Король Генрих VI (Шекспир; Каншин)/1893 (ДО)/Часть 1

Король Генрих VI : Часть 1
авторъ Вильям Шекспир, пер. Павел Алексеевич Каншин

Оригинал: англійскій, опубл.: 1591. — Источникъ: Полное собрание сочинений В. Шекспира в прозе и стихах / В. Шекспир; пер. П. А. Каншин — Санкт-Петербург: Издание С. Добродеева, 1893. — Т. 7: 1) Король Генрих VI (I, II и III часть). 2) Венера и Адонис.. — (Бесплатное приложение к журналу "Живописное обозрение" за 1893 г.). az.lib.ru

КОРОЛЬ ГЕНРИХЪ VI. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Король Генрихъ VI.

Герцогъ Глостэръ, дядя короля и протекторъ.

Герцогъ Бедфордъ, дядя короля и регентъ Франціи.

Томасъ Бофортъ, герцогъ Экзэтэръ, внучатный дядя короля.

Генрихъ Бофортъ, внучатный дядя короля, епископъ Уинчестерскій; потомъ кардиналъ.

Джонъ Бофортъ, графъ Сомерсетъ; потомъ герцогъ.

Ричардъ Плантадженэтъ, старшій сынъ Ричарда, покойнаго графа Кембриджскаго; потомъ герцогъ Іоркскій.

Графъ Уорикъ.

Графъ Сольсбери.

Графъ Сеффолькъ.

Тольботъ, впослѣдствіи графъ Шрьюзбери.

Джонъ Тольботъ, его сынъ.

Эдмондъ Мортимеръ, графъ Марчъ.

Смотритель Мортимера и нотаріусъ.

Сэръ Джонъ Фастольфъ.

Сэръ Уильямъ Льюси.

Сэръ Уильямъ Глансдэль.

Сэръ Томасъ Гаргрэвъ.

Уудвиль, — комендантъ башни Тауера.

Лордъ-Мэръ города Лондона.

Вернонъ, изъ партіи Бѣлой Розы или Іорка.

Бассетъ, изъ партіи Алой Розы или Ланкастера.

Карлъ, дофинъ, впослѣдствіи король Франціи.

Ренье, герцогъ Анжуйскій, носящій титулъ короля Неаполитанскаго.

Герцоги: Бургундскій и Алансонскій, побочный сынъ герцога орлеанскаго (пригулокъ.)

Начальникъ города Парижа.

Командиръ артиллеріи въ Орлеанѣ и его сынъ.

Главнокомандующій французскими войсками въ Бордо.

Французскій сержантъ.

Привратникъ.

Старикъ-Пастухъ, отецъ Дѣвственницы.

Маргарита, дочь Ренье, впослѣдствіи жена короля

Генриха. Графиня Оверньская.

Іоанна Дѣвственница, обыкновенно называемая Іоанной д’Аркъ.

Злые духи, являющіеся Дѣвственницѣ, лорды, стражи Тауера, герольды, офицеры, солдаты, гонцы, англійская и французская свиты.

Дѣйствіе происходитъ частію въ Англіи, частію во Франціи.

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Уэстлинсторское аббатство. Похоронный маршъ. Тѣло короля Генриха Пятаго покоится на парадномъ траурномъ ложѣ. Его охраняютъ герцоги: Бедфордъ и Глостэръ и Экзэтэръ; графъ Уорикъ, епископъ Уинчестерскій, герольды и т. д.

Бедфордъ. Пусть облекутся въ трауръ небеса и день смѣнится ночью! Кометы, которыя вѣщаютъ перемѣны во временахъ и царствахъ, взмахните въ небесахъ своими лучистыми космами и накажите ими дурныя, непріязненныя звѣзды, допустившія Генриха до смерти, — короля Генриха Пятаго, слишкомъ славнаго для того, чтобы быть ему долговѣчнымъ! Никогда еще не случалось Англіи лишаться столь доблестнаго властелина.

Глостэръ. До него въ Англіи не бывало короля. По добродѣтели своей онъ былъ достоинъ повелѣвать. Его подъятый мечъ сверкалъ такъ, что ослѣплялъ людей. Его раскинутыя руки были шире крыльевъ дракона. Его сверкающія очи, исполненныя яростныхъ огней, слѣпили и обращали въ бѣгство больше враговъ, чѣмъ полуденное солнце, рѣзко свѣтившее имъ въ лицо. Что-жъ я могу еще сказать? Его дѣянія превыше всякихъ словъ. Когда-бы онъ ни подымалъ руку, — онъ побѣждалъ.

Экзэтеръ. Мы плачемъ въ траурѣ; зачѣмъ-же не въ крови? Генрихъ почилъ и ужь не оживетъ вовѣкъ. Намъ пришлось охранять деревянный гробъ; мы чествуемъ постыдную побѣду смерти, какъ плѣнные, привязанные къ колесницѣ побѣды. Какъ? Неужели мы будемъ проклинать враждебныя планеты, которыя сговорились низвергнуть нашу гордость или сочтемъ лукавыхъ хитроумныхъ французовъ за заговорщиковъ и колдуновъ, которые, страшась его, стихами магическихъ заклинаній добились его смерти?

Епископъ Уинчестерскій. Онъ былъ царемъ, благословеннымъ отъ Царя царей. Французамъ не такъ страшенъ грозный Судный день, какъ имъ былъ страшенъ одинъ лишь видъ его. Онъ сражался за Бога искупленья: молитвы Церкви даровали ему успѣхъ.

Глостэръ. Церкви? Да гдѣ-жъ она? Если-бы служители ея не молились такъ, нить его жизни не была-бы прервана такъ скоро. Вы никого не любите, какъ только изнѣженнаго государя, который почиталъ-бы васъ, какъ школьникъ.

Епископъ Уинчестерскій. Ужь каковы-бъ мы ни были, — но, Глостэръ, ты протекторъ и мѣтишь въ повелители царя и государства. Твоя жена горда и ты ея боишься больше, чѣмъ Бога или Его святыхъ служителей.

Глостэръ. Не говори о духѣ; ты любишь плоть. Весь годъ ты не бываешь въ церкви и молишь Бога лишь противъ своихъ враговъ.

Бедфортъ. Оставьте, оставьте эти распри и смиритесь духомъ! Пойдемте къ алтарю. Герольды, сопровождайте насъ. Мы въ жертву принесемъ, вмѣсто золота, наше оружіе: оно не нужно болѣе теперь, когда не стало Генриха. Грядущее! Ты ожидай лихихъ годинъ, когда младенцы будутъ питаться слезами матерей, когда нашъ островъ обратится въ море соленыхъ слезъ и только женщины останутся оплакивать умершихъ. Генрихъ Пятый! Я призываю духъ твой: дай благоденствіе своей странѣ, храни ее отъ междоусобной брани. Борись съ враждебными планетами на небѣ! Твоя душа будетъ звѣздою, славнѣе звѣзды Юлія Цезаря, яркою…

Входитъ гонецъ.

Гонецъ. Да здравствуете всѣ вы, достойнѣйшіе лорды! Я вамъ принесъ изъ Франціи горестныя вѣсти потерь, избіенія и разрушеній. Гвіенна, Шампань, Реймсъ, Орлеанъ, Парижъ, Гвизоръ, Пуатье, погибли совершенно.

Бедфортъ. Что ты говоришь? Говори тише передъ трупомъ Генриха, не то потеря этихъ великихъ городовъ заставитъ его взломать его свинцовую кровлю и возстать изъ мертвыхъ.

Глостэръ. Развѣ Парижъ погибъ? Или Руанъ сдался? Если-бы Генрихъ вновь вернулся къ жизни, эти вѣсти заставили-бы его снова испустить духъ.

Экзэтэръ. Какъ они погибли? Какой измѣной?

Гонецъ. Измѣны не было: былъ недостатокъ въ деньгахъ и людяхъ. Въ войскѣ ходитъ ропотъ, что здѣсь вы придерживаетесь разныхъ партій, и что, въ то время, какъ надо-бы найти подходящее поле и сразиться, вы спорите, кому командовать. Одному хочется вести войну не торопливо и съ малыми издержками, другой полетѣлъ-бы, да крыльевъ не хватаетъ, а третій думаетъ, что можно достигнуть мира и вовсе безъ затратъ, коварно-льстивыми словами. Пробудись, пробудись, англійское дворянство! Не допусти нерадивость затмить твою недавно зародившуюся славу! Сорваны лиліи вашего герба и щитъ его на половину срубленъ.

Экзэтэръ. Еслибъ у насъ не хватило слезъ для этого погребенія, то эти вѣсти вызвали-бъ ихъ цѣлые потоки.

Бедфордъ. Онѣ касаются меня: я регентъ Франціи. Подайте мнѣ мой панцырь закаленой стали, я завоюю Францію. Прочь эти постыдныя печальныя одежды! Я вмѣсто глазъ надѣлю французовъ ранами, чтобы они ими оплакали свои на мигъ прерванныя бѣдствія.

Входитъ еще гонецъ.

2-й гонецъ. Лорды, прочтите эти письма, полныя злополучія. Вся Франція, за исключеніемъ небольшихъ, неимѣющихъ значенія городовъ, совершенно возмутилась противъ англичанъ: дофинъ Карлъ коронованъ въ Реймсѣ; къ нему присоединился Пригулокъ Орлеанскій; Ренье, герцогъ Анжуйскій, также держитъ его сторону; герцогъ Алансонскій спѣшитъ къ нему.

Экзэтеръ. Дофинъ коронованъ! Всѣ бѣгутъ къ нему! О, куда намъ бѣжать отъ такого явнаго укора?

Глостэръ. Мы побѣжимъ, но чтобы прямо схватить враговъ за горло. Бедфордъ, если ты замедлишь, я ихъ поражу.

Бедфордъ. Глостеръ, отчего ты сомнѣваешься въ моей поспѣшности? Въ мысляхъ я уже собралъ такое войско, которое уже захватило всю Францію.

Входитъ третій юнецъ.

3-й гонецъ. Милостивые лорды, въ добавленіе къ слезамъ, которыми вы орошаете погребальное ложе короля Генриха, я долженъ доложить вамъ о злосчастной битвѣ между храбрымъ лордомъ Тольботомъ и французами.

Епископъ Уинчестерскій. Неужели? И Тольботъ ее выигралъ, не такъ-ли?

3-й гонецъ. О, нѣтъ: онъ проигралъ ее. Объ этомъ обстоятельствѣ я разскажу подробно. Десятаго августа этотъ грозный лордъ снялъ осаду съ Орлеана, отступивъ едва лишь съ шестью тысячами войска, а двадцать три тысячи французовъ окружили и оцѣпили ихъ. Онъ не поспѣлъ выстроить своихъ людей; у него не было копейщиковъ для прикрытія стрѣлковъ, и вмѣсто нихъ они всадили въ землю острые колья, вырванные изъ тыновъ, для того, чтобы не дать прорваться кавалеріи. Бой продолжался дольше трехъ часовъ, втеченіе которыхъ доблестный Тольботъ творилъ такія чудеса своимъ мечемъ и копьемъ, что и представить невозможно. Онъ сотни людей отправилъ въ адъ, и устоять противъ него не могъ никто; онъ въ ярости леталъ туда, сюда — повсюду. Французы кричали, что это самъ дьяволъ въ оружіи и все войско изумлялось, глядя на него."Тольботъ! Тольботъ"! восклицали всѣ и отважно бросились въ самый пылъ битвы. Этимъ и рѣшилась-бы побѣда, еслибъ сэръ Джонъ Фастольфъ не оробѣлъ. Онъ находился въ тылѣ, нарочно для того, чтобы придти на помощь намъ или вмѣстѣ преслѣдовать врага, но бѣжалъ, какъ трусъ, ни разу не нанесши удара. Вслѣдствіе этого произошло общее пораженіе и кровопролитіе, мы были окружены непріятелемъ. Какой-то подлый валлонецъ, чтобъ угодить дофину, вонзилъ копье въ спину Тольботу, которому вся Франція, со всѣми своими главными силами, ни разу не осмѣлилась взглянуть въ лицо.

Бедфордъ. Тольботъ убитъ? Такъ я убью себя, за то, что живу здѣсь въ мирѣ и роскоши въ то время, какъ доблестный вождь преданъ врагамъ, за неимѣніемъ подкрѣпленья.

3-й гонецъ. О, нѣтъ, онъ живъ, но взятъ въ плѣнъ, и съ нимъ лордъ Скэльзъ и лордъ Хенгерфордъ. Большинство остальныхъ или убито, или также взято въ плѣнъ.

Бедфордъ. Никто не заплатитъ за него такого выкупа, какъ я. Внизъ головой сброшу я дофина съ трона; его корона будетъ выкупомъ моего друга, на каждаго изъ нашихъ я промѣняю четыре ихъ лорда. Прощайте, господа, я иду исполнить свой долгъ. Немедленно зажгу во Франціи потѣшные огни, чтобы и тамъ былъ праздникъ нашего великаго святаго Георга. Я беру съ собой десятитысячное войско, отъ кровавыхъ подвиговъ котораго затрепещетъ вся Европа.

3-й гонецъ. Это необходимо, потому что Орлеанъ осажденъ. Англійское войско ослабѣло и теряетъ силы; герцогъ Сольсбери проситъ подкрѣпленій и едва можетъ удержать людей отъ возмущенья, потому что ихъ такъ мало, а они должны стоять противъ такого множества.

Экзэтэръ. Помните, лорды, что вы клялись Генриху или совершенно уничтожить дофина, или вернуть его къ покорности нашей власти.

Бедфордъ. Я это помню и тутъ-же прощаюсь съ вами, чтобы идти приготовиться къ отъѣзду (Уходитъ).

Глостэръ. Какъ можно скорѣе я отправлюсь въ Тауеръ, чтобъ осмотрѣть артиллерію и военные запасы, и затѣмъ провозглашу молодого Генриха королемъ (Уходитъ).

Экзэтэръ. Какъ ближайшій наставникъ молодого короля, я поспѣшу въ Эльтамъ и тамъ приму наилучшія мѣры къ его безопасности (Уходитъ).

Епископъ Уинчестерскій. У каждаго есть свое мѣсто я своя обязанность; я позабытъ, на мою долю не осталось ничего. Но недолго буду я при милости на кухнѣ. Я намѣренъ выкрасть короля изъ Эльтама и возсѣсть у главнаго кормила государства (Уходитъ).

СЦЕНА ІІ.

Франція. Передъ Орлеаномъ. Трубы. Входитъ Карлъ съ войскомъ. Алансонъ, Ренье и другіе.

Карлъ. До сего дня еще неизвѣстно настоящее движеніе Марса, какъ на небѣ, такъ и на землѣ. Недавно онъ сіялъ на сторонѣ англичанъ; теперь мы побѣждаемъ, онъ намъ улыбается. Есть-ли еще города, имѣющіе хоть какое-нибудь значеніе, которыми-бы мы не владѣли? Вотъ, мы ради удовольствія стоимъ тутъ, передъ Орлеаномъ, въ то время, какъ англичане, будто блѣдныя привидѣнья, вяло осаждаютъ насъ по одному часу въ мѣсяцъ.

Алансонъ. Имъ нужна похлебка и жирная говядина, или-же ихъ надо кормить, какъ муловъ, которымъ подвѣшиваютъ къ мордѣ мѣшокъ съ пищей, или они будутъ такъ жалко выглядѣть, какъ мыши, когда тонутъ.

Ренье. Заставимъ снять осаду. Чего намъ попусту здѣсь оставаться? Тольботъ взятъ; кого-же больше намъ бояться? Нѣтъ больше никого, кромѣ полоумнаго Сольсбери, который можетъ, дѣйствительно, тратить желчь на досаду, потому что не имѣетъ ни людей, ни денегъ, чтобъ вести войну.

Карлъ. Бейте, бейте тревогу! Бросимся на нихъ! Сразимся за честь униженныхъ французовъ! Я прощаю свою смерть тому, кто меня убьетъ, когда увидитъ, что я отступаю на шагъ или бѣгу (Уходятъ).

Тревога. Всѣ удаляются; потомъ возвращаются, отступая. Входятъ: Карлъ, Алансонъ, Ренье и другіе.

Карлъ. Видалъ-ли кто подобное? Что у меня за люди! собаки! трусы! подлецы! — Никогда не обратился-бы я въ бѣгство, если-бы они не бросили меня среди враговъ.

Ренье. Сольсбери — отчаянный рубака: онъ дерется такъ, какъ будто жизнь ему надоѣла: другіе лорды, словно голодные львы, бросаются на насъ, какъ на добычу.

Алансонъ. Нашъ соотечественникъ, Фруассаръ, сообщаетъ, что во времена царствованія Эдуарда Третьяго въ Англіи нарождались лишь Оливеры и Ролэнды. Теперь это сбывается еще вѣрнѣе, потому-что она высылаетъ въ бой лишь Голіаѳовъ да Самсоновъ. Одинъ противъ десяти! Худые, поджарые негодяи! Ну, кто-бы могъ предположить, что въ нихъ столько отваги и дерзости?

Карлъ. Оставимъ этотъ городъ; это легкомысленные холопы, а голодъ сдѣлаетъ ихъ и еще того назойливѣе: я знаю ихъ давно; они скорѣе перегрызутъ зубами стѣну, чтобы повалить ее, нежели оставятъ осаду.

Ренье. Я думаю, какой-нибудь особый механизмъ или пружина приводитъ въ движеніе ихъ руки, чтобы онѣ били, какъ часы; иначе не могли-бы они выдержать все то, что имъ пришлось. Я скорѣе согласенъ оставить ихъ въ покоѣ.

Алансонъ. Пусть такъ и будетъ.

Входитъ Пригулокъ Орлеанскій.

Пригулокъ. Гдѣ принцъ-дофинъ? Я принесъ ему новости.

Карлъ. Пригулокъ Орлеанскій, привѣтствуемъ васъ трижды.

Пригулокъ. Сдается мнѣ, что вы грустны и пылъ вашъ ослабѣлъ. Не ваше-ли недавнее пораженіе нанесло вамъ эту обиду? Не смущайтесь, помощь близка. Я привелъ съ собою святую дѣвушку, которой небесное видѣнье повелѣло покончить утомительную осаду и прогнать англичанъ за предѣлы Франціи. Она одарена духомъ пророчества, который превосходитъ древнеримскихъ девять сивиллъ. Она можетъ открыть все то, что было, и что будетъ. Скажите, могу-ли я ее позвать? Вѣрьте моимъ рѣчамъ, онѣ вѣрны и безупречны.

Карлъ. Пойдите, приведите ее (Пригулокъ уходитъ). Но, сначала, чтобъ испытать ея искусство, ты, Ренье, встань, какъ дофинъ, на мое мѣсто: гордо вопрошай ее и гляди строго. Такимъ способомъ мы испытаемъ, каково ея искусство (Становится позади).

Входятъ: Дѣвственница, Пригулокъ Орлеанскій и другіе.

Ренье. Не ты-ли, прекрасная дѣва, желаешь совершить чудесныя дѣянья?

Дѣвственница. Не ты-ли, Ренье, воображаешь, что можешь обмануть меня? Гдѣ-же дофинъ? — Выходи, выходи впередъ; я знаю тебя хорошо, хотя никогда не видала. Не удивляйся, нѣтъ ничего, что было-бы отъ меня сокрыто. Я хочу говорить съ тобой наединѣ. — Посторонитесь, господа, и оставьте насъ на время.

Ренье. Съ перваго-же приступа, она дѣйствуетъ храбро.

Дѣвственница. Дофинъ, я, по рожденію, дочь пастуха и умъ мой неопытенъ ни въ какихъ искусствахъ. Небу и благой Владычицѣ угодно было озарить мое жалкое существованіе. Въ то время, какъ я пасла своихъ кроткихъ овецъ и подставляла щеки палящему зною, Божія Матерь вдругъ удостоила явиться мнѣ и, въ видѣніи, полномъ величія, повелѣла мнѣ оставить мою низкую должность и избавить родину отъ бѣдствія. Она обѣщала мнѣ свою помощь и вѣрный успѣхъ. Она открылась мнѣ во всей своей славѣ; и, благодаря свѣтлымъ лучамъ, которыми Она меня осѣнила, — меня, прежде смуглую и черную, благословила красотой, которую вы теперь видите во мнѣ. Задай мнѣ какой угодно вопросъ, и я отвѣчу, не задумываясь, если осмѣлишься, испытай мою храбрость въ поединкѣ, и ты увидишь, что я превосхожу свой полъ силою. Поэтому ты можешь убѣдиться, что будешь счастливъ, если примешь меня своей сподвижницей.

Карлъ. Ты удивила меня своей гордой рѣчью. Я лишь въ одномъ испытаю твою доблесть. Вступи со мной въ единоборство и, если побѣдишь, то слова твои правдивы; если-же нѣтъ, я не повѣрю ничему.

Дѣвственница. Я готова. Вотъ мой заостренный мечъ съ пятью лиліями съ каждой стороны: я выбрала его изъ кучи стараго желѣза въ Туренѣ, на кладбищѣ Святой Екатерины.

Карлъ. Ну, такъ пойдемъ, во имя Божіе. Я женщины не трушу.

Дѣвственница. А я, пока жива, не побѣгу отъ мужчины (Дерутся),

Карлъ. Останови, останови свою руку! Ты амазонка, а бьешься мечемъ Деворы.

Дѣвственница. Христова Матерь мнѣ помогаетъ, иначе я была-бы слишкомъ слабой.

Карлъ. Кто-бы ни помогалъ тебѣ, все-жь ты должна помочь мнѣ. Я въ нетерпѣніи горю желаньемъ; ты разомъ покорила мою руку и сердце. Превосходная дѣва, если ужь таково твое имя, дозволь мнѣ быть твоимъ слугою, но не государемъ; объ этомъ проситъ тебя дофинъ Франціи.

Дѣвственница. Я не должна уступать никакимъ увѣреніямъ въ любви, ибо призваніе мое освящено свыше. Только тогда, какъ прогоню отсюда всѣхъ твоихъ враговъ, подумаю я о наградѣ.

Карлъ. Пока-же милостиво взгляни на своего распростертаго раба.

Ренье. Мнѣ кажется, что государь разговариваетъ очень долго.

Алансонъ. Онъ, безъ сомнѣнія, вывѣдываетъ у нея всю подноготную, иначе не сталъ-бы онъ такъ продолжать свой разговоръ съ нею.

Ренье. Не прервать-ли намъ его бесѣду, если онъ не знаетъ ей мѣры?

Алансонъ. Онъ можетъ, однако, узнать больше, чѣмъ мы, простые смертные: женщины умѣютъ искусно обольщать словами.

Ренье. Государь, на чемъ рѣшили вы? Какъ вы разсудили? Откажемся-ли мы отъ Орлеана или нѣтъ?

Дѣвственница. Конечно, нѣтъ, говорю вамъ: невѣрный, малодушный народъ! Бейтесь до послѣдняго издыханія; я буду вашей охраной.

Карлъ. Я готовъ подтвердить ея слова: мы будемъ биться до послѣдней крайности.

Дѣвственница. Я предназначена быть бичемъ англичанъ. Въ эту ночь я навѣрное сниму осаду. Ожидайте теперь для себя лѣта святого Мартына и дней гальціонъ, потому что я вмѣшалась въ эту войну. Слава подобна большому кругу на водѣ, который не перестаетъ расширяться, пока, раскинувшись широко, не разойдется совершенно. Со смертью Генриха, такой кругъ кончился для англичанъ. Теперь я подобна тому гордому, дерзновенному кораблю, который разомъ несъ на себѣ и Цезаря, и его счастье.

Карлъ. Не голубка-ли вдохновляла Магомета? Ну, а тебя вдохновляетъ орелъ. Ни Елена, матерь великаго Константина, ни даже дочери святого Филиппа не были тебѣ подобны. Блестящая звѣзда Венеры, упавшая на землю, какъ я могу достаточно благоговѣйно чтить тебя?

Алансонъ. Оставимъ проволочки и заставимъ снять осаду.

Ренье. Женщина, сдѣлай-же, что только можешь, чтобы спасти нашу честь. Прогони англичанъ отъ Орлеана и ты обезсмертишь себя.

Карлъ. Сейчасъ попробуемъ. Пойдемъ-же хлопотать объ этомъ: если-жъ она окажется обманщицей, не буду вѣрить никакимъ пророкамъ (Уходятъ),

СЦЕНА III.

Лондонъ, холмъ передъ башней. Подходятъ къ воротамъ герцогъ Глостеръ и его слуги въ синей ливреѣ.

Глостэръ. Я явился осмотрѣть сегодня Тауеръ; со времени смерти Генриха, боюсь, не случилось-бы тутъ похищенья. Да гдѣ-же сторожа, если ихъ нѣтъ здѣсь? Открыть ворота! Глостэръ повелѣваетъ (Слуги стучатъ).

1-й сторожъ (Изъ башни). Кто это тамъ стучитъ такъ властно?

1-й слуга. Благородный герцогъ Глостэръ.

2-й сторожъ (Изъ башни). Кто-бы онъ ни былъ, не впустимъ васъ сюда.

1-й слуга. Негодяи, такъ-то вы отвѣчаете протектору?

1-й сторожъ (Изъ башни). Господь храни его! вотъ какъ мы ему отвѣчаемъ: но мы поступаемъ только, какъ намъ приказано.

Глостэръ. Кто вамъ приказалъ? Или чья можетъ быть воля, кромѣ моей? Нѣтъ у государства иного протектора, какъ я. Ломайте ворота, я вамъ разрѣшаю. Неужто я дамъ издѣваться надъ собою мусорщикамъ?

Люди Глостэра наваливаются на ворота башни. Къ воротамъ изнутри подходитъ комендантъ Уудвиль.

Уудвиль (изъ башни). Что это за шумъ? Что тутъ у насъ за измѣнники?

Глостэръ. Комендантъ, вашъ-ли голосъ я слышу? Откройте ворота! Глостэръ хочетъ войти.

Уудвиль (Изъ башни). Имѣй терпѣнье, благородный герцогъ; я не смѣю отворить; кардиналъ Уинчестерскій запрещаетъ: я отъ него имѣю особенное приказанье, чтобы не впускать никого изъ вашихъ.

Глостэръ. Малодушный Уудвиль, неужели ты ставишь его выше меня? Надменнаго Уинчестера, высокомѣрнаго прелата, котораго Генрихъ, нашъ почившій государь, не могъ выносить? Ты не другъ ни Богу, ни королю. Открой ворота, не то я скоро вышвырну тебя за нихъ.

1-й слуга. Открывайте ворота лорду-протектору, а не то мы ихъ взломаемъ, если вы не поторопитесь.

Входитъ епископъ Уинчестерскій въ сопровожденіи своихъ слугъ въ темно-бурой ливреѣ.

Епископъ Уинчестерскій. Ну, тщеславный Гемфри, что-жъ это значитъ?

Глостэръ. Ты-ли, облупленный попъ, приказываешь не впускать меня?

Епископъ Уинчестерскій. Да, я, измѣнническій грабитель, а не протекторъ короля и государства.

Глостэръ. Прочь, явный заговорщикъ, пытавшійся умертвить нашего покойнаго властелина, дающій распутнымъ женщинамъ разрѣшеніе грѣшить. Я измельчу тебя въ твоей широкой кардинальской шляпѣ, если ты продолжишь свою дерзость.

Епископъ Уинчестерскій. Нѣтъ, ты отойди прочь, а я не сдвинусь съ мѣста ни на шагъ: пусть это мѣсто будетъ вторымъ Дамаскомъ, а ты проклятымъ Каиномъ, чтобы убить своего брата Авеля, если тебѣ угодно.

Глостэръ. Я не убью тебя, но прогоню прочь. Я употреблю твою алую одежду, какъ платье грудного ребенка, чтобы въ немъ вынести тебя отсюда.

Епископъ Уинчестерскій. Дѣлай, что только посмѣешь, начихать тебѣ на бороду.

Глостэръ. Что? Я посмѣю? Мнѣ начихать на бороду? — Люди, обнажите мечи, не смотря на это священное мѣсто; сине-кафтанники противъ буро-кафтанниковъ. Попъ береги свою бороду (Глостэръ и его люди нападаютъ на епископа). Я намѣренъ пощипать ее и хорошенько попотчивать тебя тумаками. Я топчу ногами твою кардинальскую шапку, не смотря ни на папу, ни на церковныя власти; вотъ я за щеки протащу тебя вверхъ и внизъ.

Епископъ Уинчестерскій. Глостэръ, ты отвѣтишь за это передъ папой.

Глостэръ. Ахъ ты гусь — Уинчестерскій! Давайте веревку! Веревку! — Отбивайте ихъ отсюда: зачѣмъ ихъ здѣсь оставлять'? — Я прогоню тебя отсюда, волкъ, ряженый овцою. — Выходите, буро-кафтанники! — выходи, алый притворщикъ! (Люди Глостэра отбиваютъ людей кардинала и въ пылу стычки входятъ мэръ Лондона и ею офицеры).

Мэръ. Не стыдно-ли вамъ, лорды, что вы такъ позорно нарушаете миръ!

Глостэръ. Мэръ, молчи! Ты плохо знаешь, какъ я оскорбленъ. Вотъ Бофортъ, который не смотритъ ни на Бога, ни на короля, забралъ въ свои руки Тауеръ.

Епископъ Уинчестерскій. Вотъ Глостэръ, врагъ гражданъ; человѣкъ, который всегда стоить за войну, и никогда — за миръ, обременяя ваши вольные кошельки большими податями; — который стремится ниспровергнуть религію, потому-что онъ протекторъ государства; и хотѣлъ-бы тутъ-же имѣть оружіе изъ башни, чтобы самому вѣнчаться королемъ, а принца уничтожить.

Глостэръ. Я отвѣчу тебѣ на это не словами, а ударами (снова дерутся).

Мэръ. Мнѣ больше ничего не остается, какъ сдѣлать оглашенье. — Подойди, офицеръ: кричи, какъ только можешь громче.

Офицеръ. Всѣхъ сословій люди, собравшіеся здѣсь для нарушенія покоя Бога и короля, мы объявляемъ и приказываемъ вамъ, отъ имени его высочества, каждому отправляться въ свое жилище, и впредь не носить, не брать въ руки и не употреблять никакого меча, оружія или кинжала, подъ страхомъ смерти.

Глостэръ. Кардиналъ, я не хочу быть нарушителемъ закона; но мы еще сойдемся и раскинемъ умомъ на свободѣ.

Епископъ Уинчестерскій. Глостэръ, мы еще встрѣтимся; и будь увѣренъ, это дорого тебѣ обойдется: я жажду крови твоего сердца за сегодняшнее дѣло.

Мэръ. Я созову стражу, если вы не уйдете. — Этотъ кардиналъ тщеславнѣе сатаны.

Глостэръ. Мэръ, прощай: ты дѣлаешь, что обязанъ.

Епископъ Уинчестерскій. Гнусный Глостэръ! береги свою голову; я намѣренъ въ скорости добыть ее (уходятъ).

Мэръ. Смотрите, чтобъ это мѣсто было очищено, а тамъ и мы уйдемъ. — Боже милосердый! что за злобу питаютъ эти дворяне! Я-же самъ за сорокъ лѣтъ не дрался ни разу (Уходятъ).

СЦЕНА IV.

Франція. Передъ Орлеаномъ. Выходятъ на стѣну начальникъ артиллеріи и его сынъ.

Начальникъ артиллеріи. Ты знаешь, мальчуганъ, какъ осажденъ Орлеанъ и какъ англичане имъ завладѣли?

Сынъ. Знаю, отецъ; и часто я стрѣлялъ въ нихъ, однако, къ несчастью, давалъ промахъ.

Начальникъ артиллеріи. Но теперь ты не промахнешься. Дай мнѣ руководить тобою: я начальникъ артиллеріи этого города; я долженъ сдѣлать что-нибудь, чтобы отличиться. Шпіоны принца увѣдомили меня, что англичане, сильно укрѣпившіеся въ предмѣстьяхъ, имѣютъ обыкновеніе обозрѣвать городъ въ потайную желѣзную рѣшетку вонъ въ той башнѣ; и оттуда они замѣчаютъ, какъ имъ выгоднѣе досадить намъ: снарядами или атакой. Чтобы прекратить это неудобство, я поставилъ орудіе противъ рѣшетки; и даже цѣлыхъ три дня я подстерегалъ ихъ, не увижу-ли кого. Теперь, сынокъ, ты постереги, я дольше не могу здѣсь оставаться. Если ты выслѣдишь кого, бѣги мнѣ сказать; ты найдешь меня у коменданта (Уходитъ).

Сынъ. Отецъ, положись на меня; не безпокойся: если и выслѣжу кого, то все-таки тебя не потревожу.

Входятъ въ верхнее помѣщеніе башни лорды: Сольсбери и Тольботъ; сэръ Уильямъ Глансдэлъ, сэръ Томасъ Гаргрэвъ и другіе.

Сольсбери. Тольботъ, моя жизнь, моя радость! Вернулся? Какъ обращались съ тобою въ плѣну, и какимъ образомъ ты освободился? Прошу тебя, разсказывай тутъ-же, на вершинѣ башни.

Тольботъ. У герцога Бедфорда былъ плѣнный, по имени смѣлый Понтонъ де-Сантрайль; на него меня обмѣняли, вмѣсто выкупа. Однажды, они, мнѣ въ униженіе, вздумали было обмѣнять меня на военнаго, но гораздо болѣе низкаго происхожденія, чѣмъ я; но я съ презрѣніемъ отвергъ этотъ обмѣнъ и требовалъ, чтобы меня лучше умертвили, чѣмъ цѣнить такъ низко. Наконецъ, я былъ выкупленъ, какъ я того желалъ. Но предатель Фастольфъ разрываетъ мнѣ сердце, я-бы готовъ убить его одними кулаками, если-бы онъ былъ теперь въ моей власти.

Сольсвбри. Но ты все еще не говоришь, какъ съ тобой обращались.

Тольботъ. Съ глумленіемъ, презрѣньемъ и оскорбительными попреками. Меня вывели на потѣху на базарную площадь: «Вотъ, говорили они, гроза французовъ, пугало, котораго такъ боятся наши дѣти». Тогда я вырвался отъ офицеровъ, которые вели меня, и ногтями вырывалъ камни изъ земли, чтобы швырять ихъ въ свидѣтелей моего посрамленья. Иныхъ мой ужасный видъ обращалъ въ бѣгство; ни одинъ не осмѣливался подойти, опасаясь внезапной смерти. Даже желѣзныя стѣны не считали они для меня достаточно надежными; такъ великъ былъ страхъ, который мое имя вселяло межъ ихъ, что они думали, будто я могу ломать стальные запоры, разбивать на куски адамантовые столбы: по этому при мнѣ была стража изъ отборныхъ стрѣлковъ, которые поминутно ходили вокругъ меня; и если я, бывало, чуть пошевелюсь, чтобы встать съ постели, они были готовы выстрѣлить мнѣ прямо въ сердце.

Сольсбери. Мнѣ грустно слышать, какія мученія вы претерпѣли; но мы будемъ достаточно отомщены. Теперь въ Орлеанѣ время ужина: вотъ отсюда, черезъ рѣшетку, я могу перечесть французовъ всѣхъ до единаго и видѣть, какъ они укрѣпляются. Посмотримъ; этотъ видъ долженъ порадовать тебя. Сэръ Томасъ Гаргрэвъ и сэръ Уильямъ Глансдэль, позвольте мнѣ спросить вашего мнѣнія, гдѣ лучше построить потомъ нашу батарею?

Гаргрэвъ. Я думаю, передъ сѣверными воротами, потому что тамъ стоятъ дворяне.

Глансдэль. А я — здѣсь, передъ мостовыми укрѣпленіями.

Тольботъ. Какъ вижу, этотъ городъ надо взять голодомъ или ослабить его легкими стычками. (Выстрѣлъ изъ города. Сольбсери и сэръ Томасъ Гаргрэвъ падають).

Сольсбери. О, Боже! умилосердись надъ нами, бѣдными грѣшниками!

Гаргрэвъ. О, Боже! помилуй мя, презрѣннаго.

Тольботъ. Что это за судьба, которая намъ такъ внезапно досадила? — Говори, Сольсбери; по крайней мѣрѣ, если ты можешь говорить: каково тебѣ, зеркало всѣхъ воинственныхъ мужей? — Глазъ и полщеки вырваны! — Проклятая башня! проклятая смертоносная рука, подстроившая эту жалостную трагедію! Въ тринадцати битвахъ Сольсбери одержалъ побѣду; онъ первый училъ Генриха Пятаго ратному дѣлу; пока труба трубила или билъ барабанъ, его мечъ не переставалъ разить на полѣ брани. — Но ты живъ еще, Сольсбери? хотя ты не можешь говорить, все-же у тебя есть одинъ глазъ, чтобы просить имъ милости съ небесъ: солнце, вѣдь, однимъ глазомъ обозрѣваетъ всю вселенную. Не будь-же, о, небо, милостиво ни къ кому, если у тебя не хватитъ милости для Сольсбери! — Унесите прочь его тѣло, я помогу его похоронить. — Сэръ Томасъ Гаргрэвъ, есть-ли еще въ тебѣ жизнь? Отвѣчай Тольботу, или хоть взгляни на него. Сольсбери, утѣшься; ты не умрешь, пока… Онъ дѣлаетъ мнѣ знакъ рукою, улыбается мнѣ, будто желая сказать, «когда я умру и меня не будетъ, помни, чтобъ отомстить за меня французамъ». — Плантадженэтъ, я такъ и сдѣлаю; и подобно тому, какъ ты, Неронъ, игралъ на лютнѣ, глядя на горящіе города, только мое имя будетъ гибельно для Франціи (Тревога, громъ и молнія). Что это за шумъ? что за тревога на небѣ? Откуда этотъ шумъ и барабанный бой?

Входитъ гонецъ.

Гонецъ. Милордъ, милордъ! Французы всѣ сплотились: Дофинъ, къ которому присоединилась нѣкая Іоанна Дѣвственница, святая пророчица, недавно явившаяся, съ большими силами, подошелъ отбить осаду (Сольсбери стонетъ).

Тольботъ. Слушайте, слушайте, какъ стонетъ умирающій Сольсбери! У него сердце надрывается, что онъ не будетъ отомщенъ. Французы, я для васъ буду Сольсбери. Дѣвственница или дѣва радости, дофинъ или дельфинъ, копытами коня моего я вытопчу изъ васъ ваши сердца и обращу въ трясину вашъ размятый мозгъ! Снесите Сольсбери въ его палатку, и тогда посмотримъ, на что осмѣлятся эти трусливые французы (Уходятъ, унося тѣла).

СЦЕНА V.

Тамъ-же. Передъ одними изъ воротъ. Барабанный бой. Стычки. Тольботъ преслѣдуетъ дофина и убѣгаетъ за нимъ; потомъ Дѣвственница преслѣдуетъ англичанъ и убѣгаетъ за ними. Затѣмъ входитъ опятъ Тольботъ.

Тольботъ. Гдѣ моя сила, доблесть и мощь? Наши англійскіе отряды отступаютъ, я не могу ихъ остановить. Ихъ гонитъ женщина въ латахъ.

Возвращается Дѣвственница.

Вотъ, вотъ она идетъ. — Я хочу помѣряться съ тобою, сатана ты, или сатаниха, я заклинаю тебя: окровяню тебя, вѣдьма, и ты отдашь душу тому, кому ты служишь.

Дѣвственница. Ну, подойди-ка; только я одна должна унизить тебя (Сражаются).

Тольботъ. Небо, можешь-ли ты допустить, чтобы адъ восторжествовалъ? Грудь моя треснетъ подъ напоромъ храбрости, и я оторву прочь отъ плечъ свои руки, но покараю эту высокомѣрную потаскушку.

Дѣвственница. Тольботъ, прощай; твой часъ еще не пришелъ: я должна снабдить Орлеанъ продовольствіемъ. Лови меня, если можешь; я смѣюсь надъ твоею силой. Ступай, ступай, ободри своихъ изморенныхъ голодомъ людей; помоги Сольсбери сдѣлать завѣщаніе. Этотъ день нашъ, какъ будутъ еще и много другихъ (Входитъ съ солдатами въ городъ).

Тольботъ. Мысли мои кружатся, какъ колесо горшечника, не знаю я, гдѣ я и что дѣлаю. Не силой, а страхомъ, какъ Ганнибалъ, гонитъ эта вѣдьма наши отряды и побѣждаетъ, какъ только ей угодно. Такъ дымъ выгоняетъ пчелъ изъ ульевъ, а зловонный запахъ — голубей изъ голубятенъ. За нашу лютость они прозвали насъ англійскими псами; теперь мы, какъ щенята, съ визгомъ убѣгаемъ (Короткій барабанный бой). Слушайте, соотечественники! или возобновите битву, или сорвите львовъ съ англійскаго герба; отрекитесь отъ родины, замѣните львовъ овцами: даже овца не бѣжитъ такъ трусливо передъ волкомъ, какъ вы передъ холопами, которыхъ сами часто бивали (Барабанный бой. Еще стычка). Нѣтъ, этого не будетъ. Уходите за свои окопы: вы всѣ поощряете смерть Сольсбери, коли никто изъ васъ не отомстилъ за него ударомъ. На зло намъ, или тому, что мы могли противъ этого сдѣлать, Дѣвственница вошла въ Орлеанъ. О, зачѣмъ я не умеръ вмѣстѣ съ Сольсбери? Отъ такого стыда я готовъ спрятаться съ головою (Барабанный бой. Отступленіе. Уходятъ Тольботъ и его отряды).

СЦЕНА VI.

Трубятъ побѣду. Выходятъ на стѣну Дѣвственница, Карлъ, Ренье, Алансонъ, и солдаты.

Дѣвственница. Выставьте на стѣнахъ наши развѣвающіяся знамена! Орлеанъ освобожденъ отъ англійскихъ волковъ. Такъ Іоанна Дѣвственница сдержала свое слово.

Карлъ. Божественное созданье, дочь свѣтлой Астреи, какъ мнѣ почтить тебя за такой успѣхъ? Обѣщанія твои, какъ сады Адониса, которые въ одинъ день расцвѣтаютъ, а на слѣдующій уже приносятъ плоды. Франція, торжествуй въ лицѣ своей славной пророчицы! Городъ Орлеанъ возвращенъ; не было еще въ нашемъ государствѣ болѣе благословеннаго событія.

Ренье. Отчего не ударили въ городѣ во всѣ колокола? Дофинъ, повели гражданамъ его зажечь потѣшные огни, пировать и праздновать на улицахъ, чтобы чествовать радость, которую послалъ намъ Богъ.

Алансонъ. Вся Франція исполнится радости и веселія, когда узнаетъ, какими людьми мы себя показали.

Карлъ. Не мы, а Іоанна одержала сегодня побѣду, за которую я раздѣлю съ нею мою корону, и всѣ священники и монахи въ моемъ государствѣ будутъ въ процессіяхъ воспѣвать ей безконечную хвалу. Я воздвигну ей пирамиду, выше, нежели пирамиды Родопы и Мемфиса. Въ память ея, по ея смерти, передъ королями и королевами Франціи въ высокоторжественные дни будутъ нести ея прахъ въ ларцѣ изъ болѣе драгоцѣнныхъ сокровищъ, нежели ларецъ Дарія. Мы болѣе уже не будемъ призывать святого Діонисія: Іоанна Дѣвственница будетъ святой покровительницей Франціи. Пойдемъ же въ городъ и будемъ пировать по-царски, послѣ золотого дня побѣды (Трубятъ. Уходятъ).

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Тамъ же. Выходятъ изъ воротъ французскій сержантъ и двое часовыхъ.

Сержантъ. Господа, станьте по мѣстамъ и будьте бдительны. Если вы замѣтите вблизи стѣны какой шумъ или солдата, то какимъ-нибудь видимымъ знакомъ дайте намъ знать на сторожевой дворъ.

1-й часовой. Слушаю, сержантъ (Сержантъ уходитъ). Такъ-то принуждены бѣдные солдаты сторожить впотемкахъ, на холодѣ и на дождѣ, въ то время, какъ другіе спятъ въ своихъ покойныхъ постеляхъ.

Входятъ Тольботъ, Бедфордъ, герцогъ Бургундскій и солдаты съ лѣстницами и похороннымъ барабаннымъ боемъ.

Тольботъ. Лордъ регентъ и грозный герцогъ Бургундскій, близость котораго сдружила съ нами земли Артуа. Валлона и Пикардіи, въ эту счастливую для нихъ ночь французы, цѣлый день веселившіеся и пировавшіе, воображаютъ, что они въ полной безопасности; воспользуемся-же этимъ случаемъ, какъ благопріятнымъ для того, чтобы отплатить имъ за ихъ обманъ, подстроенный коварствомъ и гнуснымъ колдовствомъ.

Бедфордъ. Французъ трусливый! Какъ онъ вредитъ своей славѣ, отчаяваясь въ твердости своей десницы и соединяясь съ вѣдьмами и съ пособниками сатаны.

Герцогъ Бургунскій. У предателей нѣтъ иныхъ сподвижниковъ. Но что это за Дѣвственница, которую считаютъ такой непорочной?

Тольботъ. Она, говорятъ, дѣвица.

Бедфордъ. Дѣвица, и такъ воинственна?

Герцогъ Бургундскій. Дай Богъ, чтобы она не оказалась вскорѣ подобной мужчинѣ, если будетъ носить оружіе подъ знаменемъ французовъ, какъ начала.

Тольботъ. Ну, и пусть ихъ хитрятъ и знаются съ духами. Господь наша крѣпость и во имя Его, Побѣдоноснаго, мы рѣшимся взобраться на ихъ каменные бастіоны.

Бедфордъ. Взбирайся, храбрый Тольботъ, а мы вслѣдъ за тобой.

Тольботъ. Нѣтъ, не всѣ вмѣстѣ; я думаю, лучше намъ пробраться въ разныя мѣста, чтобы, въ случаѣ, если одинъ изъ насъ падетъ, другой могъ сразиться противъ нихъ.

Бедфордъ. Согласенъ. Я — въ тотъ уголъ.

Герцогъ Бургунскій. А я въ этотъ.

Тольботъ. А сюда взберется Тольботъ или это будетъ его могилой. Теперь, Сольсбери, за тебя и за права Генриха англійскаго. Эта ночь покажетъ, какъ я преданъ вамъ обоимъ.

Англичане взбираются на стѣну съ крикомъ: «Святой Георгій и Тольботъ!» и бросаются въ городъ.

Часовой (за стѣнами). Къ оружію! къ оружію! Непріятель идетъ на приступъ!

Французы перескакиваютъ черезъ стѣны въ однѣхъ рубахахъ. Входятъ съ разныхъ сторонъ: Пригулокъ, Алинсонъ, Ренле, полуодѣтые.

Алансонъ. Что-жъ это, господа? вы не одѣты?

Пригулокъ. Не одѣты? да мы еще рады, что и такъ убрались.

Ренье. Мнѣ кажется, намъ пора было проснуться и встать съ постели, когда заслышали мы барабанный бой у самыхъ дверей нашихъ комнатъ.

Алансонъ. Изо всѣхъ подвиговъ, съ тѣхъ поръ, какъ я занимаюсь ратнымъ дѣломъ, это самый дерзкій и отчаянный, про какой мнѣ довелось услышать.

Пригулокъ. Я думаю, этотъ Тольботъ — исчадіе ада.

Ренье. А если и не адъ, то небеса благопріятствуютъ.

Алансонъ. Вотъ идетъ Карлъ: удивляюсь, какъ это онъ поспѣлъ.

Пригулокъ. Ба! святая Іоанна его защитила.

Входятъ Карлъ и Дѣвственница.

Карлъ. Такъ вотъ твое искусство, коварная красавица? не для того-ли, чтобы намъ польстить, дала ты намъ сначала небольшой перевѣсъ надъ врагами, чтобы теперь мы потеряли вдесятеро больше?

Дѣвственница. За что-же раздражается Карлъ на своего друга? Развѣ, по-вашему, мое могущество во всякое время должно быть одинаково? Во снѣ иль на яву я должна всегда одолѣвать или вы будете сваливать всю вину на меня? Непредусмотрительные воины! если-бы ваша стража была хороша, не приключилась-бы эта нежданная бѣда.

Карлъ. Герцогъ Алансонъ, это ваша вина, потому что вы были начальникомъ стражи сегодня ночью и должны-бы лучше смотрѣть за своими важными обязанностями.

Алансонъ. Если-бы всѣ ваши участки были такъ неприступны какъ тотъ, которымъ я командовалъ, насъ не застигли-бы врасплохъ такъ постыдно.

Пригулокъ. Мой участокъ былъ неприступенъ.

Ренье. И мой также, милордъ.

Карлъ. Что-же касается меня самого, то я большую часть ночи былъ занятъ тѣмъ, что ходилъ взадъ и впередъ, смѣняя часовыхъ: откуда-же и какъ они прежде всего ворвались?

Дѣвственница. Не разспрашивайте попусту, какъ и гдѣ: вѣрно то, что они нашли какое-нибудь слабоохраняемое мѣсто, черезъ которое и ворвались. Теперь намъ не остается иного исхода, какъ собратъ нашихъ разсѣянныхъ солдатъ и составить новые планы, чтобы повредить имъ.

Тревога. Входитъ англійскій солдатъ съ крикомъ: «Тольботъ! Тольботъ!» Всѣ бѣгутъ, бросивъ свои платья.

Солдатъ. Я смѣло могу взять то, что они бросили. Мой крикъ «Тольботъ!» мнѣ служитъ вмѣсто меча, потому что я набралъ много добычи, не употребивъ другого оружія, кромѣ этого имени (Уходитъ).

СЦЕНА II.

Орлеанъ. Внутри города. Входятъ: Тольботъ, Бедфордъ, герцогъ Бургундскій, капитанъ и другіе.

Бедфордъ. День занимается и сокрылась ночь, окутывавшая землю своимъ мрачнымъ покровомъ. Трубите здѣсь отбой и прекратите жестокое преслѣдованіе (Отбой).

Тольботъ. Вынесите сюда тѣло старца Сольсбери и положите его здѣсь, на базарной площади, въ самой серединѣ центра этого проклятаго города. Теперь я выполнилъ свой обѣтъ его душѣ; за каждую каплю крови, отнятую отъ него, сегодня ночью убито, по крайней мѣрѣ, по пяти французовъ. А чтобы и въ послѣдующіе вѣка было видно, какое разореніе было произведено въ отмщеніе за него, я воздвигну внутри ихъ главнаго храма гробницу, въ которой будетъ покоиться его тѣло: на ней, чтобы каждый могъ прочитать, будетъ высѣчено разореніе Орлеана, его прискорбная, предательская кончина и то, какъ онъ наводилъ ужасъ на Францію. Но, лорды, какъ я подумаю, мы вѣдь въ своемъ кровопролитіи не встрѣтились ни съ его свѣтлостью дофиномъ, ни съ его новой сподвижницей, добродѣтельной Іоанной д’Аркъ, ни съ кѣмъ-либо изъ его невѣрныхъ союзниковъ.

Бедфордъ. Лордъ Тольботъ, предполагаютъ, что когда битва началась, они, полусонные, повскакали съ своихъ постелей, за вооруженными отрядами перескочили черезъ стѣны и искали спасенія въ полѣ.

Герцогъ Бургундскій. Что касается меня, то я, насколько могъ различить въ дыму и густомъ туманѣ ночи, увѣренъ, что спугнулъ дофина и его потаскушку; они шибко бѣжали рука объ руку, какъ парочка влюбленныхъ голубковъ, которые ни дня, ни ночи не могутъ прожить врознь. Послѣ того, какъ мы здѣсь все приведемъ въ порядокъ, мы послѣдуемъ за ними со всѣмъ войскомъ, какое у насъ есть.

Входитъ гонецъ.

Гонецъ. Благо да будетъ вамъ, милорды! Кого изъ этого величественнаго собранья зовете вы воинственнымъ Тольботомъ, подвиги котораго восхваляетъ вся Франція?

Тольботъ. Вотъ этотъ Тольботъ; кто желаетъ съ нимъ говорить?

Гонецъ. Добродѣтельная госпожа, графиня Овернская, въ скромности своей дивясь твоей славѣ, черезъ меня убѣдительно проситъ тебя, великій лордъ, удостоить своимъ посѣщеніемъ бѣдный замокъ, въ которомъ она проживаетъ, чтобы она могла похвалиться, что видѣла человѣка, слава котораго далеко гремитъ по всему свѣту.

Герцогъ Бургундскій. Неужели это такъ? Ну, такъ я вижу, наши войны обратятся въ забавную мирную потѣху, если дамы будутъ просить, чтобъ съ ними состязались. — Вы, милордъ, вѣроятно, не выкажете пренебреженья къ такой милой просьбѣ?

Тольботъ. Не вѣрьте больше мнѣ, если я откажу; потому что гдѣ краснорѣчіе цѣлаго міра мужчинъ не могло одержать верхъ, тамъ одолѣла любезность женщины. А потому скажи ей, что я весьма благодаренъ и покорно прибуду къ ней. Не сдѣлаете-ли вы мнѣ честь сопровождать меня?

Бедфордъ. Нѣтъ, правду сказать, это ужь было-бы болѣе, нежели требуетъ приличіе; а мнѣ часто случалось слышать, что непрошеные гости всего пріятнѣе, когда они уходятъ.

Тольботъ. Ну, такъ если ничего ужь не подѣлать, я одинъ намѣренъ попытать любезность этой дамы. Подите сюда, капитанъ (Шепчетъ ему). Вы понимаете мои мысли?

Капитанъ. Понимаю, милордъ, и поступлю сообразно съ ними (Уходятъ).

СЦЕНА III.

Овернь. Дворъ замка. Входятъ графиня и привратникъ.

Графиня. Помни-же, привратникъ, что я тебѣ приказала, и, когда такъ поступишь, принеси мнѣ ключи.

Привратникъ. Слушаю, сударыня (Уходитъ).

Графиня. Планъ установленъ: если все удастся, то я прославлюсь такъ-же, какъ прославилась скиѳская Томириса смертью Кира. Велика слава этого страшнаго рыцаря и не менѣе значительны его подвиги: желала-бы я, чтобы мои глаза и уши были свидѣтелями ихъ и провѣрили-бы эти дивные разсказы.

Входятъ гонецъ и Тольботъ.

Гонецъ. Сударыня, согласно приказанію вашего сіятельства, приглашенный моимъ посланьемъ, лордъ Тольботъ явился.

Графиня. Привѣтъ ему. Какъ? этотъ человѣкъ?

Гонецъ. Сударыня, это онъ и есть.

Графиня. Такъ это бичъ Франціи? Это тотъ Тольботъ, котораго вездѣ боятся до того, что его именемъ матери усмиряютъ дѣтей? Я вижу, что слухи о немъ сказочны и ложны. Мнѣ казалось, что я должна увидѣть какого-нибудь Геркулеса, втораго Гектора, по его свирѣпому виду и по большимъ размѣрамъ его сильно сложенныхъ членовъ. Увы! это ребенокъ, слабый карликъ: не можетъ быть, чтобы этотъ слабый, морщинистый карапузъ нагонялъ такого страху на своихъ враговъ.

Тольботъ. Сударыня, я осмѣлился обезпокоить васъ; но, если вашему сіятельству теперь недосугъ, я выберу другое время, чтобы навѣстить васъ.

Графиня. Чего онъ хочетъ? Пойди, спроси его, куда онъ идетъ?

Гонецъ. Милордъ Тольботъ, остановитесь, потому что моя госпожа желаетъ знать причину вашего внезапнаго ухода.

Тольботъ. Право, она воображаетъ, что ошиблась, такъ я иду убѣдить ее въ томъ, что Тольботъ здѣсь.

Входитъ снова привратникъ съ ключами.

Графиня. Если ты — онъ, такъ ты плѣнникъ.

Тольботъ. Плѣнникъ? чей-же?

Графиня. Мой, кровожадный лордъ; и съ этой цѣлью я заманила тебя къ себѣ въ домъ. Твоя тѣнь уже давно у меня въ рабствѣ, потому что въ моей галлереѣ виситъ твое изображенье; но теперь и тѣло твое претерпитъ тоже, и я закую въ цѣпи руки и ноги того, кто много лѣтъ своимъ тиранствомъ опустошалъ нашу страну, убивалъ нашихъ гражданъ и отправлялъ въ неволю нашихъ сыновъ и мужей.

Тольботъ. Ха, ха, ха!

Графиня. Ты смѣешься, презрѣнный? Твое веселье скоро обратится въ стоны.

Тольботъ. Я смѣюсь тому, что вашему сіятельству нравится воображать, будто у васъ есть отъ Тольбота что-нибудь больше, чѣмъ его тѣнь, надъ чѣмъ вы могли-бы упражняться въ жестокости.

Графиня. Неужели? развѣ ты не тотъ?

Тольботъ. Я самый.

Графиня. Такъ въ моей власти также и тѣло.

Тольботъ. Нѣтъ, нѣтъ, я лишь тѣнь самого себя: вы ошибаетесь, тѣло мое не здѣсь; потому-что то, что вы видите, лишь наименьшая часть изъ наименьшей части человѣчества. Говорю вамъ, сударыня, что если-бы вся моя оболочка была здѣсь, то она такихъ высокихъ и пространныхъ размѣровъ, что вашей кровли не хватило-бы, чтобы ее вмѣстить.

Графиня. Вотъ такъ преднамѣренно загадочно выражается деревенщина; то онъ здѣсь, то его здѣсь нѣтъ: какъ совмѣстить такія противоположности?

Тольботъ. Я вамъ это сейчасъ покажу (Трубитъ въ рогъ. Бьютъ барабаны; орудійный залпъ. Ворота взломаны, входятъ солдаты). Что скажете, сударыня? Убѣждены-ли вы теперь, что Тольботъ лишь тѣнь самого себя? Вотъ его тѣло, его мышцы, руки и сила, которыми онъ гнететъ ваши непокорныя выи, сноситъ ваши цитадели, разрушаетъ ваши города и въ одинъ мигъ дѣлаетъ ихъ безлюдными.

Графиня. Побѣдоносный Тольботъ, прости мнѣ мое оскорбленіе: я нахожу, что ты не ниже своей славы и даже выше, нежели можно заключить по твоему росту. Пусть моя дерзость не возбуждаетъ твоего гнѣва, потому что я сожалѣю, что не встрѣтила тебя съ почтеніемъ такого, каковъ ты есть.

Тольботъ. Не смущайтесь, прекрасная лэди, и не понимайте ошибочно намѣреній Тольбота, какъ вы поняли внѣшнее устройство его тѣла. То, что вы сдѣлали, меня не обижаетъ: я не прошу другого удовлетворенья, какъ только, чтобы вы дозволили намъ испробовать вашихъ винъ и вашихъ сластей, потому что желудки солдатъ всегда готовы имъ служить исправно.

Графиня. Отъ всего сердца; и сочту за честь угостить въ своемъ замкѣ такого славнаго воина (Уходятъ).

СЦЕНА IV.

Лондонъ. Садъ въ Темплѣ. Входятъ графы: Сомерсетъ, Сеффолькъ и Уорикъ, Ричардъ Плантадженэтъ, Вернонъ и нотаріусъ.

Плантадженэтъ. Именитые лорды и джентльмены, что означаетъ это молчаніе? Развѣ никто не отзовется на дѣло истины?

Сеффолькъ. Въ залѣ Темпля мы черезчуръ шумѣли; въ саду удобнѣе.

Плантадженэтъ. Скажите-же сейчасъ, я-ли стоялъ за правду, или спорщикъ Сомерсетъ не былъ не правъ?

Сеффолькъ. Клянусь, я былъ лѣнивъ по части законовъ и никогда не могъ подчинить имъ свою волю; а потому и подчиняю своей волѣ законы.

Сомерсетъ. Такъ вы, лордъ Уорикъ, разсудите насъ.

Уорикъ. Который изъ двухъ соколовъ летаетъ выше, которая изъ двухъ собакъ лаетъ звонче, который изъ двухъ клинковъ закаленъ сильнѣе, которая изъ двухъ лошадей статнѣе, которой изъ дѣвушекъ взглядъ веселѣе, я, пожалуй, могъ-бы рѣшить своимъ недалекимъ разсудкомъ, но въ этихъ милыхъ тонкостяхъ законническихъ крючкотворствъ, клянусь, я не умнѣе галки.

Плантадженэтъ. Полно, полно! это лишь благовидная увёртка: истина съ моей стороны такъ нага, что ее увидитъ самый близорукій глазъ.

Сомерсетъ. А съ моей — она такъ разодѣта, такъ ясна, такъ свѣтла и такъ очевидна, что засіяла-бы даже въ глазахъ слѣпца.

Плантадженэтъ. Если у васъ у всѣхъ отнялся языкъ, или вамъ такъ противно говорить, объявите свои мысли хоть нѣмыми знаками: пусть тотъ, кто истый джентльменъ и стоитъ за честь своего рода, вмѣстѣ со мной сорветъ съ этого куста бѣлую розу.

Сомерсетъ. Пусть тотъ, кто не трусъ и не льстецъ, но смѣло держитъ сторону истины, вмѣстѣ со мной сорветъ съ этого куста алую розу.

Уорикъ. Я не люблю цвѣтнаго и безъ всякихъ цвѣтовъ низкой и предательской мести срываю съ Плантадженэтомъ бѣлую розу.

Сеффолькъ. Я срываю алую розу съ юнымъ Сомерсетомъ и говорю къ тому-же, что, думаю, онъ правъ.

Вернонъ. Постойте, лорды и джентльмены, не рвите больше, пока не рѣшите, что тотъ, на чьей сторонѣ окажется меньше розъ, сорванныхъ съ куста, долженъ признать правоту другого.

Сомерсетъ. Добрый мистэръ Вернонъ, ваше возраженіе прекрасно: если у меня розъ будетъ меньше, я соглашусь безпрекословно.

Плантадженэтъ. И я также.

Вернонъ. Итакъ, за правоту и ясность дѣла, я срываю этотъ блѣдный, дѣвственный цвѣтокъ, давая этимъ свои приговоръ въ пользу стороны бѣлой розы.

Сомерсетъ. Срывая ее, не уколите пальца, чтобы ваша кровь не окрасила бѣлую розу въ алый цвѣтъ и вы не попали-бы, такимъ образомъ, помимо своей воли, на мою сторону.

Вернонъ. Если я, милордъ, пролью кровь за свои убѣжденія, то онѣ-же и излечатъ мою рану и удержатъ меня на той-же сторонѣ, гдѣ я теперь.

Сомерсетъ. Ну, хорошо, хорошо, кто-же еще?

Нотаріусъ. Если только мое знаніе и мои книги не лгутъ, такъ доказательства, которыя вы приводите, — ложны; (Сомерсету) въ знакъ этого, я тоже срываю бѣлую розу.

Плантадженэтъ. Ну, Сомерсетъ, гдѣ-же твои доказательства?

Сомерсетъ. Тутъ, у меня въ ножнахъ; я полагаю, это окраситъ твою бѣлую розу въ кровавый алый цвѣтъ.

Плантадженэтъ. А между тѣмъ, твои щеки подражаютъ нашимъ розамъ, потому-что онѣ блѣдны отъ страха и подтверждаютъ этимъ, что правда на моей сторонѣ.

Сомерсетъ. Нѣтъ, Плантадженэтъ, не отъ страха, а отъ гнѣва, что твои щеки покраснѣли отъ стыда, подражая нашимъ розамъ, а между тѣмъ языкъ твой отказывается признать твой обманъ.

Плантадженэтъ. Нѣтъ-ли червя въ твоей розѣ, Сомерсетъ?

Сомерсетъ. Нѣтъ-ли шипа у твоей розы, Плантадженэтъ?

Планатдженэтъ. Да, есть: острый и колючій, чтобъ постоять за правду; а твой пожирающій червь жретъ лишь свою неправду.

Сомерсетъ. Ну, я найду друзей, чтобы носить мои кровавыя розы и чтобы подтвердить, что я говорю правду, найду ихъ тамъ, куда лживый Плантадженэтъ не осмѣлится показаться.

Плантадженэтъ. Ну, клянусь этимъ дѣвственнымъ цвѣткомъ въ моей рукѣ, что презираю тебя, заносчивый мальчишка, и твоихъ приверженцевъ.

Сеффолькъ. Не направляй своего презрѣнія въ ту сторону, Плантадженэтъ.

Плантадженэтъ. Гордый Пуль, я согласенъ; и презираю его и тебя.

Сеффолькъ. Свою долю презрѣнія я направлю въ твою глотку.

Сомерсетъ. Прочь, прочь, добрый Уильямъ де-ля-Пуль: слишкомъ много чести деревенщинѣ, что мы съ нимъ говоримъ.

Уорикъ. Нѣтъ, клянусь Богомъ, Сомерсетъ, ты обижаешь его: его дѣдъ былъ Ліонель, герцогъ Кларенсъ, третій сынъ Эдуарда третьяго, короля англійскаго. Развѣ отъ такого благороднаго корня происходятъ деревенщины безъ герба?

Плантадженэтъ. Онъ пользуется преимуществами этого мѣста, иначе не посмѣлъ бы, по своей глубокой трусливости, такъ говорить.

Сомерсетъ. Клянусь Тѣмъ, Кто сотворилъ меня, я буду подтверждать свои слова на какомъ угодно клочкѣ христіанскаго міра. Развѣ твой отецъ, Ричардъ, графъ Кэмбриджъ, не былъ казненъ за измѣну при нашемъ покойномъ королѣ? Развѣ не остался ты запятнаннымъ, зараженнымъ его измѣной и исключеннымъ изъ стариннаго дворянства? Его измѣна еще предательски живетъ въ твоей крови; и пока ты не возстановишь свое честное имя, — ты просто деревенщина.

Плантадженэтъ. Мой отецъ — былъ обвиненъ, обвиненъ, но не запятнанъ; онъ былъ приговоренъ къ смертной казни за измѣну, но не былъ предателемъ; и я это докажу людямъ, которые получше Сомерсета, когда приспѣеть время моему желанію. Что-же касается тебя самого и твоего приверженца Пуля, я отмѣчу васъ въ своей записной книжкѣ, чтобы проучить васъ за ваше предубѣжденіе. берегитесь-же и помните, что васъ предупреждали.

Сомерсетъ. Да, ты всегда найдешь насъ готовыми встрѣтить тебя и узнаешь по этимъ цвѣтамъ, что мы твои враги, потому что мои друзья, на зло тебѣ, будутъ ихъ носить.

Плантадженэтъ. А я и мои приверженцы, клянусь душою будемъ вѣчно, въ знакъ моей ненависти, кровопійцы, носить эту блѣдную отъ гнѣва розу, пока она не дотлѣетъ вмѣстѣ со мной до могилы или не расцвѣтетъ на высотѣ моего величія.

Сеффолькъ. Продолжай, и подавись своимъ тщеславіемъ. Итакъ прощай, пока не встрѣчусь съ тобой опять. (Уходитъ).

Сомерсетъ. И я за тобою, Пуль, и прощай тщеславный Ричардъ (Уходитъ).

Плантадженэтъ. Какъ меня оскорбляютъ, а я поневолѣ долженъ это сносить!

Уорикъ. Безчестіе, которымъ они возражаютъ вашему роду должно быть смыто въ слѣдующемъ-же засѣданіи парламента, созваннаго для разбора истины между Уинчестеромъ и Глостеромъ; и не буду я Уорикомъ, если ты тамъ-же не будешь наименованъ Іоркомъ. А пока, въ знакъ моей любви къ тебѣ, я противъ гордаго Сомерсета и Уильяма Пуля буду съ твоими приверженцами носить эту розу. И тутъ-же предсказываю: сегодняшній раздоръ, раздѣлившій насъ на партіи въ саду Темпля, пошлетъ тысячи душъ въ емертельный мракъ, на смерть пзъза адой и бѣлой розъ.

Плантадженэтъ. Добрѣйшій мистеръ Вернонъ, я вамъ признателенъ за то, что вы сорвали цвѣтокъ въ мою пользу.

Вернонъ. На вашу-же пользу я буду его носить.

Нотаріусъ. И я также.

Плантадженэтъ. Благодарю, любезный сэръ. Ну, пойдемъ-же всѣ вчетверомъ обѣдать, и, смѣю сказать, пусть эта ссора ужь въ другой день упьется кровью (Уходятъ).

СЦЕНА V.

Тамъ-же. Комната въ Тауерѣ. Два сторожа вносятъ въ креслахъ Мортимера.

Мортимеръ. Добрые стражи моихъ слабыхъ, преклонныхъ лѣтъ, дайте отдохнуть здѣсь умирающему Мортимеру. Отъ долгаго заточенія, члены мои, какъ у человѣка, котораго только-что сняли съ орудія пытки; а эти сѣдые кудри, предвѣстники смерти, состарившіеся, какъ Несторъ, въ вѣчныхъ заботахъ, предвѣщаютъ кончину Эдмонда Мортимера. Глаза мои, какъ лампы, въ которыхъ перевелось масло, уже дошли до крайности; слабыя плечи, обремененныя тяжелымъ горемъ и изможденныя руки, висятъ, какъ увядшія вѣтви лозы, которая клонить ихъ, изсохшихъ, къ землѣ; даже ноги не въ состояніи поддерживать этотъ глиняный чурбанъ, который на крыльяхъ желанія стремится къ могилѣ, будто зная, что нѣтъ для меня иной отрады. — Но скажи мнѣ, сторожъ, придетъ-ли мой племянникъ?

1-й сторожъ. Ричардъ Плантадженэтъ придетъ, милордъ: мы посылали въ Темпль, въ его квартиру и получили отвѣтъ, что онъ придетъ.

Мортимеръ. Хорошо; душа моя будетъ тогда довольна. — Бѣдный джентльменъ! Его обида равняется моей. Я нахожусь въ этомъ ненавистномъ заточеніи съ тѣхъ поръ, какъ Генрихъ Монмаусъ еще только началъ царствовать, а я уже до его славы былъ знаменитъ въ ратномъ дѣлѣ; и съ тѣхъ-же самыхъ поръ Ричардъ преданъ неизвѣстности, лишенъ чести и наслѣдства: но теперь, посреднида отчаянія, добрая ходатайница человѣка въ несчастіи, справедливая смерть, даруя мнѣ сладкую свободу, отпускаетъ меня отсюда. Я-бы желалъ, чтобы и его несчастія также окончились и чтобы онъ такимъ образомъ вернулъ себѣ то, что потерялъ.

Входитъ Ричардъ Плантадженэтъ.

1-й сторожъ. Милордъ, вашъ любящій племянникъ явился.

Мортимеръ. Ричардъ Плантадженэтъ, мой другъ, пришелъ?

Плантадженэтъ. Да, благородный дядя, съ которымъ такъ гнусно поступаютъ, племянникъ вашъ, недавно опозоренный Ричардъ, пришелъ.

Мортимеръ. Направьте мои руки, чтобы я могъ обнять его за шею, и на его груди испустить мой послѣдній вздохъ. О, скажите мнѣ, когда губы мои коснутся его щеки, чтобы я могъ съ лаской дать ему слабый поцѣлуй. А теперь скажи, нѣжный отпрыскъ Іоркскаго великаго ствола, почему ты говоришь, что ты недавно опозоренъ?

Плантадженэтъ. Прежде всего, прислони свою старчеекую спину къ моей рукѣ и въ такомъ покойномъ положеніи я разскажу тебѣ, что меня безпокоитъ. Сегодня, въ разсужденіяхъ объ одномъ дѣлѣ, мы съ Сомерсестомъ крупно поговорили; между прочими выраженіями, которыя расточалъ его языкъ, онъ укорилъ меня смертью моего отца; эта клевета преградила мнѣ языкъ, чтобы я не отплатилъ ему тѣмъ-же. Поэтому, добрый дядя, ради отца моего, въ честь истаго Плантадженэта, и ради нашего родства, объяви мнѣ причину, по которой отецъ мой, графъ Кэмбриджъ, былъ обезглавленъ?

Мортимеръ. Проклятымъ орудіемъ его бѣдствія была та же причина, милый племянникъ, которая заточила и меня и продержала въ теченіе всей моей цвѣтущей молодости, въ ненавистной тюрьмѣ, чтобъ тамъ зачахнуть.

Плантадженэтъ. Открой мнѣ подробнѣе, что это была за причина, потому что я не знаю и не могу догадаться.

Мортимеръ. Хорошо, если только мое слабѣющее дыханіе позволитъ и если смерть не подойдетъ, пока мой разсказъ не будетъ оконченъ. Генрихъ четвертый, дѣдъ нынѣшняго короля, свергнулъ съ престола своего племянника Ричарда, сына Эдуарда, перворожденнаго и законнаго наслѣдника короля Эдуарда, третьяго въ этомъ родѣ: въ его царствованіе сѣверные Перси, находя, что онъ въ высшей степени несправедливо завладѣлъ престоломъ, старались возвести на него меня. Причиной побудившей къ этому этихъ воинственныхъ лордовъ, было то, что юный король Ричардъ былъ сверженъ, не оставивъ наслѣдника по плоти, а я былъ ближайшій его родственникъ по рожденію и родству; потому что я происхожу по матери отъ Ліонеля, герцога Кларенса, третьяго сына короля Эдуарда Третьяго; между тѣмъ, какъ его родословная ведется отъ Джона Гаунта, который лишь четвертый въ этомъ геройскомъ поколѣніи. Но замѣть: когда они, въ своей дерзостной попыткѣ старались возвести на престолъ законнаго наслѣдника, мнѣ это стоило свободы, а имъ — жизни. Долгое время спустя, когда царствовалъ Генрихъ Пятый, наслѣдовавшій отцу своему, Болингброку, твой отецъ, графъ Кэмбриджъ, происходившій отъ знаменитаго Эрмонда Лэнгли, герцога Іоркскаго, женившись на моей сестрѣ, которая и была твоей матерью, снова собралъ войско отъ жалости къ моей тяжелой участи, и для того, чтобы спасти меня и возвратить мнѣ корону; но, какъ и остальные, благородный лордъ палъ и былъ обезглавленъ. Такъ были уничтожены Мортимеры, которымъ принадлежалъ королевскій титулъ.

Плантадженэтъ. Изъ нихъ, милордъ, ваша свѣтлость, — послѣдній.

Мортимеръ. Это вѣрно; ты видишь, что у меня нѣтъ потомства и что мой слабѣющій голосъ ручается за мою кончину. Ты мой наслѣдникъ: я желаю тебѣ отобрать наслѣдство, но все-таки будь осмотрителенъ въ своемъ усердномъ стремленіи.

Плантадженэтъ. Я послѣдую твоимъ важнымъ наставленіямъ. Но все-таки мнѣ кажется, что казнь моего отца была едва-ли не меньше, какъ кровавымъ тиранствомъ.

Мортимеръ. Племянникъ, будь молча политиченъ: Ланкастерскій домъ твердо укрѣпится и его, какъ гору, не сдвинуть. Но вотъ отсюда переселяется твой дядя, какъ государи переселяютъ свой дворъ, когда они пресытятся долгимъ пребываніемъ въ одной и той-же мѣстности.

Плантадженэтъ. О, дядя! если-бы хоть часть моихъ юныхъ лѣтъ могла освободить тебя отъ окончанія твоихъ!

Мортимеръ. Ты неправъ ко мнѣ, какъ убійца, который наноситъ много ранъ, когда и одна убьетъ. Не скорби, если только не печалитъ тебя мое счастье; распорядись только моими похоронами: и такъ, прощай; пусть будутъ свѣтлы твои надежды и благоденственна твоя жизнь какъ въ войнѣ, такъ и въ мирѣ! (Умираетъ).

Плантадженэтъ. И пусть миръ, а не война будетъ удѣломъ твоей отлетающей души! Въ темницѣ ты свершилъ свое паломничество и, какъ отшельникъ, пережилъ свой вѣкъ. Итакъ, я замкну его совѣтъ въ моей груди; и что я задумалъ, то пусть покоится тамъ. Стражи, унесите его отсюда, а я самъ посмотрю за его похоронами лучше, нежели смотрѣлъ за его жизнью (Сторожа уходятъ, унося тѣло Мортимера.) Вотъ здѣсь покоится мрачный факелъ Мортимера, затушенный низкимъ тщеславіемъ. А относительно обидъ и горькихъ оскорбленій, которыя Сомерсетъ нанесъ моему дому, я не сомнѣваюсь, что съ честью ихъ изглажу; и потому поспѣшу въ парламентъ, чтобы мнѣ возвратили права моего рода иначе я самое зло обращу себѣ въ добро.

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Тамъ-же. Въ залѣ парламента. Барабанный бой. Входятъ: король Геирихъ, Экзетэръ; Глостэръ, Уорикъ, Сомерсетъ, и Сеффолькъ; епископъ Уинчестерскій, Ричардъ Плантаджеиэтъ и другіе. Глостэръ пытается податъ обвинителъную записку; епископъ Уинчестерскій вырываетъ ее у него и разрываетъ.

Епископъ Уинчестерскій. Ты, кажется, являешься съ заранѣе глубоко обдуманной бумагой, съ письменнымъ усердно составленнымъ памфлетомъ, Гемфри Глостэръ? Если ты хочешь на меня донести или имѣешь намѣреніе обвинять меня въ чемъ-нибудь, то дѣлай это, не придумывая, а внезапно, — какъ я намѣренъ отвѣчать на твои обвиненія внезапными рѣчами.

Глостэръ. Надменный попъ! Это мѣсто повелѣваетъ мнѣ быть терпѣливымъ, а то-бы ты увидѣлъ, что оскорбилъ меня. Не думай, что, если я предпочелъ письменно изложить твои гнусные оскорбительные проступки, которые я будто-бы для этого выдумалъ, такъ я не въ состояніи повторить устно написаннаго по порядку: нѣтъ, прелатъ; такова твоя дерзкая порочность, твои безстыдныя и зловредныя продѣлки, что даже дѣти кричатъ о твоей спѣси. Ты самый вредный ростовщикъ, дерзкій отъ природы, врагъ мира; ты сладострастенъ и игривъ болѣе, нежели пристало человѣку твоего званія и сана: что-же касается твоего предательства, то что можетъ быть очевиднѣе его? Ты вѣдь устраивалъ мнѣ западню какъ на Лондонскомъ мосту, такъ и въ Тауэрѣ, чтобы лишить меня жизни. Кромѣ того, если просѣять твои мысли, то, боюсь я, что и король, нашъ государь, окажется не совсѣмъ изъятъ изъ завистливой злобы твоего напыщеннаго сердца.

Епископъ Уинчестерскій. Глостэръ, я презираю тебя, — лорды, удостойте выслушать, что я отвѣчу. Если я такъ жаденъ, честолюбивъ и пороченъ, какъ онъ считаетъ меня, то почему-же я такъ бѣденъ? Или еще, какъ это случилось, что я не ищу повышеній и не стремлюсь возвыситься, но придерживаюсь своего обычнаго призванія? А что касается раздоровъ, то кто-же болѣе меня предпочитаетъ миръ, если только меня не вызываютъ на ссору? Нѣтъ, добрые лорды, не это оскорбляетъ, не это распаляетъ гнѣвъ герцога; а то, чтобы никто, кромѣ него, не управлялъ страною; чтобы никто, кромѣ него, не былъ близокъ къ королю; и это зарождаетъ грозу въ его груди и заставляетъ его гремѣть обвиненіями. Но я дамъ знать ему, что равенъ…

Глостэръ. Равенъ? Ты, пригулокъ моего дѣда!

Епископъ Уинчестерскій. Да, надменный сэръ; а вы-то, прошу васъ сказать, кто-же, какъ не своевольно-сидящій на чужомъ престолѣ?

Глостэръ. Наглый попъ, развѣ я не протекторъ?

Епископъ Уинчестерскій. Развѣ я не прелатъ церкви?

Глостэръ. Да, такой-же, какъ разбойникъ, живущій въ замкѣ, чтобы этимъ прикрывать свои преступленія.

Епископъ Уинчестерскій. Нечестивый Глостэръ!

Глостэръ. Ты благочестивъ только своимъ духовнымъ саномъ, но не жизнью.

Епископъ Уинчестерскій. Римъ этому поможетъ.

Уорикъ. Ну, и отваливай туда.

Сомерсетъ. Милордъ, ваша обязанность была-бы воздержаться.

Уорикъ. Да. Смотрите, чтобы не пришлось епископу уступить.

Сомерсетъ. Мнѣ кажется, что милордъ должны-бы быть благочестивы и знать свои обязанности къ такому сану.

Уорикъ. Мнѣ кажется, его святѣйшество должны-бы быть смиреннѣе; не пристойно прелату такъ выражаться.

Сомерсетъ. Но если это такъ близко касается его священнаго сана…

Уорикъ. Священнаго или несвященнаго, не все-ли равно? Развѣ его свѣтлость не протекторъ короля?

Плантадженэтъ (въ сторону). Какъ я вижу, Плантадженэтъ долженъ держать языкъ за зубами, чтобъ ему не сказали: — Говорите, сударь, когда вамъ полагается: развѣ можетъ ваше дерзкое сужденіе вмѣшиваться въ рѣчи лордовъ? — А не то я-бы натѣшился надъ епископомъ Уинчестерскимъ.

Король Генрихъ. Дядюшки Глостэръ и Уинчестеръ, чрезвычайные хранители нашего англійскаго государства, я-бы просилъ васъ, если-бы просьбы могли васъ убѣдить, соединиться сердцами въ любви и дружбѣ. О, что за позоръ нашей коронѣ, что два такихъ благородныхъ пэра враждуютъ. Повѣрьте мнѣ, лорды, даже я, въ мои юныя лѣта, могу сказать, что гражданскія распри — ядовитый червь, который гложетъ нѣдра общественнаго благосостоянія (за сценой шумъ: — Бей бурокафтанниковъ)-- Что это за шумъ?

Уорикъ. Осмѣлюсь поручиться, что это бунтъ, произведенный происками людей епископа (снова шумъ: — Камней! Камней!)

(Входитъ Лордъ-меръ со свитой).

Мэръ. О, милостивые лорды, и ты, доблестный Генрихъ. Сжальтесь надъ городомъ Лондономъ, сжальтесь надъ нами! Люди епископа и герцога Глостэра, которымъ недавно запрещено носить оружіе, наполнили себѣ карманы булыжниками и, раздѣлясь на двѣ противоположныя партіи, тузятъ другъ друга по башкѣ такъ, что у многихъ уже вышиблены ихъ вертопрашные мозги. Во всѣхъ улицахъ окна побиты и мы, со страху, принуждены запереть свои лавки. (Входятъ, въ дракѣ, слуги Глостэра и Ушчестера съ окровавленными башками).

Король Генрихъ. Мы повелѣваемъ вамъ, въ знакъ вѣрноподданичества, остановить свои смертоносныя руки и усмириться. Пожалуйста, дядя Глостэръ, прекратите эту драку.

1-й слуга. Нѣтъ, если намъ воспретятъ камни, мы будемъ нападать зубами.

2-й слуга. Дѣлайте, что только посмѣете, мы останемся все такъ-же рѣшительны (Дерутся опятъ).

Глостэръ. Вы, принадлежащіе къ моему дому, оставьте эту задорную драку и отстраните эту необычайную схватку.

1-й слуга. Милордъ, мы знаемъ вашу свѣтлость за человѣка прямаго и справедливаго и, по своему царскому происхожденію, ничѣмъ не уступающаго никому, кромѣ его величества; но скорѣе, чѣмъ потерпѣть, чтобы такой государь, такой заботливый отецъ общественнаго блага былъ оскорбленъ какимъ-нибудь «чернильною строкою», мы всѣ, наши жены и дѣти, будемъ биться и предадимъ свои тѣла на убіеніе врагамъ.

2-й слуга. Да, и даже обрѣзки ногтей нашихъ вскопаютъ поле битвы, когда мы уже будемъ мертвы (Дерутся опятъ).

Глостэръ. Стойте, стойте, говорю вамъ! и, если любите меня такъ, какъ говорите, то дайте мнѣ убѣдить васъ немного воздержаться.

Король Генрихъ. О, какъ этотъ раздоръ угнетаетъ мою душу! — Неужели вы, милордъ Уинчестеръ, можете смотрѣть на мои вздохи и слезы и ни разу имъ не уступить? Да кто-же можетъ быть сострадателенъ, какъ не вы? Или кто будетъ стараться соблюдать миръ, если святые служители церкви находятъ удовольствіе въ раздорахъ?

Уорикъ. Уступите, милордъ протекторъ, уступите, епископъ, если только вы не хотите настойчивымъ отказомъ убить вашего государя и разстроить государство. Вы видите, что за бѣда и что за убійство произошли чрезъ вашу вражду. Поэтому, усмиритесь, если не жаждете крови.

Епископъ Уинчестерскій. Онъ покорится, или я ни за что не уступлю.

Глостэръ. Состраданіе къ королю повелѣваетъ мнѣ склониться; а то я-бы вырвалъ у попа сердце, скорѣе чѣмъ дать ему преимущество надъ собою.

Уорикъ. Посмотрите, милордъ Уинчестеръ, герцогъ подавилъ злобу своего недовольства, какъ это кажется и его сглаженному челу: отчего-же вы еще смотрите такъ мрачно, такъ трагически?

Глостэръ. Вотъ, Уинчестеръ, я протягиваю тебѣ руку.

Король Генрихъ. Стыдитесь, дядя Бофортъ! Я слышалъ какъ вы проповѣдуете, что злоба — великій и тяжкій грѣхъ неужели-же вы не поддержите свои проповѣди, а выкажете себя главнымъ ихъ противникомъ?

Уорикъ. Дорогой король! — епископу достался ласковый выговоръ. — Какъ не стыдно, милордъ Уинчестеръ, уступите: неужели дитя должно учить васъ, что дѣлать?

Епископъ Уинчестерскій. Ну, герцогъ Глостэръ, уступаю; даю тебѣ любовь за любовь и руку за руку.

Глостэръ. Да; но я боюсь, что съ пустымъ сердцемъ. Смотрите-же сюда, мои друзья и любящіе земляки, вотъ знакъ, который служитъ флагомъ перемирія, намъ и нашимъ приверженцамъ. И помоги мнѣ Боже, если я не лицемѣрю!

Епископъ Уинчестерскій (въ сторону). И помоги Боже, если я намѣренъ лицемѣрить!

Король Генрихъ. О, любящій дядя, добрый герцогъ Глостэръ, какъ я радуюсь этому уговору! Ступайте, господа: не безпокойте насъ болѣе; но соединитесь въ дружбѣ, какъ это сдѣлали ваши хозяева.

1-й слуга. Ладно, я пойду къ лекарю.

2-й слуга. И я также.

3-й слуга. А я посмотрю, какое лекарство предложитъ мнѣ трактиръ (Уходятъ: мэръ, слуги и проч.).

Уорикъ. Всемилостивый государь, примите этотъ свитокъ, который мы представляемъ вашему величеству отъ имени Ричарда Плантадженэта.

Глостэръ. Прекрасное побужденіе, милордъ Уорикъ: — но, дорогой государь, если ваше величество взвѣситъ всѣ обстоятельства, то вамъ есть причина воздать Ричарду должное; особенно по тѣмъ основаніямъ, о которыхъ я говорилъ вашему величеству въ Эльсамѣ.

Король Генрихъ. И эти основанія, дядюшка, имѣютъ свою силу: поэтому, любезные лорды, мы желаемъ, чтобы Ричардъ былъ возвращенъ своему роду.

Уорикъ. Пусть Ричардъ будетъ возвращенъ своему роду; такимъ образомъ вознаградится зло, сдѣланное его отцу.

Епископъ Уинчестерскій. Чего хотятъ остальные, того желаетъ и Уинчестеръ.

Король Генрихъ. Если Ричардъ будетъ мнѣ вѣренъ, то я ему отдамъ не только это, но и все наслѣдство Іоркскаго дома, изъ котораго онъ происходитъ.

Плантадженэтъ. Твой покорный слуга клянется тебѣ повиноваться и служить покорно до самой смерти.

Король Генрихъ. Склонись-же передо мною и преклони колѣни къ моей ногѣ; а въ награду за этотъ знакъ покорности я опояшу тебя доблестнымъ мечемъ Іорка. Возстань, Ричардъ, какъ истинный Плантадженэтъ, возстань, какъ вновь пожалованный, царственный герцогъ Іоркскій.

Плантадженэтъ. И пусть благоденствуетъ Ричардъ такъ-же, какъ падутъ твои враги! И, по мѣрѣ того, какъ будутъ возрастать мои обязанности, будутъ погибать всѣ, кто хоть однажды помыслитъ противъ вашего величества!

Всѣ. Привѣтъ тебѣ, великій принцъ, могущественный герцогъ Іоркскій!

Сомерсетъ (въ сторону). Гибель тебѣ, подлый принцъ, гнусный герцогъ Іоркскій!

Глостэръ. Теперь пригоднѣе всего вашему величеству переправиться за море и быть коронованнымъ во Франціи. Присутствіе короля возбуждаетъ любовь его подданныхъ и преданныхъ друзей, такъ-же, какъ оно смущаетъ его враговъ.

Король Генрихъ. Стоило Глостэру сказать лишь слово, и король уже идетъ, потому что дружескій совѣтъ отстраняетъ многихъ враговъ.

Глостэръ. Ваши корабли уже готовы (Барабанный бой. Уходятъ всѣ, кромѣ Экзэтэра).

Экзэтэръ. Да, мы можемъ шествовать въ Англіи или во Франціи, не видя, что изъ этого можетъ произойти. Эта послѣдняя рознь, возникшая между пэрами, горитъ подъ мнимымъ пологомъ поддѣльной любви и, наконецъ, прорвется пламенемъ наружу: какъ гніющіе члены разъѣдаются лишь постепенно, пока не отвалятся прочь кости, мясо и мускулы, такъ будетъ развиваться и этотъ низкій и завистливый раздоръ. Теперь я страшусь того роковаго предсказанія, которое во времена Генриха, прозваннаго Пятымъ, было въ устахъ каждаго груднаго младенца, — что Генрихъ, родившійся въ Монмаусѣ, все пріобрѣтетъ, а Генрихъ, родившійся въ Уиндзорѣ, все потеряетъ: это такъ ясно, что Экзэтэръ желаетъ окончить дни свои раньше того злополучнаго времени.

СЦЕНА II.

Франція. Передъ Руаномъ. Входитъ Дѣвственница, переодѣтая, и солдаты, одѣтые поселянами, съ мѣшками за спиною.

Дѣвственница. Вотъ городскія ворота, ворота Руана, въ которыхъ мы хитростію должны сдѣлать брешь. Будьте осторожны и внимательны къ тому, какъ построить свою рѣчь; говорите, какъ самые простые продавщики, которые приходятъ обращать въ деньги свое зерно. Если насъ впустятъ (какъ я надѣюсь), и мы найдемъ, что нерадивая стража слаба, то я сигналомъ дамъ знать нашимъ друзьямъ, что дофинъ Карлъ можетъ напасть на нихъ.

1-й солдатъ. Наши мѣшки помогутъ намъ забрать въ мѣшокъ весь городъ, и сдѣлаться хозяевами и властелинами Руана; итакъ, постучимся (Стучится).

Часовой (изнутри). Qui est là?

Дѣвственница. Paysans, pauvres gens de France: бѣдные торговцы, которые пришли продавать хлѣбъ.

Часовой (открываетъ ворота). Войдите: базарный колоколъ уже пробилъ.

Дѣвственница. Теперь, Руанъ, я до основанія потрясу твои твердыни (Дѣвственница и др. входятъ въ городъ).

Входятъ: Карлъ, Пригулокъ Орлеанскій, Алансонъ и войско.

Карлъ. Святой Діонисій да благословитъ эту счастливую хитрость и мы опять безопасно заснемъ въ Руанѣ.

Пригулокъ. Тутъ вошла Дѣвственница и ея сподвижники; теперь она тамъ, но чѣмъ обозначить она, гдѣ лучше и безопаснѣе войти?

Алансонъ. Тѣмъ, что выставитъ факелъ вонъ на той башнѣ; когда мы его увидимъ, это будетъ значить, что мѣсто, гдѣ она вошла, слабѣе другихъ (Дѣвственница входитъ на укрѣпленіе съ горящимъ факеломъ въ рукѣ).

Дѣвственница. Смотрите! вотъ радостный брачный факелъ, который соединитъ Руанъ съ его соотечественниками, но запылаетъ гибелью для тольботистовъ.

Пригулокъ. Взгляни, благородный Карлъ, вонъ въ-той башнѣ стоитъ маякъ нашего друга, горящій факелъ.

Карлъ. Такъ пусть онъ засіяетъ, какъ мстительная комета предвѣстница гибели нашихъ враговъ!

Алансонъ. Не теряйте времени; проволочки влекутъ за собой опасный конецъ: входите сейчасъ же съ крикомъ: — Дофинъ! — и затѣмъ уничтожайте стражу (Входятъ въ городъ).

Тревога. Входятъ Тольботъ и англійскіе солдаты.

Тольботъ. Ты, Франція, слезами заплатишь за эту измѣну если только Тольботъ переживетъ твое предательство. Дѣвственница, эта вѣдьма, эта проклятая колдунья, неожиданно для насъ совершила это адское бѣдствіе, которымъ мы едва не поплатились за тщеславіе Франціи.

Тревога. Стычки. Выходятъ изъ города: Бедфордъ, больной, на креслахъ; Тольботъ, герцогъ Бургундскій и англійскія войска. Затѣмъ, на стѣны всходятъ: Дѣвственница, Карлъ, Пригулокъ, Алансонъ, Ренье и другіе.

Дѣвственница. Здравствуйте, прелестники. Не надо-ли вамъ зерна для хлѣба? Я думаю, герцогъ Бургундскій попостится прежде, чѣмъ снова купитъ его по прежней цѣнѣ. Оно было полно куколя: какъ вамъ нравится его вкусъ?

Герцогъ Бургундскій. Продолжай издѣваться, подлый врагъ, безстыдная распутница! Я надѣюсь вскорѣ задушить тебя твоимъ собственнымъ и заставить тебя проклинать жатву такого хлѣба.

Карлъ. Но ваша свѣтлость можетъ до тѣхъ поръ умереть съ голоду.

Бедфордъ. О, пусть не слова, а дѣла отмстятъ за эту измѣну.

Дѣвственница. Что же ты хочешь сдѣлать, — сѣдая бородушка? сломить копье и въ креслахъ выйти на турниръ со смертью?

Тольботъ. Злой духъ Франціи; фурія, полная злобы, окруженная своими сладострастными любовниками, развѣ пристало тебѣ издѣваться надъ его доблестной старостью, укорять въ трусости полумертваго человѣка? Если я еще не помѣряюсь, прелестница, съ тобою, то пусть Тольботъ погибнетъ отъ такого позора.

Дѣвственница. Неужто вы такъ вспыльчивы, сэръ? — Однако, Дѣвственница, промолчи: если только Тольботъ загремитъ, то вслѣдъ за тѣмъ будетъ дождикъ (Тольботъ и другіе совѣтуются). Богъ въ помощь парламенту! Кто жъ будетъ президентомъ?

Тольботъ. Осмѣлитесь-ли вы выйти и сразиться съ нами въ полѣ?

Дѣвственница. Кажется, ваша милость принимаете насъ за дураковъ, которые будутъ еще пробовать, имъ-ли принадлежитъ ихъ собственность или нѣтъ.

Тольботъ. Я говорю не съ этой бранчливой Гекатой, а с тобою, Алансонъ, и съ остальными. Угодно-ли вамъ, какъ солдатамъ, выйти и рѣшить дѣло битвой?

Алансонъ. Нѣтъ, синьоръ.

Тольботъ. Чортъ-побери, синьоръ! Подлые погонщики муловъ Франціи! Какъ деревенскіе мальчики на побѣгушкахъ, прячутся они за стѣнами, и не смѣютъ взяться за оружіе, какъ джентльмены.

Дѣвственница. Прочь, капитаны! сойдемъ съ этихъ стѣнъ, потому что Тольботъ своими взорами не предвѣщаетъ добра. Богъ съ вами, милордъ: мы приходили лишь сказать вамъ, что мы здѣсь (Уходятъ со стѣны: Дѣвственпица и др.).

Тольботъ. Вскорѣ и мы будемъ тамъ же, или позоръ будетъ главной славой Тольбота. Герцогъ Бургундскій, поклянись честью твоего рода, задѣтаго всенародными оскорбленіями, понесенными во Франціи, что ты или вернешь этотъ городъ, или умрешь; и я клянусь или взять этотъ городъ или умереть, и это такъ же вѣрно, какъ то, что еще здравствуетъ король Генрихъ, — что его отецъ здѣсь же былъ завоевателемъ, и что въ этомъ, только что преданномъ измѣною городѣ, было погребено сердце великаго Ричарда «Львиное Сердце».

Герцогъ Бургундскій. Мои желанія равные товарищи твоимъ.

Тольботъ. Но прежде, чѣмъ уйдемъ, взгляни на этого кончающагося принца, на доблестнаго герцога Бедфорда. — Ну, милордъ, мы васъ устроимъ въ лучшемъ мѣстѣ, болѣе подходящемъ къ вашимъ годамъ и болѣзни.

Бедфордъ. Лордъ Тольботъ, не унижайте меня; я буду здѣсь сидѣть передъ стѣнами Руана, и буду вашимъ товарищемъ во благѣ или злѣ.

Герцогъ Бургундскій. Отважный Бедфордъ, позвольте намъ васъ убѣдить.

Бедфордъ. Но лишь не въ томъ, чтобы уйти отсюда; потому, что я нѣкогда читалъ, что храбрый Пендрагонъ явился на поле битвы больной, въ носилкахъ, и побѣдилъ враговъ. Я думаю, что могъ бы оживить сердца солдатъ, потому что всегда находилъ ихъ такими же, какъ и я самъ.

Тольботъ. Неустрашимый духъ въ умирающей груди! — Ну, пусть будетъ такъ: — да сохранитъ небо стараго Бедфорда! — А теперь, довольно толковать, смѣлый герцогъ Бургундскій, соберемъ свое разсѣянное войско и двинемся на нашего хвастливаго врага (Уходятъ: Герцогъ Бургундскій, Тольботъ и войско, оставляя Бедфорда и другихъ).

Тревога. Стычки. Входятъ: сэръ Джонъ Фастольфъ и капитаны.

Капитанъ. Сэръ Джонъ Фастольфъ, куда это вы такъ спѣшите?

Фастольфъ. Какъ куда? спастися бѣгствомъ: мы, кажется, опять будемъ побиты.

Капитанъ. Какъ? Вы хотите бѣжать и оставить Тольбота?

Фастольфъ. Да, и всѣхъ Тольботовъ на свѣтѣ, лишь бы спасти свою жизнь (Уходитъ).

Капитанъ. Трусливый рыцарь! пусть преслѣдуютъ тебя неудачи! (Уходитъ).

Отбой. Стычки. Изъ города выходятъ, убѣгая: Дѣвственница, Алансонъ, Карлъ и другіе; уходятъ.

Бедфордъ. Теперь, успокоенная душа, отлетай, когда будетъ угодно небу, потому что я видѣлъ пораженіе нашихъ враговъ. Что же такое увѣренность и сила безразсудныхъ людей? Тѣ, которые недавно дерзали насмѣхаться, теперь счастливы и довольны, что могутъ спастись бѣгствомъ (Умираетъ, его уносятъ въ креслахъ).

Тревога. Входятъ: Тольботъ, герцогъ Бургундскій и другіе,

Тольботъ. Потерянъ и возвращенъ въ одинъ и тотъ же день! За это намъ двойная слава, герцогъ Бургундскій, но, все-таки, честь этой побѣды принадлежитъ небесамъ.

Герцогъ Бургундскій. Храбрый и воинственный Тольботъ, герцогъ Бургундскій, какъ въ ковчегъ, заключаетъ тебя въ свое сердце и надъ нимъ же, вмѣсто памятника, воздвигаетъ твои благородныя дѣянія.

Тольботъ. Благодарю, любезный герцогъ. Но гдѣ же теперь Дѣвственница? Я думаю, ея прежній злой духъ уже уснулъ. Гдѣ самохвальство Пригулка и насмѣшки Карла? Какъ, всѣ будто помертвѣли? Руанъ склоняетъ голову, точно отъ горя, что его покинула такая прекрасная компанія. Теперь мы немного приведемъ городъ въ порядокъ, помѣстивъ въ немъ нѣсколько опытныхъ офицеровъ, и затѣмъ отправимся въ Парижъ къ королю; потому — что тамъ пребываетъ юный Генрихъ со своими вельможами.

Герцогъ Бургундскій. Что угодно лорду Тольботу, на то согласенъ и герцогъ Бургундскій.

Тольботъ. Но прежде, чѣмъ отправиться, мы не забудемъ присутствовать на совершеніи похороннаго обряда надъ новопреставленнымъ, благороднымъ герцогомъ Бедфордомъ, здѣсь, въ Руанѣ. Ни одинъ солдатъ храбрѣе его не шелъ въ атаку съ копьемъ, ни одно, болѣе благородное сердце не властвовало при дворѣ, но и короли, и могущественнѣйшіе владыки должны умереть; таковъ ужь конецъ житейскихъ бѣдствій (Уходятъ).

СЦЕНА III.

Тамъ-же. Равнина близь Руана. Входятъ: Карлъ, Пригулокъ, Алансонъ, Дѣвственница и войско.

Дѣвственница. Не смущайтесь, принцы, этой случайностью, и не скорбите, что Руанъ снова ими взятъ: грусть не врачующее, а скорѣе растравляющее средство, для всего, что неизлечимо. Пусть бѣшеный Тольботъ временно торжествуетъ и распускаетъ свой хвостъ, какъ павлинъ; мы выщиплемъ ему перья, повыдергаемъ ему хвостъ, если только дофинъ и другіе дадутъ управлять собою.

Карлъ. До сихъ поръ ты управляла нами и мы не сомнѣвались въ твоемъ искусствѣ; одна внезапная неудача можетъ породить недовѣрія.

Пригулокъ. Выищи въ умѣ своемъ еще тайную хитрость и мы сдѣлаемъ тебя знаменитой во всей вселенной.

Алансонъ. Мы поставимъ твое изваяніе въ какомъ-нибудь святилищѣ и будемъ почитать тебя, какъ святую угодницу; такъ похлопочи-же, прекрасная дѣва, намъ во благо.

Дѣвственница. Ну, такъ вотъ какъ должно быть; вотъ что предрѣшаетъ Іоанна: ласковыми уговорами, въ перемежку съ льстивыми рѣчами, мы сманимъ герцога Бургундскаго, чтобы онъ оставилъ Тольбота и примкнулъ къ намъ.

Карлъ. Да, право, милый другъ, если-бы мы могли этого достигнуть, то не было-бъ во Франціи мѣста для воиновъ Генриха; и этому народу не пришлось-бы уже кичиться надъ нами, а былъ-бы онъ изгнанъ изъ нашихъ провинцій.

Алансонъ. Потому что тогда онъ ужь будетъ на вѣки изгнанъ изъ Франціи и лишится здѣсь даже титула герцогства.

Дѣвственница. Ваши свѣтлости увидятъ, какъ я буду дѣйствовать для того, чтобы привести это дѣло къ желанному концу (въ отдаленіи слышны барабаны). Слышите! по звукамъ барабана вы можете понять, что ихъ войско направляется къ Парижу.

Англійскій маршъ. Входятъ и проходятъ мимо: Тольботь и его отряды.

Вонъ идетъ Тольботъ съ развѣвающимися знаменами, и всѣ англійскія войска вслѣдъ за нимъ.

Французскій маршъ. Входятъ: герцогъ Бургундскій и его отряды.

Вотъ въ тылу идетъ со своими людьми герцогъ Бургундскій: счастье, благопріятствующее ему, заставило его отстать. Вызовемъ его на переговоры, поговоримъ съ нимъ (Трубы играютъ вызовъ).

Карлъ. Переговоры съ герцогомъ Бургундскимъ.

Герцогъ Бургундскій. Кто проситъ переговоровъ съ герцогомъ Бургундскимъ?

Дѣвственница. Царственный Карлъ французскій, твой соотечественникъ.

Герцогъ Бургундскій. Что-же ты скажешь, Карлъ? вѣдь, я ухожу отсюда.

Карлъ. Дѣвственница, говори и обольсти его своими рѣчами.

Дѣвственница. Смѣлый герцогъ Бургундскій, несомнѣнная надежда Франціи, остановись, дозволь твоей покорной слугѣ говорить съ тобою.

Герцогъ Бургундскій. Говори дальше; но не слишкомъ продолжительно.

Дѣвственница. Взгляни на свою отчизну, взгляни на плодоносную Францію; видишь, какъ обезображены крѣпости и города разрушительными дѣйствіями жестокаго врага. Взгляни, взгляни на сокрушительную болѣзнь Франціи, какъ глядитъ мать на своего малаго ребенка, когда смерть сомкнетъ его нѣжныя, умирающія вѣжды; посмотри на раны, самыя неестественныя раны, которыя ты самъ нанесъ ея скорбѣющей груди. О, направь свой острый мечъ въ другую сторону; рази имъ тѣхъ, кто ранитъ, и не рань тѣхъ, кто врачуетъ. Одна капля крови, исторгнутая изъ груди твоей отчизны, должна-бы портить тебя болѣе, чѣмъ цѣлые потоки крови чужеземцевъ. Вернись-же къ намъ, заливаясь слезами, и ими смой позорныя пятна твоей отчизны.

Герцогъ Бургундскій. Или она околдовала меня своими рѣчами, или сама природа внезапно заставляетъ меня уступить.

Дѣвственница. Кромѣ того, вся Франція и всѣ французы кричатъ про тебя, сомнѣваясь въ твоемъ законномъ рожденіи и происхожденіи. Да къ кому-же ты присоединился, какъ не къ господствующему народу, который и довѣряетъ-то тебѣ лишь изъ-за выгоды? Когда Тольботъ оснуется во Франціи и сдѣлаетъ тебя орудіемъ зла, то кто-же, какъ не Генрихъ англійскій будетъ здѣсь властелиномъ, а ты будешь изгнанъ, какъ бѣглецъ. Припомнимъ и приведемъ въ доказательство лишь одно: развѣ не былъ тебѣ врагомъ герцогъ Орлеанскій и не былъ онъ англійскимъ плѣннымъ? Но, когда они услыхали, что онъ твой врагъ, они освободили его, безъ выкупа, на зло герцогу Бургундскому и его друзьямъ. Смотр-иже: ты сражаешься противъ своихъ соотечественниковъ и присоединяешься къ тѣмъ, которые будутъ твоими убійцами. Вернись-же, вернись; вернись, заблуждающійся герцогъ: Карлъ и всѣ остальные примутъ тебя въ свои объятія.

Герцогъ Бургундскій. Я побѣжденъ: ея возвышенныя рѣчи разгромили меня, какъ пушечные выстрѣлы, заставили сдаться и почти пасть на колѣни. Прости мнѣ, отчизна и мои дорогіе соотечественники! А вы, господа, примите отъ меня искреннія объятія. Вся моя власть, все мое войско — ваши… Итакъ, Тольботъ, прощай; я больше ужь не довѣрюсь тебѣ.

Дѣвственница (въ сторону).Вотъ такъ истый французъ" вертится туда и сюда!

Карлъ. Добро пожаловать, храбрый герцогъ! Твоя дружба оживляетъ насъ.

Пригулокъ. И зарождаетъ у насъ въ груди новое мужество.

Алансонъ. Дѣвственница молодцомъ сыграла свою роль и заслуживаетъ за это золотой вѣнецъ.

Карлъ. Теперь, господа, пойдемъ, соединимъ наши войска и подыщемъ, какъ навредить врагу (Уходятъ).

СЦЕНА IV.

Парижъ. Комната во дворцѣ. Входятъ: Король Генрихъ, Глостэръ и другіе лорды; Вэрнонъ, Бассетъ и др. Къ нимъ на встрѣчу идутъ: Тольботъ и нѣкоторые изъ его офицеровъ.

Тольботъ. Мой милостивый государь и почтенные пэры, услыша о вашемъ прибытіи въ это государство, я на время сдѣлалъ перерывъ въ военныхъ дѣйствіяхъ, чтобы исполнить долгъ, которымъ обязанъ моему государю: въ знакъ чего, эта рука — которая подчинила вашей волѣ пятьдесятъ крѣпостей, двѣнадцать столицъ и семь укрѣпленныхъ стѣнами сильныхъ городовъ, кромѣ того пятьсотъ именитыхъ плѣнныхъ, — повергаетъ свой мечъ къ ногамъ вашего величества (преклоняетъ колѣни); и, въ смиренной честности своего сердца, приписываетъ славу одержанной побѣды сперва вамъ, а потомъ вашему величеству.

Король Генрихъ. Дядя Глостэръ, тотъ-ли это лордъ Тальботъ который такъ давно проживаетъ во Франціи?

Глостэръ. Да, въ угоду будь сказано вашему величеству государь мой.

Король Генрихъ. Добро пожаловать, храбрый капитанъ и побѣдоносный лордъ. Когда я былъ еще молодъ (хоть я и теперь не старъ), помню, какъ мой отецъ сказалъ, что никогда не владѣлъ мечомъ воинъ болѣе неустрашимый. Уже давнымъ-давно мы убѣдились въ вашей честности, въ вашей вѣрной службѣ, и въ вашемъ усердіи на войнѣ; но вы не вѣдаете еще, какъ мы награждаемъ или даемъ въ отличіе хоть благодарность, потому-что до сихъ поръ мы никогда еще не видали васъ въ лицо. Поэтому, встаньте; за эти прекрасныя заслуги мы жалуемъ васъ графомъ Шрусберійскимъ. На нашей коронаціи вы займете подобающее вамъ мѣсто (Уходятъ: Король Генрихъ, Глостэръ, Тольботъ и вельможи).

Вернонъ. Ну, сэръ, такъ горячившійся на морѣ и позорившій тѣ цвѣта, которыя я ношу въ честь благороднаго герцога Іорка, осмѣлишься-ли еще подтверждать свои прежнія рѣчи?

Бассетъ. Да, сэръ, такъ же, какъ вы осмѣливаетесь разрѣшать вашему дерзкому языку завистливо лаять на лорда, герцога Сомерсета.

Вернонъ. Сударь, я вашего лорда почитаю такимъ, какимъ онъ есть.

Бассетъ. То-есть какимъ же? Такимъ же хорошимъ человѣкомъ, какъ и Іоркъ?

Вернонъ. Ты у меня смотри! вовсе не такимъ: и въ знакъ того, вотъ тебѣ (Ударяетъ его).

Бассетъ. Подлецъ, ты знаешь военные законы: кто обнажитъ мечъ, тому немедленная смерть; если бы ударъ этотъ былъ таковъ, то я пролилъ бы кровь изъ твоего сердца. Но я отправлюсь къ его величеству и попрошу разрѣшенія отмстить за эту обиду; увидишь тогда, я встрѣчусь съ тобой на твою бѣду.

Вернонъ. Ладно, негодяй, я буду тамъ такъ же скоро, какъ и ты; а затѣмъ ужь встрѣчусь съ тобою скорѣе, нежели бы тебѣ хотѣлось (Уходятъ).

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Тамъ-же. Тронный залъ. Входятъ: Король Генрихъ, Глостэръ, Экзэтэръ, Іоркъ, Сеффолькъ, Уинчестеръ, Уорикъ, Тольботъ, комендантъ города Парижа и другіе.

Глостэръ. Ваше высокопреосвященство, возложите вѣнецъ на его главу.

Епископъ Уинчестерскій. Боже, храни Короля Генриха, по имени Шестаго!

Глостэръ. Теперь, комендантъ города Парижа, присягните (Комендантъ преклоняетъ колѣни), что вы не изберете въ короли никого другого, не почтете никого за друга, кромѣ его друзей, и за врага лишь того, кто вознамѣрится употребить лукавство противъ его власти. Такъ вы и поступайте, и да поможетъ вамъ Богъ! (Уходятъ комендантъ и его свита).

Входятъ сэръ Джонъ Фастольфъ.

Фастольфъ. Всемилостивый государь, когда я спѣшилъ изъ Калэ къ вамъ на коронацію, мнѣ вручили письмо, написанное къ вашему величеству герцогомъ Бургундскимъ.

Тольботъ. Стыдитесь вы, — и ты, и герцогъ Бургундскій. Подлый воинъ, я поклялся, какъ только встрѣчусь съ тобой сорвать подвязку съ твоей трусливой ноги (срываетъ ее) я ее сорвалъ, потому что ты не по достоинству былъ пожалованъ этимъ высокимъ отличіемъ. — Прости мнѣ, царственный Генрихъ и вы всѣ остальные. Въ битвѣ при Патэ, когда войско мое равнялось лишь шести тысячамъ, а французовъ приходилось чуть не по десяти на каждаго изъ нашихъ, этотъ подлецъ бѣжалъ, прежде чѣмъ мы встрѣтились съ врагомъ, прежде схватки, — бѣжалъ, какъ будто такъ и слѣдовало. Мы въ этотъ приступъ потеряли тысячу двѣсти человѣкъ; я самъ и многіе другіе джентльмены были захвачены врасплохъ и взяты въ плѣнъ. Теперь судите сами, именитые лорды, дурно-ли я поступилъ и достоинъ-ли такой трусъ того, чтобы носить этотъ рыцарскій орденъ, или нѣтъ?

Глостэръ. Признаться, это поступокъ позорный и для простого человѣка, а тѣмъ болѣе для рыцаря, офицера и вождя.

Тольботъ. Когда этотъ орденъ былъ впервые установленъ, тогда милорды, рыцари подвязки были благороднаго происхожденія, доблестны и нравственны, и преисполнены великой храбрости. Такой о которой свидѣтельствовали войны; не страшась смерти, не поддаваясь бѣдствіямъ, они были всегда рѣшительны, даже въ самой ужасной крайности. Слѣдовательно тотъ, кто всѣмъ этимъ не надѣленъ, незаконно владѣетъ священнымъ именемъ рыцаря и оскверняетъ этотъ благороднѣйшій орденъ. Если-бы я только смѣлъ быть этому судьей то его слѣдовало-бы совершенно разжаловать, какъ мкжика рожденнаго подъ тыномъ, который вздумалъ хвастать, что онъ благородной крови.

Король Генрихъ. Позоръ всѣхъ твоихъ соотечественниковъ, ты слышишь свой приговоръ. Поэтому, убирайся отсюда, хоть ты и былъ рыцаремъ; мы изгоняемъ тебя подъ страхомъ смерти (Фастолъфъ уходитъ). А теперь, милордъ Протекторъ, посмотримъ письмо, присланное мнѣ герцогомъ Бургундскимъ.

Глостэръ. Что это вздумалось его свѣтлости, что онъ перемѣнилъ свой слогъ? (Разсматривая надпись). Ничего больше, какъ просто и кратко: «Королю!» забылъ онъ, что-ли, что вы его государь? Или этотъ грубый заголовокъ указываетъ на какую-либо перемѣну въ его добрыхъ отношеніяхъ? Ну, что же тамъ такое? (Читаетъ): «По особымъ причинамъ, движимый состраданіемъ къ гибели отчизны, равно какъ и къ трогательнымъ жалобамъ тѣхъ, на комъ лежитъ вашъ гнетъ, я покинулъ вашъ зловредный союзъ и соединился съ Карломъ, законнымъ королемъ Франціи». О, чудовищная измѣна! Можетъ-ли быть, чтобы въ союзѣ, дружбѣ и клятвахъ находилось столько фальши и низкаго вѣроломства?

Король Генрихъ. Какъ? Неужели мой дядя, герцогъ Бургундскій, возмутился?

Глостэръ. Да, милордъ, и сдѣлался вашимъ врагомъ.

Король Генрихъ. И это худшее, что содержится въ письмѣ?

Глостэръ. Это худшее и все вообще, милордъ, что онъ тутъ пишетъ.

Король Генрихъ. Ну, такъ лордъ Тольботъ поговоритъ съ нимъ и воздастъ ему должную кару за это оскорбленіе. — Что скажете, милордъ? Довольны-ли вы?

Тольботъ. Доволенъ-ли? О, да. Меня предупредили, и то я самъ спросилъ бы этого назначенія.

Король Генрихъ. Соберите же свои силы и прямо наступайте на него. Пусть онъ увидитъ, что мы не терпимъ его измѣны, и что за оскорбленіе — издѣвательство надъ друзьями.

Тольботъ. Иду, государь, желая отъ всего сердца, чтобы вы видѣли пораженіе вашихъ враговъ (Уходитъ).

Входятъ Вернонъ и Бассетъ.

Вернонъ. Дозволь мнѣ выйти на поединокъ, мидостивый государь!

Бассетъ. И мнѣ, государь; дозволь мнѣ тоже!

Іоркъ. Это мой слуга; вы слушай его, благородный принцъ.

Сомерсетъ. А это мой, возлюбленный Генрихъ, будь къ нему благосклоненъ!

Король Генрихъ. Лорды, имѣйте терпѣнье: дайте имъ говорить. Скажите, джентльмены, что заставляетъ васъ такъ восклицать, и зачѣмъ вы требуете поединка? И съ тѣмъ именно?

Вернонъ. Съ нимъ. государь; онъ оскорбилъ меня.

Бассетъ. А я — съ нимъ: онъ оскорбилъ меня.

Король Генрихъ. Что это за оскорбленіе, на которое вы оба жалуетесь? Сначала объясните мнѣ, а тамъ я вамъ и отвѣчу.

Бассетъ. Когда мы переправлялись по морю изъ Англіи во Францію, вотъ этотъ человѣкъ попрекалъ меня тѣмъ, что я ношу эту розу. Онъ говорилъ, что кровавый цвѣтъ ея лепестковъ изображаетъ покраснѣвшія отъ стыда щеки моего господина, когда онъ отрицалъ правду по какому то вопросу въ законахъ, возникшему между нимъ и герцогомъ Іоркскимъ, употребляя разныя гадкія и позорныя возраженія. Въ опроверженіе этихъ грубыхъ оскорбленій и въ защиту достоинства моего господина, я прошу заступничества военныхъ законовъ.

Вернонъ. А вотъ и моя просьба, благородный государь. Хоть онъ, повидимому, и придалъ нѣкоторый благовидный предлогъ своему дерзкому намѣренію, но все-таки знайте, государь, что онъ самъ первый раздражилъ меня, укоряя меня этимъ знакомъ и утверждая, что блѣдность этого цвѣтка выдаетъ слабодушіе моего господина.

Іоркъ. Неужели такъ и не кончится эта твоя вражда, Сомерсетъ?

Сомерсетъ. Ваша скрытая злоба, милордъ Іоркъ, прорывается наружу, какъ-бы хитро вы ни подавляли ее.

Король Генрихъ. Милосердый Боже! Что за безуміе управляетъ этими помѣшанными людьми, если изъ-за такой пустой и ничтожной причины можетъ вознякнуть такое соперничество, полное раздора! — Любезные кузены, Іоркъ и Сомерсетъ, успокойтесь и, прошу васъ, примиритесь.

Іоркъ. Пусть этотъ раздоръ сначала рѣшится битвой, а затѣмъ ужъ ваше величество прикажетъ намъ примириться.

Сомерсетъ. Эта ссора не касается никого, кромѣ насъ обоихъ; пусть мы и порѣшимъ ее между собою.

Іоркъ. Вотъ мой вызовъ; прими его, Сомерсетъ.

Вернонъ. Нѣтъ, пусть она ограничится тѣмъ, съ чего началась.

Бассетъ. На томъ и рѣшите, благородный лордъ.

Глостэръ. На томъ рѣшить? Проклятье вашей ссорѣ, и пусть погибнете вы сами, надменные вассалы, съ вашей дерзкой болтовней! И вамъ не стыдно безпокоить и разстроивать короля и насъ такой нескромной и шумной наглостью? А вы, милорды, мнѣ кажется, поступаете не хорошо, что терпите ихъ вздорные попреки; а тѣмъ болѣе, что вы пользуетесь случаемъ ихъ устами подымать между собой возмущеніе. Дайте мнѣ убѣдить васъ; поступайте болѣе благоразумно.

Экзэтэръ. Это огорчаетъ его свѣтлость: будьте-же друзьями, добрые милорды.

Король Генрихъ. Вы, желавшіе сразиться, подите сюда. Если вамъ дорого наше расположеніе, то я повелѣваю вамъ совершенно забыть и эту ссору, и ея причину. А вы, милорды, вспомните, гдѣ мы теперь? Во Франціи, среди непостояннаго, нерѣшительнаго народа. Если во взглядахъ нашихъ французы замѣтятъ наше несогласіе и раздоръ между собою, то какъ это возбудитъ ихъ грубыя сердца къ неповиновенію и возмущенію! Кромѣ того, что это будетъ за срамъ, когда иностранные принцы убѣдятся, что изъ-за игрушки, изъ-за самой нестоющей вещи, пэры короля Генриха и его высшее дворянство погубили себя и лишились французскаго царства! О, подумайте о завоеваніяхъ моего отца, о моихъ юныхъ лѣтахъ и не допустите, чтобы изъ-за пустяка погибло, пропало у насъ то, что куплено кровью! Пусть я буду посредникомъ въ этой сомнительной ссорѣ. Я не вижу причины, почему-бы, — если я надѣну эту розу (надѣваетъ алую розу), кто-либо заподозрилъ, что я скорѣе склоняюсь на сторону Сомерсета, нежели Іорка. Они оба мнѣ родственника, и я люблю ихъ обоихъ. Въ такомъ случаѣ, вѣдь, и меня могутъ попрекать моей короной, потому — что король Шотландскій тоже коронованъ. Но ваше благоразуміе убѣдитъ васъ болѣе, нежели я могу вамъ это внушить или вамъ это преподать. А, слѣдовательно, какъ мы явились сюда съ миромъ, такъ пусть и останемся въ мирѣ и любви. Кузенъ Іоркъ, мы назначаемъ васъ регентомъ этой части Франціи. А вы, любезный лордъ Сомерсетъ, соедините своихъ кавалеристовъ съ его пѣхотой и, какъ вѣрные подданные, сыны своихъ родителей, бодро идите вмѣстѣ и излейте свой гнѣвъ на вашихъ враговъ. Мы же, лордъ Протекторъ, и всѣ остальные, послѣ нѣкотораго отдыха, возвратимся въ Калэ, а оттуда и въ Англію, гдѣ я надѣюсь скоро получить отъ васъ въ подарокъ ваши побѣды, Карла, Алансона и всю эту ватагу предателей (Трубы. Уходятъ: Король Генрихъ, Глостэръ, Сомерсетъ, Уинчестеръ, Сеффолькъ и Бассетъ).

Уорикъ. Увѣряю васъ, милордъ Іоркъ, что король, мнѣ кажется, премило разыгралъ роль оратора.

Iоркъ. Да. Но мнѣ, все-таки, не нравится, что онъ надѣлъ знакъ цвѣта Сомерсета.

Уорикъ. Ба! просто нашла такая фантазія; не обвиняйте его, — онъ это сдѣлалъ безъ умысла.

Іоркъ. Еслибъ я только могъ предугадать, что онъ это сдѣлалъ…. но оставимъ это; теперь надо заняться другим дѣлами. (Уходятъ: Іоркъ, Уорикъ и Вернонъ).

Экзэтэръ. Ты хорошо сдѣлалъ, Ричардъ, что прервалъ свою рѣчь. Если бы страсти твоего сердца прорвались наружу, то боюсь я, что мы нашли бы въ нихъ начертанными болѣе мстительную злобу и болѣе свирѣпые, буйные раздоры, нежели можно себѣ представить или предположить. Какъ бы то ни было, а всякій даже простой человѣкъ скажетъ, что это; предвѣщаетъ что либо дурное, когда увидитъ этотъ разнузданный разладъ въ дворянствѣ и эту фамильярность обращенія между собою при дворѣ. Плохо, если скипетръ находится въ рукахъ ребенка, но еще того хуже, если зависть порождаетъ жестокую вражду: тутъ ужь пойдутъ и смуты, и разоренье (Уходитъ).

СЦЕНА II.

Франція. Передъ городомъ Бордо. Входитъ Тольботъ со своими войсками.

Тольботъ. Подойди, трубачъ, къ воротамъ Бордо и вызови ихъ командира на стѣны (Трубятъ переговоры. Выходятъ на стѣны: командующій французскими войсками и другіе). Офицеры! Англичанинъ, Джонъ Тольботъ, слуга по оружію Генриха, короля англійскаго, вызываетъ васъ и вотъ чего желаетъ, отворите городскія ворота, будьте намъ покорны, назовите моего государя своимъ и чествуйте его, какъ послушные подданные, — и я удалюсь, а вмѣстѣ со мною и мое с кровожадное войско. Если же вы пренебрежете предлагаемымъ вамъ миромъ, то вызовите этимъ ярость моихъ троихъ сподвижниковъ: изнуряющаго голода, рубящей стали и всеобъемлющаго пламени, которые, въ одно мгновеніе, сравняютъ съ землею ваши величественныя и горделивыя башни, если вы отрините предлагаемое вамъ расположеніе.

Командиръ. Страшный, зловѣщій сычъ, вѣстникъ смерти ужасъ и кровавый бичъ нашего народа! Время твоего тиранства близится къ концу. Лишь мертвый можешь ты къ намъ проникнуть: увѣряю тебя, мы хорошо укрѣплены и достаточно сильны для того, чтобы выйти и сразиться съ тобою. Если ты двинешься назадъ, то дофинъ, съ хорошимъ подкрѣпленіемъ, опутаетъ тебя военными сѣтями; справа и слѣва отъ тебя разставлены отряды, чтобы какъ стѣной преградить тебѣ возможность бѣжать. И куда бы ты ни обратился за подмогой, повсюду смерть будетъ грозить тебѣ въ лицо очевидной гибелью, и лицомъ къ лицу столкнешься ты съ полнымъ истребленіемъ. Десять тысячъ французовъ поклялись св. причащеніемъ, что ни въ одну христіанскую душу не разрядятъ своихъ орудій, какъ только въ англичанина Тольбота. Слушай! Ты стоишь передо мною, доблестный и еще живой человѣкъ, и въ послѣдній разъ я восхваляю тебя, — я, твой врагъ, потому что, не смотря на это, считаю должнымъ воздать тебѣ хвалу: тотъ песокъ, который началъ сыпаться, еще не закончитъ своего часового теченья, какъ уже глаза, которые еще видятъ тебя здоровымъ, увидятъ тебя поблекшимъ, окровавленнымъ, блѣднымъ, мертвымъ! (Барабанный бой вдали). Чу! Это барабанъ дофина, это колоколъ, вѣщающій роковымъ голосомъ твоей смущенной душѣ, а мой — загремитъ передъ твоей ужасною кончиной (Уходятъ со стѣнъ: командиръ и другіе).

Тольботъ. Онъ не выдумываетъ: я слышу врага. Отправьтесь нѣсколько человѣкъ легкой кавалеріи и выслѣдите ихъ фланги. О, небрежная и неосторожная дисциплина! Мы окружены и стѣснены какъ въ загонѣ, будто небольшое стадо трусливыхъ англійскихъ оленей, запуганныхъ визгливой сворой французскихъ дворняшекъ! Если же мы англійскіе олени, то пусть мы будемъ хорошей породы, а не изъ тѣхъ, которые тощи и валятся съ одного щипка; будемъ лучше отчаянными, обезумѣвшими отъ гнѣва оленями, которые обращаютъ къ кровожаднымъ псамъ свои вооруженныя головы и заставляютъ трусовъ отчаянно защищаться. Если каждый изъ васъ, друзья, такъ-же дорого продастъ свою жизнь, какъ я, то они найдутъ, что дорого достались имъ наши олени. Богъ и святой Георгій, Тольботъ и права Англіи да пошлютъ успѣхъ нашимъ знаменамъ въ этой опасной битвѣ! (Уходитъ).

СЦЕНА III.

Равнина въ Гасконіи. Входитъ Іоркъ со своими войсками; къ нему подходитъ гонецъ.

Іоркъ. Развѣ еще не вернулись проворные развѣдчики, которые выслѣживаютъ могучее войско дофина?

Гонецъ. Милордъ, они вернулись, и говорятъ, что онъ ведетъ свои войска на Бордо, чтобы сразиться съ Тольботомъ. На его пути наши шпіоны открыли еще двѣ арміи, сильнѣе той, которую ведетъ дофинъ; онѣ соединились съ нимъ и направились къ Бордо.

Іоркъ. Чортъ побери этого подлеца Сомерсета! Чего онъ такъ задерживаетъ обѣщанное подкрѣпленье кавалеріи, которое было снаряжено для этой осады? Славный Тольботъ ждетъ меня на помощь, а я предательски одураченъ негодяемъ и не могу помочь благородному рыцарю. Боже, подкрѣпи его въ бѣдѣ! Если онъ не выдержитъ, прощайте войны во Франціи!

Входитъ сэръ Уильямъ Люси.

Люси. О, царственный вождь англійскихъ войскъ, въ которыхъ еще никогда не было такой нужды на почвѣ Франціи, скачи на выручку благородному Тольботу, который опоясанъ теперь желѣзными тисками и окутанъ ужасной гибелью! Въ Бордо, воинственный герцогъ! Въ Бордо, Іоркъ! А не то, прощай Тольботъ, Франція и честь Англіи!

Іоркъ. О, Боже! если-бы надменный Сомерсетъ, который задерживаетъ мои штандарты, былъ на мѣстѣ Тольбота! Мы бы тогда сберегли себѣ храбраго джентльмена, а потеряли бы предателя и труса. Безумная ярость и злобное неистовство заставляютъ меня плакать о томъ, что мы умираемъ, въ то время, какъ измѣнники спятъ безпечно.

Люси. О, пошлите-же хоть какое-нибудь подкрѣпленье бѣдствующему лорду!

Іоркъ. Умри онъ, — мы все теряемъ, и я измѣняю своему воинскому слову. Мы скорбимъ, — французы усмѣхаются; мы проигрываемъ, — они ежедневно выигрываютъ; — а все по милости этого подлаго предателя Сомерсета.

Люси. Ну, такъ пусть смилуется Богъ надъ душою храбраго Тоіьбота и надъ юнымъ Джономъ, его сыномъ, котораго я встрѣтилъ, часа два тому назадъ, на пути къ его воинственному отцу. Цѣлыхъ семь лѣтъ не видалъ Тольботъ сына и теперь они встрѣтятся тамъ, гдѣ оба покончатъ жизнь.

Іоркъ. Увы! Что за радость благородному Тольботу привѣтствовать своего молодого сына надъ его могилой? Скорѣе прочь! Я задыхаюсь отъ горести, что разлученные друзья привѣтствуютъ другъ друга въ часъ кончины. Люси, прощай! Судьба дозволяетъ мнѣ лишь проклинать то обстоятельство, по которому я не могу помочь этому человѣку. Майнъ, Блуа, Пуатье и Туръ потеряны по милости Сомерсета и его проволочки (Уходятъ со своими войсками).

Люси. Итакъ, въ то время, какъ такіе великіе полководцы питаютъ въ груди своей хищную вражду, сонливое нерадѣніе лишаетъ насъ завоеваній нашего едва остывшаго завоевателя, Генриха Пятаго, — человѣка, память котораго жива вовѣки. А между тѣмъ, они перечатъ другъ другу, и жизнь, и честь, и владѣнія, — все стремится къ погибели!

СЦЕНА IV.

Другая равнина въ Гасконіи. Входитъ Сомерсетъ со своей арміей; съ нимъ одинъ изъ офицеровъ Тольбота.

Сомерсетъ. Слишкомъ поздно, я уже не могу ихъ теперь послать. Этотъ походъ былъ слишкомъ необдуманно затѣянъ Іоркомъ и Тольботомъ. Одна вылазка изъ этого города осилила-бы всѣ наши главныя войска. Слишкомъ самонадѣянный Тольботъ запятналъ весь блескъ своей прежней славы этимъ неосторожнымъ, отчаяннымъ, дикимъ предпріятіемъ. Іоркъ подстрекнулъ его сразиться и умереть съ позоромъ, чтобы, по смерти Тольбота, великій Іоркъ могъ-бы носить эта прозвище.

Офицеръ. Вотъ сэръ Уильямъ Люси, который вмѣстѣ со мною явился отъ нашихъ одолѣваемыхъ войскъ за помощью.

Входитъ сэръ Уильямъ Люси.

Сомерсетъ. Ну, что, сэръ Уильямъ? Откуда вы присланы?

Люси. Откуда, милордъ? Отъ купленнаго и проданнаго лорда Тольбота, который окруженъ неминуемымъ бѣдствіемъ и призываетъ благородныхъ — Іорка и Сомерсета отбить наступающую смерть отъ его слабыхъ отрядовъ. А въ то время какъ онъ съ честью выжидаетъ помощи и какъ съ его изнуренныхъ войною членовъ течетъ кровавый потъ, — вы, на кого онъ напрасно надѣется, надежда славной Англіи, держитесь въ сторонѣ, занятые недостойнымъ соперничествомъ. Пусть ваши личные раздоры не задерживаютъ заготовленнаго подкрѣпленія, которое можетъ ему помочь, тогда какъ теперь онъ, знаменитый, благородный джентльмэнъ, подставляетъ жизнь свою цѣлому міру опасностей. Пригулокъ Орлеанскій Карлъ, герцогъ Бургундскій, Алансонъ и Ренье оцѣпили его и Тольботъ погибаетъ по вашей винѣ.

Сомерсетъ. Іоркъ подстрекнулъ его, Іоркъ и долженъ прислать ему подкрѣпленіе.

Люси. А Іоркъ кричитъ про вашу свѣтлость, клянется что вы задерживаете его кавалерію, снаряженную нарочно для этого похода.

Сомерсетъ. Іоркъ лжетъ: онъ могъ-бы прислать за своей кавалеріей и получить ее. Я не обязанъ ему почтеньемъ, а тѣмъ болѣе любовью, и слишкомъ презираю его, чтобы подластиться къ нему этой присылкой.

Люси. Вѣроломство Англіи, а не силы Франціи опутали сѣтями благороднаго душой Тольбота. Онъ въ Англію уже болѣе не вернется живымъ, а умретъ, преданный судьбою благодаря вашему раздору.

Сомерсетъ. Ну, хорошо; ступайте: я тотчасъ-же отправлю кавалеристовъ и черезъ шесть часовъ они уже придутъ къ нему на помощь.

Люси. Слишкомъ запоздало подкрѣпленье: онъ или взятъ, или убитъ, потому что бѣжать онъ не могъ, даже если-бы в захотѣлъ.

Сомерсетъ. Если онъ умеръ, то ужь прощай, храбрый Тольботъ!

Люси. Слава его на всемъ мірѣ, а позоръ — на васъ (уходятъ).

СЦЕНА V.

Англійскій лагерь близь Бордо. Входятъ: Тольботъ и Джонъ, его сынъ.

Тольботъ. О, юный Джонъ Тольботъ! Я посылалъ за тобой, чтобы наставить тебя въ военномъ искусствѣ, дабы имя Тольбота ожило въ тебѣ, когда изсякшая старость и слабые, неспособные члены уложили-бы твоего отца на носилки. Но, — о, коварныя, зловѣщія звѣзды! — ты пришелъ на пиръ смерти, на ужасную, неизбѣжную гибель. Поэтому, мой дорогой мальчикъ, вскочи на быстрѣйшаго изъ моихъ коней и я научу тебя, какъ всего скорѣе спастись бѣгствомъ. Ну-же, иди, не медли!

Джонъ. Не Тольботъ-ли мое имя? Не вашъ-ли я сынъ? И мнѣ-ли бѣжать? О, если вы любите мою мать, не позорьте ея честнаго имени, не дѣлайте изъ меня раба или пригулка; свѣтъ скажетъ, что не Тольбота кровь въ томъ, кто подло бѣжалъ, когда благородный Тольботъ стоялъ на мѣстѣ.

Тольботъ. Бѣги, чтобъ отомстить за мою смерть, если меня убьютъ.

Джонъ. Кто такъ бѣжитъ, тотъ уже не вернется.

Тоіьвотъ. Но если мы оба останемся, то мы, навѣрно, оба умремъ.

Джонъ. Такъ дозвольте мнѣ остаться, отецъ, а вы бѣгите. Велика ваша потеря и такова-же должна быть ваша осторожность. Мое достоинство еще неизвѣстно, я не представляю собою потери. Французы не могутъ хвастаться моею смертью; но вашей они будутъ хвастать: вѣдь съ вами потеряны всѣ наши надежды. Бѣгство не можетъ запятнать завоеванную вами славу; но мою запятнаетъ, потому-что я еще не дѣлалъ подвиговъ. Каждый поклянется, что вы бѣжали изъ разсчета; если я бѣгу, то скажутъ, что изъ страха. Нельзя будетъ надѣяться, чтобы я когда-либо устоялъ, если въ первую-же опасную минуту испугаюсь и убѣгу? Вотъ я и прошу у васъ смерти скорѣе, нежели жизни, спасенной безчестьемъ.

Тольботъ. Неужели всѣ надежды твоей матери сойдутъ въ одну могилу?

Джонъ. Да, это лучше, если-бы я посрамилъ ея утробу.

Тольботъ. Благословеніемъ моимъ приказываю тебѣ идти.

Джонъ. Въ бой, — да, но не въ бѣгство отъ врага.

Тольботъ. Часть твоего отца можетъ быть спасена въ лицѣ твоемъ.

Джонъ. Всѣ части его будутъ опозорены во мнѣ.

Тольботъ. Ты не имѣлъ извѣстности и не можешь ея потерять.

Джонъ. Да, но ваше славное имя: неужели позорить его бѣгствомъ?

Тольботъ. Приказаніе твоего отца сотретъ съ тебя это пятно.

Джонъ. Но вы не можете показать въ мою пользу, если будете убиты; если-же смерть такъ очевидна, бѣжимъ оба!

Тольботъ. А товарищей моихъ оставить здѣсь однихъ сражаться и умирать? Еще никогда моя старость не была запятнана подобнымъ позоромъ.

Джонъ. А моя юность развѣ должна повиниться въ такомъ посрамленьи? Если вы не можете сами себя раздѣлить надвое, то тѣмъ болѣе не могу я отдѣлиться отъ васъ. Оставайтесь, идите, дѣлайте, что угодно; я буду дѣлать то же, что и вы: не хочу я жить, если мой отецъ умираетъ.

Тольботъ. Ну, такъ я прощусь здѣсь съ тобою, милый сынъ, рожденный для того, чтобы угаснуть въ этотъ день. Пойдемъ бокъ-о-бокъ жить и затмиться, и душа съ душой полетимъ изъ Франціи на небо.

СЦЕНА VI.

Поле сраженія. Тревога. Стычки. Сынъ Тольбота окруженъ и Тольботъ отбиваетъ его.

Тольботъ. Святой Георгій и побѣда! Бейтесь, солдаты, бейтесь! Регентъ нарушилъ свое слово Тольботу и предоставилъ насъ ярости французскаго меча. Гдѣ Джонъ Тольботъ? Остановись, переведи духъ: я далъ тебѣ жизнь и спасъ тебя отъ смерти.

Джонъ. О, ты дважды мнѣ отецъ! Я дважды сынъ тебѣ! Жизнь, которую ты мнѣ далъ сперва, была потеряна и окончена, но ты, на зло судьбѣ, своимъ воинственнымъ мечомъ, даровалъ новый срокъ моему кончившемуся существованію.

Тольботъ. Когда твой мечъ высѣкъ огонь изъ шлема Дофина, сердце отца твоего загорѣлось гордымъ желаніемъ достигнуть смѣлой побѣды. Затѣмъ, моя тяжелая старость, оживленная юношескимъ пыломъ и воинственной яростью, отбила Алансона, Пригулка Орлеанскаго, герцога Бургундскаго и спасла тебя отъ надменныхъ галловъ. Свирѣпаго Пригулка Орлеанскаго, который пролилъ твою кровь, мой сынъ, и которому досталась дѣвственность твоей первой битвы, я встрѣтилъ въ скорости и поспѣшилъ пролить его незаконную кровь, обратившись къ нему съ презрѣніемъ: — Я проливаю твою зараженную, подлую, незаконную кровь, бѣдную и презрѣнную, за мою чистую кровь, которую ты исторгъ изъ Тольбота, моего храбраго сына! — Но тутъ, когда я намѣревался уже съ нимъ покончить, подоспѣло сильное подкрѣпленіе. Скажи, забота отца твоего, скажи, Джонъ, не усталъ-ли ты? Какъ ты себя чувствуешь? Согласенъ-ли ты, дитя, оставить битву теперь, когда ты уже отмѣченъ, какъ сынъ рыцарства? Бѣги, чтобы отомстить за мою смерть, когда я умру: помощь одного человѣка мало для меня значитъ. О теперь я хорошо понимаю, что слишкомъ безумно подвергать опасности жизнь всѣхъ насъ съ одной только небольшой ладьею. Если я не умру сегодня отъ ярости французовъ, то завтра-же умру отъ чрезмѣрной старости. Ничѣмъ они отъ меня не поживятся, и если я остаюсь, то лишь на одинъ день сокращаю себѣ жизнь. Въ тебѣ-же умираетъ мать и наше родовое имя; месть за мою смерть, твоя юность и слава Англіи. Тѣмъ, что ты остаешься здѣсь, мы всѣхъ ихъ и даже болѣе того, подвергаемъ опасности; но всѣ онѣ будутъ спасены, если ты бѣжишь.

Джонъ. Мечъ Пригулка Орлеанскаго не уязвилъ меня; но слова твои отгоняютъ живую кровь отъ моего сердца. Прежде, чѣмъ молодой Тольботъ бѣжитъ отъ стараго Тольбота, чтобы этимъ преимуществомъ купить себѣ позоръ — спасти жалкую жизнь и убить блестящую славу, — пусть свалится и подохнетъ трусливая лошадь, которая меня несетъ! Пусть уподоблюсь я тогда французскимъ мужикамъ и сдѣлаюсь предметомъ позорнаго презрѣнья и всякихъ злополучій. Если я бѣгу, то ужь не буду сыномъ Тольбота, — клянусь всею славой, которую онъ стяжалъ! Такъ не говори-же больше о побѣгѣ; это излишне. Если я сынъ Тольбота, такъ и умру у его ногъ.

Тольботъ. Слѣдуй-же ты, мой Икаръ, за мной, какъ за отчаяннымъ повелителемъ Крита. Жизнь твоя мнѣ дорога: если хочешь биться, бейся рядомъ съ отцомъ и, когда мы заслужимъ славу, то доблестно умремъ (Уходятъ).

СЦЕНА VII.

Другая часть поля сраженія. Тревога. Стычки. Входятъ: раненый Тольботъ и слуга.

Тольботъ. Гдѣ моя вторая жизнь? Моя собственная окончена. О, гдѣ-же молодой Тольботъ? Гдѣ доблестный Джонъ? Мужество молодого Тольбота заставляетъ меня улыбаться тебѣ, торжествующая смерть, запятнанная плѣномъ. Когда увидѣлъ онъ, что я отступаю и падаю на колѣни, онъ взмахнулъ надо мною своимъ окровавленнымъ мечомъ, и, какъ голодный левъ, началъ свои дѣянія ярости и жестокаго гнѣва. Но, когда мой разъяренный защитникъ замѣтилъ, что онъ одинъ охраняетъ мою гибель, и что никто на него не нападаетъ, глаза его затмились отъ бѣшенства, въ сердечномъ неистовствѣ, онъ внезапно устремился прочь отъ меня въ самый разгаръ битвы, въ толпу французовъ. Въ этомъ морѣ крови мой мальчикъ утолилъ свой возбужденный духъ; тамъ умеръ мой Икаръ, мой цвѣтокъ, со славой.

Входятъ солдаты съ тѣломъ Джона Тольбота.

Слуга. О, дорогой мой лордъ! Вотъ несутъ вашего сына.

Тольботъ. О, шутиха — смерть! Ты смѣешься, издѣваясь надъ нами, но на зло тебѣ, оба Тольбота, соединенные узами безконечности, на крыльяхъ скроются отъ смертности въ эфирѣ небесъ. О, ты, къ ранамъ котораго такъ пристала жестокая смерть, скажи хоть слово отцу, прежде, чѣмъ испустить духъ. Не взирая на смерть, противъ ея воли, или нѣтъ, говори: вообрази, что она французъ, твой врагъ. Бѣдное дитя! Мнѣ кажется, что онъ мнѣ улыбается, будто хочетъ сказать: «если-бы смерть была французомъ, то умерла-бъ сегодня». Ну, положите-же его въ объятія отца. Духъ мой ужь далѣе не терпитъ этихъ бѣдъ. Воины, прощайте! Я получилъ то, чего желалъ: мои старыя руки служатъ могилой юному Джону Тольботу (Умираетъ).

Тревога. Уходятъ: солдаты и слуга, оставляя оба тѣла на мѣстѣ. Входятъ: Карлъ, Алансонъ, герцогъ Бургундскій, Пригулокъ, Дѣвственница и войска.

Карлъ. Если-бы Іоркъ и Сомерсетъ пришли своимъ на помощь, то для насъ это былъ-бы кровавый день.

Пригулокъ. А какъ этотъ щенокъ Тольботъ въ бѣшенствѣ обагрялъ свой ничтожный мечъ французской кровью!

Дѣвственница. Я встрѣтила его однажды, и такъ сказала ему: — Дѣвственный юноша, будь-же побѣжденъ дѣвой! — Но онъ, съ гордымъ, величавымъ презрѣньемъ, отвѣчалъ мнѣ: — Молодой Тольботъ не для того рожденъ, чтобъ быть добычею распутной дѣвки! — Онъ оставилъ меня, какъ недостойную поединка съ нимъ, и ринулся въ самый центръ французовъ.

Герцогъ Бургундскій. Нѣтъ сомнѣнья! изъ него вышелъ-бы благородный рыцарь. Смотрите, вотъ онъ лежитъ, погребенный въ объятіяхъ виновника своихъ золъ — бѣдствій.

Пригулокъ. Разрубите ихъ на-куски, раздробите кости тѣхъ, чья жизнь была славой для Англіи и дивомъ для Галліи.

Карлъ. О, нѣтъ, перестаньте: не будемъ дѣлать зла по смерти тому, кого мы избѣгали при жизни.

Входитъ сэръ Уильямъ Люси со свитой; впереди идетъ французскій герольдъ.

Люси. Герольдъ, веди меня къ палаткѣ дофина, чтобы узнать, кто стяжалъ славу этого дня.

Карлъ. Съ какой повинною ты присланъ?

Люси. Съ повинной, дофинъ? Это пустое французское слово и мы, англійскіе воины, не знаемъ, что оно значитъ. Я явился узнать, кого ты взялъ въ плѣнъ, и осмотрѣть тѣла убитыхъ.

Карлъ. Ты спрашиваешь о плѣнныхъ? Ихъ плѣнъ въ аду. Но скажи: кого ты ищешь?

Люси. Гдѣ великій Алкидъ поля битвы, доблестный лордъ Тольботъ, герцогъ Шрьюзбери, пожалованный, за свои рѣдкіе подвиги въ военныхъ дѣлахъ, въ великіе герцоги Уошфорда, Уотерфорда и Валенціи; лордъ Тольботъ Гудригъ и Ерчкнфильдъ, лордъ Стрэнджъ Блекмиръ, лордъ Вердекъ Альтонскій, лордъ Кромуэль-Уингфтльдъ, лордъ Ферниваль-Шеффильдъ, трижды побѣдоносный лордъ Фоконбриджъ; рыцарь благороднаго ордена святого Георгія, преподобнаго и святого Михаила, Златого Руна; великій маршалъ Генриха Шестого, во всѣхъ его войнахъ въ предѣлахъ французскаго царства?

Дѣвственница. Вотъ такъ дурацки-выспренный слогъ! Даже турокъ, у котораго пятьдесятъ два государства, и тотъ не пишетъ такимъ пространнымъ слогомъ. Тотъ, кого ты величаешь всѣми этими титулами, лежитъ, разлагаясь, покрытый мухами, вотъ тутъ, у нашихъ ногъ.

Люси. Развѣ убитъ Тольботъ, единственный бичъ французовъ, мрачная Немезида и гроза вашего государства? О, если-бы мои зрачки могли обратиться въ пули, чтобы я, въ ярости, могъ выстрѣлить ими вамъ въ лицо! О, если-бы я только могъ вновь призвать къ жизни этихъ мертвецовъ! Этого было-бы уже достаточно, чтобы навести ужасъ на все французское государство. Если-бы хоть изображеніе его осталось между вами, то и его было-бъ достаточно, чтобы смутить самаго надменнаго изъ васъ. Отдайте мнѣ тѣла ихъ, чтобъ увезти отсюда и воздать имъ погребеніе, соотвѣтствующее ихъ достоинствамъ.

Дѣвственница. Мнѣ кажется, что этотъ выскочка — духъ стараго Тольбота: онъ говоритъ такъ гордо и повелительно. Ради Бога, пусть онъ ихъ беретъ; если оставить здѣсь, они лишь будутъ пахнуть и заразятъ воздухъ.

Карлъ. Ступай; бери ихъ прочь.

Люси. Я увезу ихъ прочь отсюда; но изъ ихъ пепла мы взростимъ феникса, котораго вся Франція содрогнется.

Карлъ. Лишь-бы намъ отдѣлаться отъ нихъ; а тамъ — дѣлай съ ними, что хочешь. Теперь идемъ въ Парижъ, благодаря тому, что намъ везетъ на побѣды. Разъ, что убитъ Тольботъ, все будетъ наше! (Уходятъ).

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Лондонъ: Комната во дворцѣ. Входятъ: Король Генрихъ, Глостеръ и Экзэтэръ.

Король Генрихъ. Прочитали вы письма папы, императора и герцога д’Арманьяка?

Глостэръ. Да, милордъ и вотъ въ чемъ ихъ цѣль: они покорно просятъ ваше величество, чтобы благочестивый миръ былъ заключенъ между государствами Франціи и Англіи.

Король Генрихъ. Какъ-же вы относитесь къ ихъ предложенію?

Глостэръ. Оно хорошо, государь, и единственное средство остановить потерю нашей христіанской крови, а также и водворить спокойствіе съ обѣихъ сторонъ.

Король Генрихъ. Конечно, дядя. Я и всегда думалъ, что неестественно и нечестиво, если между послѣдователями нашей вѣры царствуютъ безчеловѣчность и кровавый раздоръ.

Глостэръ. Кромѣ того, милордъ, дабы скорѣе свершить и прочнѣе связать эти узы дружбы, герцогъ д’Арманьякъ, близкій родственникъ дофина Карла, человѣкъ, имѣющій большое вліяніе во Франціи, предлагаетъ вашему величеству въ супружество свою единственную дочь съ богатымъ, роскошнымъ приданымъ.

Король Генрихъ. Въ супружество, дядя! Увы, я еще такъ юнъ, что мнѣ болѣе пристали ученіе и книги, нежели игривыя нѣжности съ любезной. Однако, позовите пословъ и дайте имъ каждому отвѣтъ, какой вамъ будетъ угодно: я буду доволенъ всѣмъ, что только клонится къ славѣ Господа и ко благу моей страны.

Входятъ: легатъ и два посла, епископъ Уинчестерскій въ облаченіи кардинала.

Экзэтэръ. Какъ? Неужели милордъ Уинчестеръ возведенъ въ санъ кардинала и утвержденъ въ немъ? Теперь я вижу, оправдывается то, о чемъ нѣкогда пророчествовалъ Генрихъ Пятый: — Если онъ когда-либо будетъ кардиналомъ, то сравняетъ свою шапку съ короной.

Король Генрихъ. Господа послы, мы разсмотрѣли и обсудили ваши различныя предложенія. Цѣль ваша и хороша, и разумна; поэтому мы рѣшили установить условія дружественнаго мира, которыя и будутъ теперь-же препровождены съ лордомъ Уинчестеромъ во Францію.

Глостэръ. Что-же касается предложенія моего господина, а вашего повелителя, я сообщилъ о немъ подробно его величеству. Питая склонность къ добродѣтелямъ, которыми одарена ваша госпожа, къ ея красотѣ и значительности ея приданаго, онъ намѣренъ, чтобы она была королевой Англіи.

Король Генрихъ. Въ подтвержденіе и въ доказательство этого условія, свезите ей этотъ брилліантъ, — залогъ моихъ чувствъ. — Итакъ, милордъ Протекторъ, озаботьтесь дать имъ охранный отрядъ, чтобы они безопасно были отправлены въ Дувръ. А тамъ, посадивъ ихъ на корабль, пусть ихъ ввѣрятъ прихотямъ моря (Уходятъ: Король Генрихь, со свитой, Глостэръ, Экзэтэръ и послы).

Епископъ Уинчестерскій. Постойте, лордъ легатъ; сначала получите ту сумму денегъ, которую я обѣщалъ вручить его святѣйшеству за облеченіе меня въ эти важные знаки отличія.

Легатъ. Какъ вашему высокопреосвященству угодно.

Епископъ Уинчестерскій. Теперь, я надѣюсь, Уинчестеръ не покорится и не уступитъ самому гордому изъ пэровъ. Увидишь, Гемфи Глостэръ, что ни по рожденію своему, ни по авторитету, не осилить тебѣ епископа. Я или унижу и заставлю его преклонить колѣни, или возмущеніемъ разорю эту страну (Уходитъ).

СЦЕНА II.

Франція. Равнина въ Анжу. Входятъ: Карлъ, герцогъ Бургундскій, Алансонъ, Дѣвственница и шествующія войска.

Карлъ. Эти вѣсти, господа, могутъ ободрить нашъ удрученный духъ. Говорятъ, что парижане возмутились и снова обращаются въ воинственныхъ французовъ.

Алансонъ. Такъ шествуй-же въ Парижъ, король Карлъ французскій, и не задерживай здѣсь, въ нѣгѣ, своихъ войскъ.

Дѣвственница. Миръ имъ, если они вернутся къ намъ, а не то — пусть разореніе низвергнетъ ихъ дворцы.

Входитъ развѣдчикъ.

Развѣдчикъ. Всякаго успѣха нашему доблестному вождю и счастія его сподвижникамъ!

Карлъ. Какія вѣсти о нашихъ развѣдчикахъ? Говори пожалуйста.

Развѣдчикъ. Англійскія войска, раздѣленныя нами части, соединились и намѣрены тотчасъ-же дать вамъ сраженіе.

Карлъ. Это предостереженіе нѣсколько неожиданно для насъ, господа; но мы тотчасъ-же приготовимся ихъ встрѣтить.

Герцогъ Бургундскій. Надѣюсь, что съ ними нѣтъ духа Тольбота; а разъ его нѣтъ, вамъ и нечего бояться.

Дѣвственница. Изо всѣхъ подлыхъ страстей, страхъ — самая проклятая. — Карлъ, прикажи побѣдѣ, и она будетъ твоею; пусть Генрихъ сердится, а весь міръ ропщетъ.

Карлъ. Впередъ-же, господа, и пусть судьба будетъ Франціи благопріятна! (Уходятъ).

СЦЕНА III.

Тамъ-же. Передъ Анжеромъ. Тревога; стычки. Входитъ Дѣвственница.

Дѣвственница. Регентъ побѣждаетъ. Французы бѣгутъ. Помогите-же мнѣ вы, чары и ладонки, и, избранные духи, наставляющіе меня; дайте мнѣ знакъ грядущихъ событій (Громъ). Мои проворные пособники, подчиненные властному монарху сѣвера, явитесь и помогите мнѣ въ этомъ предпріятіи (Входятъ злые духи). Такое быстрое появленіе доказываетъ ваше обычное ко мнѣ усердіе. Ну, близкіе мнѣ духи, собравшіеся сюда изъ могучихъ подземныхъ легіоновъ, помогите-же мнѣ еще на этотъ разъ, чтобы за Франціей осталось поле побѣды (Духи ходятъ вокругъ нея, но молчатъ). О, не томите-же меня слишкомъ продолжительнымъ молчаніемъ! Я привыкла кормить васъ своею кровью, но готова отрубить себѣ одинъ изъ моихъ членовъ и отдать его вамъ, въ надеждѣ на будущую выгоду, лишь-бы вы снизошли помочь мнѣ теперь (Духи наклоняютъ головы). Развѣ нѣтъ надежды на улучшеніе дѣлъ? Мое тѣло заплатитъ вамъ за то, что вы исполните мою просьбу (Духи качаютъ головою). Развѣ ни мое тѣло, ни моя кровная жертва не убѣдятъ васъ продлить мнѣ вашу помощь? Такъ возьмите-же и мою душу; и тѣло, и душу, и все, скорѣе чѣмъ дать Франціи побѣду надъ Англіей (Духи исчезаютъ). Смотрите, они покидаютъ меня! значитъ, настало время, когда Франція должна склонить свой оперенный шлемъ и пасть головою въ лоно Англіи. Мои прежнія чары слишкомъ слабы, адъ-же слишкомъ силенъ для того, чтобы мнѣ съ нимъ тягаться. Итакъ, Франція, слава твоя разсыпается въ прахъ (Уходитъ).

Тревога. Входятъ французы и англичане, сражаясь. Дѣвственница и Іоркъ схватились. Дѣвственница взята въ плѣнъ. Французы бѣгутъ.

Іоркъ. Краса французовъ! Кажется, я тебя поймалъ. Спусти съ цѣпи своихъ духовъ коварными чарами и попробуй, не могутъ-ли они возвратить тебѣ свободу. Славная добыча, достойная самого дьявола; смотрите, какъ эта уродливая колдунья сдвигаетъ брови, будто хочетъ подвергнуть меня превращенью.

Дѣвственница. Измѣнить твой видъ къ худшему невозможно.

Іоркъ. О, дофинъ Карлъ болѣе подходящій человѣкъ: никто, кромѣ него, не можетъ нравиться твоимъ прихотливымъ взорамъ.

Дѣвственница. Чтобы подохнуть вамъ, и Карлу, и тебѣ! Пусть отъ кровавыхъ рукъ внезапно погибнете вы оба, сонные въ своихъ постеляхъ!

Іоркъ. Свирѣпая, проклятая фурія, колдунья; замолчи!

Дѣвственница. Пожалуйста, дозволь мнѣ поругаться еще немного.

Іоркъ. Поругаешься, негодяйка, когда попадешь къ позорному столбу (Уходятъ).

Тревога. Входитъ Сеффолькъ, который ведетъ лэди Маргариту.

Сеффолькъ. Кто-бы ты ни была, ты моя плѣнница (Смотритъ на нее). О раскрасавица, не бойся, не бѣги отъ меня; мои руки коснутся тебя лишь съ почтеніемъ. Цѣлую эти пальчики въ знакъ вѣчнаго мира, и тихо кладу ихъ вдоль твоего нѣжнаго стана. Кто ты такая? скажи, чтобы я могъ почтить тебя.

Маргарита. Кто-бы ты ни былъ, имя мое Маргарита, я дочь короля, — короля Неаполитанскаго.

Сеффолькъ. Я герцогъ, меня зовутъ Сеффолькъ. Не оскорбляйся, чудо природы, ты предназначена, чтобы я взялъ тебя. Такъ лебедь прячетъ подъ крыльями своихъ пушистыхъ лебедятъ; но, если тебя оскорбляетъ такая зависимость, ступай и будь свободна, какъ другъ Сеффолька (Онъ поворачивается какъ-бы для того, чтобы уйти). О, останься! — Не въ силахъ я дать ей уйти; рука моя готова освободить ее! но только не сердце. Эта роскошная краса кажется въ моихъ глазахъ игривымъ солнцемъ, сверкающимъ, какъ лучъ въ зеркальныхъ потокахъ. Я-бы хотѣлъ ухаживать за нею, но не смѣю заговорить. Потребую перо и чернилъ и напишу, что думаю. Стыдно, де-ля-Пуль! Не унижай себя. Нѣтъ у тебя, развѣ языка? Развѣ она не твоя плѣнница? Неужели видъ женщины тебя устрашаетъ? Да: таково царственное величіе красоты, что оно отнимаетъ языкъ и смущаетъ чувства.

Маргарита. Скажите, графъ Сеффолькъ, если ужь таково ваше имя, какой выкупъ должна я заплатить, чтобы меня выпустили: я вижу, что я ваша плѣнница.

Сеффолькъ (Въ сторону). Почемъ ты можешь знать, что она отвергнетъ твое предложеніе, прежде, чѣмъ ты испытаешь ея расположеніе?

Маргарита. Что-жъ ты не говоришь? Какой выкупъ должна я уплатить?

Сеффодькъ (Въ сторону) Она прекрасна и потому за нею слѣдуетъ ухаживать; она женщина и потому за нее слѣдуетъ посвататься.

Маргарита. Примешь ты выкупъ, да или нѣтъ?

Сеффолькъ (Въ сторону). Сумасбродный человѣкъ! вспомни, что у тебя есть жена; какъ-же можетъ Маргарита быть твоей возлюбленной?

Маргарита. Мнѣ лучше оставить его, а то онъ не хочетъ слушать.

Сеффолькъ. Все испорчено: легла неудачная карта.

Маргарита. Онъ говоритъ наобумъ: это, вѣрно, съумасшедшій.

Сеффолькъ. Однако, можно, вѣдь, и получить разрѣшеніе.

Маргарита. Однако, я-бы желала, чтобы вы мнѣ отвѣтили.

Сеффолькъ (Въ сторону). Я посватаюсь за эту лэди Маргариту; только для кого? Ну, да хоть для короля. Тсс! Это глупо, какъ дерево!

Маргарита. Онъ говоритъ о деревѣ; это какой-нибудь шорникъ.

Сеффолькъ (Въ сторону). Однако, я могу такимъ образомъ удовлетворить свою прихоть и водворить миръ между государствами. Но въ этомъ еще есть сомнѣніе: хоть ея отецъ и король неаполитанскій, герцогъ анжуйскій и майнскій, но онъ бѣденъ, и наше дворянство отвергнетъ этотъ союзъ.

Маргарита. Слышите-ли вы, капитанъ? Или вамъ некогда?

Сеффолькъ (Въ сторону). Такъ это и будетъ, хоть-бы они имъ и пренебрегали. Генрихъ молодъ и скоро уступить. — Сударыня, я долженъ открыть вамъ тайну.

Маргарита. Что-жъ такое, что я буду въ плѣну? Онъ, повидимому, рыцарь и ни въ какомъ случаѣ не обезчеститъ меня.

Сеффолькъ. Лэди, соблаговолите выслушать, что я вамъ скажу.

Маргарита (Въсторону). Можетъ быть, меня еще выручатъ французы и мнѣ не надо будетъ требовать, чтобы онъ былъ любезенъ.

Сеффодькъ. Любезная лэди, выслушайте меня по одному дѣлу…

Маргарита (Въсторону). Тсс! женщины уже бывали у него въ плѣну.

Сбффолькъ. Лэди, зачѣмъ вы такъ тихо говорите?

Маргарита. Прошу прощенія: это лишь qui pro quo.

Сеффолькъ. Скажите, прелестная принцесса, не сочли бы вы счастливымъ тотъ плѣнъ, который сдѣлалъ-бы васъ королевой?

Маргарита. Быть королевой и въ неволѣ гораздо унизительнѣе, чѣмъ быть рабою въ подломъ рабствѣ. Государи должны быть свободны.

Сеффолькъ. Такъ и вы будете свободны, если счастливый король англійскій свободенъ.

Маргарита. Но что-же мнѣ за дѣло до его свободы?

Сеффолькъ. Я возьму на себя сдѣлать тебя королевой Генриха, вдѣть тебѣ въ руку золотой скипетръ и надѣть на голову драгоцѣнную корону, если ты только снизойдешь, чтобъ быть моей…

Маргарита. Чѣмъ?

Сеффолькъ. Его возлюбленной.

Маргарита. Я недостойна быть супругой Генриха.

Сеффолькъ. Нѣтъ, любезная лэди, я, недостойный, долженъ просить ему въ жены такую прекрасную даму и не имѣть въ этомъ выборѣ своей доли. Что скажете, сударыня, довольны-ли вы этимъ?

Маргарита. Если угодно будетъ моему отцу, тогда я вольна.

Сеффолькъ. Зовите-же сюда вашихъ командировъ и ваши знамена! У крѣпостныхъ стѣнъ вашего отца мы потребуемъ переговоровъ, чтобы говорить съ нимъ (Войска выходятъ впередъ).

Трубятъ переговоры. На стѣны выходитъ Ренье.

Сеффолькъ. Смотри, Ренье! Видишь: дочь твоя плѣнница.

Ренье. Чья?

Сеффолькъ. Моя.

Ренье. Сеффолькъ, какъ этому помочь? Я, вѣдь, солдатъ и потому не въ состояніи плакать, или роптать на измѣнчивость судьбы.

Сеффолькъ. Помочь найдется чѣмъ, милордъ: лишь согласитесь, своей-же чести ради, дать вашей дочери позволеніе быть вѣнчанной съ моимъ государемъ. Я за нее ужь сватался и съ трудомъ получилъ согласіе; такимъ образомъ, легкая неволя доставила твоей дочери царственную свободу.

Ренье. Говоритъ-ли Сеффолькъ тоже, что и думаетъ?

Сеффолькъ. Прекрасная Маргарита знаетъ, что Сеффолькъ не льститъ, не лицемѣритъ и не притворяется.

Ренье. По твоему графскому слову, я сойду дать отвѣтъ на твое справедливое требованіе (Уходитъ со стѣнъ).

Сеффолькъ. А я здѣсь подожду твоего прихода.

Трубы. Ренье выходитъ изъ нижнихъ укрѣпленій.

Ренье. Привѣтъ тебѣ, храбрый графъ, въ нашихъ владѣніяхъ; приказывай въ Анжу, что твоей свѣтлости угодно.

Сеффолькъ. Благодарю, Ренье. Ты счастливъ тѣмъ, что твое дитя прелестно и достойно избранія въ супруги короля. Какой отвѣтъ дастъ мнѣ его свѣтлость?

Ренье. Если ужь ты благоволишь искать ея небольшихъ достоинствъ, чтобы стала она царственной невѣстой такого властелина, то пусть моя дочь будетъ принадлежать Генриху, если ему угодно; но подъ условіемъ, что я спокойно буду владѣть своими собственными графствами Анжу и Мэна; обезпеченными отъ притѣсненій и отъ гнета войны.

Сеффолькъ. Вотъ ей и выкупъ; я освобождаю ее. А насчетъ этихъ двухъ графствъ, я ручаюсь, что ваша свѣтлости будете мирно и благополучно ими владѣть.

Ренье. А я, въ свою очередь, отдаю ея руку тебѣ, во имя короля Генриха, какъ его представителю, и въ знакъ ея вѣрности.

Сеффолькъ. Ренье французскій, я приношу тебѣ королевскую благодарность, потому что это дѣло короля (Въ сторону.) А между тѣмъ, сдается мнѣ, что мнѣ было-бы пріятно мнѣ своимъ собственнымъ ходатаемъ въ данномъ случаѣ. Такъ я переправлюсь въ Англію съ этими вѣстями, чтобы тамъ былъ совершенъ этотъ бракъ. Прощай, Ренье! Храни-же этотъ брилліантъ въ золотыхъ хоромахъ, какъ ему подобаетъ.

Ренье. Обнимаю тебя, какъ обнялъ-бы благовѣрнаго короля Генриха, если-бы онъ былъ здѣсь.

Маргарита. Прощайте, милордъ. У Маргариты всегда будутъ для Сеффолька добрыя пожеланія, хвала и молитвы (хочетъ уходитъ).

Сеффолькъ. Прощайте, любезная лэди! Но, послушай, Маргарита: никакого царственнаго привѣта моему королю?

Маргарита. Снеси ему такой привѣтъ, который подобаетъ отъ дѣвы, молодой лэди и его слуги.

Сеффолькъ. Мило сказано, и скромно въ обращеніи. Но, лэди, я снова долженъ васъ побезпокоить: и ничего въ залогъ любви къ его величеству?

Маргарита. Нѣтъ, мой любезный лордъ: я посылаю королю безупречно-чистое сердце, еще никогда не запятнанное любовью.

Сеффолькъ. И это также? (Цѣлуетъ ее).

Маргарита. Это тебѣ; я не осмѣлюсь послать королю такой ничтожный залогъ (Уходятъ: Ренье и Маргарита).

Сеффолькъ. О, если-бы ты была моею! — Но, Сеффолькъ, постой. Тебѣ нельзя пускаться въ этотъ лабиринтъ: тамъ таятся минотавры и подлая измѣна. Прельсти Генриха, восхваляя ея чудныя достоинства; припомни обо всѣхъ ея чрезвычайныхъ добродѣтеляхъ и ея природныхъ прелестяхъ, которыя затмѣваютъ искусство; почаще повторяй себѣ ихъ въ воображеніи во время переѣзда по морю, чтобы, когда ты преклонишь передъ нимъ колѣни, ты могъ-бы ошеломить Генриха отъ восхищенія (Уходитъ).

СЦЕНА IV.

Лагерь герцога Іорка, въ Анжу. Входятъ: Іоркъ, Уорикъ и другіе.

Іоркъ. Приведите эту колдунью, которая осуждена на сожженіе.

Входитъ Дѣвственница подъ стражей и пастухъ.

Пастухъ. О, Іоанна! Это смерть сердцу твоего отца. По всей странѣ, вблизи и вдалекѣ, искалъ я тебя, а теперь, когда мнѣ суждено тебя найти, неужели я долженъ видѣть твою безвременную, жестокую кончину? О Іоанна, о милая дочь Іоанна, я умру съ тобою!

Дѣвственница. Дряхлый негодяй! Подлый, безсовѣстный нищій! Я происхожу изъ болѣе благороднаго рода: ты не отецъ и не другъ мнѣ.

Пастухъ. Ну, договаривай! — Съ вашего позволенія, милорды, это не такъ: я родилъ ее, весь приходъ знаетъ. Ея мать еще жива и можетъ удостовѣрить, что она была первымъ плодомъ моей женитьбы.

Уорикъ. Безстыдная! Неужели ты отречешься отъ своихъ родныхъ?

Iоркъ. Это доказываетъ, какого рода была ея жизнь, низкая и порочная, которая кончается такою-же смертью.

Пастухъ. Стыдись, Іоанна, что ты такъ упряма! Богу извѣстно, что ты лучшая часть моего тѣла, и что я много слезъ пролилъ по тебѣ. Не отрекайся отъ меня, прошу тебя, Іоанна.

Дѣвственница. Прочь, мужичина! — Вы подкупили этого человѣка, чтобы запятнать мое благородное происхожденіе.

Пастухъ. Правда, ея мать получила дворянина, въ то утро, когда я съ ней вѣнчался. Стань на колѣни, моя дорогая дѣвочка, и прими мое благословеніе. Такъ ты не хочешь склониться? Ну, такъ пусть будетъ проклято время твоего рожденія! Я-бы желалъ, чтобы молоко матери твоей, когда ты сосала его изъ ея груди, было отравой для тебя! Или чтобы тебя заѣлъ какой-нибудь хищный волкъ, въ то время, какъ ты въ полѣ стерегла моихъ овецъ! И ты еще отрекаешься отъ отца, проклятая негодница? О, жгите, жгите ее! Повѣшеніе для нея слишкомъ хорошо! (Уходитъ).

Іоркъ. Уведите ее; она слишкомъ долго жила для того, чтобы наполнять свѣтъ своими пороками.

Дѣвственница. Сначала, дайте мнѣ сказать вамъ, кого вы осудили. Не порожденіе я пастуха, но происхожу отъ царскаго рода; я нравственная и святая, избранная свыше внушеніемъ небесной благодати, чтобы свершать чрезвычайныя чудеса на землѣ. Никогда не имѣла я дѣла съ злыми духами. Но вы, оскверненные своими похотями, запятнанные чистой кровью невинныхъ, развращенные и оскверненные тысячью пороковъ, вы считаете просто невозможнымъ дѣломъ творить чудеса иначе, какъ съ помощью дьявола, — потому-что въ васъ недостаетъ той благодати, которая есть и у другихъ. Нѣтъ, заблуждаетесь! Іоанна Д’Аркъ съ самаго дѣтства была дѣвой, чистой и безупречной даже въ мысляхъ; ея дѣвственная кровь, такъ грубо пролитая, завопіетъ о мести у вратъ небесъ.

Іоркъ. Ладно, ладно! Вести ее на казнь!

Уорикъ. Послушайте-ка, господа: если она дѣва, то не жалѣйте вязанокъ, пусть ихъ будетъ побольше. Поставьте бочки со смолою вокругъ позорнаго столба, чтобы мученія ея были короче.

Дѣвственница. Развѣ никто не измѣнитъ вашихъ безпощадныхъ сердецъ? — Ну, такъ открой--же, Іоанна, свою слабость, которая по закону обезпечиваетъ тебѣ преимущество. Я беременна, кровожадные убійцы. Не убивайте-же плодъ моего чрева, хотя-бы вы и влекли меня на смерть!

Іоркъ. Ну ужь, не дай, Господи! Непорочная дѣва — беременна?

Уорикъ. Это величайшее изо всѣхъ чудесъ, которыя ты когда-либо сотворила. Неужели до этого довела тебя твоя строгая цѣломудренность?

Іоркъ. Они съ дофиномъ пошалили: я могъ-бы догадаться, въ чемъ ея надежда.

Уорикъ. Ну, все равно: мы не оставимъ въ живыхъ пригулка; особенно-же, если Карлъ долженъ усыновить его.

Дѣвственница. Вы ошибаетесь; этотъ ребенокъ не его; онъ Алансона, который пользовался моей любовью.

Іоркъ. Алансонъ, этотъ извѣстный Макіавель! Ребенокъ умретъ, хотя-бы имѣлъ онъ тысячу жизней.

Дѣвственница. О позвольте! Я обманула васъ: онъ не отъ Карла, и не отъ герцога, котораго я назвала, но отъ Ренье, короля неаполитанскаго, который увлекъ меня.

Уорикъ. Женатый человѣкъ! Это невыносимо!

Іоркъ. Ну, вотъ такъ дѣвушка. Я думаю, она и сама не знаетъ хорошенько: столь многихъ она можетъ обвинять.

Уорикъ. Это доказательство того, что она была щедрой и независимой.

Іоркъ. А все-таки она, право, непорочная дѣва. — Распутница. твои слова осуждаютъ тебя и твое отродье. Не умоляй: это будетъ напрасно.

Дѣвственница. Такъ уводите же меня отсюда, вы, которымъ я оставляю свое проклятье. Чтобъ никогда величественное солнце не отражало своихъ лучей на странѣ, въ которой вы будете жить; но тьма и мрачныя тѣни смерти пусть окружаютъ васъ, пока бѣдствія и отчаяніе не заставятъ васъ свернуть себѣ шею или повѣситься (Уходитъ подъ стражей.)

Іоркъ. Разбейся хоть въ дребезги, хоть сгори до пепла, гнусная, проклятая служительница ада!

Входитъ кардиналъ Бофортъ со свитой.

Кардиналъ. Лордъ регентъ, привѣтствую вашу свѣтлость полномочнымъ посланіемъ отъ короля. Знайте, милорды, что христіанскія государства, мучимыя раскаяніемъ вслѣдствіе этихъ гнусныхъ войнъ, усердно просятъ, чтобы водворить обоюдный миръ между нашимъ народомъ и высокомѣрными французами. А вотъ по близости и дофинъ со своею свитой подходитъ для обсужденія этого вопроса.

Іоркъ. Неужели всѣ наши труды привели къ такой цѣли? Сколько вождей, джентльменовъ и солдатъ погибло въ этихъ раздорахъ, тѣлами своими заплатило за благо своей страны, а мы подъ конецъ заключимъ бабій миръ? Развѣ мы, измѣною, коварствомъ и обманомъ, не потеряли большинство городовъ, завоеванныхъ нашими великими предками? О, Уорикъ, Уорикъ! Я съ грустію предвижу совершенную потерю всего государства Франціи.

Уорикъ. Имѣй терпѣніе, Іоркъ! Если мы заключимъ миръ, то на такихъ строгихъ и стѣснительныхъ условіяхъ, что французы мало этимъ выиграютъ.

Входятъ: Карлъ со свитой, Алансонъ, Пригулокъ, Ренье и другіе.

Карлъ. Лорды англійскіе, такъ какъ, по соглашенію, во Франціи долженъ быть провозглашенъ дружественный миръ, то мы явились, чтобы самимъ узнать, какія будутъ условія этой лиги.

Іоркъ. Уинчестеръ, говори: меня душитъ кипучій гнѣвъ, заграждающій въ горлѣ мой ѣдкій голосъ, при видѣ нашихъ заклятыхъ враговъ.

Кардиналъ Уинчестерскій. Карлъ и вы, остальные, вотъ что установлено: въ уваженіе того, что король Генрихъ, изъ чистой снисходительности и состраданія даетъ свое согласіе на освобожденіе вашей страны отъ гибельной войны, и что онъ дастъ вамъ вздохнуть свободно въ плодоносномъ мирѣ, вы должны сдѣлаться вѣрными ленниками его державы. А ты, Карлъ, будешь подчиненъ ему, какъ вице-король и все-таки будешь пользоваться своей королевской властью, при условіи, что поклянешься платить ему дань и покоряться ему.

Алансонъ. Такъ онъ долженъ быть тѣнью, что-ли, самого себя? И, украшая свое чело короной, по существу и по авторитету, долженъ сохранять преимущества лишь частнаго человѣка? Это предложеніе нелѣпо и безразсудно.

Карлъ. Уже извѣстно, что я владѣю болѣе, чѣмъ половиною всей галльской территоріи, гдѣ меня чтутъ, какъ законнаго государя. А для пріобрѣтенія остальныхъ, еще незавоеванныхъ земель, неужели я настолько отступлю отъ своихъ высшихъ правъ, чтобы называться лишь вице-королемъ надъ ними? Нѣтъ, лордъ-посолъ, я лучше сохраню то, что имѣю, нежели, польстясь на большее, отрину возможность завладѣть всѣмъ.

Іоркъ. Дерзкій Карлъ! Ты употреблялъ тайное посредничество, чтобы добиться лиги, а теперь, когда дѣло доходитъ до соглашенія, ты отстраняешь переговоры. Прими похищенный тобою титулъ, какъ даръ, полученный отъ нашего государя, а не какъ заслуженный по праву; иначе-же, мы замучимъ васъ непрерывными войнами.

Ренье. Государь, вы нехорошо дѣлаете, что упрямо придираетесь къ условіямъ договора: если вы имъ пренебрежете, то десять противъ одного, что мы уже не найдемъ подобнаго случая.

Алансонъ (въ сторону Карлу). Сказать по правдѣ, ваша обязанность спасти своихъ подданныхъ отъ избіенія и немилосердной рѣзни, которыя бываютъ ежедневно, благодаря нашей враждебности. Поэтому примите эти условія мира, хотя-бы вы и нарушили его, когда вамъ это заблагоразсудится.

Уорикъ. Что-же скажешь ты, Карлъ? Будутъ-ли наши условія приняты?

Карлъ. Будутъ, но съ оговоркою, что вы не предъявите правъ ни на одинъ изъ нашихъ укрѣпленныхъ городовъ.

Іоркъ. Такъ присягните-же на подданство его величеству, какъ рыцарь, чтобъ никогда не выходить изъ его повиновенія и не возмущаться противъ власти Англіи ни тебѣ самому, ни твоимъ вельможамъ (Карлъ и ею вельможи выражаютъ знаками свое вѣрноподданство). Прекрасно. Теперь прошу васъ распустить ваши войска, свернуть знамена и остановить бой барабановъ, потому-что мы здѣсь торжественно водворяемъ миръ (Уходятъ).

СЦЕНА V.

Лондонъ. Комната во дворцѣ. Входятъ Король Генрихъ, въ бесѣдѣ съ Сеффолькомъ.

Король Генрихъ. Благородный герцогъ, ваше чудеснное описаніе рѣдкой красоты Маргариты изумило меня. Ея добродѣтели, придающія прелесть ея внѣшнимъ достоинствамъ, зарождаютъ въ моемъ сердцѣ глубокую страсть любви. Какъ сила бурныхъ порывовъ гонитъ самое сильное судно противъ теченія, такъ и слухъ о ея славѣ заставляетъ меня или потерпѣть крушеніе, или достигнуть наслажденія ея любовью.

Сеффолькъ. Полноте, мой добрый господинъ; это лишь предисловіе къ достойной ея похвалѣ: главныя совершенства этой прелестной лэди (если-бы у меня хватило искусства ихъ изобразить) составили-бы цѣлый томъ чарующихъ строкъ, способныхъ восхитить самое тупое воображеніе. И даже болѣе того: она не превозносится, не пресыщается избранными удовольствіями, но настроена тихо и смиренно и будетъ довольствоваться вашими приказаніями; подъ приказаніями разумѣю добродѣтельно-чистые поступки — любовь и уваженіе къ Генриху, какъ ея повелителю.

Король Генрихъ. Никогда Генрихъ и не потребуетъ ничего иного. Поэтому, милордъ Протекторъ, дайте свое согласіе на то, чтобы Маргарита была англійской королевой.

Глостеръ. Я-бы могъ дать свое согласіе, еслибъ потворствовалъ пороку. Вамъ, ваше величество, извѣстно, что вы помолвлены съ другой достойной лэди. Какъ же мы можемъ освободиться отъ этого договора, не покрывъ вашей чести позоромъ?

Сеффолькъ. Такъ-же, какъ дѣлаютъ властители съ незаконной клятвой, или какъ тотъ, кто поклявшись испытать свою силу на турнирѣ, оставляетъ ристалище по причинѣ недостатковъ соперника. Быть дочерью герцога-бѣдняка большой недостатокъ и потому отказъ не будетъ ей въ обиду.

Глостэръ. Ну, а скажите пожалуйста, на много-ли выше ея Маргарита? Ея отецъ не болѣе какъ герцогъ, хотя и преисполненъ славныхъ титуловъ.

Сеффолькъ. Да, мой любезный лордъ; ея отецъ король неаполитанскій и Іерусалимскій и пользуется во Франціи такою силой, что его согласіе утвердитъ за нами миръ и обезпечитъ намъ подданство французовъ.

Глостэръ. То же можетъ сдѣлать и герцогь Арлеаньякъ, такъ какъ онъ близкій родственникъ Карла.

Экзэтэръ. Кромѣ того, его богатство — порука въ щедромъ приданомъ, тогда какъ Ренье скорѣе самъ возьметъ, нежели что отдастъ.

Сеффолькъ. Приданое, милорды? Не унижайте нашего короля предположеніемъ, что онъ можетъ быть настолько презрѣннымъ, низкимъ и бѣднымъ человѣкомъ, чтобы выбирать невѣсту по богатству, а не по чистой любви. Генрихъ самъ въ состояніи обогатить свою супругу, а не искать, чтобъ она сдѣлала его богатымъ. Такъ лишь ничтожные мужики торгуютъ себѣ женъ, какъ базарные торговцы — воловъ, овецъ и лошадей. Бракъ — слишкомъ важное дѣло для того, чтобы заключать его по ходатайству другого. Не та, которой мы желаемъ, но которую любитъ его величество, должна быть подругой его брачнаго ложа. И потому, милорды, если онъ больше всѣхъ любитъ ее, это главная причина, обязывающая насъ къ тому, чтобы и мы въ своемъ мнѣніи отдали ей предпочтеніе. Развѣ бракъ по принужденію не адъ, не вѣчный раздоръ, не постоянная распря? Между тѣмъ, какъ въ противномъ случаѣ, онъ приноситъ блаженство и служитъ образцомъ небеснаго мира. Кого-же выберемъ мы для Генриха, который самъ король, какъ не Маргариту, которая дочь короля? Ея безподобная краса, вмѣстѣ съ ея происхожденіемъ, подтверждаетъ, что она достойна лишь короля. Ея доблестная храбрость и непоколебимый духъ, (болѣе того, какой обыкновенно встрѣчается у женщинъ) отвѣчаютъ нашимъ надеждамъ на потомство короля! Генрихъ, какъ сынъ завоевателя, родитъ еще завоевателей, если онъ соединится въ любви съ такою сильной духомъ женщиной, какъ прекрасная Маргарита. Соглашайтесь-же, милорды, и покончите вмѣстѣ со мной на томъ, что лишь Маргарита, а не другая, будетъ королевой.

Король Генрихъ. Не знаю, отчего? Оттого-ли, что такъ велика сила вашего описанія, благородный лордъ Сеффолькъ, или оттого, что моей крайней юности еще не касалась страсть пламенной любви, я не могу сказать, но я убѣжденъ, что чувствую въ груди рѣзкія противорѣчія, буйную тревогу отъ страха и надежды, и почти боленъ отъ работы мыслей. И потому, милорды садитесь на корабль, и мчитесь, милордъ, во Францію; соглашайтесь на всѣ условія и добейтесь, чтобы лэди Маргарита соблаговолила переправиться за море, въ Англію и короноваться, вѣрной и помазанной супругой короля Генриха. На расходы и подобающее продовольствіе соберите съ народа десятинный налогъ. Уѣзжайте-же, говорю вамъ: пока вы не вернетесь, меня будутъ томить тысячи тревогъ. А если вы будете судить меня по тому, каковы и вы сами были, а не каковы теперь то вы, милый дядя, не обидитесь на меня: я знаю, это послужитъ извиненіемъ быстрому исполненію моей воли. Итакъ, ведите меня туда, гдѣ я могъ-бы предаться своей грусти и скрыть ее отъ другихъ (Уходитъ).

Глостэръ. Да, грусть: боюсь я, что она будетъ у тебя съ начала и до конца (Уходятъ: Глостэръ и Экзэтэръ).

Сеффолькъ. Вотъ Сеффолькъ и превозмогъ; вотъ онъ отправляется, какъ отправлялся нѣкогда юный Парисъ въ Грецію, — въ надеждѣ на такой-же успѣхъ въ любви, но съ большей выгодой, чѣмъ для троянъ. Маргарита, какъ королева, будетъ управлять королемъ. Я-же буду управлять и ею, и королемъ, и королевствомъ! (Уходитъ).

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ «Генриха VI».

ПРИМѢЧАНІЯ къ СЕДЬМОМУ ТОМУ

«ГЕНРИХЪ VI». Часть первая.

Три части «Генриха VI» связаны между собою тѣсною связью, но едва-ли въ созданіи всѣхъ этихъ частей степень участія Шекспира равна. Первая часть «Генриха VI» была включена въ in folio 1623 г., и только это одно обстоятельство говоритъ за ея подлинность. Ручательство это довольно важно, если мы припомнимъ, какими близкими къ Шекспиру лицами было сдѣлано это изданіе. Но все-же нельзя считать этого ручательства неоспоримымъ. Въ in folio 1623 года, какъ уже не разъ указывалось у насъ въ примѣчаніяхъ къ пьесамъ Шекспира, недосмотровъ и промаховъ множество… Когда же появилась первая часть «Генриха VI»?.. Въ сочиненіи Томаса Нэжа «Pierce Pennilesse, his supplication tho the devil» въ 1592 году говорится: «Какъ бы должна была обрадовать храбраго Тольбота, этого устрашителя французовъ, мысль, что, пролежавъ двѣсти лѣтъ въ могилѣ, онъ опять будетъ одерживать побѣды на сценѣ, что кости его снова будутъ набальзамированы слезами, по крайней мѣрѣ, десяти тысячъ зрителей (въ нѣсколько представленій), которые будутъ думать, что видятъ его передъ собой, облитаго свѣжою кровію». На этомъ отрывкѣ строится предположеніе, что пьеса была написана не позже 1592 гг. Но у Грина есть ясный намекъ на вторую часть «Генриха VI», сдѣланный тоже въ 1592 году. Изъ этого выводятъ, что первая часть «Генриха VI» появилась раньше 1592 года, т. е. въ 1591 году… Но кѣмъ она написана?.. Какую-то драму «Генрихъ VI», какъ достовѣрно извѣстно, въ 1591—1592 году, — играли актеры лорда Стрэнджа, на театрѣ Розы, на который работали соперники Шекспира, Гринъ и Марлоу. Не была ли это именно первая часть «Генриха VI» и не была-ли она написана однимъ изъ этихъ авторовъ? Точнаго и опредѣленнаго отвѣта на этотъ вопросъ нѣтъ. Можно только сказать, что первая часть «Генриха ѴІ», приписываемая Шекспиру, едва-ли принадлежитъ ему цѣликомъ. О подлинности этой части было много споровъ, разбирать которые здѣсь не мѣсто: иногда за доказательство неподлинности считались такія мелочи, какъ удареніе въ словѣ Hecate на послѣднемъ слогѣ, тогда какъ въ другихъ мѣстахъ, т. е. въ Мэкбетѣ, Шекспиръ держался англійскаго произношенія этого слова въ два слога Неcate; порой же эти доказательства являлись и болѣе тонкими, и болѣе вѣскими… Признавая безусловно, что первая часть «Генриха VI» есть переработка Шекспиромъ чужой пьесы, Гервинусъ говоритъ положительно одно: «источникъ этой пьесы намъ неизвѣстенъ». О двухъ слѣдующихъ частяхъ «Генриха VI» такіе критики, какъ тотъ же Гервинусъ, Жене и другіе, говорятъ прямо, что это обработка существовавшихъ пьесъ, дошедшихъ до нашего времени, и шагъ за шагомъ слѣдятъ, какъ дополнялъ и измѣнялъ эти пьесы великій драматургъ. Первая изъ этихъ старинныхъ пьесъ дошла до насъ въ изданіи 1594 года подъ заглавіемъ: «Первая часть борьбы между двумя знаменитыми домами, Іоркскимъ и Ланкастерскимъ, со смертью добраго герцога Гемфри, и съ изгнаніемъ и смертью герцога Сеффолька, и трагическимъ концомъ гордаго кардинала Уинчестера, съ замѣчательнымъ возмущеніемъ Джека Кэда и съ первымъ посягательствомъ герцога Іоркскаго на корону». Вторую пьесу мы знаемъ по изданію 1595 года; ея заглавіе слѣдующее: «Истинная трагедія о Ричардѣ, герцогѣ Іоркскомъ, и о смерти добраго короля Генриха VI, со всею борьбою между Ланкастерскимъ и Іоркскимъ домами, въ томъ видѣ, какъ она была нѣсколько разъ представлена слугами графа Пемброка». Съ этими двумя пьесами въ переработкѣ Шекспира тѣсно связана и первая часть «Генриха VI», въ которой есть мѣста, указывающія на послѣдующія событія, изложенныя во второй и третьей частяхъ «Генриха VI».

Стр. 5. Въ первой сценѣ — похороны Генриха V, послѣ которыхъ дѣйствіе сразу переносится во второй сценѣ, во Францію, къ дофину Карлу и Іоаннѣ д’Аркъ. По историческимъ же даннымъ выходитъ, что отъ первой до второй сцены прошло почти семь лѣтъ, такъ какъ Генрихъ V умеръ 31 августа 1422 г., а Іоанна д’Аркъ вступила въ Орлеанъ въ апрѣлѣ 1429 года. Съ этого-то послѣдняго момента собственно и начинается драматическое дѣйствіе 1-й части «Генриха VI». Первое свиданіе Іоанны съ Карломъ подробно разсказано у Голиншэда и вполнѣ согласно, какъ у Шекспира, съ главными историческими данными. А между тѣмъ въ первомъ изданіи того-же Голиншэда объ Іоаннѣ говорится совершенно противоположное: «Дофинъ ежедневно прилагалъ старанія, какъ бы освободить своихъ друзей въ Орлеанѣ. Въ это время чудовищная женщина, по имени Божья Дѣвственница Іоанна, была приведена къ нему въ Шинонъ, гдѣ онъ жилъ»… Голль тоже называетъ ее «чудовищемъ».

Стр. 6. Въ древности долго держалось убѣжденіе, что можно заклинаніями въ метрической формѣ убивать людей; впослѣдствіи тоже думали о животныхъ. При Шекспирѣ англичане думали, напр., что ирландцы могутъ убивать пѣснями мышей.

Стр. 6. По экземпляру Кольера еще добавлено послѣ слова «яркою»: Кассіопеей.

Стр. 8. Въ старыя времена, во время военныхъ дѣйствій, передъ стрѣлками врывались въ землю копья, которыми защищались они отъ непріятельской кавалеріи.

Стр. 8. Свѣдѣнія объ этомъ сэрѣ Джонѣ Фастольфѣ имѣлись въ «Treatise on the order of the Garter», Анстиса; въ «Supplement to Blomfield’s History of Norfolk», Паркинса; въ «Bihliotheca Britannica» Таннера.

Стр. 9. «Jack-out-of-office». Это чисто англійское выраженіе «Джекъ безъ мѣста» мы перевели равнозначущимъ русскимъ выраженіемъ: «при милости на кухнѣ».

Стр. 9. Въ однихъ изданіяхъ стоитъ: «Я намѣренъ отправить (to send)», по изданію Кольера: «Я намѣренъ похититъ (to steal)»…

Стр. 9. Марсъ упоминается здѣсь и въ миѳологическомъ его значеніи бога войны, и въ астрологическомъ значеніи одной изъ планетъ, управляющихъ событіями.

Стр. 10 «Роулендъ и Оливеръ» — самые знаменитые и доблестные изъ 12-ти пэровъ-сподвижниковъ Карла Великаго. Въ древности во французскихъ рыцарскихъ романахъ поэты до того преувеличивали подвиги Роланда и Оливье, что даже у англичанъ составилась пословица: «отвѣчать Роулэндомъ на Оливера», т. е. ложью на ложь. Извѣстенъ, напримѣръ, разсказъ, какъ въ ронсевальской долинѣ Роландъ ударомъ меча сдѣлалъ брешь въ скалѣ — «роландову брешь».

Стр. 10. «Пригулокъ Орлеанскій» — «Bastard of Orleans». Въ прежнія времена это выраженіе не было укоромъ. Незаконнорожденные часто не отличались въ правахъ отъ законнорожденныхъ. Вильгельмъ Завоеватель начинаетъ одну изъ своихъ хартій такъ: «Я Вильгельмъ Завоеватель, прозванный незаконнорожденнымъ».

Стр. 10. Должно бы стоять, не «девять Сивиллъ», а «девять сибиллическихъ книгъ предсказаній».

Стр. 12. «Лѣто Св. Мартына» равнозначуще съ нашимъ «бабьимъ лѣтомъ», но его начало наступаетъ позднѣе нашего: въ ноябрѣ, около дня Св. Мартына.

Стр. 12. Предполагаются четыре дочери Филиппа, упоминаемыя въ «Дѣяніяхъ».

Стр. 13. Темно-бурый, какъ и черный цвѣтъ, былъ цвѣтомъ печали, траура, и цвѣтомъ ливреи слугъ духовенства.

Стр. 14. «Peel’d» — «очищенный», «облупленный», «скобленный». Насмѣшка надъ бритой макушкой епископа.

Стр. 14. Публичные дола были прежде въ вѣдѣніи епископа Уинчестерскаго.

Стр. 14. Въ четырехъ миляхъ отъ Дамаска есть холмъ, на которомъ, по преданію, Каинъ будто-бы убилъ Авеля.

Стр. 14. «To board thee to thy face» — выраженіе, равносильное съ русскими «начихать тебѣ на бороду», «вцѣпиться тебѣ въ бороду», т. е. вообще надругаться, издѣваться.

Стр. 15. «Я созову стражу» — «I’ll call for clubs», — обычное восклицаніе въ старину въ Англіи во время уличныхъ дракъ.

Стр. 15. У Шекспира лорды-мэры обыкновенно изображаются простоватыми людьми, стремящимися къ миролюбію ограниченными стариками.

Стр. 15. Въ хроникахъ Голлившэда и Голля одинаково подробно разсказано содержаніе IV сцены, т. е. неудачное обозрѣваніе непріятельскихъ постовъ сквозь желѣзную рѣшетку высокой башни, гдѣ и встрѣчаютъ неожиданный конецъ Томасъ Гаргрэвъ и Уильямъ Глансдэль.

Стр. 18. Смотри у Титъ Ливія (книга XXII, глава 16) о военной уловкѣ Ганнибала для избѣжанія опасности при помощи прикрѣпленныхъ къ рогамъ быковъ зажженныхъ пучковъ хвороста.

Стр. 19. «Родопа была знаменитая развратница. Она пріобрѣла своимъ ремесломъ огромныя богатства. Ею была построена одна, небольшая по объему, но замѣчательнѣйшая по законченности, изъ египетскихъ пирамидъ. Она впослѣдствіи была замужемъ за царемъ египетскимъ Псамметихомъ». Джонсонъ полагаетъ, что дофинъ желаетъ обозвать Жанну Д’Аркъ потаскушкой, хотя онъ восторженно и громко восхваляетъ ее.

Стр. 20. «Сторожевой дворъ» (Court of guard), — тоже выраженіе встрѣчается въ «Отелло», «Антоніѣ и Клеопатрѣ» и др., и соотвѣтствуетъ новѣйшему выраженію «гаубтвахта».

Стр. 20. Тольботъ, герой, рыцарски доблестный, неустрашимый воинъ, лучше всего описанъ Фуллеромъ и Керкомъ. Особенно славился и былъ страшенъ врагамъ его мечъ съ плохой латинской надписью: «Sum Talboti pro vincere inimicos moos» — (Я есмь Тольботъ, чтобы побѣждать враговъ моихъ). О томъ, что французскія женщины, для острастки дѣтей, говорили, что «идетъ Тольботъ», говорить Эдуардъ Керкъ еще въ 1579 году. Возвращеніе Орлеана, такъ сказать, поэтическая вольность Шекспира; въ дѣйствительности же, его пораженіе при Патэ послѣдовало вскорѣ послѣ появленія Іоанны д’Аркъ. Объ этой битвѣ, роковой для англичанъ и для Тольбота, подробно повѣствуютъ оба англійскіе хроникера, а также и французъ Монстрелэ, называющій Джона Фастольфа «Жаномъ Фаско». У всѣхъ упоминается и о томъ, что этотъ «трусливый воинъ» былъ лишенъ почетнаго ордена Подвязки за его предательскій поступокъ съ «благороднымъ Тольботомъ»: при этомъ Монстрелэ упоминаетъ даже, что главнымъ побудителемъ къ лишенію Фастольфа знаковъ рыцарскаго достоинства былъ старый герцогъ Бедфордъ.

Стр. 26. «Темпль» — храмъ, какъ священное мѣсто, былъ прибѣжищемъ, гдѣ укрывались отъ мести, насилія и убійства.

Стр. 29. Отецъ Іорка былъ казненъ за измѣну и самъ онъ не имѣлъ голоса въ парламентѣ. Къ этому обстоятельству и относятся слова Сомерсета.

Стр. 34. Епископъ уинчестерскій былъ незаконнымъ сыномъ Джона Гаунта, герцога Ланкастерскаго, и Катерины Сьюинфордъ, впослѣдствіи жены герцога.

Стр. 34. Въ разговорѣ о Римѣ у Шекспира непереводимая игра словъ: епископъ Уинчестерскій говоритъ «Rome», т. е. Римъ, а Іорикъ повторяеть «Room» вмѣсто «Rome», т. е. блужданье, скитанье, бродяжничество, намекая на вѣчныя паломничества въ Римъ.

Стр. 35. «Чернильная строка» — «inkoru mate». Во времена Шекспира принято было смѣяться надъ книжниками и буквоѣдами, т. е. надъ людьми, которые не будучи учеными выдавали себя за таковыхъ.

Стр. 36. Шекспиръ называетъ своего героя, — короля Генриха VI, — еще «дитятей», когда онъ впервые говоритъ съ вельможами. Въ дѣйствительности, оно такъ и было: ему шелъ лишь пятый годъ, когда возникла и разбиралась въ парламентѣ распря Глостэра и Бофорта Голль, между прочимъ, говоритъ, что на третьемъ году своего царствованія, приблизительно около пасхи, король созвалъ свой высшій парламентъ въ городѣ Уэстминстерѣ. Онъ съ большимъ торжествомъ шествовалъ на статномъ конѣ; и этого ребенка, по его красивой наружности, всѣ сочли настоящимъ изображеніемъ, живымъ портретомъ его благороднаго и славнаго отца, а также и достойнымъ быть его преемникомъ и наслѣдникомъ его нравственныхъ добродѣтелей, воинскаго искусства и царственнаго величія. Въ парламентѣ города Лэйстера, Бедфордъ, предсѣдательствуя, открыто упрекалъ лордовъ за то, что во время войны они, своими личными распрями и тайной злобой, довели народъ до смутъ и почти до войны. Его слова Шекспиръ вложилъ въ уста юнаго короля.

Стр. 38—41. Взятіе Руана Іоанной заимствовано изъ описанія взятія Эвре въ 1442 г. у Голиншэда. Смерть старика Бедфорда на полѣ, передъ стѣнами Руана — плодъ воображенія Шекспира: въ хроникѣ говорится просто, что онъ умеръ въ 1485 г. и что тѣло его было погребено въ соборной церкви Богоматери въ Руанѣ, съ сѣверной стороны отъ главнаго алтаря, подъ дорогимъ, роскошнымъ памятникомъ. Относительно убѣдительнаго краснорѣчія Іоанны съ герцогомъ Бургундскимъ, есть дѣйствительно, историческія данныя въ видѣ ея письма къ нему въ тотъ самый день, когда состоялась коронація дофина Карла въ Реймсѣ (17-го іюня), въ 1429 г. Это письмо напечатано Барантомъ («Исторія герцоговъ Бургундскихъ» т. IV, стр. 259). Оригиналъ его находится въ архивахъ г. Лилля.

Стр. 40. Пендрагонъ былъ братъ Аврелія и отецъ короля Артура. Шекспиръ приписалъ Пендрагону одинъ изъ подвиговъ Аврелія, который, по словамъ Голишпэда, «будучи больнымъ, велѣлъ нести себя на носилкахъ въ битву, и присутствіемъ своимъ такъ воодушевилъ свой народъ, что при столкновеніи съ саксами, одержалъ побѣду».

Стр. 44. Непостоянство французовъ было всегда предметомъ сатиры. Джонсонъ говоритъ: «Я читалъ диссертацію, написанную для доказательства, что указатели направленія вѣтра на нашихъ колокольняхъ въ видѣ пѣтуховъ сдѣланы въ насмѣшку надъ измѣнчивостью въ направленіи французовъ».

Стр. 45. Король говоритъ Тольботу, что онъ помнитъ его при отцѣ. Здѣсь хронологическая ошибка. Генриху VI было девять мѣсяцевъ во время смерти его отца и онъ не могъ его помнить.

Стр. 46. Коронація Генриха VI въ Парижѣ — исторически вѣрный фактъ, происшедшій въ 1431 году. Въ той-же самой сценѣ Тольботъ получаетъ отъ короля приказаніе выступить въ походъ противъ герцога Бургундскаго. Вся остальная часть этого дѣйствія посвящена событіямъ, которыя совершились лѣтъ двадцать спустя послѣ предыдущихъ. Для описанія ихъ (т. е. главнымъ образомъ свиданія и смерти Тольбота съ его юнымъ сыномъ), Шекспиръ близко придерживался хроники, подробнаго разсказа Голля и краткаго — Голиняшэда. «Въ этой битвѣ при Шатильонѣ, 13-го іюля, говоритъ хроникеръ, окончилъ жизнь Джонъ лордъ Тольботъ и изъ своего рода первый лордъ Шрусбери послѣ того, какъ онъ, въ продолженіе двадцати-четырехъ лѣтъ, и болѣе того, доблестно воевалъ съ большой славой, большой извѣстностью и большими побѣдами». «Тѣло его, — сообщаетъ въ заключеніе Голль, — было брошено на землѣ, но найдено его друзьями и отвезено въ Уитчерчъ, въ Шропширѣ, гдѣ и погребено».

Стр. 46. Въ изданіи in folio 1623 года, гдѣ впервые была напечатана первая часть Генриха VI, лишенный ордена Подвязки, рыцарь названъ именемъ шекспировскаго героя — Джономъ Фольстэфомъ, который, какъ извѣстно, умеръ, по Шекспиру, еще при Генрихѣ V. По хроникѣ же Голиншэда, это историческое лицо, фигурирующее въ 1-й части, Генриха VI", должно называться сэромъ Джономъ Фастольфомъ. Ошибку, сдѣланную въ in folio 1623 г., т. е. въ изданіи, напечатанномъ послѣ смерти Шекспира, Франсуа Гюго приводитъ, какъ одно изъ доказательствъ, что "Генрихъ VI' не написанъ, а только исправленъ, и то очень небрежно Шекспиромъ. При этомъ онъ прибавляетъ, что онъ въ своемъ переводѣ счелъ долгомъ исправить ошибку изданія 1623 года «по Голиншеду», и забываетъ сказать, что эта ошибка исправлена уже давнымъ давно, задолго до его рожденія на свѣтъ, во всѣхъ англійскихъ изданіяхъ Шекспира.

Стр. 51. «Олени, которые тощи» «rascal-like». Rascal — буквально значитъ «негодяй», «плутъ», «мошенникъ». Здѣсь-же употребляется въ смыслѣ охотничьяго выраженія когда rascal, въ примѣненіи къ оленямъ, равносильно выраженію: «тощій».

Стр. 53. Сомерсетъ высказываетъ подозрѣніе, что приверженцы Іорка умышленно натолкнули Тольбота на рискованное движеніе, чтобы послѣ его гибели слава и названіе «великій» достались на долю Іорку.

Стр. 56. Въ концѣ Ѵ-ой сцены ІѴ-го дѣйствія Тольботъ говоритъ, обращаясь къ сыну, о его близкой смерти, называя ее поэтически затменіемъ. Здѣсь непереводимая игра словъ son — сынъ и sun — солнце.

Стр. 57. Со словъ: «въ немъ не кровь Тольбота» и до конца все это высоко поэтическое мѣсто написано риѳмованными стихами, такъ что, есть предположеніе, что это діалогъ изъ другой какой-нибудь никогда неконченной поэмы. Такъ предполагалъ Джонсонъ.

Стр. 58. Смерть Тольбота, отнесенная Шекспиромъ къ этому времени, есть историческая ошибка. Первая часть «Генриха IV» кончается 1445 годомъ, а Тольботъ умеръ въ 1453 году. Эта смерть, по пьесѣ Шекспира, предшествуетъ даже казни Іоанны д’Аркъ, тогда какъ казнь совершилась въ 1429 году.

Стр. 60 Близкій родственникъ Карла". Въ изданіи Кольера «мѣсто» «near knit» (близко стоящій), стоитъ «near kin», то есть «близкій родственникъ».

Стр. 62. Что касается личности Іоанны д’Аркъ, то большинство хроникеровъ склонно считать ее далеко не святою. Напротивъ того: не только англичане Голль и Голинишэдъ, но и французъ Монстрелэ, считаютъ ее колдуньей, а послѣдній даже утверждаетъ, что вся исторія появленія и дѣяній Іоанны была грубымъ, нарочно подстроеннымъ обманомъ. Нерѣдко французы по примѣру Монстрелэ и Вольтера, и до сихъ поръ еще издѣваются надъ нею, не смотря на воздвигнутые ей памятники.

Стр. 62. «Сѣверный монархъ». Сѣверъ всегда признавался, по преимуществу, жилищемъ злыхъ духовъ. Мильтонъ соединяетъ возмутившихся ангеловъ на сѣверѣ. «По преданію, — говоритъ Дейсъ, — сѣверный монархъ былъ однимъ изъ четырехъ главныхъ злыхъ духовъ. которыхъ вызывали вѣдьмы и колдуньи. Имя его было Цимимаръ. Остальныхъ звали: Амэмонъ — царь востока, Горзонъ — царь юга и Гопъ — царь запада. Въ подчиненіи у духовъ-царей были духи-герцоги, прелаты, рыцари, и т. д.»

Стр. 64. Историческія подробности свиданія и сватовства Сеффолька за Маргариту Шекспиръ взялъ изъ хроники Голиншэда который довольно подробно говоритъ о номинальномъ величіи Ренье и о его дѣйствительной бѣдности.

Стр 68. «Получила дворянина». Тутъ употреблено Шекспиромъ слово «noble» въ видѣ игры словъ, такъ какъ оно относится и къ монетѣ, и къ благородному происхожденію Іоанны.

Стр. 72. Глостеръ напоминаетъ, что король Генрихъ уже былъ обрученъ съ дочерью графа Арманьяка.

Стр. 74 «Маргарита будетъ королевой, будетъ управлять королемъ, а я — ею, имъ и всѣмъ королевствомъ». Эти слова Сеффолька говорятъ, что авторъ, писавшій или передѣлывавшій эту пьесу, имѣлъ уже въ виду содержаніе второй ея части.