Играютъ трубы. Входятъ: король Генрихъ, королева Маргарита, кардиналъ Вофортъ, Сомерсетъ, лорды и другіе.

Король Генрихъ. Подите, сейчасъ-же позовите предъ наше лицо нашего дядюшку: скажите, что мы намѣрены опросить сегодня его свѣтлость, такъ-ли онъ виновенъ, какъ это разглашаютъ.

Сеффолькъ. Я тотчасъ позову его, мой благородный повелитель (Уходитъ).

Король Генрихъ. Лорды, займите свои мѣста, и прошу васъ всѣхъ, не принимайте строгихъ мѣръ противъ нашего дяди Глостэра, иначе, какъ по вѣрнымъ и значительнымъ доказательствамъ, если онъ будетъ уличенъ въ преступныхъ дѣлахъ.

Королева Маргарита. Боже избави, чтобы восторжествовало лукавство, чтобы осудили невиннаго вельможу! Молю Бога, чтобы Онъ очистилъ его отъ подозрѣній!

Король Генрихъ. Благодарю тебя, Маргарита. Очень мнѣ пріятны твои слова (Возвращается Сеффолькъ). Что это? Отчего ты блѣденъ? Чего дрожишь? Гдѣ-же нашъ дядя? Что случилось, Сеффолькъ?

Сеффолькъ. Онъ мертвый, у себя въ постели, милордъ. Глостэръ умеръ.

Королева Маргарита. Что вы? Не дай Боже!

Кардиналъ. Неисповѣдимъ судъ Божій! Я видѣлъ во снѣ сегодня ночью, что герцогъ былъ нѣмъ, и не могъ сказать ни слова (Король падаетъ въ обморокъ).

Королева Маргарита. Какъ чувствуетъ себя мой господинъ? Помогите, лорды! Король умеръ.

Сомерсетъ. Приподымите его тѣло; потрясите за носъ.

Королева Маргарита. Бѣгите, идите, помогите, помогите! О Генрихъ! Открой глаза!

Сеффолькъ. Онъ оживаетъ ваше величество, имѣйте терпѣніе.

Король Генрихъ. О Господь небесный.

Королева Маргарита. Какъ чувствуетъ себя мой милостивый повелитель?

Сеффолькъ. Успокойся, мой государь! Милостивый Генрихъ, успокойся!

Король Генрихъ. Какъ? Развѣ лордъ Сеффолькъ меня успокаиваетъ? Развѣ не онъ только-что пришелъ и пропѣлъ мнѣ пѣснь ворона, зловѣщій звукъ которой лишилъ меня жизненныхъ силъ. Неужели онъ думаетъ, что щебетанье крапивника, съ крикомъ объ упокоеніи, который вырывается изъ пустой груди, можетъ разсѣять сперва раздавшіеся звуки? Не скрывай своего яда подъ сладкими рѣчами; не касайся меня: оставь, я говорю. Твое прикосновеніе пугаетъ меня больше, чѣмъ змѣиное жало. Вѣстникъ гибели, съ глазъ моихъ долой! Въ твоихъ зрачкахъ отражается смертоносное тиранство, звѣрская сила котораго пугаетъ всѣхъ на свѣтѣ. Не смотри на меня: глаза твои наносятъ раны. Впрочемъ, не уходи: подойди, василискъ, и убей невиннаго зрителя видомъ своимъ. Подъ сѣнью смерти я найду отраду, а въ жизни лишь двойную смерть, теперь, когда умеръ Глостэръ.

Королева Маргарита. Зачѣмъ вы такъ браните милорда Сеффолька? Хоть герцогъ и былъ его недругомъ, однако онъ, въ высшей степени по христіански горюетъ о его кончинѣ. Что-же касается меня, такъ несмотря на то, что онъ былъ мнѣ врагомъ, я-бы готова ослѣпнуть отъ слезъ, ослабѣть отъ стенаній и поблѣднѣть, какъ подснѣжникъ, отъ упивающихся вздоховъ, — если-бы текучія слезы, раздирающія душу стоны и упивающіеся кровью вздохи могли вернуть его къ жизни. Почемъ я знаю, что могутъ думать въ свѣтѣ обо мнѣ? Извѣстно, вѣдь, что мы были неособенно дружны. Могутъ порѣшитъ, что я устранила герцога, и мое имя будетъ истерзано молвою клеветы, а царскіе дворцы наполнятся моимъ позоромъ. Вотъ, что мнѣ даетъ его смерть. Ахъ я, несчастная! Быть королевой и вѣнчанной безчестьемъ.

Король Генрихъ. Увы мнѣ! Глостэръ, несчастный человѣкъ!

Королева Маргарита. Увы мнѣ! Я несчастнѣе его. Какъ, ты отвернулся и скрываешь лицо свое отъ меня? я не отвратительная прокаженная: взгляни на меня. Что? Или ты оглохъ, какъ ехидна? Такъ будь-же ядовитъ и убей покинутую тобою королеву. Неужто вся твоя отрада сокрыта въ могилѣ Глостэра? Что-жъ, такъ, значитъ, лэди Маргарита никогда не была тебѣ отрадой? Такъ воздвигни-же его статую и поклоняйся ей, а изъ моего изображенія сдѣлай лишь вывѣску къ пивной. Для того-ли я едва не погибла на морѣ и противнымъ вѣтромъ дважды была отогнана обратно отъ береговъ Англіи къ своей родной землѣ? Развѣ это не означало, что доброжелательные вѣтры какъ-бы говорили мнѣ: — Не стремись въ гнѣздо скорпіоновъ, не становись ногами на этотъ непріязненный берегъ. — Что-же я сдѣлала тогда, какъ не прокляла эти нѣжныя вѣянія и того, кто выпустилъ ихъ изъ своихъ знойныхъ пещеръ? Я просила ихъ дуть къ благословеннымъ берегамъ Англіи или же опрокинуть наше судно на какой-нибудь ужасный утесъ. Однако, Эолъ не захотѣлъ быть убійцей, но предоставилъ эту ненавистную обязанность тебѣ. Красиво-вздымавшееся море отказывалось потопить меня, зная, что ты, своимъ жестокосердіемъ потопишь меня на землѣ въ слезахъ, соленыхъ, какъ море. Разсѣвшіяся скалы углубились въ зыбучій песокъ, не желая разбить меня объ свои острые бока, чтобы твое кремнистое сердце могло во дворцѣ твоемъ погубить Маргариту. Когда буря отбила насъ отъ берега, я стояла подъ вихремъ, на палубѣ, до тѣхъ поръ, пока могла различать мѣловые утесы; а когда мутное небо начало скрывать отъ моихъ пристальныхъ взоровъ видъ твоей земли, — я сняла съ шеи дорогое украшеніе (это было сердце, оправленное въ брилліанты) и бросила его по направленію къ твоей землѣ. Море приняло его, и я пожелала, чтобы грудь твоя такъ-же приняла мое сердце. Но, не смотря на это, я потеряла изъ виду прекрасную Англію и все просила свои очи послѣдовать за моимъ сердцемъ и называла ихъ слѣпыми и мутными очками за то, что они потеряли изъ виду желанный берегъ Альбіона. Какъ часто побуждала я сѣсть Сеффолька передо мною и рѣчами (этимъ орудіемъ твоего коварнаго непостоянства) очаровывать меня, подобно Асканію, когда онъ раскрывалъ передъ обезумѣвшей Дидоной дѣянія ея отца, начатыя въ пылающей Троѣ! Развѣ я не безумна, какъ она? Или ты не коваренъ, какъ онъ? Увы! Не могу болѣе терпѣть. Умри, Маргарита; Генрихъ плачетъ, что ты еще такъ долго жива.

Шумъ за сценой. Входятъ Уорикъ и Сольсбери. Народъ тѣснится къ дверямъ.

Уорикъ. Могущественный государь, ходятъ слухи, что добрый герцогъ Гемфри предательски убитъ происками Сеффолька и кардинала Бофорта. Народъ, какъ улей разъяренныхъ пчелъ, лишенныхъ своей матки, снуетъ туда и сюда, не заботясь о томъ, кого ужалятъ въ своей мести. Я самъ усмирилъ ихъ гнѣвный бунтъ, пока они не узнаютъ порядкомъ о его смерти.

Король Генрихъ. Что онъ умеръ, добрый Уорикъ, это слишкомъ вѣрно, но какъ онъ умеръ, о томъ знаетъ Богъ, — не Генрихъ. Войди въ его комнату, осмотри его бездыханное тѣло и затѣмъ опредѣли его внезапную кончину.

Уорикъ. Исполню все, мой государь. Останься, Сольсбери, съ буйной толпою пока я не вернусь.

Уорикъ уходитъ во внутренніе покои; Сольсбери удаляется.

Король Генрихъ. О Ты, Который судишь всѣхъ и вся, подкрѣпи мои мысли! Мысли, которыя стараются увѣрить мою душу, что руки насилія были наложены на жизнь Гемфри. Если подозрѣніе мое ложно, прости мнѣ, Боже; право судить принадлежитъ, вѣдь, одному Тебѣ. Хотѣлъ-бы я пойти согрѣть его блѣдныя губы двадцатью тысячами поцѣлуевъ и оросить лицо его океаномъ соленыхъ слезъ, чтобъ высказать любовь мою его нѣмому и глухому трупу и въ пальцахъ моихъ почувствовать его безчувственную руку. Но напрасны были-бы эти скудныя сѣтованія, а увидѣть его мертвый земной обликъ развѣ не значитъ лишь усилить мою печаль?

Двери внутреннихъ покоевъ распахиваются настежь; видѣнъ Глостэръ, мертвый, на своей постели. Уорикъ и другіе стоятъ подлѣ.

Уорикъ. Подойдите сюда милостивый повелитель, посмотрѣть на это тѣло.

Король Генрихъ. Это тоже, что посмотрѣть, какъ глубока мнѣ вырыта могила: съ его душою отлетѣла вся моя земная отрада, потому что при видѣ его я вижу мою жизнь въ опасности смерти.

Уорикъ. Какъ душа моя твердо намѣрена ожить у грознаго Царя, Который взялъ на Себя наши грѣхи, чтобы освободить насъ отъ страшнаго проклятія Своего Отца, такъ я убѣжденъ, что руки насилія были наложены на жизнь этого трижды славнаго герцога.

Сеффолькъ. Ужасная клятва, принесенная въ торжественныхъ рѣчахъ! Какое доказательство своей клятвы дастъ лордъ Уорикъ?

Уорикъ. Смотрите, какъ кровь прилила къ его лицу. Часто видалъ я умершихъ въ свое время: лица ихъ пепельно-сѣры, худы, блѣдны, безкровны, вся кровь спускалась къ усиленно работавшему сердцу, которое, въ борьбѣ со смертью, призывало ее на помощь противъ врага. Она остываетъ вмѣстѣ съ сердцемъ и уже никогда больше не возвращается румянить и украшать щеки. Но взгляните; его лицо черно и полно крови; глаза болѣе выпучены, нежели при жизни, и широко, испуганно вытаращены, какъ у задушеннаго человѣка; волосы его стоятъ дыбомъ, ноздри усиленно раздуты; руки широко раскрыты, какъ у того, кто-бы хватался и боролся за свою жизнь, но усмиренъ силой. Смотрите: къ простынѣ прилипли его волосы; его окладистая борода всклокочена и спутана, какъ лѣтняя жатва бурей. Лишь одно вѣроятно, что онъ былъ здѣсь убитъ: малѣйшій изъ этихъ признаковъ вполнѣ вѣроятенъ.

Сеффолькъ. Однако, Уорикъ, кто-же могъ умертвить герцога? Мы сами съ Бофортомъ охраняли его; а мы, надѣюсь, сэръ, — не убійцы.

Уорикъ. Но вы оба были заклятыми врагами герцога Гемфри и вамъ-же, дѣйствительно, поручили его стеречь. Похоже на то, что вы не угощали его, какъ друга, и очевидно, онъ здѣсь нашелъ себѣ врага.

Королева Маргарита. Такъ вы, повидимому, подозрѣваете, что эти вельможи виновны въ безвременной кончинѣ герцога Гемфри?

Уорикъ. Кто-же, видя, что теленокъ мертвъ и еще истекаетъ свѣжей кровью, и около стоитъ мясникъ съ топоромъ, не заподозритъ, что онъ совершилъ убійство? Кто, найдя куропатку въ гнѣздѣ коршуна, не пойметъ, отчего умерла эта птичка, хотя-бы коршунъ и парилъ съ неокровавленнымъ клювомъ. Такъ точно подозрительна и эта трагедія.

Королева Маргарита. Не ты-ли, мясникъ, Сеффолькъ? Гдѣ-же твой ножъ? Если Бофорта величаютъ коршуномъ, — гдѣ-же его когти?

Сеффолъкъ. Я не ношу ножа, чтобъ убивать спящихъ; но вотъ мстительный мечъ, заржавѣвшій въ покоѣ; онъ вычистится въ ненавистномъ сердцѣ того, кто меня клеймитъ багровымъ клеймомъ убійства. Скажи, коли посмѣешь, гордый лордъ Уорикъ, что я виновенъ въ смерти герцога Гемфри (Уходятъ: кардиналъ, Сомерсетъ и другіе).

Уорикъ. Чего не посмѣетъ Уорикъ, если лживый Сеффолькъ смѣетъ вызывать его?

Королева Маргарита. Онъ не посмѣетъ утолить свой оскорбительный духъ, ни продолжать быть дерзкимъ порицателемъ, хотя-бы Сеффолькъ вызывалъ его двадцать-тысячъ разъ.

Уорикъ. Сударыня, замолчите! Дозвольте мнѣ почтительно сказать вамъ это. Вѣдь, каждое слово, которое вы произносите въ его защиту, клеймитъ ваше королевское достоинство.

Сеффолькъ. Грубаго ума и подлаго обращенія лордъ, если когда супруга оскорбляла своего лорда, такъ это мать твоя: она приняла на свое позорное ложе какого-нибудь грубаго, невоспитаннаго мужлана, и къ благородному стволу привила отпрыскъ дичка, плодомъ чего явился ты, который вовсе не потомокъ благороднаго рода Невилей.

Уорикъ. Еслибъ тебя не ограждалъ отъ меня грѣхъ убійства, еслибъ я не боялся отнять у палача его заработокъ и освободить тебя такимъ образомъ отъ десяти тысячъ посрамленій, и если-бы присутствіе моего государя не смягчало меня, — я-бы заставилъ тебя, лживый трусъ и убійца, на колѣняхъ просить прощенья за твои пошлыя рѣчи, и сказать, что ты подразумѣвалъ свою мать, такъ какъ ты рожденъ отъ незаконной связи. А послѣ того, какъ эта дань страху была-бы отдана, я отдалъ-бы тебѣ твое вознагражденіе и отправилъ-бы въ адъ твою душу, ядовитый вампиръ сонныхъ людей.

Сеффолькъ. Ты проснешься, когда я буду лить твою кровь, если ты осмѣлишься выйти изъ этого собранія вмѣстѣ со мною.

Уорикъ. Такъ выйдемъ сейчасъ-же, или я вытащу тебя отсюда. Какъ ты ни есть недостоинъ, я все-же сражусь съ тобою, и окажу хоть эту услугу духу герцога Гемфри (Уходятъ Сеффолькъ и Уорикъ).

Король Генрихъ. Какія латы крѣпче незапятнаннаго сердца? Трижды вооруженъ тотъ, кто правъ въ своей ссорѣ; а тотъ, чья совѣсть запятнана неправдой, все равно что нагъ, будь онъ замкнутъ хоть въ сталь (Шумъ за сценой).

Королева Маргарита. Что это за шумъ? Возвращаются; Сеффолькъ и Уорикъ съ обнаженными мечами.

Король Генрихъ. Ну, что-же это, лорды? Ваши ярые мечи обнажены въ нашемъ присутствіи? Смѣете-ли вы быть такъ дерзки? — Ну, что-же тутъ за буйный шумъ?

Сеффолькъ. Могущественный государь, вѣроломный Уорикъ напалъ на меня вмѣстѣ съ жителями Бери

Шумъ толпы за сценой. Возвращается Сольсбери.

Сольсбери (Говоритъ тѣмъ, которые за сценой). Господа, стойте въ сторонѣ; король узнаетъ ваше мнѣніе. Великій повелитель, народъ прислалъ меня вамъ передать, что если коварный Сеффолькъ не будетъ тотчасъ же казненъ или высланъ изъ территоріи прекрасной Англіи, то онъ силой вырветъ его изъ вашего дворца и замучить его тяжкой, медленной смертью. Они говорятъ, что чрезъ него умеръ герцогъ Гемфри; они говорятъ, что въ лицѣ его боятся смерти вашего величества и что лишь простой инстинктъ любви и преданности, — свободный отъ лукаваго намѣренія противорѣчить а также и отъ мысли воспрепятствовать вашимъ желаніямъ, — заставляетъ ихъ требовать его изгнанія. Они говорятъ, въ заботахъ о вашей царственной особѣ, что если бы ваше величество, намѣреваясь уснуть, приказали, чтобы никто не мѣшалъ вамъ отдыхать, подъ страхомъ вашего неудовольствія или смертной казни, и тутъ бы оказалась змѣя съ раздвоеннымъ жаломъ, которая изподтишка ползла бы къ вашему величеству, — то вамъ необходимо было бы проснуться, иначе, не остановленный вашимъ невиннымъ сномъ, этотъ смертоносный червь можетъ обратить вашъ сонъ въ вѣчный. Потому то они и кричатъ (хоть вы имъ и запрещаете), что они будутъ васъ охранять, — желаете-ли вы этого, или нѣтъ, — отъ такихъ опасныхъ змѣй, какою является и есть коварный Сеффолькъ. Отъ его ядовитаго и рокового укушенія, какъ они говорятъ, вашъ любящій и въ двадцать разъ стоющій его дядя предательски лишенъ жизни.

Народъ (за сценой). Отвѣтъ короля, милордъ Сольсбери.

Сеффолькъ. Весьма вѣроятно, что народъ, — грубое, необразованное холопство, — шлетъ такое посланіе своему государю; но вы, милордъ, сами рады имъ услужить, чтобы показать, какой вы ловкій ораторъ. Но вся честь, которая досталась Сольсбери, это — быть посломъ къ королю отъ кучки какихъ то мѣдниковъ.

Народъ (за сценой). Отвѣтъ короля, или мы всѣ къ нему ворвемся!

Король Генрихъ. Ступай, Сольсбери и скажи имъ всѣмъ отъ меня, что я благодарю ихъ за ихъ нѣжныя обо мнѣ заботы. Хоть бы они меня объ этомъ не просили, я все-таки намѣревался поступить такъ, какъ они просятъ. И въ самомъ дѣлѣ, мысли мои ежечасно пророчатъ мнѣ, что моему государству грозитъ несчастіе черезъ Сеффолька. Поэтому, клянусь величіемъ Того, чей я недостойный представитель, что Сеффолькъ не будетъ еще долѣе трехъ дней заражать воздухъ, подъ страхомъ смертной казни (Сольсбери уходитъ).

Королева. Маргарита. О, Генрихъ, дозволь мнѣ ходатайствовать за благороднаго Сеффолька.

Король Генрихъ. Неблагородная королева, что называешь его благороднымъ Сеффолькомъ? Довольно, говорю тебѣ: если ты будешь заступаться за него, ты лишь увеличишь мой гнѣвъ. Если-бы я только сказалъ, то сдержалъ-бы свое слово; но если я поклялся, то это уже непоколебимо. — Если, по истеченіи трехъ дней, ты будешь замѣченъ въ какомъ-бы то ни было мѣстѣ, мнѣ подвластномъ, весь міръ не будетъ выкупомъ за твою жизнь. Пойдемъ, Уорикъ, пойдемъ, добрый Уорикъ, со мною, я имѣю сообщить тебѣ много важнаго.

Уходятъ: король Генрихъ, Уорикъ, лорды и др.

Королева Маргарита. Пусть вамъ сопутствуютъ неудачи и горести! Пусть сердечное неудовольство и злобная печаль будутъ неразлучными товарищами вашихъ игръ! Гдѣ васъ двое, пусть тамъ дьяволъ будетъ третьимъ и тройная месть пусть стережетъ вашъ каждый шагъ!

Сеффолькъ. Благородная королева, оставь эти проклятья и дозволь Сеффольку съ грустью проститься съ тобою.

Королева Маргарита. Фу, трусливая баба, слабодушное творенье! Неужели у тебя не хватаетъ духа клясть своихъ враговъ?

Сеффолькъ. Чума ихъ побери! Къ чему мнѣ ихъ клясть? Если-бы клятвы убивали, какъ стоны мандрагоры, я бы придумалъ такія ѣдкія, заклятыя, грубыя и страшныя на слухъ выраженія, такъ сильно произносилъ-бы ихъ сквозь стиснутые зубы, съ такимъ множествомъ знаковъ моей смертельной ненависти, какъ испитая, осунувшаяся ненависть, въ своемъ омерзительномъ логовищѣ. Языкъ запинался бы въ моихъ грозныхъ рѣчахъ; глаза метали-бы искры, какъ зажженный кремень; волосы стали-бы дыбомъ, какъ у бѣшенаго; даже каждый суставъ мой (кричалъ-бы) порицанія и проклятія. Да и теперь мое удрученное сердце разбилось-бы, если-бы я не проклиналъ ихъ. Пусть ядъ будетъ ихъ питьемъ! Желчь, или что-либо еще худшее, пусть будетъ ихъ вкуснѣйшимъ, тончайшимъ кушаньемъ! Сладчайшая для нихъ сѣнь — роща кипарисовъ! Ихъ главные виды — смертоносные василиски! Нѣжнѣйшее для нихъ прикосновеніе — колко, какъ жало ящерицъ! Ихъ музыка — страшна, какъ змѣиное шипѣнье, и зловѣщіе сычи пусть дополняютъ концертъ. Пусть всѣ отвратительные ужасы адской преисподней…

Королева Маргарита. Довольно, милый Сеффолькъ: ты мучишь себя. А эти страшныя проклятья, какъ солнечные лучи отъ стекла или какъ слишкомъ сильно заряженное орудіе, отскакиваютъ и силу свою направляютъ противъ тебя-же.

Сеффолькъ. Ты приказывала мнѣ проклинать, и ты-же приказываешь мнѣ перестать? Клянусь землею, изъ которой меня изгоняютъ, я могъ-бы цѣлую зимнюю ночь проклинать, хотя-бы простоялъ какой на горной вершинѣ, гдѣ колючій морозъ вовсе не даетъ рости травѣ, — и мнѣ эта ночь показалась-бы одной минутой, проведенной въ забавахъ.

Королева Маргарита. О, дай мнѣ упросить тебя! Перестань! Дай мнѣ твою руку, чтобы я могла оросить ее моими грустными слезами: пусть дождь небесный не орошаетъ это мѣсто, чтобы не смыть этихъ памятниковъ моего горя, моей грусти. О если-бы этотъ поцѣлуй могъ отпечататься на рукѣ твоей, чтобы ты, глядя на этотъ отпечатокъ, могъ вспоминать о той, которая вздыхаетъ по тебѣ тысячью вздоховъ Итакъ уходи-же, чтобъ я могла познать свое горе: оно лишь отсрочено, пока ты стоишь около меня, какъ насыщающійся, когда думаетъ о голодѣ. Я призову тебя обратно, или, будь увѣренъ, сама подвергнусь ссылкѣ. А для меня разлука съ тобою — уже ссылка. Ступай, на говори со мною. Уходи-же! О нѣтъ, не уходи еще. Такъ точно двое осужденныхъ друзей цѣлуются, обнимаются и прощаются десять тысячъ разъ, во сто кратъ болѣе затрудняясь разстаться, нежели умереть. Однако, теперь прощай: прощай, жизнь съ тобою!

Сеффолькъ. Такъ-то десять разъ изгнанъ бѣдный Сеффолькъ: одинъ разъ королемъ и трижды три раза — тобою. Я не пожалѣлъ бы о родинѣ, если-бы тебя тамъ не было: для Сеффолька и пустыня была-бы достаточно населена, еслибъ ты была его небесною подругой. Гдѣ ты, тамъ цѣлый міръ со всѣми различными мірскими радостями, а гдѣ тебя нѣтъ, — тамъ пустыня. Довольно. Живи, чтобъ наслаждаться жизнью; мнѣ-же самому ни въ чѣмъ не будетъ радости, кромѣ той, что ты жива.

Входитъ Во.

Королева Маргарита. Куда Во такъ спѣшитъ? Пожалуйста, скажи, какія вѣсти?

Во. Я присланъ доложить его величеству, что кардиналъ Бофортъ при смерти: его внезапно охватываетъ тяжкій недугъ, отъ котораго онъ задыхается, таращитъ глаза и ловитъ воздухъ, богохульствуетъ и проклинаетъ всѣхъ людей на землѣ. Порой онъ разговариваетъ, какъ будто-бы около него находится духъ герцога Гемфри; порой зоветъ онъ короля, и подушка, какъ будто-бы, ему шепчетъ тайны своей обремененной души. Я посланъ передать его величеству, что онъ какъ разъ теперь зоветъ его громко.

Королева Маргарита. Иди, передай королю эту тяжелую вѣсть (Во уходитъ). Увы! И это — свѣтъ? И что это за вѣсти? Но отчего-же я сожалѣю о потерѣ какого-нибудь жалкаго часа, забывая о ссылкѣ Сеффолька, сокровища души моей? Но отчего-же, Сеффолькъ, я горюю не объ одномъ тебѣ, не спорю съ тучами юга слезами? Ихъ слезы питаютъ землю, а мои — мое горе. Иди-же прочь отсюда: ты знаешь, король сейчасъ придетъ, а если онъ найдетъ тебя со мною, — ты мертвый человѣкъ.

Сеффолькъ. Разставшись съ тобою, я не могу уже жить, но умереть на твоихъ глазахъ было-бы для меня не болѣе, какъ пріятною дремотой у тебя на колѣняхъ. Тамъ могъ-бы предать я духъ свой небесамъ такъ-же тихо и кротко, какъ грудной младенецъ, умирающій съ материнской грудью во рту. Тамъ, при видѣ короля, я-бы обезумѣлъ и крикомъ просилъ-бы тебя смежить мнѣ очи, и устами твоими замкнуть мнѣ уста. Такимъ образомъ, ты или вернула-бы мою отлетающую душу, или я вдохнулъ-бы ее въ твое тѣло и тогда она жила-бы въ прекрасномъ Элизіумѣ. Умереть при тебѣ — значитъ умереть шутя; умереть вдали отъ тебя, значить мучаться болѣе, чѣмъ умирая. О, дозволь мнѣ остаться: пусть будетъ, что будетъ.

Королева. Маргарита. Уходи! Хоть прощаніе и сильно разъѣдающее средство, но оно примѣняется къ смертельнымъ ранамъ. Во Францію, милый Сеффолькъ! Дай мнѣ знать о себѣ; въ какой-бы части свѣта ты ни находился, у меня найдется Ириса, которая отыщетъ тебя.

Сеффолькъ. Я иду.

Королева Маргарита. И уносишь мое сердце съ собою.

Сеффолькъ. Это сокровище, замкнутое въ самой жалкой шкатулкѣ, которая когда-либо содержала цѣнныя вещи. Мы разстаемся, какъ расщепленная ладья. Въ эту сторону иду я къ смерти.

Королева Маргарита. А я — въ эту (Уходятъ въ разныя стороны).

СЦЕНА III.

Лондонъ. Спальня кардинала Бофорта. Входятъ: король Генрихъ, Сольсбери, Уорикъ и другіе. Кардиналъ лежитъ въ постели, при немъ его слуги.

Король Генрихъ. Какъ поживаете, милордъ? Скажи, Бофортъ, твоему государю.

Кардиналъ. Если ты — смерть, я отдамъ тебѣ казну Англіи, достаточную для того, чтобы купить еще другой такой островъ, — лишь-бы ты оставилъ меня жить и не чувствовать боли.

Король Генрихъ. О, что за признакъ дурной жизни, если приближеніе смерти, такъ ужасно видѣть!

Уорикъ. Бофорть, это твой государь говоритъ съ тобою.

Кардиналъ. Судите меня, когда вамъ угодно. Развѣ онъ умеръ не въ своей постели? Гдѣ-жъ ему больше умирать? Могу-ли я заставить людей жить волей-неволей? — О, не пытайте меня больше; я признаюсь. Снова ожилъ? Такъ покажите-же мнѣ, гдѣ онъ? Я дамъ тысячу фунтовъ за то, чтобы увидѣть его! У него нѣтъ глазъ: ихъ засорила пыль. Пригладьте его волосы: смотрите! смотрите! Они стоятъ дыбомъ. какъ вѣтки, обмазанныя смолою, чтобы поймать мою окрыленную душу. Дайте мнѣ попить и прикажите аптекарю принести тотъ сильный ядъ, который я у него купилъ.

Король Генрихъ. О ты, вѣчный Двигатель небесъ, взгляни милостивымъ окомъ на этого несчастнаго! О, отгони усерднаго и докучнаго врага, который упорно осаждаетъ душу несчастнаго, а изъ груди его — это мрачное отчаяніе!

Уорикъ. Смотрите, какъ предсмертныя муки заставляютъ его скрежетать зубами.

Сольсбери. Не тревожьте его, пусть онъ отойдетъ съ миромъ.

Король Генрихъ. Миръ душѣ его, если такъ благоугодно Богу. Лордъ кардиналъ, если ты думаешь о небесномъ блаженствѣ, подними руку въ знакъ надежды. Онъ кончается и не подаетъ никакого знака. О Боже! Прости ему!

Уорикъ. Такая дурная смерть доказываетъ чудовищную жизнь.

Король Генрихъ. Воздержись отъ осужденій: всѣ мы грѣшники. — Закройте ему глаза и плотно спустите пологъ, а мы пойдемъ предаться размышленіямъ (Уходитъ).

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Кентъ. Берегъ моря близь Дувра. Надъ моремъ раздается пальба. Затѣмъ выходятъ изъ шлюпки: капитанъ, шкиперъ, штурманъ Уольтеръ, Уитморъ и другіе. Съ ними переодѣтый Сеффолькъ и другіе джентльмэны, плѣнники.

Капитанъ. Пышный, откровенный и жалкій день скользнулъ въ нѣдра моря; вотъ и громко воющіе водки будятъ драконовъ, несущихъ трагически-грустную ночь. Сонными, вялыми, отвисшими крыльями ласкаютъ они могилы умершихъ и изъ своей туманной пасти выдыхаютъ въ воздухъ отвратительныя заразныя потемки. Приведите-же военныхъ которыхъ мы забрали, и, пока наша пинасса стоитъ на якорѣ въ Дуврѣ, они тутъ, на пескѣ отдадутъ за себя выкупъ или кровью своей расцвѣтятъ этотъ безцвѣтный берегъ. — Шкиперъ, этого плѣнника я охотно отдаю тебѣ, а ты, его, штурманъ, вотъ этого возьми себѣ въ добычу. А тотъ (указывая на Сеффолька) пусть будетъ твоей долей, Уольтеръ Уитморъ.

1-й джентльмэнъ. Какой за меня выкупъ, шкиперъ? Позволь мнѣ узнать.

Шкиперъ. Тысяча кронъ, а не то — подставляй голову!

Штурманъ. Столько-же дашь и ты, а не то — долой и твою.

Капитанъ. Какъ? Неужели по вашему много двухъ тысячъ кронъ? А еще носите имя и осанку джентльмэновъ? Перерѣзать горло обоимъ негодяямъ! Вы должны умереть. Такую ничтожную сумму нельзя противопоставить жизни тѣхъ, которыхъ мы лишились въ схваткѣ.

1-й джентльмэнъ. Я дамъ ее вамъ, сэръ: оставьте мнѣ

2-1 джентльмэнъ. Я — также и сейчасъ-же напишу объ этомъ домой.

Уитморъ. Я лишился глаза во время абордажа, и потому (къ Сеффольку) ты долженъ умереть, въ отмщеніе за это.

Капитанъ. Не будь такъ безразсуденъ: возьми съ него выкупъ и оставь ему жизнь.

Сеффолькъ. Взгляните на моего св. Георгія: я джентльмэнъ. Цѣни меня во сколько угодно, тебѣ будетъ уплачено.

Уитморъ. И я тоже: мое имя Уолтеръ Уитморъ. Что, это? Чего ты вздрогнулъ? Какъ? Неужели тебѣ смерть страшна?

Сеффолькъ. Мнѣ страшно твое имя, въ которомъ звучитъ смерть. Одинъ ученый составилъ мой гороскопъ и сказалъ, что я умру отъ «воды». Однако, пусть это не дѣлаетъ тебя кровожаднымъ: вѣдь твое имя «Гольтиръ», если его правильно произнести.

Уитморъ. «Гольтиръ» или «Уо’теръ», мнѣ все равно какое-бы ни было. Но никогда еще не оскверняло нашего имени гнусное оскорбленіе безъ того, чтобы мы не смыли этого пятна. И если я, какъ торгашъ, продамъ свою месть пусть переломятъ надо мной мое копье, а доспѣхи перервутъ и опозорятъ и ославятъ меня негодяемъ по всей вселенной! (Хватаетъ Сеффолька).

Сеффолькъ. Постой, Уитморъ! Вѣдь твой плѣнникъ принцъ, онъ герцогъ Сеффолькъ, Уильямъ де-ля-Пуль.

Уитморъ. Герцогъ Сеффолькъ, укутанный въ лохмотья!

Сеффолькъ. Да, но эти лохмотья не составляютъ принадлежности герцога. Вѣдь, и Юпитеръ иногда ходилъ переодѣтымъ; такъ почему-жь бы и мнѣ не дѣлать тоже?

Капитанъ. Но Юпитеръ никогда не былъ убитъ, а ты будешь.

Сеффолькъ. Подлый, ничтожный мужикъ! Кровь короля Генриха, благородная кровь дома Ланкастеровъ, не можетъ быть пролита такимъ порочнымъ рабомъ. Не посылалъ-ли ты мнѣ воздушныхъ поцѣлуевъ и не держалъ-ли ты мнѣ стремя? Съ непокрытой головою шелъ ты рядомъ съ моимъ муломъ въ богатой попонѣ и почиталъ себя счастливымъ, если я тебѣ кивалъ головою. Какъ часто подавалъ ты мнѣ чашу и кормился моими объѣдками, когда я пировалъ съ королевой Маргаритой? Вспомни, и пусть это сдѣлаетъ тебя смирнѣе и уменьшитъ твою пустую гордость! Какъ ты дожидался въ нашей прихожей моего выхода? И та-же самая рука моя, которая не разъ писала въ твою пользу, можетъ, вслѣдствіе этого, заворожить твой дерзновенный языкъ.

Уитморъ. Капитанъ, скажи: не прихлопнуть-ли мнѣ этого подлаго мужика?

Капитанъ. Пусть я сначала прихлопну его словами, какъ онъ меня.

Сеффолькъ. Низкій рабъ, слова твои глупы, какъ и ты самъ.

Капитанъ. Уведите его отсюда и отрубите ему голову надъ бортомъ нашего барказа.

Сеффолькъ. Ты не посмѣешь, изъ боязни за свою собственную.

Капитанъ. Посмѣю, Пуль.

Сеффолькъ. Пуль?

Капитанъ. Пуль? Сэръ Пуль, или лордъ? Ну, грязный стокъ, лужа, или помойная яма, чье зловоніе и грязь мутятъ серебристые ручьи, изъ которыхъ пьютъ англичане. Теперь-то я замкну твой зѣвъ за то, что онъ поглотилъ государственную казну. Губы твои, цѣловавшія королеву, пусть лижутъ землю, а ты самъ, усмѣхавшійся смерти добраго герцога Глостэра, тщетно будешь скалить зубы на безжалостный вѣтеръ, который съ презрѣніемъ будетъ продолжать на тебя свистѣть. И пусть ты сочетаешься съ вѣдьмами ада за то, что дерзнулъ сочетать могущественнаго повелителя съ дочерью ничтожнаго короля, не имѣвшаго ни подданныхъ, ни владѣній, ни короны. Благодаря дьявольскимъ хитростямъ, ты повысился и, какъ честолюбивый Цилла, пресытился кусками окровавленнаго сердца своей матери. Черезъ тебя проданы французамъ Анжу и Мэнъ; черезъ тебя-же лукавые бунтовщики нормандцы съ презрѣніемъ отказываются называть насъ своими господами. Пикардійцы перерѣзали правителей, захватили наши крѣпости и отправили восвояси нашихъ раненыхъ, оборванныхъ солдатъ. Царственный Уорикъ и всѣ Невили, грозные мечи которыхъ никогда не подымались понапрасну, изъ ненависти къ тебѣ возстаютъ, вооружаясь. И вотъ теперь, домъ Іорка, — отторгнутый отъ короны позорнымъ убійствомъ безвиннаго короля и властной, гордой, хищной тираніей, — возгорѣлся мстительнымъ огнемъ и на своихъ отрадныхъ знаменахъ несетъ впереди наше полу-солнце, стремящееся засіять надъ изреченіемъ: Invitis nubibus. Народъ здѣсь, въ Кентѣ, возсталъ и, въ заключеніе всего, позоръ и нищета закрались во дворецъ нашего короля, — а все черезъ тебя-же. Прочь! уведите его отсюда.

Сеффолькъ. О, еслибъ я былъ богомъ, чтобъ разразиться громомъ надъ этимъ ничтожнымъ, подлымъ, отвратительнымъ мужичьемъ! Мелочами гордятся лишь подлецы: и этотъ негодяй, будучи капитаномъ пинассы, грозится сильнѣе, нежели Баргулъ, могучій иллирійскій пиратъ. Шмеля не сосутъ орлиной крови, но грабятъ пчелиные ульи. Невозможно, чтобы я умеръ отъ руки такого подлаго вассала, какъ ты. Твои слова подымаютъ во мнѣ гнѣвъ, но не раскаяніе. Я ѣду во Францію съ порученіемъ отъ королевы. Приказываю тебѣ доставить меня невредимо на тотъ берегъ пролива.

Капитанъ. Уотеръ!

Уитморъ. Ступай, Сеффолькъ, я долженъ доставить тебя на смерть.

Сеффолькъ. Gelidus timor occupat artus: я боюсь только тебя.

Уитморъ. У тебя будутъ еще причины для страха, прежде, чѣмъ я оставлю тебя. Ну что же? Теперь ты покорился? Теперь хочешь смириться?

1-й джентльмэнъ. Мой милостивый лордъ, умоляйте его, говорите съ нимъ ласково.

Сеффолькъ. Повелительный языкъ Сеффолька твердъ и суровъ; привыкшій повелѣвать, онъ не умѣетъ просить милости. Тѣмъ болѣе мы не почтимъ такихъ людей, какъ эти, смиренными просьбами. Нѣтъ, скорѣе склонится моя голова на плаху, нежели колѣни мои передъ кѣмъ-либо, кромѣ Бога небесъ и моего короля. Ужь лучше торчать на окровавленной рогатинѣ, нежели стоять съ непокрытой головой передъ грубымъ рабомъ. Настоящее благородство чуждо страха: я могу вынести больше, чѣмъ вы осмѣлитесь мнѣ сдѣлать.

Капитанъ. Тащите его прочь и не давайте ему больше говорить.

Сеффолькъ. Ну, покажите-же, воины, на какую жестокость вы способны, чтобы смерть моя никогда не забылась. — Нерѣдко умирали великіе мужи отъ руки подлыхъ византійцевъ. Римскій боецъ и разбойникъ умертвили прекраснаго Туллія; отъ руки пригулка Брута палъ Юлій Цезарь; отъ дикихъ островитянъ — Великій Помпей, а отъ пиратовъ — Сеффолькъ (Уходятъ: Сеффолькь съ Уитморомъ и другіе).

Капитанъ. Что-же касается тѣхъ, чей выкупъ мы уже назначили, намъ угодно, чтобы одинъ изъ нихъ отправился обратно. Поэтому ты пойдешь съ нами, а онъ будетъ отпущенъ.

Входитъ опять Уитморь съ трупомъ Сеффолька.

Уитморъ. Пусть тутъ лежитъ и голова его, и безжизненное тѣло, пока его не похоронитъ королева, его любовница (Уходитъ).

1-й джентльмэнъ. О жестокое и кровавое зрѣлище! Я увезу его тѣло къ королю: если не онъ, такъ друзья отомстятъ за него, равно какъ и королева, которой онъ былъ такъ дорогъ при жизни (Уходитъ, унося тѣло).

СЦЕНА II.

Блэкхисъ. Входятъ: Джорджъ Бевисъ и Джонъ Голлэндъ.

Джорджъ. Ступай, добудь себѣ мечъ, хотя-бы изъ дранокъ. Вотъ ужь два дня, какъ они поднялись.

Джонъ. Значить теперь имъ тѣмъ нужнѣе сонъ.

Джорджъ. Говорю тебѣ, что сукновалъ, Джонъ Кэдъ, намѣренъ пообчистить государство, вывернуть его и поднять на немъ новый ворсъ.

Джонъ. Оно въ этомъ нуждается, потому-что потерто. Говорю-же тебѣ, не бывало въ Англіи веселья съ тѣхъ поръ, какъ явились эти джентльмэны.

Джорджъ. О, злополучное время! Въ ремесленникахъ не признаютъ добродѣтели.

Джонъ, Дворяне думаютъ, что ходить въ кожаномъ передникѣ позорно.

Джорджъ. Нѣтъ, и еще того больше: совѣтники короля плохіе работники.

Джонъ. Это правда. Однако, говорятъ: работай каждый на своемъ поприщѣ. Это тоже, что сказать-бы: пусть правителями будутъ работники, и потому намъ-бы слѣдовало быть правителями.

Джорджъ. Ты какъ-разъ попалъ въ цѣль: вѣрнѣйшій признакъ честнаго человѣка — загрубѣлыя руки.

Джонъ. Я знаю кто! Я знаю кто! Вотъ сынъ Беста, бочаръ изъ Уингхэма.

Джорджъ. Ему пусть будутъ кожи нашихъ враговъ, чтобы выдѣлать изъ нихъ кожу.

Джонъ. И Дикъ, мясникъ.

Джорджъ. Ну, такъ грѣхъ будетъ дранъ, какъ волъ, а неправда зарѣзана, какъ теленокъ.

Джонъ. И ткачъ Смисъ.

Джорджъ. Argo — нить ихъ жизни окончена.

Джонъ. Пойдемъ, пойдемъ: примкнемъ-же къ нимъ.

Барабаны. Входятъ: Кэдъ, мясникъ Дикъ, ткачъ Смисъ и множество другихъ.

Кэдъ. Мы, Джонъ Кэдъ, названные такъ по имени мнимаго отца нашего.

Дикъ (всторону). Или скорѣе за украденную бочку сельдей.

Кэдъ. Наши враги падутъ предъ нами, вдохновленными стремленьемъ низвергать королей и принцевъ. Прикажи молчать.

Дикъ. Молчать!

Кэдъ. Мой отецъ былъ Мортимеръ.

Дикъ (всторону). Честный человѣкъ и хорошій каменьщикъ.

Кэдъ. Мать — изъ рода Плантадженэтовъ.

Дикъ (всторону). Я зналъ ее хорошо: она была повивальной бабкой.

Кэдъ. Жена моя — изъ потомства Лэси.

Дикъ. И въ самомъ дѣлѣ: она дочь разносчика и продавала много кружевъ.

Смисъ (всторону). Но за послѣднее время она ужь не можетъ странствовать со своимъ мѣховымъ тюкомъ и бучить свое бѣлье дома.

Кэдъ. Слѣдовательно, я — благороднаго рода.

Дикъ (всторону). Да, конечно, Поле — благородная мѣстность, а онъ тамъ и родился, подъ тыномъ, такъ-какъ у отца его, кромѣ тюрьмы, и дому-то никогда не бывало.

Кэдъ. Я храбръ.

Смисъ (всторону). Поневолѣ: вѣдь, нищіе всѣ храбрецы.

Кэдъ. Я могу много вынести.

Дикъ (встороиу). Объ этомъ не можетъ быть вопроса: я видѣлъ, какъ его стегали кнутомъ три базарные дня подрядъ.

Кэдъ. Я же боюсь ни огня, ни меча.

Смисъ (всторону). Ему нечего бояться меча: его одежда непроницаема.

Дикъ. Но, мнѣ кажется, онъ бы долженъ бояться огня, потому-что у него сожжена рука за кражу овецъ.

Кэдъ. Будьте-же храбры, потому-что предводитель вашъ храбръ и клянется все преобразовать. Въ Англіи будутъ продаваться хлѣбы въ семь съ половиной пенсовъ за одинъ пенни; въ трехмѣрномъ ведрѣ будетъ десять мѣръ, и я за преступленіе буду считать пить полпиво. Все государство будетъ общимъ достояніемъ, а въ Чипсайдѣ я буду пасти своего коня. Когда-же я буду королемъ (а я имъ буду), —

Всѣ. Спаси, Боже, ваше величество!

Кэдъ. Благодарю васъ, добрые люди. — Денегъ вовсе не будетъ: всѣ будутъ пить и ѣсть на мой счетъ. Я всѣхъ одѣну въ одинаковыя платья, чтобы всѣ ладили между собой, какъ братья, и почитали-бы меня, какъ своего повелителя.

Дикъ. Первое, что мы сдѣлаемъ, перебьемъ всѣхъ законовѣдовъ.

Кэдъ. Нѣтъ, это я намѣренъ сдѣлать. Не жалость-ли, что изъ шкуры какого-нибудь невиннаго ягненка сдѣлаютъ пергаментъ. Что этотъ пергаментъ, когда его весь испишутъ, губитъ человѣка? Иные говорятъ, что пчела кусается, но я говорю, что это пчелиный воскъ, такъ-какъ я лишь однажды припечаталъ одну вещь, и съ тѣхъ поръ я самъ не свой. Что это? Кто тамъ?

Входятъ нѣсколько человѣкъ, ведя за собою писца чатэмскаго.

Смисъ. Писецъ чатэмскій. Онъ умѣетъ читать, писать и подсчитыватъ.

Кэдъ. О, безобразіе!

Смисъ. Мы забрали его, когда онъ поправлялъ прописи, мальчишекъ.

Кэдъ. Вотъ такъ негодяй!

Смнсъ. Въ карманѣ у него книга съ красными буквами.

Кэдъ. Нѣтъ! Значитъ онъ колдунъ.

Дикъ. Нѣтъ, онъ даже можетъ составлять контракты и писать по-судейски.

Кэдъ. Мнѣ это очень жаль: онъ толковый человѣкъ, честное слово, и не умретъ, если я не найду его виновнымъ. Поди-ка сюда, малый, я долженъ допросить тебя Какъ твое имя?

Писецъ. Эммануилъ.

Дикъ. Это пишутъ на заголовкахъ писемъ. Тебѣ плохо придется.

Кэдъ. Отстань! — Обыкновенно ты пишешь свое имя или у тебя есть какой-либо особый знакъ, какъ у всякаго честнаго простолюдина?

Писецъ. Благодаря Бога, сэръ, я настолько хорошо образованъ, что умѣю писать свое имя.

Всѣ. Такъ онъ сознался: долой его! Онъ злодѣй и предатель!

Кэдъ. Я говорю: долой его! Повѣсьте его съ перомъ и чернильницей на шеѣ (Нѣсколько человѣкъ уходятъ съ писцомъ).

Входитъ Михаилъ.

Михаилъ. Гдѣ нашъ предводитель?

Кэдъ. Я тутъ, странный ты человѣкъ.

Михаилъ. Кэдъ, бѣги! Бѣги! Сэръ Гемфри Стаффордъ и его братъ съ королевскимъ войскомъ близко отсюда.

Кэдъ. Стой, негодяй, стой! Или я прихлопну тебя. Онъ будетъ встрѣченъ человѣкомъ не хуже его самого: онъ вѣдь только рыцарь, не такъ-ли?

Михаилъ. Да.

Кэдъ. Чтобы сравняться съ нимъ, я сейчасъ-же посвящу себя въ рыцари. Встань, сэръ Джонъ Мортимеръ. Ну теперь онъ только держись!

Входитъ сэръ Гемфри Стаффордъ и его братъ Уильямъ съ войскомъ и съ барабанами.

Стаффордъ. Мятежные холопы, пѣна и грязь Кента, отмѣченные для висѣлицы, сложите оружіе. Возвращайтесь въ свои коттэджи, оставьте этого презрѣннаго! Король будетъ къ вамъ милостивъ, если вы отступитесь отъ него.

Уильямъ Стаффордъ. Но грозенъ, яростенъ и склоненъ къ кровопролитію, если вы заупрямитесь. Поэтому покоритесь, или умрите.

Кэдъ. Что-же касается этихъ разодѣтыхъ въ шелкъ рабовъ, я на нихъ не обращаю вниманія. Я съ вами говорю добрые люди, надъ которыми я въ будущемъ надѣюсь царствовать, такъ какъ я законный наслѣдникъ престола.

Стаффордъ. Негодяй! Отецъ твой былъ маляръ, а ты самъ стригунъ, — не такъ-ли?

Кэдъ. А Адамъ былъ садовникъ.

Уильямъ Стаффордъ. Ну, такъ что-же изъ-того?

Кэдъ. Ну, понятно, вотъ что: Эдмондъ Мортимеръ, графъ Марчъ, женился на дочери герцога Кларенса; не такъ-ли?

Стаффордъ. Такъ точно, сударь.

Кэдъ. Отъ нея онъ имѣлъ двойниковъ.

Уильямъ Стаффордъ. Это ложно.

Кэдъ. Ну, это еще вопросъ, но я говорю, что это вѣрно. Старшій изъ нихъ, отданный на вскормленіе, былъ украденъ нищей и, въ невѣдѣніи о своемъ рожденіи и родствѣ, сдѣлался каменьщикомъ. Я его сынъ: отрицай это, если можешь,

Дикъ. Нѣтъ, это слишкомъ вѣрно, и потому онъ будетъ королемъ.

Смисъ. Сэръ, онъ сложилъ трубу въ домѣ отца моего и еще по сей день живы кирпичи, чтобъ засвидѣтельствовать это: поэтому лучше вамъ не отрицать.

Стаффордъ. И неужели вы повѣрите словамъ этого холопа, который самъ не знаетъ, что говоритъ?

Всѣ. Ну да, понятно, вѣримъ, а потому убирайтесь.

Уильямъ Стаффордъ. Джэкъ Кэдъ, тебя подъучилъ герцогъ Іоркъ.

Кэдъ (всторону). Онъ вретъ, я самъ это выдумалъ. — Ладно, любезный; скажи-ка отъ меня королю, что ради его отца, Генриха Пятаго, при которомъ мальчишки играли въ лунку на французскія кроны, я согласенъ, чтобы онъ царствовалъ, но пусть я буду его протекторомъ.

Дикъ. А сверхъ того, мы требуемъ голову лорда Сэ, за то, что онъ продалъ Мэнское герцогство.

Кздъ. И вполнѣ резонно: этимъ, вѣдь, искалѣчена Англія и можетъ даже ходить съ палкой, если только я не поддержу ее своею властью. Собратья-короли, говорю вамъ, что этоть лордъ Сэ изуродовалъ государство и обратилъ его въ евнуха. Мало того: онъ даже говоритъ по-французски, а слѣдовательно онъ измѣнникъ.

Стаффордъ. О грубое и подлое невѣжество!

Кэдъ. Нѣтъ отвѣчай, если можешь: французы наши враги. Ну и ладно, а я вотъ о чемъ только спрашиваю: можетъ-ли тогъ, который говоритъ языкомъ враговъ, быть добрымъ совѣтникомъ, — или нѣтъ?

Всѣ. Нѣтъ, нѣтъ! И потому мы требуемъ его голову.

Уильямъ Стаффордъ. Ну, какъ видно, ласковыми рѣчами ихъ не одолѣешь: такъ нападайте-же на нихъ съ войскомъ короля.

Стаффордъ. Ступай, герольдъ! Въ каждомъ городѣ провозглашай измѣнниками тѣхъ, которые возстали вмѣстѣ съ Кэдомъ; что даже тѣ, которымъ удастся бѣжать до окончанія сраженія, будутъ повѣшены на глазахъ у ихъ женъ и дѣтей, примѣра ради, передъ своими-же дверями. А тѣ, кто другъ королю, пусть идутъ за мною. (Уходятъ: оба Стаффорда и войско).

Кэдъ. А тѣ, кто любитъ народъ, пусть слѣдуютъ за мною. — Докажите-же теперь свободы ради, что вы мужчины. — Мы не оставимъ ни одного лорда, ни одного джентльмэна: не щадите никого, кромѣ тѣхъ, что ходятъ въ заплатанныхъ башмакахъ, потому-что они-то и есть настоящіе разсчетливые и честные люди, которые приняли-бы нашу сторону, да не смѣютъ.

Дикъ. Но они всѣ въ порядкѣ и наступаютъ на насъ.

Кэдъ. Ну, такъ и мы въ порядкѣ, даже когда у насъ наибольшій безпорядокъ. Идемъ; маршъ! Впередъ! (Уходятъ).

СЦЕНА III.

Другая часть Блэкхиса. Тревога. Обѣ партіи входятъ и дерутся; оба Стаффорда убиты.

Кэдъ. Гдѣ-же Дикъ, мясникъ изъ Ашфорда?

Дикъ. Здѣсь, сэръ.

Кэдъ. Враги падали передъ тобой, какъ волы, бараны, или и ты обращался съ ними, какъ если-бы ты былъ у себя на бойнѣ. Поэтому я награжу тебя: постъ будетъ еще на столько-же длиннѣе, чѣмъ теперь, а ты подучишь разрѣшеніе для ста человѣкъ безъ одного.

Дикъ. Я больше ничего и не желаю.

Кэдъ. А правду сказать, такъ ты этого стоишь. Я буду носить этотъ знакъ побѣды, а тѣла будутъ волочиться у копытъ моего коня, пока я не прибуду въ Лондонъ, гдѣ мечъ мэра понесутъ предъ нами.

Дикъ. Если мы сами намѣрены благоденствовать и дѣлать добро, такъ отворимъ темницы и выпустимъ заключенныхъ.

Кэдъ. Не бойся, я это тебѣ обѣщаю. Идемъ, направимся въ Лондонъ. (Уходятъ).

СЦЕНА IV.

Лондонъ. Комната во дворцѣ. Входятъ: король Генрихъ, читающій прошеніе, Бекингэмъ и съ нимъ лордъ Сэ. Нѣсколько поодаль — королева Маргарита сокрушается надъ головой Сеффолька.

Королева. Маргарита. Я часто слышала, что горѣ смягчаетъ мысли, дѣлаетъ ихъ боязливыми и перерождаетъ ихъ. Думай, поэтому, о мести и перестань плакать. Но кто-же можетъ перестать плакать, глядя на это? Пусть лежитъ его голова тутъ, на моей трепетной груди; но гдѣ-же тѣло, которое я-бы желала обнять?

Бекингэмъ. Какой отвѣтъ дастъ ваше величество на прошеніе бунтовщиковъ?

Король Генрихъ. Я пошлю какого-нибудь благочестиваго епископа ихъ увѣщевать: упаси Боже, чтобы столько христіанскихъ душъ погибло отъ меча! А я самъ скорѣе, нежели подавить ихъ кровавою войною, готовъ вести переговоры съ Джэкомъ Кэдомъ, ихъ предводителемъ. — Но постой, я перечту прошеніе.

Королева. Маргарита. О, жестокосердые негодяи! Неужели это прелестное лицо, управлявшее мною, какъ путеводная звѣзда, не могло принудить къ жалости тѣхъ, которые были недостойны на него смотрѣть?

Король Генрихъ. Лордъ Сэ! Джэкъ Кэдъ поклялся, что добудетъ твою голову.

Сэ. Да, но я надѣюсь, что ваше величество добудете его.

Король Генрихъ. Ну что-жь, сударыня? Вы все еще горюете, оплакиваете смерть Сеффолька? Боюсь я, дорогая, что если-бы я умеръ, ты не такъ-бы сильно горевала по мнѣ.

Королева Маргарита. Нѣтъ, мой дорогой, я-бы не горевала: я-бы умерла.

Входитъ гонецъ.

Король Генрихъ. Ну что, какія вѣсти? Чего ты такъ спѣшишь?

Гонецъ. Бунтовщики въ Саусуеркѣ. Бѣгите, мой повелитель! Джэкъ Кэдъ разглашаетъ, что онъ лордъ Мортимеръ, потомокъ рода герцога Кларенса, открыто называетъ ваше величество похитителемъ престола и клянется, что коронуется въ Уэстминстерѣ. Его войска — толпа оборванцевъ, холоповъ и мужиковъ, грубыхъ и безжалостныхъ: смерть сэра Гемфри Стаффорда и его брата дала имъ храбрость итти дальше. Всѣхъ ученыхъ, законниковъ, придворныхъ и джентльмэновъ они называютъ подлыми гусеницами и намѣреваются ихъ умертвить.

Король Генрихъ. О, люди безъ стыда! Они не вѣдаютъ, что творятъ.

Бекингэмъ. Мой милостивый повелитель, удалитесь въ Кенельуерсъ, пока будетъ собрано войско противъ нихъ.

Королева Маргарита. Ахъ, если-бы герцогъ Сеффолькъ еще былъ живъ, эти кентскіе бунтовщики скоро были-бы усмирены.

Король Генрихъ. Лордъ Сэ, измѣнники тебя ненавидятъ, а потому отправляйся съ нами въ Кенельуерсъ.

Сэ. Тогда особа вашего величества будетъ въ опасности. Видъ мой противенъ ихъ взорамъ, и потому я лучше останусь здѣсь въ городѣ и буду жить одинъ, какъ только можно тайно.

Входитъ другой гонецъ.

2-й гонецъ. Джэкъ Кэдъ взялъ Лондонскій мостъ. Жители бѣгутъ, бросая свои дома; гнусная чернь, жаждущая добычи, соединяется съ измѣнникомъ, и они всѣ сообща клянутся разграбить городъ и вашъ королевскій дворецъ.

Бекингэиъ. Не медлите-же, мой повелитель: уѣзжайте хоть верхомъ.

Король Генрихъ. Пойдемъ, Маргарита: Господь, наша надежда, намъ поможетъ.

Королева Маргарита. Моя надежда погибла, когда Сеффолькъ скончался.

Король Генрихъ (лорду Сэ). Прощайте, милордъ; не довѣряйтесь кентскимъ бунтовщикамъ.

Бекингэмъ. Не довѣряйтесь никому, изъ боязни, чтобы васъ не предали.

Сэ. Моя надежда въ моей невинности, и потому я храбръ и рѣшителенъ. (Уходятъ).

СЦЕНА V.

Тамъ-же. Тауэръ. Входятъ: лордъ Скэльзъ и другіе и ходятъ по стѣнѣ. Внизу входятъ нѣсколько горожанъ.

Скэльзъ. Ну что? Джэкъ Кэдъ убить?

1-й горожанинъ. Нѣтъ, милордъ, и не похоже на то, что его убьютъ. Бунтовщики завладѣли мостомъ и убиваютъ всѣхъ, кто имъ противится. Лордъ-мэръ проситъ у ваше милости подкрѣпленія изъ Тауэра, чтобы защищать городъ отъ бунтовщиковъ.

Скэльзъ. Вы можете располагать подкрѣпленіемъ, безъ какого только я могу обойтись, такъ какъ меня самого о здѣсь безпокоятъ: бунтовщики уже пробовали взять Тауэръ. Но вы отправляйтесь въ Смисфильдъ, соберите народъ и я пришлю вамъ туда Мэттью Гау. Бейтесь за короля, за родину и за свою жизнь. Итакъ, прощайте: мнѣ опять надобно уйти (Уходятъ).

СЦЕНА VI.

Тамъ-же. Пушечная улица. Входятъ: Джэкъ Кэдъ и ею приверженцы. Опъ ударяетъ жезломъ по Лондонскому камню.

Кэдъ. Вотъ Мортимеръ и повелитель этого города. И тутъ-же, сидя на Лондонскомъ камнѣ, я постановляю и приказываю, чтобы въ этотъ первый годъ нашего царствованія по желобамъ не текло ничего, кромѣ краснаго вина, на счетъ города. А затѣмъ, будетъ измѣной, если кто-либо назоветъ меня иначе, чѣмъ лордомъ Мортимеромъ.

Вбѣгаетъ солдатъ.

Солдатъ. Джэкъ Кэдъ! Джэкъ Кэдъ!

Кэдъ. Вали его! (Его убиваютъ).

Смисъ. Если этотъ малый уменъ, такъ никогда ужь больше не назоветъ васъ Джэкомъ Кэдомъ: мнѣ кажется, его достаточно предупредили.

Дикъ. Милордъ, въ Смисфильдѣ собрано войско.

Кэдъ. Идемъ-же: сразимся съ ними. Но сперва отдайте и подожгите Лондонскій мостъ, а если можете, сожгите также и Тауэръ. Ну, идемъ-же! (Уходятъ).

СЦЕНА VII.

Тамъ-же Смисфильдъ. Тревога. Входятъ съ одной стороны: Кэдъ и его приверженцы; съ другой горожане и королевское войско подъ предводительствомъ Мэттъю Гау. Стычка. Горожане смяты, Мэттъю Гау убитъ.

Кэдъ. Такъ-то, господа. Теперь ступайте нѣсколько человѣкъ и разрушайте Савойскій дворецъ! другіе — въ коллегіи: все уничтожайте!

Дикъ. У меня есть просьба къ вашей свѣтлости,

Кэдъ. Еслибъ ты просилъ титула свѣтлости, такъ и тотъ получимъ-бы за это слово.

Дикъ. Лишь-бы законы Англіи исходили изъ вашихъ

Джонъ (всторону). Нечего сказать, плачевные-же это будутъ законы: его когда-то хватили въ ротъ копьемъ и онъ еще не зажилъ.

Смисъ (всторону). Нѣтъ, Джонъ, это будетъ вонючій законъ: у него изо рта еще воняетъ поджаренымъ сыромъ.

Кэдъ. Я уже это обдумалъ: такъ оно и будетъ. Ступайте, сожгите всѣ правительственныя бумаги: мои уста будутъ англійскимъ парламентомъ.

Джонъ (всторону). Ну, такъ значитъ ѣдки-же будутъ наши постановленія, если ему не вырвутъ зубы.

Кэдъ. А впредь все будетъ общимъ достояніемъ.

Входитъ гонецъ.

Гонецъ. Милордъ, добыча! Вотъ лордъ Сэ, продававшій французамъ наши города. Онъ тотъ, что заставлялъ насъ платить двадцать одну пятнадцатыхъ долей и по одному шиллингу съ фунта, въ послѣдній налогъ.

Входятъ: Джорджъ Бевисъ съ лордомъ Сэ.

Кэдъ. Ну, такъ за это онъ будетъ десять разъ обезглавленъ. — Ахъ ты, шелковый, саржевый, — нѣтъ, крашенинный лордъ! Теперь ты сдѣлался мишенью для нашего царственнаго суда. Что можешь ты отвѣчать моему величеству за сдачу Нормандіи господину Безимекю — дофину Франціи? Да будетъ тебѣ извѣстно, въ ихъ присутствіи и въ присутствіи лорда Мортимера, что я метла, которая дочиста вымететъ со двора такую нечисть, какъ ты. Ты самымъ предательскимъ образомъ развратилъ юношество въ государствѣ, основавъ школу грамотности. И, въ то время, какъ наши предки не имѣли другахъ книгъ, кромѣ бирки и намѣтокъ на биркѣ, ты ввелъ въ употребленіе книгопечатаніе, выстроилъ бумажную мельницу, вопреки королю, его коронѣ и достоинству. Тебѣ въ лицо будетъ доказано, что ты себя окружаешь людьми, которые обыкновенно говорятъ о существительныхъ и глаголахъ и произносятъ такія гнусныя слова, какихъ не снесетъ ни одно христіанское ухо. Ты поставилъ мировыхъ судей, которые призывали бѣдняковъ къ отвѣту въ такихъ дѣлахъ, за которыя они не могутъ отвѣчать. Кромѣ того, ты ихъ отправлялъ въ тюрьмы и вѣшалъ ихъ за то, что они не умѣли читать; когда именно по этой только причинѣ они и были-бы достойны жить. Ты, вѣдь, ѣздишь на лошадяхъ въ попонахъ, не такъ-ли?

Сэ. Такъ что-жь изъ этого?

Кэдъ. Понятно, что тебѣ не слѣдовало-бы водить свою лошадь въ платьѣ, въ то время, когда люди почестнѣе тебя ходятъ въ штанахъ и курткѣ.

Дикъ. И работаютъ въ одной рубахѣ, какъ я, напримѣръ, потому что я мясникъ.

Сэ. Вы — жители Кента.

Дикъ. Ну, что-то скажешь ты о Кентѣ?

Сз. Только вотъ что: онъ «bona terra, mala gens».

Кэдъ. Долой его! Долой его! Онъ говоритъ по-латыни.

Сэ. Только выслушайте, что я скажу, а тамъ отправляйте меня куда хотите. Въ Комментаріяхъ, написанныхъ Цезаремъ, Кентъ названъ самою образованной землей на островѣ; мѣстность его прелестна, потому что полна богатствъ; народъ великодушенъ, храбръ, дѣятеленъ и богатъ, это мнѣ даетъ надежду на то, что вы не чужды жалости. Не продавалъ я Мэна, не терялъ я Нормандіи; однако, чтобы вернуть ихъ, я готовъ лишиться жизни. Я всегда творилъ милость и правосудіе; мольбы и слезы меня трогали, но приношенія — никогда. Требовалъ-ли я когда чего изъ вашихъ рукъ, какъ не для поддержки короля, государства и васъ самихъ? Я щедрости свои расточалъ ученымъ писцамъ, потому что за мою образованность меня отличалъ король. А если невѣжество — Божье наказанье, такъ наука — крыло, на которомъ мы летимъ на небеса. Если вы только не одержимы злымъ духомъ, вы не согласитесь убить меня. Этотъ языкъ велъ съ иностранными королями переговоры въ вашу пользу.

Кэдъ. Будетъ! Когда бывало, чтобъ ты нанесъ хоть одинъ ударъ на полѣ битвы?

Сэ. У высокихъ особъ — долгія руки: я часто разилъ тѣхъ, которыхъ никогда не видѣлъ, и разилъ на смерть.

Джорджъ. О, безобразный трусъ! Какъ? Ты нападалъ на людей сзади?

Сэ. Эти щеки поблѣднѣли, въ заботахъ о вашемъ благѣ.

Кэдъ. Дерните его за ухо и это заставитъ ихъ покраснѣть.

Сэ. Долгое сидѣнье за разрѣшеніемъ дѣлъ бѣдняковъ совершенно изнурило меня и обременило болѣзнями.

Кэдъ. Такъ мы напоимъ тебя бульономъ изъ пеньки и полечимъ топоромъ.

Дикъ. Ты отчего дрожишь, малый?

Сэ. Не страхъ, а параличъ меня тревожитъ.

Кэдъ. Нѣтъ, это онъ киваетъ намъ, чтобы сказать: «Я хочу съ вами сравняться». Я посмотрю, будетъ-ли его голова крѣпче держаться на рогатинѣ, или нѣтъ? Уведите его и казните.

Сэ. Скажите мнѣ, чѣмъ я васъ болѣе всего обидѣлъ? Развѣ я домогался богатства или почестей? Говорите! Развѣ мои сундуки полны награбленнымъ золотомъ? Развѣ мой нарядъ роскошенъ на видъ? Кому я навредилъ, что вы ищете моей смерти? Эти руки неповинны въ пролитіи крови безвинныхъ, а эта грудь — въ томъ, что пріютила лукавые помыслы. О, оставьте мнѣ жизнь!

Кэдъ. Я самъ чувствую жалость отъ его рѣчей, но я преодолѣю ее: онъ умретъ, хотя бы за то, что такъ хорошо защищаетъ свою жизнь. Долой его! у него домовой подъ языкомъ: онъ говоритъ не отъ имени Господня. Ступайте, тащите его и сейчасъ-же отрубите ему голову, затѣмъ ворвитесь въ домъ его зятя, сэра Джэмса Кромера, снесите ему голову и принесите ихъ обѣ сюда, на рогатинахъ.

Всѣ. Все будетъ сдѣлано.

Сэ. Ахъ, соотечественники! Если Богъ, когда вы Ему молитесь, будетъ такъ жестокъ, неумолимъ, какъ вы, каково придется вашимъ отошедшимъ, отлетѣвшимъ душамъ? Такъ хоть поэтому смягчитесь, спасите мнѣ жизнь.

Кэдъ. Долой его и сдѣлайте, какъ я приказалъ (Нѣсколько человѣкъ и лордъ Сэ уходятъ). Самый знатный, гордый изъ пэровъ не сноситъ головы на плечахъ, если не заплатитъ мнѣ выкупа дани. Ни одна дѣвушка не выйдетъ замужъ, не заплативъ мнѣ своей дѣвственностью, прежде, чѣмъ она имъ достанется. Мужчины будутъ зависѣть отъ меня in capite, и мы постановляемъ и приказываемъ, чтобы жены ихъ были свободны, какъ только душѣ угодно или какъ только можно выразить словами.

Дикъ. Когда-же, милордъ, пойдемъ мы въ Чипсайдъ и своими алебардами заплатимъ за добычу?

Кэдъ. Понятно, сейчасъ-же.

Всѣ. Молодцомъ!

Возвращаются бунтовщики съ головами: лорда Сэ и его зятя.

Кэдъ. Но развѣ это не еще молодцоватѣе? Пусть они поцѣлуются: вѣдь они любили другъ друга при жизни. Теперь разлучите ихъ снова, чтобы они не согласились между собою отдать французамъ еще нѣсколько городовъ. Солдаты! Отложите грабежъ до ночи: съ этими головами впереди вмѣсто жезловъ, мы хотимъ проѣхать по улицамъ и заставить ихъ цѣловаться на каждомъ перекресткѣ. Идемъ! (Уходятъ).

СЦЕНА VIII.

Саусуеркъ. Тревога. Входятъ Кэдъ и вся его свора.

Кэдъ. Вверхъ по Рыбной улицѣ! Внизъ къ углу Святого Магнуса! Бейте и валите! Бросайте ихъ въ Темзу! Трубятъ переговоры, а затѣмъ отбой). Что это за шумъ я слышу? Смѣетъ-ли кто быть такъ дерзокъ, чтобы трубить отбой или переговоры, когда я приказываю бить?

Входятъ Бекингэмъ и старикъ Клиффордъ съ войскомъ.

Бекингэмъ. Да, они тутъ и есть, тѣ, которые дерзаютъ и желаютъ тебя тревожить. Знай же, Кэдъ, что мы посланы отъ короля къ народу, котораго ты ввелъ въ заблужденіе, и тутъ-же объявляетъ прощеніе всѣмъ тѣмъ, которые тебя оставятъ и съ миромъ разойдутся по домамъ.

Клиффордъ. Что скажете вы, соотечественники? Смягчитесь-ли вы и поддадитесь жалости, которую вамъ предлагаютъ, или дадите этой сворѣ вести васъ на смерть? Кто любитъ короля и желаетъ принять его прощеніе, пусть броситъ въ воздухъ свою шапку и скажетъ: Боже, храни его величество! А кто его ненавидитъ и не почитаетъ его отца, Генриха Пятаго, передъ которымъ вся Франція трепетала, — тотъ пусть замахнется на насъ мечемъ и проходитъ мимо.

Всѣ. Боже, храни короля! Боже, храни короля!

Кэдъ. Какъ? Бекингэмъ и Клиффордъ, неужели вы такъ храбры? — А вы, подлое мужичье, неужели вы ему вѣрите? Неужели вы непремѣнно хотите быть повѣшены со всѣми своими прощеніями на шеѣ? Для того развѣ пробился мой мечъ въ лондонскія ворота, чтобы вы оставили меня при Уайтъ Хартѣ въ Соусуеркѣ? Я думалъ, что вы уже ни за что не положите оружія, пока не вернете своей прежней свободы. Но вы всѣ невѣрные, трусы, вамъ нравятся жить въ рабствѣ у дворянъ. Пусть они тяжелыми ношами ломятъ вамъ спины, пусть отнимаютъ у васъ изъ подъ носу ваши дома, похищаютъ у васъ на глазахъ вашихъ женъ и дѣтей. Что-же касается меня, то я и одинъ постою за себя. Итакъ, пусть Божье проклятье будетъ вамъ легкою ношей!

Всѣ. Мы пойдемъ за Кэдомъ! Мы пойдемъ за Кздомъ!

Клиффордъ. Развѣ Кэдъ сынъ Генриха Пятаго, что вы такъ кричите, что пойдете за нимъ? Развѣ онъ поведетъ васъ въ нѣдра Франціи и сдѣлаетъ ничтожнѣйшихъ изъ васъ графами и герцогами? Увы! У него нѣтъ даже своего дома, нѣтъ мѣста, куда-бы убѣжать: онъ даже не знаетъ, какъ и чѣмъ жить, исключая грабежа, обиранія вашихъ друзей и насъ. Не будетъ развѣ позоромъ, если въ то время, которое вы проводите въ раздорахъ, грозные французы, которыхъ вы недавно побѣждали, вдругъ нахлынутъ съ моря и побѣдятъ васъ? Среди этой гражданской распри, мнѣ уже кажется, что я вижу, какъ они хозяйничаютъ на лондонскихъ улицахъ, крича: Villagers каждому, кого ни встрѣтятъ. Пусть лучше пропадутъ десять тысячъ подлыхъ Кэдовъ, нежели вы попадете подъ власть французовъ. Во Францію! во Францію! Вернемъ то, что потеряли! Пощадите Англію, вѣдь она — родная вамъ земля. У Генриха есть деньги, — у васъ — сила и мужество: Богъ за насъ, не сомнѣвайтесь-же въ побѣдѣ.

Всѣ. Клиффордъ! Клиффордъ! Мы пойдемъ за королемъ и за Клиффордомъ!

Кэдъ. Было-ли когда такъ легко сдувать перышко туда и сюда, какъ эту толпу? Имя Генриха Пятаго влечетъ ихъ къ сотнѣ бѣдъ и заставляетъ оставить меня одинокимъ. Я вижу, что они сговариваются схватить меня. Мой мечъ долженъ проложить мнѣ дорогу, здѣсь оставаться не годится. На зло аду и чертямъ, пробьюсь сквозь самую вашу середину; и пусть небо и честь будутъ мнѣ свидѣтелями, что не недостатокъ рѣшимости съ моей стороны, а подлая и безстыдная измѣна моихъ приверженцевъ заставляетъ меня бѣжать со всѣхъ ногъ (Уходитъ).

Бекингэмъ. Какъ? Онъ бѣжалъ? Бѣгите вслѣдъ за нимъ и тотъ, кто принесетъ его голову королю, получитъ тысячу кронъ въ награду (Нѣсколько человѣкъ уходятъ). За мной, солдаты: мы обсудимъ средство примирить васъ съ королемъ (Уходятъ).

СЦЕНА IX.

Замокъ Кенельуерсъ. Трубный звукъ. На meppaccy замка входятъ: король Генрихъ, королева Маргарита и Сомерсетъ.

Король Генрихъ. Былъ-ли когда король, который-бы владѣлъ престоломъ и могъ повелѣвать, и былъ бы этимъ менѣе доволенъ, чѣмъ я? Едва вышелъ я изъ колыбели, какъ девяти мѣсяцевъ уже былъ сдѣланъ королемъ. Никогда еще не бывало подданнаго, который такъ желалъ-бы сдѣлаться королемъ, какъ я — подданнымъ.

Входятъ: Бекингэмъ и Клиффордъ.

Бекингэмъ. Здоровья и отрадныхъ вѣстей вашему величеству!

Король Генрихъ. Неужели, Бекингэмъ, пойманъ предатель Кэдъ? Или онъ только отступилъ, чтобы подкрѣпиться?

Внизу входятъ нѣсколько приверженцевъ Кэда съ веревками на шеѣ.

Клиффордъ. Онъ бѣжалъ, мой повелитель, а всѣ его войска сдаются и вотъ какъ, смиренно, съ веревками на шеѣ, ожидаютъ рѣшенія вашего величества: — жизни или смерти.

Король Генрихъ. Ну, такъ разверните, о небеса, ваши предвѣчныя врата, чтобы принять мои обѣты хвалы и благодаренія! — Солдаты! Въ этотъ день вы спасли свою жизнь и доказали, какъ вы преданы вашему государю и отечеству: продолжайте-же быть всегда такихъ добрыхъ намѣреній и будьте увѣрены, что Генрихъ, какъ-бы онъ ни былъ злополученъ, никогда не будетъ немилостивъ. Итакъ, поблагодаривъ и простивъ васъ всѣхъ, я распускаю васъ по вашимъ различнымъ землямъ.

Всѣ. Боже, храни короля! Боже, храни короля!

Входитъ гонецъ.

Гонецъ. Дозвольте доложить вашему величеству, что герцогъ Іоркъ только что прибылъ изъ Ирландіи и, съ обширнымъ могучимъ войскомъ геллогласовъ и керновъ, шествуетъ сюда въ статномъ порядкѣ. И все провозглашаетъ по мѣрѣ своего шествія впередъ, что вооружился единственно съ цѣлью, чтобы удалить отъ тебя герцога Сомерсета, котораго называетъ предателемъ.

Король Генрихъ. Такимъ образомъ, мое государство, между Кэдомъ и Іоркомъ, подобью кораблю, который, избѣгнувъ бури, потомъ застигнутъ затишьемъ и взятъ на абордажъ пиратомъ. Но Кэдъ теперь прогнанъ, люди его разсѣяны, и вотъ Іоркъ вооружился, чтобы поддержать его. Прошу тебя, Бекингэмъ, иди къ нему на встрѣчу и спроси, что за причина его вооруженія? Скажи ему, что я пришлю въ Тауэръ герцога Эдмонда, а тебя, Сомерсетъ, мы отправимъ туда-же, пока его войско не будетъ имъ распущено.

Сомбрсетъ. Мой повелитель, я покорился-бы охотно заключенію, или даже смерти, чтобы только быть полезнымъ моему отечеству.

Король Генрихъ. Во всякомъ случаѣ, не будь слишкомъ рѣзокъ въ выраженіяхъ, такъ какъ онъ горячъ и не переноситъ грубыхъ рѣчей.

Бекингэмъ. Слушаю, государь, и не сомнѣваюсь, что поведу дѣло такъ, что все обратится къ вашему благополучію.

Король Генрихъ. Пойдемъ, жена, въ покои и поучимся управлять получше, а пока Англія лишь можетъ проклинать мое царствованіе (Уходятъ).

СЦЕНА X.

Кентъ. Садъ Айдена. Входитъ Кэдъ.

Кэдъ. Позоръ честолюбію! Позоръ мнѣ самому, имѣющему мечъ, и между тѣмъ готовому умереть съ голоду! Пять дней я прятался въ этихъ лѣсахъ, не осмѣливаясь выглянуть изъ нихъ, такъ какъ вся страна меня подстерегаетъ; но теперь я ужь такъ голоденъ, что больше-бы не выдержалъ, если-бы даже получилъ обѣщаніе прожить еще хоть тысячу лѣтъ. Поэтому я перелѣзъ черезъ кирпичную стѣну въ этотъ садъ, чтобы посмотрѣть, не могу-ли я поѣсть травы или перехватить гдѣ-нибудь салата, что недурно для прохлажденія людскихъ желудковъ въ эту жаркую погоду. Мнѣ кажется, что самое слово «салатъ» нарочно рождено мнѣ во благо. Какъ часто, если-бы не «шлемъ или салатъ», чашка съ моими мозгами была-бы скрѣплена темными заплатами; какъ часто, когда меня томила жажда, а я храбро шелъ впередъ, она мнѣ служила вмѣсто кружки, а теперь слово «салатъ» должно послужить мнѣ на пропитаніе.

Входитъ Айденъ, а за нимъ слуги.

Айденъ. Боже! Да кто-же можетъ жить въ придворной суматохѣ и наслаждаться такими тихими прогулками, какъ эти? Это маленькое наслѣдство, оставленное мнѣ отцомъ вполнѣ меня удовлетворяетъ и стоитъ цѣлаго государства. Я не стремлюсь возвысыться паденіемъ другихъ; я коплю деньги, не заботясь о зависти; довольно и того, что мнѣ хватаетъ на содержаніе хозяйства и что бѣдняковъ отсылаютъ отъ моихъ воротъ вполнѣ довольными.

Кэдъ. Это владѣлецъ земли пришелъ схватить меня за мое своеволіе въ томъ, что я вошелъ безъ спросу въ его обитель. — А, негодяй! Ты хочешь меня выдать и получить тысячу кронъ за то, что принесешь королю мою голову? Но и заставлю тебя пожевать клинокъ, какъ устрицу, и проглотить мой мечъ, какъ булавку, прежде, чѣмъ мы съ тобой разстанемся.

Айденъ. Кто-бы ты ни былъ, грубіянъ, я тебя не знаю: такъ зачѣмъ-же мнѣ выдавать тебя? Развѣ не довольно того, что ты ворвался ко мнѣ въ садъ, какъ воръ, пришедшій обокрасть мои владѣнья и влѣзшій на мою стѣну, не спросясь меня, самого владѣльца, — и ты-же грозишь мнѣ въ такихъ дерзкихъ выраженіяхъ?

Кэдъ. Пугаю тебя? Да, клянусь благороднѣйшей кровью, которая когда-либо была пролита, я также еще вцѣплюсь тебѣ въ бороду. Смотри-же на меня хорошенько. Я уже пять дней, какъ не ѣлъ мяса; однако, подойди-ка ты и пятеро твоихъ слугъ, и попусти Боже, чтобы я больше никогда уже не ѣлъ травы, если я не приколочу васъ, мертвыми, какъ дверные гвозди.

Айдесъ. Нѣтъ, никогда, пока еще Англія стоитъ, не скажутъ, что Александръ Айденъ, кентскій эсквайръ, съ людьми напалъ на голоднаго человѣка. Противься своимъ пристальнымъ взоромъ моему; посмотри, не можешь-ли ты взглядами одолѣть меня? Сравни себя со мною, — суставъ съ суставомъ, и ты — гораздо меньше меня. Твоя рука — лишь одинъ палецъ моего кулака; твоя нога — трость въ сравненіи съ этимъ бревномъ; моя ступня поборется со всею силой, какая въ тебѣ есть; а если я только взмахну въ воздухѣ рукою, такъ могила уже вырыта тебѣ въ землѣ. Что-же касается до словъ, то они соотвѣтствуютъ твоимъ, а o чемъ я умолчу, то пусть мой мечъ доложитъ.

Кэдъ. Клянусь своей доблестью! Вотъ самый совершенный воинъ, о какомъ я когда-либо слыхивалъ. Клинокъ! Если ты погнешь остріе свое или не изрѣжешь этого толстомясаго болвана на ломти, прежде, чѣмъ успокоишься въ своихъ ножнахъ, я на колѣняхъ умоляю Юпитера, чтобы онъ обратилъ тебя въ подковный гвоздь (Дерутся. Кэдъ падаетъ). О, я убитъ! Меня убилъ никто иной, какъ голодъ; пусть только выступятъ противъ меня десять тысячъ чертей, и дайте мнѣ тѣ десять обѣдовъ, которыхъ я лишился, и я вызову ихъ всѣхъ. Садъ, увянь! И будь впредь могилой для всѣхъ, кто живетъ въ этомъ домѣ, потому что здѣсь отлетѣла непобѣдимая душа Кэда!

Айденъ. Неужели я убилъ Кэда, этого чудовищнаго измѣнника? Мечъ! Я прославлю тебя за этотъ подвигъ, и тебя повѣсятъ надъ моей могилой, когда я умру. Никогда не будетъ эта кровь стерта съ твоего острія, но ты будешь въ ней, какъ въ одеждѣ герольда, чтобы проявить славу своего господина.

Кэдъ. Айденъ, прощай и не гордись своей побѣдой. Скажи отъ меня Кенту, что онъ лишился лучшаго изъ своихъ людей, который убѣждаетъ весь міръ быть трусами, потому что я, который никогда не былъ трусомъ, побѣжденъ не силой, а голодомъ (Умираетъ).

Айденъ. Небо да будетъ мнѣ судьею: ты меня обижаешь! Умри, проклятый негодяй, и проклятіе той, что родила тебя! Какъ я сую мечъ въ твое тѣло, такъ я желалъ-бы сунуть и твою душу въ преисподнюю. Отсюда я стащу тебя за ноги, внизъ головою, въ навозную кучу, которая будетъ тебѣ могилой, и тамъ отрублю твою безстыдную голову. Ее я торжественно понесу къ королю, оставивъ туловище на пропитаніе воронамъ (Уходятъ: Айденъ, таща за собою тѣло, и слуги).

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Тамъ-же. Поле между Дартфордомъ и Блэкхисомъ. Съ одной стороны, — лагерь короля; съ другой — входитъ Іоркъ со свитой, съ барабанами и знаменами, въ нѣкоторомъ отдаленіи — его войска.

Іоркъ. Такъ Іоркъ является изъ Ирландіи, чтобы предъявить свои права и сорвать корону съ головы слабаго Генриха. Громче звоните, колокола! Горите, огни, ярче и свѣтлѣе, чтобъ чествовать законнаго короля великой Англіи! о sancta majestas! Кто не купилъ-бы тебя дорогой цѣною? Пусть повинуются тѣ, кто не умѣетъ управлять. Эта рука создана для того, чтобы держать только золото. Я не могу придать должнаго дѣйствія своимъ словамъ иначе, какъ если въ ней будутъ скипетръ или мечъ. И, если только есть во мнѣ душа, это будетъ скипетръ, на которомъ я буду подбрасывать лиліи Франціи.

Входитъ Бекингемъ.

Кто это къ намъ? Бекингэмъ, чтобы помѣшать мнѣ? Вѣрно, его прислалъ король я долженъ притвориться.

Бекингэмъ. Іоркъ, если твои намѣренія хороши, такъ и я привѣтствую тебя хорошо.

Іоркъ. Гемфри Бекингэмъ, я принимаю твой привѣтъ. Пришелъ-ли ты посломъ, или по собственному желанію?

Бекингэмъ. Посломъ отъ Генриха, нашего могущественнаго государя, чтобы узнать причину этого вооруженія во время мира, или того, что ты, — такой-же подданный, какъ я, — противно своей клятвѣ и присягѣ въ подданствѣ, собралъ такое большое войско, безъ его разрѣшенія, и осмѣлился подвести его такъ близко ко двору.

Іоркъ (всторону). Я едва могу говорить: такъ великъ мой гнѣвъ. О, я могъ-бы разсѣкать скалы и драться ихъ обломками, такъ я сердитъ на эти дерзкія рѣчи. А теперь, подобно Аяксу Теламонію, я могъ-бы сорвать свой гнѣвъ на волахъ или на баранахъ. Я рожденъ гораздо выше, чѣмъ король, и болѣе похожъ на короля, болѣе царственъ въ своихъ помыслахъ. Но я еще долженъ казаться довольнымъ, пока Генрихъ не станетъ слабѣе, а я — сильнѣе. — О, Бекингэмъ, прошу тебя, прости мнѣ, что я такъ долго не давалъ тебѣ отвѣта: мысли мои тревожитъ глубокая печаль. Причина, почему я привелъ сюда это войско, — удалить отъ короля гордаго Сомерсета, который вредитъ и его величеству, и государству.

Бекингэмъ. Это слишкомъ самонадѣянно съ твоей стороны. Но если твое вооруженіе не имѣетъ другой цѣли, такъ король исполнилъ твою просьбу: герцогъ Сомерсетъ въ Тауэрѣ.

Іоркъ. Ты честью ручаешься, что онъ въ заключеніи?

Бекингэмъ. Честью ручаюсь, что онъ въ заключеніи.

Іоркъ. Тогда, Бекингзмъ, я распущу свои войска. — Солдаты, благодарю васъ всѣхъ, расходитесь, а завтра выйдите ко мнѣ на поле Сентъ-Джорджа, и вы получите свое жалованье и все, чего пожелаете. Пусть мой государь, добродѣтельный Генрихъ, потребуетъ моего старшаго сына, — нѣтъ, хоть и всѣхъ моихъ сыновей, — въ залогъ моего подданства и любви; я всѣхъ ему пришлю, такъ-же охотно, какъ я живу на свѣтѣ. Земли, имущество, коня, вооруженіе и все, что я имѣю къ его услугамъ: лишь-бы умеръ Сомерсетъ.

Бекингэмъ. Іоркъ, я хвалю такую ласковую покорность: мы вдвоемъ пойдемъ въ ставку его величества.

Входитъ король Генрихъ со свитой.

Король Генрихъ. Бекингэмъ, развѣ Іоркъ не желаетъ намъ зла, что идетъ подъ-руку съ тобою?

Іоркъ. Съ полной покорностью и смиреніемъ является Іоркъ къ вашему величеству.

Король Генрихъ. Такъ съ какимъ-же намѣреніемъ ты привелъ это войско?

Іоркъ. Съ намѣреніемъ убрать отсюда предателя Сомерсета и сразиться съ этимъ чудовищнымъ бунтовщикомъ Кэдомъ, о которомъ я слышалъ съ тѣхъ поръ, что онъ разбитъ.

Входитъ Айденъ съ головою Кэда.

Айденъ. Если человѣку грубому и такого низкаго состоянія дозволено являться предъ лицо короля, такъ я приношу въ даръ его величеству голову измѣнника — Кэда, котораго я убилъ въ поединкѣ.

Король Генрихъ. Голову Кэда? Великій Боже! какъ Ты справедливъ! — О, дай мнѣ посмотрѣть на мертвое лицо того, кто при жизни такъ сильно меня тревожилъ! Скажи мнѣ, другъ мой, такъ ты тотъ самый, кто убилъ его?

Айденъ. Да, я, съ позволенія вашего величества.

Король Генрихъ. Какъ тебя зовутъ и какого ты званія?

Айденъ. Александръ Айденъ, вотъ мое имя; я бѣдный кентскій эсквайръ, любящій своего короля.

Бекингэмъ. Съ позволенія вашего величества, не мѣшало-бы посвятить его въ рыцари за это доброе дѣло.

Король Генрихъ. Айденъ, преклони колѣна (Онъ преклоняетъ колѣни). Встань рыцаремъ. Мы даемъ тебѣ въ награду тысячу марокъ и желаемъ, чтобы съ этихъ поръ ты намъ служилъ.

Айденъ. Дай Богъ вѣку Айдену, чтобы заслужить такую щедрость и жить лишь только, пока онъ вѣренъ своему государю.

Король Генрихъ. Смотри; Бекингэмъ; вотъ идетъ съ королевой Сомерсетъ. Поди, попроси ее скорѣе спрятать его отъ герцога.

Входятъ королева Маргарита и Сомерсетъ.

Королева Маргарита. Ради тысячи Іорковъ, и то онъ не спрячется съ головою, но станетъ передъ нимъ смѣло. лицомъ къ лицу.

Іоркъ. Что-же это? Развѣ Сомерсетъ на свободѣ? Такъ выпусти-же, Іоркъ, свои долгозаключенные помыслы и пусть языкъ твой приравняется къ твоему сердцу. Неужели я потерплю присутствіе Сомерсета? Лукавый король, зачѣмъ измѣнилъ ты слову, которое мнѣ далъ, зная, какъ мнѣ тяжело сносить обиды? Такъ я назвалъ тебя королемъ? Нѣтъ, ты не король, ты неспособенъ повелѣвать и управлять толпами, которыми не смѣетъ, да и не можетъ управлять предатель. Твоей головѣ не пристала корона; рука твоя создана, чтобы держать посохъ паломника, а не украшать собою грозный царскій скипетръ; золотой вѣнецъ долженъ окружать мое чело, котораго улыбка и угрюмость, подобно копью Ахилла, могутъ этой перемѣной убивать и исцѣлять. Вотъ рука, которая можетъ высоко держать скипетръ и имъ-же утверждать властные законы. Пусти! Клянусь небомъ, ты болѣе не будешь повелѣвать тѣмъ, кого Небо создало твоимъ повелителемъ.

Сомерсетъ. О, чудовищный измѣнникъ! Я арестую тебя, Іоркъ, за государственную измѣну королю и коронѣ. Повинуйся, дерзкій измѣнникъ, проси милости на колѣняхъ!

Іоркъ. Ты хочешь, чтобъ я преклонилъ колѣна? Сперва спроси вонъ ихъ: потерпятъ-ли они, чтобы я предъ человѣкомъ преклонялъ колѣна? Любезный, позови сюда моихъ сыновей, и они будутъ мнѣ порукой (Уходитъ одинъ изъ слугъ). Я знаю, они скорѣе заложатъ свои мечи, чтобы освободить меня, нежели допуститъ меня пойти въ заключеніе.

Королева Маргарита. Позовите сюда Клиффорда; просите его придти сейчасъ-же, чтобы сказать: могутъ-ли незаконныя дѣти Іорка служить порукой за своего вѣроломнаго отца.

Іоркъ. О, забрызганная кровью неаполитанка, отверженница Неаполя, кровавое иго Англіи! Дѣти Іорка, которыя выше тебя по рожденію, будутъ порукой своему отцу и отравой для тѣхъ, которые откажутся принять моихъ сыновей за меня залогомъ (Входятъ съ одной стороны: Эдуардъ и Ричардь Плантадженэтъ съ войсками, съ другой — также съ войсками: старый Клиффордъ съ сыномъ). Смотрите, вонъ они идутъ: я ручаюсь, что они все уладятъ.

Королева Маргарита. А вотъ идетъ и Клиффордъ, чтобы отвергнуть ихъ поруку.

Клиффордъ. Здравія и счастья королю, моему повелителю! (Преклоняетъ колѣна).

Іоркъ. Благодарю тебя, Клиффордъ. Скажи, каковы твои вѣсти? Нѣтъ, не пугай насъ такимъ сердитымъ взглядомъ: мы твой государь, Клиффордъ, преклони опять колѣна и мы простимъ тебѣ эту ошибку.

Клиффордъ. Вотъ мой король, Іоркъ: я не ошибся; но ты ошибаешься, думая, что я ошибся. Въ Бедламъ его: не сошелъ-ли онъ съума?

Король Генрихъ. Да, Клиффордъ, настроеніе подходящее къ Бедламу, и духъ честолюбія заставляютъ его противиться своему королю.

Клиффордъ. Онъ измѣнникъ: отправьте его въ Тауэръ и отхватите ему его мятежную башку.

Королева Маргарита. Хоть онъ и арестованъ, но не желаетъ повиноваться. Онъ говоритъ, что его сыновья отвѣтятъ за него.

Іоркъ. Не такъ-ли, сыновья?

Эдуардъ. Конечно, благородный отецъ, если только наши слова помогутъ.

Ричардъ. А если не помогутъ наши слова, такъ помогутъ наши мечи.

Клиффордъ. Однако, что у насъ тутъ за выводокъ измѣнниковъ!

Іоркъ. Посмотри въ зеркало и назови такъ свое изображеніе. Я-то король, а ты притворный сердцемъ предатель. Позовите сюда на арену моихъ двухъ храбрыхъ медвѣдей, которые, лишь побрякиваніемъ своихъ цѣпей, могутъ удивить этихъ жестокосердыхъ щенятъ. Просите ко мнѣ Сольсбери и Уорика.

Барабаны. Входятъ Уорикъ и Сольсбери съ войскомъ.

Клиффордъ. Такъ это-то твои медвѣди? Мы ихъ загонимъ до-смерти и цѣпью ихъ свяжемъ руки вожаку, если ты осмѣлишься вывести ихъ на травлю

Ричардъ. Я нерѣдко видѣлъ, какъ горячая, слишкомъ увлекающаяся собака возвращалась и кусалась, потому-что ее удерживали; какъ она, почувствовавъ на себѣ мохнатую лапу медвѣдя, поджимала хвостъ между ногъ и выла. И вотъ такую-то услугу вы окажете, если воспротивитесь лорду Уорику.

Клиффордъ. Вонъ скопище злости, отвратительный непереваренный комъ, такой же крючковатый въ обращеніи, какъ и въ фигурѣ!

Іоркъ. Нѣтъ, вотъ мы такъ основательно васъ поджаримъ.

Клиффордъ. Берегитесь, какъ-бы вашъ жаръ не сжегъ васъ самихъ.

Король Генрихъ. Ну, Уорикъ, развѣ колѣни твои отучились сгибаться? Старикъ Сольсбери, — позоръ твоимъ сѣдинамъ, безумный вождь своего душевнобольного сына? Какъ, неужели ты и на смертномъ одрѣ хочешь разъигрывать изъ себя бунтовщика и, съ очками своими, разыскивать себѣ бѣды? О, гдѣ-же вѣра? Гдѣ честность? Если она изгнана изъ хладной головы, то гдѣ-же ей найти прибѣжище на землѣ? Ужь не хочешь-ли ты рыть могилу, чтобы вырыть войну и опозорить кровью своею почтенную старость? Отчего ты, хоть и старъ, а нуждаешься въ опытности? Или зачѣмъ ты злоупотребляешь ею, если она у тебя есть? Стыдись! Почтительно преклони передо мной колѣна, которыя дряхлая старость клонитъ къ могилѣ.

Сольсбери. Мой повелитель, я самъ съ собою обсудилъ права этого достославнаго герцога и по совѣсти считаю его законнымъ наслѣдникомъ англійскаго королевскаго престола.

Король Генрихъ. Развѣ не клялся ты мнѣ въ подданствѣ?

Сольсбери. Клялся.

Король Генрихъ. Можешь-ли ты снять съ себя такую клятву небесамъ?

Сольсбери. Великій грѣхъ присягать грѣху, но еще большій — сдержать грѣховную клятву. Кто можетъ быть обязанъ торжественною клятвой совершить убійство; ограбить человѣка, лишить непорочную дѣвушку ея цѣломудрія, сироту — родового наслѣдства, отнять у вдовы ея обычныя права, и не имѣть на эти преступленія никакой причины, кромѣ той, что онъ связанъ торжественною клятвой?

Королева Маргарита. Хитрый предатель не нуждается въ софизмахъ.

Король Генрихъ. Позовите Бекипгэма и прикажите ему вооружиться.

Іоркъ. Зови Бекингэма и всѣхъ друзей, какіе у тебя только есть, а я рѣшился царствовать или умереть. Сбудется первое, если сны мои оправдаются.

Уорикъ. Тебѣ лучше-бы опять лечь въ постель и снова видѣть сны, чтобы избѣжать бранной бури.

Клиффордъ. Я рѣшился вынести большую бурю, нежели какую ты можешь вызвать сегодня. Я запишу ее у тебя на шлемѣ, лишь-бы мнѣ узнать тебя по твоему родовому знаку.

Уорикъ. Ну, клянусь гербомъ моего отца, древнимъ гербомъ Невилей, — медвѣдемъ, на заднихъ лапахъ, прикованнымъ къ суковатой палкѣ, — въ этотъ день я высоко подыму свой шлемъ (какъ виднѣется ка вершинѣ горы кедръ, который удерживаетъ на себѣ свои листья, вопреки какой угодно бурѣ), чтобы напугать тебя его видомъ.

Клиффордъ. А я сорву твоего медвѣдя со шлема и съ презрѣніемъ растопчу его ногами, вопреки вожаку, который охраняетъ медвѣдя.

Молодой Клиффордъ. Итакъ, къ оружію, побѣдоносный отецъ! Подавимъ бунтовщиковъ и ихъ сообщниковъ.

Ричардъ. Фуй, какъ не стыдно! Будьте милостивѣе, не говорите злобно: вы отужинаете сегодня съ Іисусомъ Христомъ.

Молодой Клиффордъ. Дерзкій, заклейменный позоромъ! Тебѣ ли это знать?

Ричардъ. Ну если не въ небесахъ, такъ ты ужь навѣрно отужинаешь въ преисподней (Уходятъ въ разныя стороны).

СЦЕНА II.

Сентъ-Ольбэнсь. Тревога. Стычки. Входитъ Уорикъ.

Уорикъ. Клиффордъ Кемберлэндскій, это Уорикъ тебя вызываетъ, и, если ты не прячешься отъ медвѣдя теперь, когда грозныя трубы играютъ тревогу, а крики умирающихъ наполняютъ воздушное пространство, говорю тебѣ: Клиффордъ, выходи и сразись со мною! Гордый властитель сѣвера, Клиффордъ Кемберлэндскій, Уорикъ охрипъ, призывая тебя къ оружію. Что-же это, благородный лордъ? Какъ? Вы просто пѣшкомъ?

Входитъ Іоркъ.

Іоркъ. Смертоносной рукою Клиффордъ убилъ моего коня; — но я точь въ точь отплатилъ ему, не остался у него въ долгу и обратилъ въ добычу хищныхъ коршуновъ и вороновъ даже бравое животное, которое онъ такъ любилъ.

Входитъ Клиффордъ.

Уорикъ. Одному изъ насъ пришелъ конецъ.

Іоркъ. Стой, Уорикъ! Ищи себѣ другого звѣря, я самъ долженъ загнать на смерть этого оленя.

Уорисъ. Ну, это благородно, Іоркъ: ты сражаешься за корону. Какъ я намѣренъ побѣдить сегодня, такъ точно, Клиффордъ, сердце мое тоскуетъ, что не я нападаю на тебя сегодня (Уходитъ).

Клиффордъ. Что видишь ты во мнѣ, Іоркъ? Чего остановился?

Іоркъ. Я-бы влюбился въ твою храбрую осанку, еслибъ ты не былъ моимъ отъявленнымъ врагомъ.

Клиффордъ. Мужество твое также не нуждалось-бы въ похвалѣ и уваженіи, если-бы оно не проявлялось въ безстыдствѣ и въ измѣнѣ.

Іоркъ. Такъ пусть оно поможетъ мнѣ противъ твоего меча, ибо я выражаю его по справедливости и по своему настоящему праву.

Клиффордъ. Дѣйствуйте-же вмѣстѣ — и душа моя, и тѣло!

Іоркъ. Страшная ставка! Защищайся-же!

Клиффордъ. La fin couronne les oeuvres (Сражаются; Клиффордъ падаетъ и умираетъ).

Іоркъ. Такимъ образомъ, война принесла тебѣ миръ, потому что ты умолкъ. Миръ его душѣ, о небо, если на то есть твоя воля! (Уходитъ).

Входитъ молодой Клиффордъ.

Молодой Клиффордъ. Стыдъ и позоръ! Все въ смятеніи: страхъ родитъ безпорядокъ, а безпорядокъ ранитъ тамъ, гдѣ долженъ-бы защищать. О, война, дочь ада, которую разгнѣванныя небеса дѣлаютъ своимъ орудіемъ, брось въ застывшія сердца нашихъ приверженцевъ горячіе уголья мщенія! — Не давайте ни одному изъ солдатъ убѣжать: кто истинно преданъ войнѣ, тотъ не имѣетъ себялюбія, а также и любящій себя пріобрѣтаетъ имя храбраго не по существу своему, а по случайности (Видитъ трупъ отца). О, пусть придетъ конецъ подлому свѣту, и преждевременное пламя послѣдняго суда пусть сольетъ вмѣстѣ небо и землю! Пусть теперь зазвучитъ общій трубный гласъ, а всѣ случайные и ничтожные звуки умолкнутъ! Неужели ты былъ, дорогой отецъ, предназначенъ къ тому, чтобы въ мирѣ потерять свою молодость, пріобрѣсти серебристый нарядъ мудрыхъ лѣтъ и среди общаго движенія, будучи уже пэромъ, умереть въ невѣжественномъ поединкѣ? При видѣ этого сердце мое обратилось въ камень — и останется каменнымъ, пока оно еще мое. Іоркъ не щадитъ нашихъ стариковъ: не пощажу и я дѣтей враговъ! Слезы дѣвушекъ будутъ для меня, какъ роса для пламени, а красота, которой часто требуютъ тираны, будетъ для моей пламенной ярости какъ ленъ и масло. Съ этихъ поръ я не буду знать жалости: встрѣчу-ли дитя изъ дома Іорковъ, я изрѣжу его на столько-же кусковъ, какъ бѣшеная Медея изрѣзала юнаго Абсирта. Я буду искать славы въ жестокости. Пойдемъ, новый обломокъ древняго дома Клиффордовъ! (Поднимаетъ трупъ отца). Какъ Эней несъ старика Анхиза, такъ и я несу тебя на своихъ мощнымъ плечахъ; но Эней несъ живое бремя, а тяжелѣе моей бѣды нѣтъ ничего на свѣтѣ (Уходитъ).

Входятъ: Ричардъ Плантадженэтъ и Сомерсетъ, сражаясь. Сомерсетъ убитъ.

Ричардъ. Такъ-то: лежи тутъ. Своею смертью подъ дрянной вывѣской пивной: «Замокъ Сентъ-Ольбэнса», Сомерсетъ прославилъ колдунью. Мечѣ, продолжай въ-томъ-же духѣ. Сердце, будь все еще яростно. Попы, молитесь за враговъ, а принцы — убивайте! (Уходитъ).

Тревога. Стычка. Входитъ король Генрихъ, королева Маргарита и другіе, отступая.

Королева Маргарита. Идемъ, милордъ! Вы слишкомъ медлите: стыдитесь-же! Бѣжимъ!

Король Генрихъ. Можешь-ли ты убѣжать отъ неба? Постой, добрая Маргарита!

Королева Маргарита. Да изъ чего вы сдѣланы? Не хотите ни биться, ни бѣжать. Теперь будетъ мужественно, разумно и осторожно съ нашей стороны — дать дорогу врагу, а самимъ спастись какъ только возможно; можно-же это — лишь бѣгствомъ (Вдали слышна тревога). Если вы будете взяты, это будетъ для насъ верхъ несчастій; но если мы благополучно спасемся (какъ это, дѣйствительно, возможно, лишь-бы не ваша вялость), мы достигнемъ Лондона, гдѣ васъ любятъ и гдѣ это поврежденіе, нанесенное теперь нашей судьбѣ, можетъ быть живо исправлено.

Входитъ молодой Клиффордъ.

Молодой Клиффордъ. Если-бы сердце мое не замышляло зла въ будущемъ, я-бы скорѣе богохульствовалъ, нежели совѣтовалъ-бы вамъ бѣжать. Но вы должны бѣжать: неизлечимое разстройство царствуетъ въ сердцахъ нашихъ настоящихъ приверженцевъ. Бѣгите, ради вашего блага, а мы еще доживемъ, чтобы увидѣть день, когда наша судьба передастся имъ. Идемте, мой повелитель, идемте! (Уходятъ).

СЦЕНА III.

Поле близь Сентъ-Ольбэнса. Тревога. Отступленіе. Трубы. Входятъ: Іоркъ, Ричардъ Плантадженэтъ, Уорикъ и солдаты съ барабанами и знаменами.

Іоркъ. Кто можетъ доложить мнѣ о Сольсбери? Что съ нимъ, съ этимъ зимнимъ львомъ, который во гнѣвѣ забываетъ свои старыя раны и печать времени и, какъ молодецъ, въ цвѣтѣ юности, подкрѣпляется самими обстоятельствами? Этотъ счастливый день ужь не таковъ, и мы, значитъ, не побѣдили, если Сольсбери погибъ.

Ричардъ. Мой доблестный отецъ, я трижды помогалъ ему сегодня сѣсть на лошадь и трижды ограждалъ его, трижды я уводилъ его прочь и убѣждалъ не предпринимать дальнѣйшихъ дѣйствій. Но все-таки, гдѣ была опасность, тамъ я его встрѣчалъ, и какъ роскошные ковры въ убогомъ домѣ, была воля въ его слабомъ тѣлѣ. Но вотъ онъ, доблестный воинъ, идетъ сюда.

Входитъ Сольсбери.

Сольсбери. Клянусь своимъ мечемъ! Ты хорошо бился сегодня, да и всѣ мы вообще. Благодарю васъ, Ричардъ. Богу извѣстно, какъ долго мнѣ еще осталось жить, но Ему было угодно, чтобы вы трижды спасли меня сегодня отъ неминуемой смерти . Однако, лорды, мы еще не всего достигли. Этого недостаточно, что наши враги на этотъ разъ бѣжали: такіе противники способны оправиться.

Іоркъ. Я знаю, что наша безопасность въ погонѣ за ними: боюсь я, что король бѣжалъ въ Лондонъ, чтобы теперь-же созвать парламентъ. Будемъ преслѣдовать ихъ, прежде, чѣмъ они разошлютъ предписанія. Что скажетъ лордъ Уорикъ? Идти-ли намъ за ними?

Уорикъ. За ними? Нѣтъ! Впереди ихъ, если возможно. Ну, клянусь, лорды, это былъ славный день! Битва при Сентъ-Ольбэнсѣ, выигранная славнымъ Іоркомъ, будетъ увѣковѣчена на всѣ грядущія времена. — Гремите, трубы и барабаны! — Всѣ въ Лондонъ! И пусть у насъ случится еще много такихъ славныхъ дней! (Уходятъ).

Конецъ «Генриха IV» части II.

ПРИМѢЧАНІЯ къ СЕДЬМОМУ ТОМУ

«ГЕНРИХЪ VI». Часть вторая.

Стр. 79. Тутъ говорится о правахъ, пріобрѣтенныхъ вѣнчаньемъ, на которомъ Сеффолькъ былъ только представителемъ короля.

Стр. 83. Въ оригиналѣ игра словъ: «Мэпъ» — и имя собственное, и «главное».

Стр. 83. «А твои дѣйствія въ Ирландію, братъ Іоркъ» — Ричардъ Плантадженэтъ, герцогъ Іоркскій, былъ женатъ на Сесиль Невиль, старшей сестрѣ графа Сольсбери.

Стр. 86. «Сэръ Джонъ!» Такъ часто титуловали въ тѣ времена духовныхъ лицъ.

Стр. 87. «Ловкій плутъ не нуждается въ посредникахъ» — народная поговорка.

Стр. 92. Только что произнесла герцогиня, что она написала-бы свои десять заповѣдей на лицѣ королевы, какъ тутъ же опять говорится Питеромъ о десяти костяхъ, т. е. о пальцахъ. Эта форма клятвы своими пальцами была очень старою и общеупотребительною.

Стр. 94. «Князь Калидонскій». Согласно сказанію, жизни Мелеагра князя Калидонскаго, зависѣла отъ головни, украденной изъ очага Паркъ. Его мать Алеея бросила эту драгоцѣнность въ огонь и Мелеагръ умеръ въ мукахъ.

Стр. 92. Въ изданіи 1623 года, — говоритъ Франсуа Гюго, — пропущена реплика Генриха VI, подтверждающая слова Глостэра относительно Сомерсета, которая необходима нужна и безъ которой благодарность Сомерсета не имѣетъ смысла. Первый, возстановившій это мѣсто, былъ Теобальдъ, взявъ эту фразу изъ драмы «Первая часть борьбы»… Но король передалъ Глостэру право рѣшать, а потому тотъ и рѣшилъ. Сомерсетъ-же благодаритъ не его, а короля, какъ главу государства. Большинство англійскихъ изданій вслѣдствіе этого не дѣлаетъ вставки Теобальда.

Стр. 95. «Джонъ» — названіе сокола.

Стр. 97. Эта сцена была основана на исторіи, разсказанной сэромъ Томасомъ Моромъ, который слышалъ ее отъ своего отца. Имя обманщика не упомянуто. Но онъ былъ схваченъ герцогомъ Гемфри Глостеромъ.

Стр. 104. Согласно хроникамъ, осужденіе Элеоноры на смерть «за то, что она прибѣгала къ колдовству и искуству вѣдьмъ для гибели короля, на мѣсто котораго хотѣла посадить своего мужа», совершилось до пріѣзда Маргариты въ Лондонъ.

Стр. 105. Люди низшаго общества употребляли въ поединкахъ не оружіе, которымъ могли пользоваться одни рыцари и дворяне, а деревянныя палки съ прикрѣпленными къ нимъ мѣшками песку. По указанію Симсона на одно мѣсто у Златоуста, оказывается, что это былъ очень древній обычай.

Стр. 105. Сладкое вино изъ Шарнеко, маленькаго селенія, близь Лиссабона, было въ большой славѣ во времена Шекспира.

Стр. 106. Древній обычай дуэли былъ не похожъ на нашъ пораженный терялъ не одну жизнь, а и свою репутацію, такъ какъ самое его пораніеніе считалось доказательствомъ его виновности. Это былъ истинно «Божій судъ».

Стр. 119. Король Генрихъ сравниваетъ Сеффолька съ василискомъ, который, какъ полагали въ тѣ времена, способенъ убивать однимъ взглядомъ.

Стр. 119. Говоря о Троѣ, поэтъ несомнѣнно имѣетъ въ вижу Энеиду Виргилія (1-я пѣсня).

Стр. 127. Ириса — посланница Юноны.

Стр. 130. «Уольтеръ» — «Walter», вѣроятно, произносилось, какъ «Water» — «Уотеръ», вода. Это объясняетъ слова Сеффолька.

Стр. 125. Существовало повѣріе, что мандрагора вырастаетъ на могилахъ самоубійцъ и казненныхъ, что она, когда ее вырываютъ, издаетъ такіе страшные стоны, что отъ одного ихъ звука умираютъ люди. Вообще, форма корней мандрагоры, напоминавшая въ маленькомъ видѣ человѣческую фигуру, породила въ былыя времена цѣлую массу повѣрій.

Стр. 131. На словѣ «Пуль» въ подлинникѣ игра словъ, такъ какъ Пуль (pool) означаетъ и имя собственное, и «лужу».

Стр. 133. «Возстаніе Кэда, говоритъ Гервинусъ, представленное такими народно-юмористическими чертами, до такой степени подготовлено историческимъ источникомъ, что въ хроникѣ Сентъ-Ольбэна мы встрѣчаемъ почти буквально самыя рѣчи заговорщиковъ».

Стр. 133. «Cade» — «Кэдъ», боченокъ, куда складываютъ сельди и т. п. Вообще здѣсь масса непереводимой игры словъ.

Стр. 135. Печати къ документамъ въ старыя времена прикладывались на воскѣ, и Кэдъ высказываетъ мнѣніе, что отъ нихъ все зло на землѣ.

Стр. 156. Шекспиръ заставляетъ Клиффорда пасть отъ руки Іорка, отступая отъ исторической правды; но этотъ пріемъ встрѣчается у него, когда дѣло идетъ о подготовкѣ сильныхъ характеровъ, Это убійство подготовляетъ читателя къ мщенію, которое впослѣдствіи проявляетъ сынъ Клифорда относительно Іорка и Ретлэнда; изображая смерть благополучно здравствовавшаго Клиффорда, авторъ уже имѣлъ въ виду третью часть «Генриха VI».

Стр. 156. Медея, бѣжавъ въ Колхиду съ Язономъ, убила своего брата.

Стр. 157. Ричардъ вспоминаетъ здѣсь о предсказаніи относительно Сомерсета, высказанномъ во второй сценѣ второго дѣйствія этой пьесы.