Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. — Статьи и очерки 1898—1901 гг.
М.: Республика; СПб.: Росток, 2009.
КОНЕЦ СПОРА
правитьПолемика может считаться не бесплодною, когда спокойствием сторон доводится до некоторого определенного конца, который можно засчитать в итог общественно-умственного капитала, не подлежащий возврату и составляющий постоянное богатство страны. «Мы что-нибудь имеем»… И цель существования литературы или одна из ее целей — есть возрастание этого постоянного капитала сознания. К такой желаемой ясности итогов спора приводит г. Икс, отвечающий нам в очередной рубрике «Речей консерватора», в последнем номере «Гражданина» по вопросу о земстве.
«В земстве есть политическая сторона, — говорит он, — и в этом сущность крупного недоразумения, и именно постоянно об этом говорим мы.
политическая закваска внушена в земское дело при ею учреждении. Ее законодатель 60-х годов сознательно вложил в земское положение, и вложил потому, что он и все либералы той эпохи, а следовательно, и призванные к самоукреплению земцы (наш курсив) взглянули на земские учреждения с земским представительством как на подготовительную ступень к центральному представительству». От этой общей постановки дела зависели три частности, которых мы коснемся далее, теперь же остановимся на центре дела.
Рисуя характер деятельности земств за сорок лет, г. Икс пишет, что эта деятельность сложилась «как предание от первоначального толчка в шестидесятые годы. В следовании духу этих преданий земство не виновато. Виновато правительство 60-х годов, создавшее эти предания».
В словах этих не одна, а несколько мыслей, после которых спору можно поставить точку. Во-первых, с какой стати и почему сейчас трудящиеся земцы в Воронежской, Владимирской, Вятской, Олонецкой губерниях подвергаются прямо-таки анекдотической критике, политическому заподозреванию и неглижорскому невниманию к труду своему князя Мещерского и «иже с ним»? Потому только, что в высших правительственных сферах сорок лет назад о смысле и направлении земства перекорялись сановники, может быть, неравнодушные к служебным и придворным успехам друг друга и к служебной карьере которых, быть может, не одинаково безразлично относился теперешний критик земства?! Но какое нам теперь до этого дело, какое дело до этого русским губерниям? Во-вторых, впечатления молодости сильны и затмевают иногда ум старости. Кн. Мещерский помнит или «имеет предание» о высокоофициальных течениях за сорок лет назад; но каждое трехлетие меняющиеся гласные тульского и калужского земств едва ли имеют такую свежесть памяти о довольно давно минувших событиях и лицах: ни жизнь, ни впитываемый из нее склад ума и понятий решительно не располагают их к этому, будучи этим с 60-х годов, вспоминаемым г. Иксом идеям прямо противоположны. Нам кажется, кн. Мещерский не столько политически, сколько археологически тревожится, и, кроме того, свою личную впечатлительность и частную свою закулисную осведомленность он имеет тенденцию смешивать с впечатлениями и с фактическим материалом, какими непосредственно питается Россия. Наконец, в-третьих, и это особенно важно, по его же словам, идеи (употребляя его терминологию) «соперничества с правительством» живут в сферах, чрезвычайно далеких от непосредственного земского труда и чрезвычайно сходных с теми, ради увеличения престижа которых он сейчас требует сведения к нулю земской компетентности. Алгебраически мысль его выражается так: «Некие А А соперничают или прежде соперничали с правительством; в этом совершенно неповинно земство, поэтому земство надо уничтожить и все предоставить компетенции А А'', чтобы не было более никогда соперничества с правительством». Если это не чепуха, то политический заговор. Но мы смотрим проще на вещи и не так страшно, и объясняем все сильными и яркими впечатлениями за разные годы, которые не связались у князя в одно целое и в особенности из которых он не сделал никакого вывода. Обратимся к подробностям ответа г. Икса.
Объясняя механизм «развращения» земства, автор «Речей консерватора» тут же пишет: «Вследствие этой политической закваски, земство: 1) не было обязано ни к одной хозяйственной функции, 2) земству был предоставлен целый цикл необязательных функций с правом не только ими заниматься как любители, но с правом им давать предпочтение над хозяйственными функциями, и 3) земство было так поставлено, чтобы не подлежать никакой прямой ответственности перед правительством». Тут все неточно или все легко объяснимо. Из пункта второго ясно и очевидно, что хозяйственные функции у земства были и есть; из истории же земства мы знаем, что оно серьезно работало в этих функциях, но, конечно, не везде с одинаковым успехом. Если некоторые слабые силами земства не могли успешно выполнить эту материальную сторону своей задачи, то другие лучше обставленные деньгами и людьми, конечно, могли к материальным попечениям прибавить и духовные, например о школах и больницах, и для таких земств был предоставлен простор пунктом вторым, на который г. Икс жалуется. Наконец пункт третий, по-видимому, наиболее неприятный князю-публицисту, просто неточен, ибо постановления земских собраний просматриваются и даже кассируются местным губернатором, с правом земства обжаловать эту кассацию перед следующею в порядке административном зоною власти, как это право есть у последнего бедняка, у явного преступника: на суд о себе и на суждение о себе принести жалобу выше. В турецких вилайетах не жалуются, но в России жалуются. Не завидуем вилайетам, хотим оставаться Россией.
Вот эти-то иногда возможные пререкания земства с «губернским правлением» и составляют, кажется, практический гвоздь дела, и «Гражданин» есть только резонатор раздражения некоторых из названных «правлений», которым неприятно, что такое-то и такое-то относительно земств их распоряжение «дошло до высшей власти». Но Россия более чем кн. Мещерский, верит «в высшую власть» и не находит нужным, чтобы от нее что-нибудь скрывалось, между прочим, и из губернаторских распорядительных эдиктов. Пусть будет все ясно и видно. Эти «пререкания», которых, впрочем, чем меньше, тем лучше, вероятно, и называются «политическою закваскою» земцев, которую следует «выкурить». «Выбить из них дурь шестидесятых годов, которую я так помню как публицист и как посетитель гостиных многих тогдашних министров». Но ведь сам г. Икс говорит, что земство во всем этом не причем, почему же отвечать надо все-таки — земству и земству?!
Г. Икс видит, что до сих пор мы безусловно принимали его точку зрения и не оспаривали как фактов, им сообщаемых, так и освещения им всего дела. Возьмем долю своего доверия назад: чем же он докажет, что данная политическая тенденция в 60-е годы действительно жила в некоторых высокоадминистративных умах и что ее верно понял за них г. Икс? Чем он докажет, что идея эта даже если бы она и находилась в уме, как он выражается, «законодателя», стала действующей в земстве реальном, которое по начертанным ему законам стало работать? Ничего этого, однако, г. Икс не доказывает, как будто и не считая этого нужным: «Что написал, то написал». Он только набрасывает картину плохой организации земства, последствием чего была плохая его хозяйственная деятельность. Но что же это может доказывать кроме старой истины о плохих организаторских способностях Петербурга?! В земствах худо хозяйничали, и, как оказывается по г. Иксу, не по своей вине; но как же отсюда перебросить мост к утверждению, что эти плохие хозяева взамен того были охочими политиканами? Г. Икс видит, до какой степени все в его утверждениях не вяжется, а его наблюдения и сообщения подвергают, право, слишком большому испытанию доверчивость читателя. Беспристрастная история — область литературы, которая всегда всего менее давалась перу князя-публициста.
КОММЕНТАРИИ
правитьНВ. 1900. 26 апр. № 8678. Б.п.