Кончина мира (Дорошевич)

(перенаправлено с «Кончина мира»)
Кончина мира
автор Влас Михайлович Дорошевич
Из цикла «Сказки и легенды». Источник: Дорошевич В. М. Легенды и сказки Востока. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1902. — С. 186.

Я хочу рассказать вам несколько легенд о кончине мира, которые я слышал в те счастливые дни, когда странствовал по изумрудным долинам и серым, печальным горам Иудеи.


По местному мусульманскому преданию, встреча Антихриста с Христом произойдёт у ворот города Лидды.

И этот последний бой, который решит судьбу мира, произойдёт у ворот маленького арабского городка, скорее деревушки.

Но Лидда, крошка-городок, расположенный близ Рамле, древней Аримафеи, когда-то был могучей крепостью и считался «ключом к Иудеи». В Лидде гробница Георгия Победоносца, по преданию у ворот этого города победившего страшного дракона. Отголоски этого слышатся в легенде о последней битве у ворот Лидды.

Это будет в предпоследний день земли.

Царь и победитель всего мира Антихрист на рассвете подойдёт со своим воинством к стенам Лидды, чтобы взять этот «ключ Иудеи» и идти победоносно в Иерусалим и воссесть на Сионе богом-царём.

Изукрашенное, изубранное драгоценностями, бесчисленно будет его воинство. За войском будет следовать бесконечный обоз с драгоценностями, с продавцами редкостей, с блудницами, их слугами.

Ржание коней, крики ослов, верблюдов, слонов, воинственные вопли, богохульные песни, сладострастная музыка сольются в один страшный рёв, от которого дрогнет земля.

На чёрном коне, в чёрных доспехах подъедет к городским воротам Антихрист, с гордой презрительной улыбкой на бледных губах и в чёрных, молнии мечущих глазах.

И будет он убран в алмазы и рубины, и будут алмазы сверкать, как слёзы, рубины — как кровь.

И будет в руках его щит из драгоценных камней невиданной величины и неслыханной ценности, в которых будет гореть огонь ада.

И будет на челе его печать, — бесстыдный знак, прикрытый другим, бесстыдиейшим — из драгоценных камней.

И дрогнет всё пред видом его, и пред щитом его, и пред печатью его. И дрогнет земля под копытами огнедышащего коня его.

И подъедет он к воротам Лидды.

И откроются ворота Лидды, и выедет оттуда Всадник на белом коне.

Без шлема. Волосы Его будут падать по плечам на белые, как снег, одежды и на серебряные латы, покрывающие Его плечи.

И в руке Его будет серебряный меч.

И разверзнутся небеса, и с небес, как потоки дождя, польются легионы серафимов, херувимов, архангелов и ангелов, в одеждах белых, как снег, с волосами из чистого золота, со сверкающими, поднятыми к небу, серебряными мечами.

И будут петь они: «Осанна».

И остановятся два воинства. И будут одни стоять с мечами, поднятыми к небу, и петь «Осанну», а другие — сгорать от любопытства, глядя на страшный бой, и ждать его исхода, чтобы ночью, при блеске костров, мерзкими играми и плясками отпраздновать победу.

И рвутся всадники друг на друга и будут сражаться не только они, но и кони их.

И целый день будет длиться эта страшная битва.

Когда же солнце коснётся глади Средиземного моря, и его лучи, скользя по долинам Иудеи, зажгут их изумрудным огнём, тогда, словно молния, сверкнёт в последних лучах заходящего солнца меч Христа и одним ударом Он разрубит пополам не только чёрного всадника, но и коня его. И смешается чёрная кровь Антихриста с кровью скота.

И при виде этого, безумие ужаса охватит войско Антихриста и, ослеплённые страхом, кинутся они убивать друг друга.

И польётся кровь их, и поднимется выше колена, и в этой крови утонут раненые и умирающие.

А воины Христа, поднявши к небу свои сверкающие мечи, будут петь «Осанну» Вышнему Богу.

И когда солнце кинет свой последний, прощальный луч, он с ужасом задрожит в озере крови.

И это будет последняя кровь, которую увидит солнце на земле.

И тьма в последний раз обнимет землю.

Так, по мусульманской легенде, произойдёт бой между Христом и Антихристом у ворот Лидды, в предпоследний день земли.


Перейдём теперь к коптской легенде, которая витает над долиной страшного суда, над долиной Иосафата, полной человеческого праха, на которой, как разбросанные бесчисленные кости, белеют надгробные памятники.

Это будет в предрассветный час того страшного дня, медленно и страшно прозвучит среди тьмы труба архангела и пронесётся над землёй от края до края.

И как наполняется долина в предрассветный час беловатым туманом, так наполнится она тогда толпами призраков, бледных, дрожащих.

Как облака, белея во тьме, понесутся они толпами над землёй отовсюду и наполнят долину Иосафата, долину Страшного суда, полные ужаса и страшных ожиданий.

Солнце не взойдёт в тот день над землёй, как оно всходит всегда над Элеонской горой, окружая её вершину блеском золотых лучей.

Вместо солнца в тот день на Элеонской горе взойдёт Христос. И невиданным, дивным светом озарится весь мир.

И как колеблется туман при лучах солнца, так заколеблются в долине толпы воскресших из мёртвых, и ниц падут они пред лучезарным светом Солнца — Христа. И только один не падёт ниц. У одного не согнутся колени.

Там, где долина Иосафата, долина страшного суда, сливается с долиной Геннона, долиной казни, сурово поднимается к небу гора Злого Совещания.

На её вершине, дрожа листьями, словно о чём-то с ужасом вспоминая, стоит одинокое дерево, мрачное, чёрное в голубой лазури неба.

Словно злой дух, распластав свои крылья, стоит над страшной долиной Геннона.

Это — дерево Иуды.

Под этим деревом будет стоять тогда Иуда.

Он один не падёт, не сможет благоговейно пасть ниц пред Христом.

Так они будут стоять друг перед другом на расстоянии долины: Христос на Элеонской горе, Иуда на горе Злого Совещания.

И широко раскрытыми от ужаса глазами увидит Иуда, что Христос сходит с горы. По склону горы Он спустится в сад Гефсиманский. Вот Он вышел из сада, идёт по долине, поднимается на гору Злого Совещания… Ближе… Ближе…

От ужаса захочет крикнуть Иуда, — не сможет. Захочет пасть к ногам, — не в силах.

И остановится пред Иудой Христос, и зазвучит голос Его, кроткий и добрый, как тогда:

— Радуйся, ученик!

И отдаст Христос Иуде тот поцелуй, который Иуда дал Ему тогда в Гефсиманском саду.

И упадёт к ногам Христа прощённый грешник, и зарыдает он, спрятав лицо в белоснежные одежды Христа.

Первый прощённый грешник в тот день, — Иуда, как первым праведником христианства был прощённый разбойник.

И воссядет Господь на Сионе судить живых и мёртвых-живых.


— И зарыдают пред Ним грешники, и зарыдают за них ближние их! — говорит другая легенда — местных арабов.

И будут молить за грешников отцы их и матери их:

— Боже, нас накажи за то, что мы родили этих грешников! Боже, сжалься над ними, нашими детьми!

И всех простит Господь, ради слёз отцов и матерей их.

И предстанут пред Ним люди, за которых некому будет просить.

Дети греха и позора, никогда не видевшие ласк матери, не знавшие отца.

И скажет им Господь:

— Кто же будет за вас просить? Чьи слёзы осушу Я, если вам дарую прощенье?

И встанет тогда Рахиль, великая, страдавшая мать.

Рахиль, которая дремлет в гробнице своей между Вифлеемом и Иерусалимом.

Рахиль, к гробнице которой стекаются с мольбами удручённые скорбью христианки, еврейки, магометанки, прося об исцелении больных детей своих.

Ниц падёт великая Рахиль пред престолом Всемогущего Бога и снова услышит мир плач Рахили.

И скажет она пред Господом, рыдая:

— Всемогущий! Ради слёз, что были пролиты мною! Ради страданий матери, которые я испытала! Ради великого, материнского горя, прости и помилуй этих несчастных, с зачерствевшими сердцами, никогда не знавших ласки матери! Не осуди их, Благой и Правый! Слёзы Рахили отри!

И прострет над нею Свой скипетр Великий и Правый и скажет:

— Встань, многострадавшая мать!

И укажет Он несчастным детям греха и порока, никогда не знавшим ласки матери, и скажет:

— Вот мать ваша!

И укажет Он Рахили на них и скажет:

— Мать, вот дети твои.

И осушатся слёзы Рахили.

И будет день суда днём радости.

И всех простит Господь Великий и Правый.


Так говорит арабская легенда.

Он всех простит?

Всех.

Если мы, ограниченные, видящие, понимающие так мало, — мы, которые видим только дела и не знаем мыслей чужих; если мы, хорошенько узнав всё, все причины, не можем винить человека в том, что он сделал дурного, так неужели Он, который читает в сердцах и мыслях, знает все причины, Он не простит? Он осудит жалких и слабых?

Так думают эти люди, дети сердцем и умом.

Этим южанам, под голубой эмалью неба, согретым мягкими, ласковыми солнечными лучами, многое кажется иначе, чем нам.

Ведь в сущности, все эти христиане, евреи, магометане Палестины живут на счёт близости Божества, живут от тех паломников, которые приходят сюда поклониться Божеству, живут от тех пожертвований, которые стекаются сюда во Имя Божества.

Божество даёт им всё.

И Божество представляется им кротким и ласковым, проливающим на мир только поток благодеяний.


— Это произойдёт так! — говорил мне мулла, стоя со мной у одного из окон священнейшей мечети, построенной на том месте, где, по преданью, была Святая Святых Соломонова храма.

Это будет в тот день, когда Кааба по воздуху принесётся из Мекки к дверям мечети Омара.

Мечети Омара, посреди которой поднимается серая, пепельная скала, вершина горы Мориа, где Авраам хотел принести в жертву Богу сына своего Исаака.

Страшная скала, висящая над бездной. В пещере под нею мулла ударяет в пол своею палкой.

— Слышите вы этот звук, который доносится из другого мира?

Под этой пещерой бездна, колодезь душ, где стонут и летают во тьме, в ожиданьи последнего суда, томящиеся души усопших.

В тот день на вершине Мориа воссядет Всесильный и будут в руках Его кинжал и факел.

И даст Он кинжал пророку Своему, и бросит Он факел в долину Геннона.

И вспыхнет адский огонь в долине Геннона, и огненная река наполнит долину Иосафата.

И положит пророк кинжал, как мост чрез долину, кинжал — остриём вверх.

И будет кинжал лежать острым концом на Элеонской горе, а рукоятью у окна священнейшей мечети.

И станут: у острия кинжала — Христос, у рукояти — Магомет.

И пойдут все над огненной рекою по острию кинжала.

Праведные храбро, потому что храбрость есть сознание правоты пред Господом и небоязнь предстать пред судом Его. Грешники — трусливыми и робкими шагами.

И перейдут все праведники невредимыми по острию кинжала, а грешники сорвутся и упадут в огненную реку.

И предстанут праведники перед Аллахом, и раскроет Всемогущий их души и прочтёт их, как книги.

И прочтёт все помыслы и все желания их и возрадуется духом, потому что прочтёт славу Себе в желаниях и помыслах их.

— И будет Он читать души их вечно, как вечно мы читаем Коран.

И будут радость и наслаждение Его вечны, и вечную радость и вечное наслаждение подарит Он праведникам Своим.


— Это будет так! — говорил мне старый еврей, — приехавший в Иерусалим умирать.

Дряхлый, белый, как лунь, старик, гревшийся под родимым солнцем в ожидании, пока обетованная земля возьмёт его кости.

— Это будет так.

В тот страшный день вспенится и выступит из берегов поток Кедрский, и бушующие волны его наполнят долину Иосафата.

И протянутся над бушующими волнами два моста: литой из стали и бумажный, из тонкой прозрачной бумаги.

И устремятся все народы на литой из стали мост.

И всем найдётся здесь место, всем, кроме народа-изгнанника.

И как всегда и везде, скажут народу — Агасферу:

— Тебе нет места между нами! Иди от нас!

И не пустят они избранный народ на литой из стали мост и скажут:

— Идите по мосту из бумаги!

И полный ужаса, отчаянья и покорности, вступит народ на мост из бумаги.

И снова повторится тогда, что было с Фараоном, когда он гнал избранный народ. И погиб Фараон, и воины его, и колесницы его, и кони его.

Рухнет литой из стали мост и невредимым пройдёт избранный народ по дрожащему мосту из бумаги. И воспоёт он славу Тому, Чьё Имя не дерзает произнести язык.


— Это будет так! — говорил мне индус, учёный брамин, возвращавшийся в Калькутту из Вашингтона, где он два года занимал в университете кафедру браминизма.

— Душа — частица божества. И божество всякой частицей своей хочет внести благо в жизнь. Назначение души — внести в мир как можно больше блага. Во все отрасли жизни. Для этого душа принимает все формы жизни: делается цветком, животным, человеком. И во всех этих формах жизни достигает совершенства. Она делается лучшим из людей, лучшим из цветков, достигает совершенства, какого только может достигнуть животное. И вот, когда она во всех проявлениях жизни достигала совершенства, внесла в жизнь столько блага, сколько могла, её дело окончено, она погружается в покой. В своё первоначальное состояние божества. Неделания и недумания. Ведь Бог не думает, как не думает камень. Но недумание Бога не есть недумание камня. Камень не думает, потому что его ничто не интересует. Бог не думает, потому что Он всё знает. Ему не надо думать, — это полный покой, состояние Божества, когда каждая частица Божества, когда все души исполнят своё назначение, — все погрузятся в этот божественный покой, — это и будет конец мира.