Тошенъ свѣтъ,
Правды нѣтъ,
Жизнь тошна,
Боль сильна.
Пули немецкіе,
Пули турецкія,
Пули французскія,
Палочки русскія!
Тошенъ свѣтъ,
Хлѣба нѣтъ,
Крова нѣтъ.
Смерти нѣтъ.
Ну-тка, съ редута-то съ перваго номеру,
Ну-тка, съ Георгіемъ — по міру, по міру!
У богатаго,
У богатины,
Чуть не подняли
На рогатину.
Вѣсь въ гвоздяхъ заборъ
Ощетинился,
А хозяинъ, воръ,
Оскотинился.
Нѣтъ у бѣднаго
Гроша мѣднаго:
Не взыщи, солдатъ!»
— «И не надо, братъ!»
Тошенъ свѣтъ,
Хлѣба нѣтъ,
Крова нѣтъ,
Смерти нѣтъ.
Только трехъ Матренъ
Да Луку съ Петромъ
Помяну добромъ.
У Луки съ Петромъ
Табачку нюхнемъ,
А у трехъ Матренъ
Провіантъ найдемъ.
У первой Матрены
Груздочки ядрены.
Матрена вторая
Несетъ каравая,
У третьей водицы попью изъ ковша:
Вода ключевая, а мѣра — душа!
Тошенъ свѣтъ,
Правды нѣтъ,
Жизнь тошна,
Боль сильна.
Служиваго задергало.
Опершись на Устиньюшку,
Онъ поднялъ ногу лѣвую
И сталъ ея раскачивать,
Какъ гирю на вѣсу;
Продѣлалъ то же съ правою,
Ругнулся: «Жизнь проклятая!» —
И вдругъ на обѣ сталъ.
«Орудуй. Климъ!» По-питерски
Климъ дѣло оборудовалъ:
По блюдцу деревянному
Далъ дядѣ и племянницѣ.
Поставилъ ихъ рядкомъ,
А самъ вскочилъ на бревнышко
И громко крикнулъ: «Слушайте!»
(Служивый не выдерживалъ
И часто въ рѣчь крестьянина
Вставлялъ словечко мѣткое
И въ ложечки стучалъ.)
Климъ
Колода есть дубовая
У моего двора,
Лежитъ давно: измладости
Колю на ней дрова,
Такъ та не столь изранена,
Какъ господинъ служивенькій.
Взгляните: въ чемъ душа!
Солдатъ
Пули немецкіе,
Пули турецкія.
Пули французскія,
Палочки русскія.
Климъ
А пенціону полнаго
Не вышло, забракованы
Все раны старика;
Взглянулъ помощникъ лѣкаря,
Сказалъ: «Второразрядныя!
По нимъ и пенціонъ».
Солдатъ
Полнаго выдать не велѣно:
Сердце насквозь не прострѣлено!
(Служивый всхлипнулъ; въ ложечки
Хотѣлъ ударить, — скорчило!
Не будь при немъ Устиньюшки,
Упалъ бы старина.)
Климъ
Солдатъ опять съ прошеніемъ.
Вершками раны смѣрили
И оцѣнили каждую
Чуть-чуть не въ мѣдный грошъ.
Такъ мѣрилъ приставъ слѣдственный
Побои на подравшихся
На рынкѣ мужикахъ:
«Подъ правымъ глазомъ ссадина
Величиной съ двугривенный,
Въ срединѣ лба пробоина
Въ цѣлковый. Итого:
На рубль пятнадцать съ деньгою
Побоевъ...» Приравняемъ ли
Къ побоищу базарному
Войну подъ Севастополемъ,
Гдѣ лилъ солдатикъ кровь?
Солдатъ
Только горами не двигали,
А на редуты какъ прыгали!
Зайцами, бѣлками, дикими кошками.
Тамъ и простился я съ ножками,
Съ адскаго грохоту, свисту оглохъ,
Съ русскаго голоду чуть не подохъ!
Климъ
Ему бы въ Питеръ надобно
До комитета раненыхъ, —
Пешъ до Москвы дотянется,
А дальше какъ? Чугунка-то
Кусаться начала!
Солдатъ
Важная барыня! гордая барыня!
Ходитъ, змѣею шипитъ:
«Пусто вамъ! пусто вамъ! пусто вамъ!» —
Русской деревнѣ кричитъ;
Въ рожу крестьянину фыркаетъ,
Давитъ, увѣчитъ, кувыркаетъ,
Скоро вѣсь русскій народъ
Чище метлы подмететъ.
Солдатъ слегка притопывалъ.
И слышалось, какъ стукалась
Сухая кость-о̀-кость,
А Климъ молчалъ: ужъ двинулся
Къ служивому народъ.
Всѣ дали: по копеечкѣ,
По грошу, на тарелочкахъ
Рублишко набрался...
