КОРОЛЕВА ИЗАБО.
правитьХранитель. Дворца Книгъ говоритъ: «Царица Нитоириса, Красавица, чьи щеки, какъ розы, вдова Папи I, 10-ой династіи, чтобы отмстить за убійство своего брата, пригласила заговорщиковъ къ себѣ въ подземную залу своего Азпакскаго дворца, затѣмъ, выйдя изъ залы, она велѣла впустить туда, неожиданно, воды Нила».
Около 1404 года — (я возвращаюсь такъ далеко въ глубь вѣковъ лишь для того, чтобы не шокировать своихъ современниковъ) — Изабо, жена короля Карла VI, регентша Франціи, избрала для своего мѣстопребыванія въ Парижѣ старинный отель Монтагю, родъ дворца, болѣе извѣстный подъ именемъ отеля Барбегтъ.
Тамъ замышлялись знаменитые бои при факелахъ на Сенѣ: то была пышныя, ночныя.празднества съ музыкой, столь же поражавшія красотой женщинъ и молодыхъ вельможъ, сколько и неслыханной роскошью, которую проявлялъ тамъ дворъ.,
Королева только что обновила тѣ. платья «à la gore», въ которыхъ просвѣчивала грудъ сквозь, сѣтку изъ лентъ, украшенную драгоцѣнными камнями, и тѣ прически, которыя заставили поднять на нѣсколько локтей арки феодальныхъ дверей. Днемъ мѣстомъ свиданія придворныхъ (находившихся близъ Лувра) была главная зала и площадка апельсиновыхъ деревьевъ, принадлежавшія королевскому казначею, мессиру Эскабала. Тамъ шла крупная игра, и часто изъ чашечекъ во время игры въ гальбикъ бросались кости на ставки, способныя проморить голодомъ цѣлыя провинціи. Расточались понемногу тяжелыя сокровища, собранныя съ такимъ трудомъ экономнымъ Карломъ V. Но если и уменьшались финансы, то охотно увеличивали налоги, подати, барщины, пошлины, соляныя и другія субсидіи, секвестры и всякіе поборы — до безконечности. Радость была во всѣхъ сердцахъ.
То было такъ же и въ тѣ самые дни, когда мрачный, державшійся въ сторонѣ и начинавшій съ того, что уничтожилъ въ своихъ владѣніяхъ всѣ эти гнусные поборы, Іоаннъ де-Неверъ, рыцарь Салинскій, графъ Фландрскій и д’Артуа, графъ Неверъ, баронъ де-Рэтедь, паладинъ Малинскій, дважды пэръ Франціи и старшина пэровъ, двоюродный братъ короля, воинъ, позднѣе объявленный Констанцскимъ Соборомъ единственнымъ главнокомандующимъ арміи, которому должно повиноваться слѣпо и безъ исключенія, первый великій вассалъ королевства, первый изъ подданныхъ короля (который самъ лишь первый подданный націи), наслѣдный герцогъ Бургундіи, будущій герой Никополя и той Эсбейской побѣды, во время которой, покинутый фламандцами, онъ завоевалъ себѣ героическое прозвище Безстрашнаго передъ цѣлой арміей, спасая Францію отъ перваго врага, — это было, говоримъ мы, во дни сына Филиппа Смѣлаго и Маргариты И, словомъ, Іоанна Безстрашнаго, который тогда уже замышлялъ предать огню и мечу для спасенія своей Родины Генриха Дерби, графа Херфордскаго и Ланкастерскаго, пятаго, носящаго то имя, короля Англія, и который — когда головѣ его назначена была цѣна тѣмъ же королемъ — достигъ во Франціи лишь того, что былъ объявленъ измѣнникомъ.
Неумѣло принимались за первыя игры въ карты, привезенныя нѣсколько дней тому назадъ Одетою де Шэнъ-Диверъ.
Бились о всевозможные заклады; пили вина, прибывавшія съ лучшихъ холмовъ Бургундскаго герцогства. Звучали новые «тепесоны» и «вирелэ» Герцога Орлеанскаго (одного изъ дворянъ Цвѣтовъ Лиліи, которые больше всего любили прекрасныя риѳмы). Спорили о модахъ и вооруженіяхъ; часто распѣвали вольные куплеты.
Дочь богача, Берениса Эскабала, была прелестнымъ ребенкомъ, изъ самыхъ красивыхъ. Ея дѣвственная улыбка привлекала блестящій рой дворянъ. Было извѣстно, что ея любезность не знала исключенія ни для кого.
Случилось однажды, что одинъ юный вельможа, видамъ де-Молль, бывшій въ то же время фаворитомъ Изабо, отважился поклясться (послѣ нѣсколькихъ стакановъ вина, конечно), что онъ побѣдитъ непреклонную невинность дочери этого молодца Эскабала; проще, что она будетъ принадлежать ему въ самый короткій срокъ.
Это было сказано среди кучки придворныхъ. Вокругъ шумѣлъ смѣхъ и пѣсенки того времени; но шумъ не покрылъ неосторожныхъ словъ молодого человѣка. Закладъ, принятый подъ звонъ кубковъ, дошелъ до ушей Людовика Орлеанскаго.
Людовикъ Орлеанскій, деверь королевы, -былъ отмѣченъ ею съ первыхъ же дней регентства страстной привязанностью. Это былъ блестящій и своевольный вельможа, но съ темною душою. Между Изабеллой Баварской и имъ было какое-то сходство по духу, которое дѣлаетъ любовную связь подобной кровосмѣшенію., Не считая капризныхъ возвратовъ поблекшей нѣжности королевы, онъ. всегда умѣлъ сохранить для себя въ ее сердцѣ нѣчто въ родѣ побочной привязанности, походившей скорѣе на договоръ, чѣмъ на симпатію.
Герцогъ наблюдалъ за фаворитами своей невѣстки. Когда ему начинало казаться, что любовникъ слишкомъ близокъ къ королевѣ и что это угрожаетъ тому вліянію, которое онъ хотѣлъ сохранить надъ королевой, онъ бывалъ мало разборчивъ въ средствахъ, приводившихъ къ ихъ разрыву, почти всегда трагическому, будь такимъ средствомъ хоть доносъ.
Итакъ, упомянутый разговоръ былъ переданъ, благодаря его стараніямъ, царственной подругѣ видама де-Молля.
Изабо улыбнулась, пошутила надъ этимъ договоромъ и сдѣлала видъ, что болѣе не обращаетъ на него вниманія.
У королевы были свои чародѣи, которые продавали ей тайныя средства Востока, способныя разжечь въ сердцахъ огонь желаній къ ней. Новая Клеопатра, она была великая утонченница, созданная скорѣе для предсѣдательства надъ дворами любви въ глубинѣ какого-нибудь замка или же для распространенія модъ въ провинціи, чѣмъ для того, чтобы помышлять объ освобожденіи родной земли отъ англичанъ. Въ этомъ случаѣ, впрочемъ, она не посовѣтовалась ни съ кѣмъ изъ своихъ чародѣевъ, — даже съ Арно Гилэмомъ, алхимикомъ.
Нѣсколько дней спустя, ночью, сиръ де-Молль былъ у королевы, въ отелѣ Барбеттъ. Часъ былъ поздній; усталость отъ наслажденій усыпляла обоихъ любовниковъ.
Вдругъ де-Моллю послышались звуки парижскихъ колоколовъ, разносившіеся отдѣльными и мрачными ударами.
Онъ вскочилъ.
— Что такое? — спросилъ онъ.
— Ничего. Оставь!.. — отвѣтила Изабо, весело и не открывая глазъ.
— Какъ ничего, моя прекрасная королева? Развѣ это не набатъ?
— Да… можетъ-быть. Ну, что же, другъ?
— Загорѣлся чей-нибудь дворецъ?
— Я какъ разъ видѣла такой сонъ, — сказала Изабо.
Жемчужная улыбка полуоткрыла губы полусонной красавицы.
— Мало того, — продолжала она, — мнѣ снилось, что это поджегъ именно ты. Я, видѣла, какъ ты, милый, бросалъ факелъ въ кормовые и масляные склады.
— Я?
— Да!.. — она протягивала слоги съ томностью. — Ты поджигалъ домъ мессира Эскабала, моего казначея, понимаешь, чтобы выиграть то пари.
Сиръ де-Молль снова открылъ наполовину глаза, охваченный смутной тревогой.
— Какое пари? Не спите ли вы еще, мой ангелъ?
— Да твое пари въ томъ, что ты станешь возлюбленнымъ его дочери, маленькой Беренисы, у которой такіе прекрасные глаза!.. О, что это за красивая и милая дѣвочка, не правда ли?
— Что вы говорите, дорогая Изабо?
— Развѣ вы не поняли меня, сеньоръ? Мнѣ снилось, какъ я вамъ уже говорила, что вы подожгли домъ моего казначея, намѣреваясь похитить его дочь во время пожара и сдѣлать ее вашей любовницей, чтобы выиграть ваше пари.
Видамъ посмотрѣлъ вокругъ себя, въ молчаніи.
Зарево отдаленнаго пожара озаряло, въ самомъ дѣлѣ, цвѣтныя стекла комнаты; отъ пурпурныхъ отблесковъ истекали кровью горностаи королевскаго ложа; цвѣты лилій на гербахъ и тѣ, что умирали въ эмалевыхъ вазахъ, краснѣли! И красными были также оба кубка на столикѣ, заставленномъ винами и фруктами.
— Ахъ! я вспоминаю… — проговорилъ вполголоса. молодой человѣкъ, — правда, я хотѣлъ направить взгляды на эту дѣвочку, чтобы отвлечь ихъ отъ нашего счастья. Но посмотрите же, Изабо: это, въ самомъ дѣлѣ, большой пожаръ — и языки пламени поднимаются со стороны Лувра!
При этихъ словахъ королева приподнялась на локтѣ, посмотрѣла очень пристально и ничего не говоря на видама де-Молля, покачала головой; затѣмъ, безпечная и смѣющаяся, запечатлѣла на губахъ молодого человѣка долгій поцѣлуй.
— Ты скажешь все это мэтру Каппелюшу, когда онъ будетъ тебя колесовать на Гревской площади на этихъ дняхъ. Вы — скверный поджигатель, моя радость!
И такъ какъ духи, распространяемые ея восточымъ тѣломъ, одуряли и жгли сознаніе до
того, что отнимали возможность мыслить, она прижалась къ нему.
Набатъ не смолкалъ; можно было различить вдалекѣ крики толпы.
Де-Молль отвѣтилъ шутя:
— Вѣдь надо еще доказать виновность.
И онъ возвратилъ ей поцѣлуй.
— Доказать ее, противный?
— Конечно!
— Развѣ ты могъ бы доказать число поцѣлуевъ, которые ты получилъ отъ меня? Это все равно, что сосчитать бабочекъ, улетающихъ въ лѣтній вечеръ!
Онъ всматривался въ свою любовницу, столь страстную и столь блѣдную, которая только что расточала ему утѣхи и истомы самаго дивнаго сладострастья.
Онъ взялъ ее руку.
— Къ тому же, это будетъ очень легко, — продолжала молодая женщина. — Кому же другому было выгодно воспользоваться пожаромъ, чтобы похитить дочь мессира Эскабала? Тебѣ одному. Ты обязался честнымъ словомъ въ пари. И такъ какъ ты никогда не посмѣешь сказать, гдѣ ты находился въ тотъ часъ, когда вспыхнулъ пожаръ… Ты видишь, этого вполнѣ достаточно въ Шатлэ для начала уголовнаго процесса. Сначала изслѣдуютъ, а потомъ… (она тихо зѣвнула) пытка сдѣлаетъ остальное.
— Я не посмѣю сказать, гдѣ я былъ? — спросилъ де-Молль.
— Конечно, такъ какъ при жизни короля Карла VI вы были въ тотъ часъ въ объятьяхъ французской королевы; какое же вы дитя!
Смерть вставала, въ самомъ дѣлѣ, и ужасная, по обѣимъ сторонамъ обвиненія.
— Вы правы! — сказалъ сиръ де-Молль, подъ очарованіемъ нѣжнаго взгляда своей подруги.
Въ опьянѣніи онъ обвивалъ рукою этотъ юный станъ, изгибавшійся въ волнахъ волосъ, теплыхъ и рыжихъ, какъ пережженное золото.
— Все это сонъ, — сказалъ онъ. — Жизнь моя!
Вечеромъ они занимались музыкой; его цитоля была брошена на подушку; одна струна лопнула сама собой.
— Усни, мой ангелъ! Тебѣ хочется спать! — сказала Изабо, томно притягивая къ своей груди лобъ молодого человѣка.
Шорохъ, произведенный инструментомъ, заставилъ его вздрогнуть: влюбленные вѣрятъ въ суевѣрныя примѣты.
На другой день видамъ де-Молль былъ арестованъ и брошенъ въ тюрьму Гранъ Шатлэ. Обвиненіе было предъявлено именно такое, какъ предсказывала Изабо. Все произошло именно такъ, какъ ему объявила эта августѣйшая обольстительница, «красота которой была такъ всесильна, что должна была пережить ея любовныя похожденія».
Видаму де-Моллю было невозможно найти того, что по юридической терминологіи зовется alibi.
Онъ былъ приговоренъ къ колесованію послѣ предварительной, обычной и чрезвычайной пытки во время допроса.
Кара для поджигателей, черный занавѣсъ и т. п., ничто не было забыто.
Только странное событіе произошло въ Гранъ Шатлэ.
Адвокатъ молодого человѣка привязался къ нему глубоко; де-Молль сознался ему во всемъ.
И передъ невинностью де-Молля его защитникъ оказался виновнымъ въ героическомъ поступкѣ.
Наканунѣ казни онъ пришелъ въ тюрьму осужденнаго и далъ ему убѣжать, воспользовавшись его адвокатской одеждой. Короче, онъ замѣстилъ его собою.
Былъ ли онъ человѣкъ съ благороднѣйшимъ сердцемъ? Былъ ли честолюбцемъ, отважившимся на роковую ставку? Кто узнаетъ объ этомъ когда-либо?
Еще весь разбитый и сожженный пыткой, видамъ де-Молль перебрался черезъ границу и умеръ въ изгнаніи.
Но адвоката оставили на его мѣстѣ.
Прекрасная подруга видама де-Молля, узнавъ о побѣгѣ молодого человѣка, почувствовала лишь чрезмѣрную досаду[1].
Она не пожелала признать защитника своего друга.
Дабы имя г. де-Молля было вычеркнуто изъ списка живыхъ, она приказала, во что бы то ни стало, привести приговоръ въ исполненіе.
Такимъ образомъ, адвокатъ былъ колесованъ на Гревской площади на мѣстѣ и вмѣсто сира де-Молля.
Молитесь за нихъ.