Почти бѣгомъ бѣжала я
Черезъ деревню, — чудилось,
Что съ пѣсней парни гонятся
И дѣвицы за мной.
За Клиномъ оглядѣлась я:
Равнина бѣлоснѣжная,
Да небо съ ясныиъ мѣсяцемъ,
Да я, да тѣнь моя...
Не жутко и не боязно
Вдругъ стало, — словно радостью
Такъ и взмывало грудь...
Спасибо вѣтру зимнему!
Онъ, какъ водой студеною,
Больную напоилъ:
Обвѣялъ буйну голову,
Разсѣялъ думы черныя,
Разсудокъ воротилъ.
Упала на колѣни я:
«Открой мнѣ, Матерь Божія,
Чѣмъ Бога прогнѣвила я?
Владычица! во мнѣ
Нѣтъ косточки неломаной,
Нѣтъ жилочки нетянутой,
Кровинки нѣтъ непорченой —
Терплю и не ропщу!
Всю силу, Богомъ данную,
Въ работу полагаю я,
Всю въ дѣточекъ любовь!
Ты видишь все, Владычица,
Ты можешь все, Заступница!
Спаси рабу свою!..»
Молиться въ ночь морозную
Подъ звѣзднымъ небомъ Божіимъ
Люблю я съ той поры.
Бѣда пристигнетъ — вспомните
И женамъ посовѣтуйте:
Усерднѣй не помолишься,
Нигдѣ и никогда.
Чѣмъ больше я молилася,
Тѣмъ легче становилося,
И силы прибавлялося,
Чѣмъ чаще я касалася
До бѣлой, снѣжной скатерти
Горящей головой...
Потомъ — въ дорогу тронулась,
Знакомая дороженька!
Ѣзжала я по ней.
Поѣдешь раннимъ вечеромъ,
Такъ утромъ вмѣстѣ съ солнышкомъ
Поспѣешь на базаръ.
Всю ночь я шла, не встрѣтила
Живой души, подъ городомъ
Обозы начались.
Высокіе, высокіе
Возы сѣнца крестьянскаго,
Жалѣла я коней:
Свои кормы законные
Везутъ съ двора, сердечные,
Чтобъ послѣ голодать.
И такъ-то все, я думала:
Рабочій конь солому ѣстъ,
А пустоплясъ — овесъ!
Нужда съ кулемъ тащилася, —
Мучица, чай, не лишняя,
Да подати не ждутъ!
Съ посада подгороднаго
Торговцы-колотырники
Бѣжали къ мужикамъ;
Божба, обманъ, ругательство!
Ударили къ заутрени,
Какъ въ городъ я вошла.
Ищу соборной площади,
Я знала: губернаторскiй
Дворецъ на площади.
Темна, пуста площадочка,
Передъ дворцомъ начальника
Шагаетъ часовой.
— Скажи, служивый, раноли
Начальникъ просыпается?
«Не знаю. Ты иди!
Намъ говорить не велѣно!»
(Дала ему двугривенный):
«На то у губернатора
Особый есть швейцаръ».
— А гдѣ онъ? какъ назвать его?
«Макаромъ Ѳедосѣичемъ...
На лѣстницу поди!»
Пошла, да двери заперты,
Присѣла я, задумалась,
Ужь начало свѣтать.
Пришелъ Фонарщикъ съ лѣстницей,
Два тусклые Фонарика
На площади задулъ.
«Эй! что̀ ты тутъ разсѣлася?»
Вскочила, испугалась я:
Въ дверяхъ стоялъ въ халатикѣ.
Плѣшивой человѣкъ.
Скоренько я цѣлковенькой
Макару Ѳедосѣичу
Съ поклономъ подала:
— Такая есть великая
Нужда до губернатора,
Хоть умереть — дойти!
«Пускать-то
васъ не ведѣно,
Да... ничего!., толкнись-ка ты
Такъ... черезъ два часа...»
Ушла. Бреду тихохонько...
Стоѝтъ изъ мѣди кованный,
Точь въ точь Савелій дѣдушка,
Мужикъ на площади.
— Чей памятникъ? «Сусанина».
Я передъ нимъ помѣшкала,
На рынокъ побрела.
Тамъ крѣпко испугалась я,
Чего? Вы не повѣрите,
Коли сказать теперь:
У поваренка вырвался
Матерый сѣрый селезень,
Сталъ парень догонять его,
А онъ какъ закричитъ!
Такой былъ крикъ, что за душу
Хватилъ — чуть не упала я,
Такъ подъ ножомъ кричатъ!
Поймали! шею вытянулъ
И зашипѣлъ съ угрозою,
Какъ будто думалъ повара,
Бѣдняга, испугать.
Я прочь бѣжала, думала:
Утихнетъ сѣрый селезень
Подъ поварскішъ ножомъ!
Теперь дворецъ начальника
Съ балкономъ, съ башней, съ лѣстницей,
Ковромъ богатымъ устланной,
Весь сталъ передо мной.
На окна поглядѣла я:
Завѣшаны. «Въ которомъ-то
Твоя опочиваленка?
Ты сладко-ль спишь, желанный мои,
Какіе видишь сны?»...
Сторонкой, не по коврику
Прокралась я въ швейцарскую.
«Раненько ты, кума!»
Опять я испугалася,
Макара Ѳедосѣича
Я не узнала: выбрился,
Надѣлъ ливрею шитую,
Взялъ въ руки булаву,
Какъ не бывало лысины.
Смѣется. — «Что̀ ты вздрогнула?»
— Устала я, родной!
«А ты не трусь! Богъ милостивъ!
Ты дай еще цѣлковенькой,
Увидишь — удружу!»
Дала еще цѣлковенькой.
«Пойдемъ въ мою коморку,
Попьешь пока чайку!»
Коморочка подъ лѣстницей:
Кровать да печь желѣзная,
Шандалъ да самоваръ.
Въ углу лампадка теплится,
А по стѣнѣ картиночки.
«Вотъ онъ!» сказалъ Макаръ:
«Его превосходительство!»
И щелкнулъ пальцемъ браваго
Военнаго въ звѣздахъ.
— Да добрый-ли? спросила я.
«Какъ стихъ найдетъ! Сегодня вотъ
Я тоже добръ, а временемъ
Какъ песъ бываю золъ.»
— Скучаешь, видно, дяденька?
«Нѣтъ, тутъ статья особая,
Не скука тутъ — война!
И Самъ, и люди вечеромъ
Уйдутъ, а къ Ѳедосѣичу
Въ коморку врагъ: поборемся!
Борюсь я десять лѣтъ.
Какъ выпьешь рюмку лишнюю,
Махорки какъ накуришься,
Какъ эта печь накалится
Да свѣчка нагоритъ —
Такъ тутъ устой!..»
Я вспомнила
Про богатырство дѣдово:
— Ты, дядюшка — сказала я —
Должно быть, богатырь.
«Не богатырь я, милая,
А силой тотъ не хвастайся,
Кто сна не поборалъ!»
Въ коморку постучалися,
Макаръ ушелъ... Сидѣла я,
Ждала, ждала, соскучилась,
Пріотворила дверь.
Къ крыльцу карету подали.
— Самъ ѣдетъ? «Губернаторша!»
Отвѣтилъ мнѣ Макаръ
И бросился на лѣстницу.
Но лѣстницѣ спускалася
Въ собольей шубѣ барыня,
Чиновничекъ при ней.
Не знала я, что̀ дѣлала.
(Да видно надоумила
Владычица!)... Какъ брошусь я
Ей въ ноги: «Заступись!
Обманомъ, не побожески
Кормильца и родителя
У дѣточекъ берутъ!»
— Откуда ты, голубушка?
Впопадъ-ли я отвѣтила —
Не знаю... Му̀ка смертная
Подъ сердце подошла..
Очнулась я, молодчики,
Въ богатой, свѣтлой горницѣ,
Подъ пологомъ лежу;
Противъ меня — кормилица,
Нарядная, въ кокошникѣ,
Съ ребеночкомъ сидитъ:
— Чье дитятко, красавица?
«Твое!» — Поцаловала я
Рожоное дитя...
Какъ въ ноги губернаторшѣ
Я пала, какъ заплакала,
Какъ стала говорить,
Сказалась усталь долгая,
Истома непомѣрная,
Упередилось времячко —
Пришла моя пора!
Спасибо губернаторшѣ
Еленѣ Александровнѣ,
Я столько благодарна ей,
Какъ матери родной!
Сама крестила мальчика
И имя: Ліодорушка
Младенцу избрала...
— А что̀-же съ мужемъ сталося?
— Послали въ Клинъ нарочнаго,
Всю истину довѣдали —
Филипушку спасли.
Елена Александровна
Ко мнѣ его, голубчика,
Сама — дай Богъ ей счастіе! —
За ручку подвела.
Добра была, умна была,
Красивая, здоровая,
А дѣтокъ не далъ Богъ!
Пока у ней гостила я,
Все время съ Ліодорушкой
Носилась, какъ съ роднымъ.
Весна ужь начиналася,
Березка распускалася,
Какъ мы домой пошли...
Хорошо, свѣтло
Въ мірѣ Божіемъ!
Хорошо, легко,
Ясно на̀ сердцѣ.
Мы идемъ, идемъ —
Остановимся,
На лѣса, луга
Полюбуемся,
Полюбуемся
Да послушаемъ,
Какъ шумятъ-бѣгутъ
Воды вешнія,
Какъ поетъ-звенитъ
Жавороночекъ!
Мы стоѝмъ, глядимъ...
Очи встрѣтятся —
Усмѣхнемся мы,
Усмѣхнется намъ
Ліодорушка.
А увидимъ мы
Старца нищаго,
Подадимъ ему
Мы копеечку:
„Не за насъ молись",
Скажемъ старому:
„Ты молись, старикъ,
За Еленушку,
За красавицу
Александровну!"
А увидимъ мы
Церковь Божію,
Передъ церковью
Долго крестимся:
Дай ей, Господи,
Радость — счастіе
Доброй душенькѣ,
Александровнѣ!"
Зеленѣетъ лѣсъ,
Зеленѣетъ лугъ,
Гдѣ низиночка
Тамъ и зеркало!
Хорошо, свѣтло
Въ мірѣ Божіемъ,
Хорошо, легко,
Ясно на̀-сердцѣ.
По водамъ плыву
Бѣлымъ лебедемъ,
По степямъ бѣгу —
Перепелочкой.
Прилетѣла въ домъ
Сизымъ голубемъ...
Поклонился мнѣ
Свекоръ-батюшка;
Поклонилася
Мать-свекровушка;
Деверья, зятья
Поклонилися,
Поклонилися,
Повинилися!
Вы садитесь-ка,
Вы не кланяйтесь,
Вы послушайте,
Что̀ скажу я вамъ:
Тому кланяться,
Кто сильнѣй меня,
Кто добрѣй меня,
Тому славу пѣть.
Кому славу пѣть?
Губернаторшѣ!
Доброй душенькѣ,
Александровнѣ!
