Кому на Руси жить хорошо (Некрасов)/Часть вторая. Последыш/III. Пошли за Власом странники/ДО

Кому на Руси жить хорошо : ««Пошли за Власомъ странники…» — Последыш (из второй части).Глава I.
авторъ Николай Алексеевич Некрасов (1821—1877)
Дата созданія: 1872. Источникъ: Кому на Руси жить хорошо : Поэма Н.А. Некрасова. - Санкт-Петербург : тип. М. Стасюлевича, 1880. Электронная версия взята с сайта rsl.ru



Глава I


III

Пошли за Власомъ странники;
Бабенокъ тоже нѣсколько
И парней съ ними тронулось;
Былъ полдень, время отдыха,
Такъ набралось порядочно
Народу — поглазѣть.
Всѣ стали въ рядъ почтительно
Поодаль отъ господъ...

За длиннымъ, бѣлымъ столикомъ,
Уставленнымъ бутылками
И кушаньями разными,
Сидѣли господа:
На первомъ мѣстѣ — старый князь,
Сѣдой, одѣтый въ бѣлое,
Лицо перекошоное,
И — разные глаза.
Въ петлицѣ крестикъ бѣленькій
(Власъ говоритъ: Георгія
Побѣдоносца крестъ).
За стуломъ въ бѣломъ галстукѣ
Ипатъ, дворовый преданный,
Обмахиваетъ мухъ.
По сторонамъ помѣщика
Двѣ молодыя барыни:
Одна черноволосая,
Какъ свекла губы красныя,
По яблоку — глаза!
Другая бѣлокурая,
Съ распущенной косой,
Ай, косонька! какъ золото
На солнышкѣ горитъ!
На трехъ высокихъ стульчикахъ
Три мальчика нарядные,
Салфеточки подвязаны
Подъ горло у дѣтей.
При нихъ старуха нянюшка,
А дальше — челядь разная:
Учительницы, бѣдныя
Дворянки. Противъ барина —
Гвардейцы черноусые,
Послѣдыша сыны.

   За каждымъ стуломъ дѣвочка,
А то и баба съ вѣткою —
Обмахиваетъ мухъ.
А подъ столомъ мохнатыя
Собачки бѣлошорстыя.
Барченкн дразнятъ ихъ...

Безъ шапки передъ бариномъ
Стоялъ бурмистръ:

«А скоро-ли?»
Спросилъ помѣщикъ, кушая:
« Окончимъ сѣнокосъ? »

— Да какъ теперь прикажете:
У насъ по положенію
Три дня въ недѣлю барскіе,
Съ тягла: работникъ съ лошадью,
Подростокъ или женщина,
Да полстарухи въ день.
Господскіій срокъ кончается...

— «Тсс! тсс! сказалъ Утятннъ князь,
Какъ человѣкъ, замѣтившій,
Что на тончайшей хитрости
Другого изловилъ:
«Какой такой господскій срокъ?
Откудова ты взялъ его?»
И на бурмистра вѣрнаго
Навелъ пытливо глазъ.

Бурмистръ потупилъ голову.
— Какъ приказать изволите!
Два-три денька хорошіе
И сѣно вашей милости
Все уберемъ, Богъ дастъ!
Не правда-ли, ребятушки?..
(Бурмистръ воротитъ къ барщинѣ
Широкое лицо).
За барщину отвѣтила
Проворная ОреФьевНа,
Бурмистрова кума:
— Вѣстимо такъ, Климъ Яковлачъ,
Покуда ведро держится
Убрать-бы сѣно барское,
А наше — подождетъ!

— «Бабенка, а умнѣй тебя!»
Помѣщикъ вдругъ осклабился
И началъ хохотать.
«Ха-ха! дуракъ!.. Ха-ха-ха-ха!
Дуракъ! дуракъ! дуракъ!
Придумали: господскій срокъ!
Ха-ха... дуракъ! ха-ха-ха-ха!
Господскій срокъ — вся жизнь раба!
Забыли, что́-ли, вы:
Я Божіею милостью,
И древней царской грамотой,
II родомъ и заслугами
Надъ вами господинъ!..»

Власъ на земь опускается.
— Что́ такъ? спросили странники ..
— «Да отдохну пока!
Теперь не скоро князюшка
Сойдетъ съ коня любимаго!
Съ тѣхъ поръ, какъ слухъ прошелъ,
Что воля намъ готовится,
У князя рѣчь одна:
Что мужику у барина
До свѣтопреставленія
Зажату быть въ горсти!..»

   И точно: часъ безъ малаго
Послѣдышъ говорилъ!
Языкъ его не слушался:
Старикъ слюною брызгался,
Шипѣлъ! И такъ разстроился,
Что правый глазъ задергало,
А лѣвый вдругъ расширился
И — круглый, какъ у Филина —
Вертѣлся колесомъ.
Права свои дворянскія,
Вѣками освященныя,
Заслуги, имя древнее
Помѣщикъ поминалъ,
Царевымъ гнѣвомъ, божіимъ
Грозилъ крестьянамъ, ежели
Взбунтуются они,
И на́крѣпко приказывалъ,
Чтобъ пустяковъ не думала,
Не баловалась вотчина,
А слушалась господъ!

— Отцы! сказалъ Климъ Яковличъ,
Съ какимъ-то визгомъ въ голосѣ,
Какъ будто вся утроба въ немъ,
При мысли о помѣщикахъ,
Заликовала вдругъ:
— Кого-же намъ и слушаться?
Кого любить? надѣяться
Крестьянству на кого?
Бѣдами упиваемся,
Слезами умываемся,
Куда намъ бунтовать?
Все ваше, все господское —
Домишки наши вѣтхіе
И животишки хворые
И сами — ваши мы!
Зерно, что́ въ землю брошено,
И овощь огородная,
И волосъ на нечесаной
Мужицкой головѣ —
Все ваше, все господское!
Въ могилкахъ наши прадѣды,
На печкахъ дѣды старые
И въ зыбкахъ дѣти малыя —
Все ваше, все господское!
А мы, какъ рыба въ неводѣ,.
Хозяева въ дому!
Бурмистра рѣчь покорная
Понравилась помѣщику:
Здоровый глазъ на старосту
Глядѣлъ съ благоволеніемъ,
А лѣвый успокоился:
Какъ мѣсяцъ въ небѣ сталъ!
Наливъ рукою собственной
Стаканъ вина заморскаго,
«Пей!» баринъ говорить.
Вино на солнцѣ искрится,
Густое, маслянистое.
Климъ выпилъ, не поморщился
И вновь сказалъ: «Отцы!
Живемъ за вашей милостью,
Какъ у Христа за пазухой:
Попробуй-ка безъ барина
Крестьянинъ такъ пожить!
(И снова, плутъ естественный,
Глонулъ вина заморскаго):
«Куда намъ безъ господъ?
Бояре — кипарисовы,
Стоятъ, не гнутъ головушки!
Надъ ними — царь одинъ!
А мужики вязовые —
И гнутся-то и тянутся,
Скрипятъ! Гдѣ матъ крестьянину,
Тамъ барину сполагоря:
Подъ мужикомь ледъ ломится,
Подъ бариномъ трещптъ!
Отцы! руководители!
Не будь у насъ помѣщиковъ,
Не наготовішъ хлѣбушка,
Не запасемъ травы!
Хранители! радѣтели!
И міръ давно-бы рушился
Безъ разума господскаго,
Безъ нашей простоты!
Вамъ на роду написано
Блюсти крестьянство глупое,
А намъ работать, слушаться,
Молиться за господъ!»

   Дворовый, что́ у барина
Стоялъ за стуломъ съ вѣткою,
Вдругъ всхлипнулъ! Слезы катятся
По старому лицу.
«Помолимся-же Господу
За долголѣтье барина!»
Сказалъ халуй чувствительный
И сталъ креститься дряхлою,
Дрожащею рукой.
Гвардейцы черноусые
Кисленько какъ-то глянули
На вѣрнаго слугу;
Однако — дѣлать нечего! —
Фуражки сняли, крестятся.
Перекрестились барыни,
Перекрестилась нянюшка,
Перекрестился Климъ...

Да и мигнулъ ОреФьевнѣ:
И бабы, что́ протискались
Поближе къ господамъ,
Креститься тоже начали.
Одна такъ даже всхлипнула
Вподобіе двороваго.
(«Урчи! вдова Терентьевна!
Старуха полоумная!»
Сказалъ сердито Власъ).
Изъ тучи солнце красное
Вдругъ выглянуло; музыка
Протяжная и тихая
Послышалась съ рѣки...

   Помѣщикъ такъ растрогался,
Что правый глазъ заплаканный
Ему платочкомъ вытерла
Сноха съ косой распущенной
И чмокнула старинушку
Въ здоровый этотъ глазъ.
«Вотъ!» молвилъ онъ торжественно
Сынамъ своимъ наслѣдникамъ
И молодымъ снохамъ:
«Желалъ-бы я, чтобъ видѣли
Шуты, врали столичные,
Что обзываютъ дикими
Крѣпостниками насъ,
Чтобъ видѣли, чтобъ слышали..»

   Тутъ случай неожиданный
Нарушилъ рѣчь господскую:
Одинъ мужикъ не выдержалъ —
Какъ захохочетъ вдругъ!

   Задергало Послѣдыша.
Вскочилъ, лицомъ уставился
Впередъ! Какъ рысь высматривалъ
Добычу. Лѣвый глазъ
Заколесилъ... «Сы-скать его!
Сы-скать бун-тов-щи-ка!»

Бурмистръ въ толпу отправился;
Не ищетъ виноватаго,
А думаетъ: какъ быть?
Пришелъ въ ряды послѣдніе,
Гдѣ были наши странники,
И ласково сказалъ:
«Вы люди чужестранные,
Что́ съ вами онъ подѣлаетъ?
Подите кто-нибудь!»
Замялись наши странники,
Желательно-бы выручить
Несчастныхъ вахлаковъ,
Да баринъ глупъ: судись потомъ,
Какъ влѣпитъ сотню добрую
При всемъ честномъ міру!
— Иди-ка ты, Романушка!
Сказали братья Губины:
— Иди! ты любишь баръ!
«Нѣтъ, сами вы попробуйте! »
И стали наши странники
Другъ дружку посылать.
Климъ плюнулъ. — «Ну-ка, Власушка,
Придумай, что́ тутъ сдѣлаемъ?
А я усталъ; мнѣ мочи нѣтъ!»

— Ну, да и вралъ-же ты!

«Эхъ, Власъ Илыічъ! гдѣ враки-то?»
Сказалъ бурмистръ съ досадою,
«Не въ ихъ рукахъ мы, чтоль?..
Придетъ пора послѣдняя:
Заѣдемъ всѣ въ ухабъ [1],
Не выѣдемъ никакъ,
Въ кромѣшный адъ провалимся,
Такъ ждетъ и тамъ крестьянина
Работа на господъ!

— Что́-жь тамъ-то будетъ, Климушка?

— «А будетъ, что́ назначено:
Они въ котлѣ кипѣть,
А мы дрова подкладывать!»

(Смѣются мужики).

Пришли сыны Послѣдыша:
— «Эхъ! Климъ-чудакъ! до смѣху-ли?
Старикъ прислалъ насъ; сердится,
Что долго нѣтъ виновнаго...
Да кто у васъ сплошалъ?»

— А кто сплошалъ, и надо-бы
Того тащить къ помѣщику,
Да все испортить онъ!
Мужикъ богатый... Питерщикъ...
Вишь, принесла нелегкая
Домой его на грѣхъ!
Порядки наши чудные
Ему пока въ диковину,
Такъ смѣхъ и разобралъ!
А мы теперь расхлебывай!

«Ну... вы его не трогайте,
А лучше киньте жеребій.
Заплатимъ мы: вотъ пять рублей...»

— Нѣтъ! разбѣгутся всѣ...

— «Ну, такъ скажите барину,
Что виноватый спрятался».

— А завтра ка́къ? Забыли вы
Агапа неповиннаго?

— «Что́-жь дѣлать?.. Вотъ бѣда!»

— Давай сюда бумажку ту!
Постойте! я васъ выручу!
Вдругъ объявила бойкая
Бурмистрова кума,
И побѣжала къ барину;
Бухъ въ ноги: «Красно солнышко!
Прости, не погуби!
Сыночекъ мой единственный,
Сыночекъ надурилъ!
Господь его безъ разуму
Пустилъ на свѣтъ! Глупешенекъ:
Идетъ изъ бани — чешется!
Лаптишкомъ, вмѣсто ковшика,
Напиться норовитъ!
Работать не работаетъ,
Знай, скалитъ зубы бѣлые,
Смѣшливъ... такъ Богъ родилъ!
Въ дому-то мало радости:
Избенка развалилася,
Случается, ѣсть нечего —
Смѣется дурачокъ!
Подастъ-ли кто копеечку,
Ударитъ-ли по темени —
Смѣется дурачокъ!
Смѣшливъ... что съ нимъ подѣлаешь?
Изъ дурака, родименькій,
И горе смѣхомъ претъ!»

   Такая баба ловкая!
Оретъ, какъ на дѣвншникѣ,
Цалуетъ ноги барину.
— «Ну, Богъ съ тобой! Иди!»
Сказалъ Послѣдышъ ласково:
— «Я не сержусь на глупаго,
Я самъ надъ нимъ смѣюсь!»
— Какой ты добрый! молвила
Сноха черноволосая
И старика погладила
По бѣлой головѣ.
Гвардейцы черноусые
Словечко тоже вставили:
Гдѣ-жь дурню деревенскому
Понять слова господскія,
Особенно Послѣдыша
Столь умныя слова?
А Климъ полой суконною
Отеръ глаза безстыжіе
И пробурчалъ: «Отцы!
Отцы! сыны атечества!
Умѣютъ наказать,
Умѣютъ и помиловать!»

   Повеселѣлъ старикъ!
Спросилъ вина шипучаго.
Высоко пробки прянули,
Попадали на бабъ.
Съ испугу бабы визгнули,
Шарахнулись. Старинушка
Захохоталъ! За нимъ
Захохотали барыни,
За ними — ихъ мужья,
Потомъ дворецкій преданный,.
Потомъ кормилки, нянюшки,
А тамъ — и весь народъ!
Пошло веселье! Барыни,
По приказанью барина,
Крестьянамъ поднесли,
Подросткамъ дали пряниковъ,
Дѣвицамъ сладкой водочки,
А бабы тоже выпили
По рюмкѣ простяку...

   Послѣдышъ пилъ да чокался,
Красивыхъ снохъ пощипывалъ.
(«Вотъ такъ-то! чѣмъ-бы старому
Лекарство пить — замѣтилъ Власъ:
«Онъ пьетъ вино стаканами.
Давно ужь мѣру всякую
Какъ въ гнѣвѣ, такъ и въ радости
Послѣдышъ потерялъ» ) .

   Гремитъ на Волгѣ музыка,
Поютъ и пляшутъ дѣвицы —
Ну, словомъ, ппръ горой!
Къ дѣвицамъ присосѣдиться
Хотѣлъ старикъ, всталъ на ноги
И чуть не полетѣлъ!
Сынъ поддержалъ родителя.
Старикъ стоялъ: притопывалъ,
Присвистывалъ, прищелкивалъ,
А глазъ свое выдѣлывалъ —
Вертѣлся колесомъ!

— «А вы что́-жь не танцуете?
Сказалъ послѣдышъ барынямъ
И молодымъ сынамъ:
— Танцуйте!» Дѣлать нечего!
Прошлись они подъ музыку.
Старикъ ихъ осмѣялъ!
Качаясь, какъ на палубѣ,
Въ погоду непокойную,
Представилъ онъ, какъ тѣшились
Въ его-то времена!
— «Спой, Люба!» Не хотѣлося
Пѣть бѣлокурой барынѣ
Да старый такъ присталъ!

   Чудесно спѣла барыня!
Ласкала слухъ та пѣсенка,
Не громкая и нѣжная,
Какъ вѣтеръ лѣтнимъ вечеромъ,
Легонько пробѣгающій
По бархатной муравушкѣ,
Какъ шумъ дождя весенняго
По листьямъ молодымъ!

   Подъ пѣсню ту прекрасную
Уснулъ Послѣдышъ. Бережно
Снесли его въ ладью
И уложили соннаго.
Надъ нимъ съ зеленымъ зонтикомъ
Стоялъ дворовый преданный,
Другой рукой отмахивалъ
Слѣпней и комаровъ.
Сидѣли молча бравые
Гребцы; играла музыка
Чуть слышно... лодка тронулась
И мѣрно поплыла...
У бѣлокурой барыни
Коса, какъ флагъ распущенный,
Играла на вѣтру...

— Уважилъ я Послѣдыша!
Сказалъ бурмистръ. — Господь съ тобой!
Куражься, колобродь!
Не знай про волю новую,
Умри, какъ жилъ, помѣщикомъ,
Подъ пѣсни наши рабскія,
Подъ музыку холопскую —
Да только поскорѣй!
Дай отдохнуть крестьянину!
Ну, братцы! поклонитесь мнѣ,
Скажи спасибо, Власъ Ильичъ:
Я міру порадѣлъ!
Стоять передъ Послѣдышемъ
Напасть... языкъ примелется,
А пуще смѣхъ долить.
Глазъ этотъ... какъ завертится,
Бѣда! Глядишь да думаешь:
— Куда ты другъ единственный?
По надобности собственной,
Аль по чужимъ дѣламъ?
Должно быть, раздобылся ты
Курьерской подорожного!..
Чуть разъ не прыснулъ я.
Мужикъ я пьяный, вѣтреный,
Въ амбарѣ крысы съ голоду
Подохли, домъ пустехонекъ,
А не взялъ-бы, свидѣтель Богъ,
Я за такую каторгу
И тысячи рублей,
Когда-бъ не зналъ доподлинно,
Что я передъ послѣдышемъ
Стою... что онъ куражится,
По волѣ по моей...

Власъ отвѣчалъ задумчиво:
— Бахвалься! А давно-ли мы,
Не мы одни — вся вотчина...
(Да... все крестьянство руское!)
Не въ шутку, не за денежки,
Не три-четыре мѣсяца,
А цѣлый вѣкъ... да что ужь тутъ!
Куда ужь намъ бахвалиться,
Не даромъ Вахлаки!»

   Однако, Клима Лавина
Крестьяне полупьяные
Уважили: «Качать его!»
И ну качать... «ура!»
Потомъ вдову Терентьевну
Съ Гаврилкой, малолѣточкомъ.
Климъ посадилъ рядкомъ
И жинеха съ невѣстою
Поздравилъ! Подурачились
Досыта мужики.
Пріѣли все, все припили,
Что господа оставили,
И только позднимъ вечеромъ
Въ деревню прибрели.
Домашніе ихъ встрѣтили
Извѣстьемъ неожиданными
Скончался старый князь!
— Какъ такъ? — «Изъ лодки вынесли
Его ужь бездыханнаго —
Хватилъ второй ударъ!»

Крестьяне пораженные
Переглянулись... крестятся...
Вздохнули... Никогда
Такого вздоха дружнаго,
Глубокаго-глубокаго
Не испускала бѣдная
Безграмотной губерніи
Деревня Вахлаки...
Но радость ихъ вахлацкая
Была непродолжительна.
Со смертію Послѣдыша
Пропала ласка барская:
Опохмѣлиться не дали
Гвардейцы вахлакамъ!
А за луга поёмные
Наслѣдники съ крестьянами
Тягаются доднесь.
Власъ за крестьянъ ходатаемъ,
Живетъ въ Москвѣ... былъ въ Питерѣ...
А толку что-тонѣтъ!




Примечания

  1. Могила.


  Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.