Ф. АНДРИАНОВ
правитьКОМСОМОЛЬСКИЕ МАСТЕРСКИЕ
правитьНиколай — комсомолец. Здоровый парень, разлитой, кончил партшколу, и его прислали работать в свою деревню избачем.
Миша — комсомолец. Развит слабо.
Володя — комсомолец. Заика.
Ваня — комсомолец.
Вера — комсомолка. Здоровая, красивая девушка.
Маруся — комсомолка.
Борис — комсомолец, секретарь ячейки. Любит командовать, карьерист.
Вася — комсомолец. Сын зажиточного мужика, находится под большим влиянием Бориса.
Гриша — комсомолец, развит слабо.
Капустин — брат Бориса, секретарь райкома ВКП(б), хитрый человек.
Чижик — бедняк, 30 лет, развит слабо, но сознательный крестьянин.
Петя — мальчик 13 лет, брат Миши.
Председатель контрольной комиссии.
Алексей — беспартийный парень, развит слабо.
Гриша (зевает). Борис, што такое индустрыялизацыя?
Борис (не отрываясь от книги). Индустриализация — это есть машинизация страны.
Гриша. Значит, мы на нашу страну будем машины сажать, вроде кустов, што ли?
Борис. Не сажать, а работать будем машинами, как в Англии аль Америке.
Гриша. Ага, понял (чешет в затылке). По-моему нам не мешало бы перекурку сделать, а то у меня от этой политграмоты шишка на затылке выросла.
Вася. Читай, читай — пока секретарь не кончил. Надо по его примеру заниматься.
Гриша. Если он целу неделю будет сидеть, и я сиди?
Вася. И ты сиди.
Гриша. Спасибо…
Борис. Терпенья у тебя, Гриша, нет… Политграмота — это, брат, великое дело… Сам Карл Маркс сидел на ней дни и ночи.
Гриша. Сидеть-то на ней и я хоть год просижу, да читать ее трудно — глаза на затылок лезут.
Борис. Читай, знай. (Входит Миша с двухрядкой.)
Миша. Здорово, грамотеи… (Все молчат, не обращая на него внимания.) Видно нет никого… Поиграть, что ли? (Садится на стул, играет и поет.)
Не тоска, друзья-товарищи,
Грусть запала глубоко,
Дни веселые, дни радости
Отлетели далеко.
Борис. Брось балаган разводить. Вишь, политграмоту готовим.
Миша (продолжает играть). А я на свадьбу готовлюсь. Массовую работу буду проводить там.
Борис. Брось халтурой заниматься… Сам аза в глаза не знаешь, а политграмоту учить не хочешь…
Миша. Переделай ты свою политграмоту на чучело да поставь в огород, чтоб воробьи огурцы не клевали. Кишки вверх дном перевертываются от вашей политграмоты… (Продолжает играть.)
Борис (подходит к нему и кричит). В порядке комсомольской дисциплины предлагаю прекратить тебе эту бузу… А то мы тебя с твоей гармошкой выгоним отсюда к чорту!
Миша (смотрит Борису в лицо и играет). А ну, попробуй — выгони.
Борис. И выгоню. Я тебе секретарь, аль нет.
Миша (хладнокровно). Секретарь, сядь на свое место, а то я о твою башку гармонь разобью… Починять придется — лишняя трата.
Борис. Товарищи, я прошу вас запомнить это. Мы на бюро поставим вопрос о его пребывании в комсомоле — за нарушение дисциплины.
Вася. Ты, Миша, бузу против секретаря не веди, а то мы тебе…
Миша (перебивает его). Брось ты подлизываться-то. Только под его дудку и дудишь.
Вася. Он секретарь… ему надо подчиняться.
Миша. Ну и шут с вами, подчиняйтесь. Засели тут одним бюро, а ребята по улицам слоняются. Суют одну политграмоту всем… (Входят Вера и Маруся.)
Вера. Ребята, Колька Шишорин приехал. Его к нам избачем прислали.
Миша (радостно). Правда, Вера?
Вера. Вот свою Марусю спроси, если не веришь.
Миша. Колька «сволочь»… Вот дождались-то… Теперь работа пойдет. (Обращается к ребятам.) Это не вы, сонули. У него все наладится. Маруся, Вера, айдате к нему.
Маруся. Пойдемте. (Хотят уйти.)
Борис. Вера, останься. Нам надо с тобою поговорить.
Вера. После поговорим.
Борис. В порядке комсомольской дисциплины предлагаю тебе остаться.
Миша. Начхай ему, Вера, на его дисциплину-то. Будя, покомандовал. Пошли, Вера. (Уходят.)
Гриша (к Борису). Это что же? Перелетела, стало быть, птичка на другой кустик. Значит, крышка тебе.
Борис. Далеко не улетит. (Входит Чижик, немного выпивший.)
Чижик. Здравствуйте, все книжечками занимаетесь, книжечками… Читаете, читаете…
Борис. Пьяным у нас здесь быть не полагается.
Чижик. А ты мне подносил? Подносил? Я тебя спрашиваю.
Вася. Это не наше дело, кто тебе подносил, только мы с пьяными разговоров не ведем.
Чижик. Разговоров вести не желаете. Где вам с нами разговаривать. Вы народ просвещенный, а мы люди темные, а вот отец твой, Васька, со мной разговариват.
Борис. Пьяным здесь быть не место. Здесь ячейка пролетарской молодежи.
Чижик. А кто из нас бедней, вы аль я? Вы, стало быть, пролетарии, а мы, стало быть, буржуазия.. Так, видно, выходит?
Вася. Вина меньше пей, тогда и у тебя много будет.
Чижик. Я на свои не пью. У меня своих нет. Твой отец меня напоил, а за что — ты знаешь.
Вася. Я ничего не знаю.
Чижик. А, не знашь? Не знашь, так я тебе скажу. Землю и труд я каждый год твоему отцу исполу сдаю, так вот он меня зато и поит, штоб я другим не отдавал. Вы меня вот пьяным увидали, а спросили, отчего я пьян-то? От вина думаете? Нет, не от вина. От тоски пьян. Ты вот, Васька, со своим отцом по два куска ешь, а мне с ребятишками по половинке остается.
Борис. Ну, ладно, катись, у нас тут свои дела…
Чижик. Правильно. Вам с нами, бедными, возиться некогда: (Входят Николай, Миша, Вера и Маруся.)
Николай. Здорово, ребята! Как живете?
Борис. Ничего.
Николай. Ничего у каждого в карманах много.
Миша. Они у нас политикой занимаются. (К Борису.) Этот вот все время на Карле Марксе сидит, хочет из себя Карла Маркса высидеть. (К Василию.) А этот все время на Бухарине сидит. Хочет редактором «Правды» сделаться. (К Грише.) А этот вроде пастуха у них. По любому вопросу ответит, только обязательно наврет.
Гриша. Ты правильно ответишь зато.
Миша. Я человек необразованный. Это вы, как куры на яйцах, на книгах-то сидите…
Николай. А практическая работа какая у вас ведется?
Вера. Никакой. Мы пробовали колхоз организовать, а бюро не согласилось.
Борис. С нашими мужиками ничего и не сделаешь… Они нас плохо слушают. Надо научиться говорить с ними так, чтоб у них волосы дыбом стояли, — вот тогда они за нами пойдут.
Миша. Тогда, пожалуй, и бык отелится.
Николай. Надо мужику на деле доказать, что мы их к хорошему зовем. А не болтать им красиво.
Маруся. И мы так говорили, да бюро нас не слушало: «Мы, говорят, бюро, а потому и знам больше вас».
Николай. Вот что, ребята, надо завтра созвать собрание комсомольское совместно с беспартийной молодежью и обсудить вопрос о дальнейшей работе. Спать некогда.
Борис. У нас собрание было три дня тому назад. По плану будет через полторы недели.
Николай. Этот план надо отложить в сторону, а собрание завтра созвать.
Борис. Сказали тебе — по плану собрание через полторы недели будет. Подумаешь, какая шишка явилась… Тебе тут не Москва. Это вы в Москве-то больно люты.
Миша. Вот попробуй, Коля, с ним сговорись.
Николай. Сговариваться тут нечего. Ты, Борис, как бык в стену лбом, не упирайся. Если сам делать ничего не хочешь, так и другим не мешай. Споров нам разводить некогда. Вы вот сидите над политграмотой, а сколько вас? Три человека, одно бюро. Разве это дело? А остальные ребята по улицам шляются. Надо всем работу дать. Если ты завтра собрание не соберешь, — мы сами соберем.
Борис. Мы этого не допустим.
Вася. Ты, Колька, не больно фордыбачься. Мы сами знам, что делаем…
Маруся. А я было обрадовалась, думала — и вправду работу начнем.
Вера. Дадут они — держись…
Николай. Мы их и спрашивать больше не будем. Они пусть по-своему работают, а мы по-своему работу начнем.
Миша. Маруся, Вера, слышьте, что Колька-то говорит. Значит, теперь поработаем. Эх, и делов наделаем — уйму. Силы у нас чорт знает сколько, только девать ее не знам куда.
Николай. Была бы сила, а работа будет. Эх, ребята, я сам по работе соскучился.
Чижик. Как бы нам насчет землицы, Коля, сделать, чтоб исполу ее не отдавать, а то вот я Васькину отцу пять лет отдаю ее. И выходит — он сыт, а я голоден.
Николай. А пока на лошадь денег попроси в кредитном товариществе.
Чижик. Я там два года прошу, да не дают.
Николай. Дадут. Я сам схожу туда на-днях и обязательно добьюсь, чтобы дали. А осенью возьмемся за колхоз.
Миша. Эх, Колька, и рад я, что ты, «сволочь», приехал. Чорт знат, как рад! Давайте хоть на радостях повеселимся немного. Девицы, валите, пляшите. Только веселей! (Играет «Барыню». Вера и Маруся пляшут.)
Вера. Ждала, миленький, тебя
Я, души не чаючи,
Изболелось мое сердце,
О тебе страдаючи.
Маруся. Скоро, скоро троица, —
Земля травой покроется,
Ко мне милый подойдет —
Сердце успокоится.
Миша. Чижик, вали, играй. Мы с Колькой спляшем. (Дает гармонь.)
Борис. В порядке комсомольской дисциплины предлагаю прекратить эту бузу.
Миша. Сиди, коль тебя не задевают. (Чижик играет, Николай и Миша пляшут.)
Николай. Ну, хватит, ребята, пора домой. С завтра начинаем работать.
Чижик. Вы, Коль, и меня с собой возьмите, а то эти грамотеи и говорить не хотят.
Николай. Пойдем.
Миша. Пошли, ребята! (Играет и идет к выходу. Вера и Маруся поют. За ними идут Чижик и Николай. Некоторое время на улице слышна игра гармошки и песни девиц. Борис, Вася и Гриша стоят молча на сцене и пристально смотрят друг на друга.)
Борис. Ну, как?
Вася. Что «как»?
Борис. Как, я спрашиваю.
Вася. Да что «как-то»?
Гриша. Крышку нам сделали — вот и «как».
Борис. Ни чорта! Кишка слаба у них. У нас поддержка большая. У брата в округе много начальников знакомых. Они за нас постоят.
Вася. Выше крыши они не прыгнут…
Гриша. Колька — парень жоха. Он везде дорогу найдет, а к тому — зачем нам против них стоять… Они дело хотят делать, а мы дурака валяли. Я тоже с ними пойду.
Борис. Как, ты тоже против нас?! Изменником хочешь быть, переметной сумой?
Вася. На попятный двор раком полез?
Гриша. Да чего же мне с вами делать-то.
Борис. Разве не знаешь чего? В люди тебя хотим вывести, на должность устроить. У нас знакомых везде полно.
Гриша (колеблясь.) Ну-ну, ладно, остаюсь.
Борис. Кольке мы ходу не дадим. Власть в своих руках крепко будем держать, поддержку нам дадут. Биться, так биться до последнего конца.
Мы поднимаем знамя,
Товарищи, сюда,
Идите строить с нами
Республику труда.
Чтоб труд владыкой мира стал
И всех в одну семью спаял.
В бой, молодая гвардия
Рабочих и крестьян.
Миша. Вот отделали на-ять. Мы с тобой, Маруся, когда женимся, свою комнату тоже так уберем.
Маруся. Еще хлеще, дай только срок.
Вера. Ребята, смотрите, что у меня получается: «Все силы на строительство» я написала, а на «социализм» материи не хватает.
Миша. А ты по аршину буквы-то не выводи, вот и хватит. Ну да ладно, раз написала — переписывать не стоит. Я из кооперации три метра принес, — отрежь от него, только в другой раз короче пиши.
Вера. Не учи, сама учена. Где материя?
Миша. Вот, в столе. (Вынимает из стола материю, подает Вере.)
Николай. Ребята, слушайте, я написал. (Читает, все внимательно слушают.) «Товарищи сормовские комсомольцы, вы в больших заводах большими машинами строите социализм. Мы, деревенские комсомольцы, не хотим отставать от вас в этой работе. На нашу долю выпала задача — перестроить старую деревню на новую, социалистическую. Мы приложим к этому все силы, всю энергию, но без вашей помощи над трудно это сделать. Мы просим вас взять над нами шефство — не на словах, а на деле. Мы посылаем сейчас в совхозские мастерские своих комсомольцев учиться кузнечному и столярному делу, а потом будем строить свои мастерские. Вот для этих мастерских мы и просим вас прислать нам нужные материалы: наковальни, молоты и рубанки. Это нас свяжет стальной цепью в нашей общей работе. Мы вашими инструментами будем ремонтировать сельскохозяйственный инвентарь, мы поможем мужику поднять урожайность и снабдить вас хлебом. Ждем вашего согласия».
Володя. З-з-дор-р-ово с-сказа-н-но.
Миша. И башка у тебя, Колька! Откуда што и берется,
Ваня. Слов набрать можно. Только вот на мастерские денег набрать трудно… Вот беда.
Николай. Наберем. Я говорил в кредитном товариществе. Там обещают дать денег. Сормовские комсомольцы пришлют кое-какой материал, мужики помогут. Вот и сделаем.
Маруся. Как на тарелку все выложил. Молодец, Коля.
Николай.. Все найдем, ребята. Дай только время. Ну-ка, я с вами поработаю. (Принимаются все снова убирать комнату. На сцену входит Петя.)
Петя. Коль, запишите меня в комсомол?
Володя. У т-тебя под носом с-сосульки висят. Р-рано.
Петя. Сам ты сосулька.
Миша. Тебе по уставу не полагается — годов не хватат.
Петя (обиженно). «Не полагается…»
Николай. Мы, Петя, на той неделе будем пионерский отряд организовывать и тебя туда запишем. Вера будет вожатым, а ты ее помощником. Идет?
Петя ухмыляясь. Определенно… А сейчас мне что делать?
Вера. Иди мне лозунги помогать писать. (Петя идет к Вере. На сцену входят Борис, Вася и Гриша.)
Борис. Это что же? Контр-революцию против бюро вести начинаете? Собрание без ведома нас собрали. Комнату обезобразили…
Володя. В б-баш-ке у т-тебя б-безоб-бразие.
Борис. Ах, вот как, так мы вам от имени бюро, в порядке комсомольской дисциплины предлагаем прекратить это безобразие.
Миша. Поди ты свою дисциплину повесь нашему быку на рога, чтоб он не пырялся.
Борис (кричит). Вы против политики комсомола пошли! Мы вас всех за это исключим к чорту!
Николай. Идите отсюда и не мешайте нам, а кого надо исключить, так мы потом разберем это.
Борис. Ладно, идем, ребята. Мы им покажем!
Вася. Идем, Гриша.
Гриша (колеблясь). Я, я не знаю… Итти ли мне?
Миша. Оставайся с нами. Чего ты к ним пристал?
Борис. Идем, Гриша, а то спокаешься.
Гриша. Ну, ну, ладно, идем. (Уходят.)
Володя. К-к-атитесь к-колбасой. (Входит Чижик.)
Чижик. Чего это ваши начальники-то, как ошпаренные, отсюда полетели?
Володя. К-к-олька на нн-них д-ыхнул жарко.
Чижик (смотрит кругом). Ловко вы отделали! Молодцы! Эх, годков десяток бы мне сбавить!
Николай. Ты и так не стар. Давай, помогай нам.
Чижик. Что же, давайте — подсоблю. (Принимается работать.)
Николай. Идите, ребята, в читальню работать, а здесь мы с Мишкой вдвоем кончим.
Вера. Это верно. А то у нас там такой хаос, не лучше чем здесь. Пошли. (Все уходят, остаются Миша и Коля.)
Миша. Коля, я хотел у тебя спросить на счет одного вопроса.
Николай. Спрашивай.
Миша. Меня дома жениться уговаривают, а то, говорят, от делов отстал, и Маруся мне шибко нравится…
Николай (задумчиво). Женись… Только перестанешь тогда работать, отстанешь от общественной жизни.
Миша (горячо). Нет, Коля, я не отстану. Я буду работать… Мы вместе с Марусей будем…
Коля. Это только слова, Миша. Мало ли было таких случаев. Так парень хороший… Работает, а как женится, от всей работы отстает. Вот и с тобой, это будет…
Миша (тронутый). Как же быть-то. Коля. А?
Коля. Потерпеть надо… Я сам молодой. Поработай — направим деревню на широкую дорогу, — потом женимся.
Миша (радостный). Это верно, Коля. Верно, ведь, это. Я тогда согласен на все двести процентов не жениться до самого социализма. Ну ее к чорту, женитьбу-то.
Николай. До социализма долго — не выдержим.
Миша. Выдержим, Коля. Право слово, выдержим.
Николай. Давай попробуем, насколько терпенья хватит.
Миша. Верно. Я теперь тоже так понимаю. Взять вот Марусю — она девка на-ять, а как на собрание итти, — она гулять тянет. Не пойдешь — хнычет. Ты, говорит, меня не любишь…
Николай. Вот потому я и не советую.
Миша. Гулять с ними, Коля, тоже ни-ни. А то моргнет глазом — и пропало все…
Николай. Ладно. Идет. Только о нашем уговоре, Миша, никому ни слова, а то девицы смеяться будут.
Миша. Каюк. Давай лапу. (Жмет Николаю руку, входит Маруся).
Маруся. Коль, тебя в читальню просят — показать, как лозунги развешивать.
Николай. Иду. (Уходит, Миша, не глядя на Марусю, принимается уделывать стул.)
Маруся. Устал, Мишенька? Давай, отдохнем.
Миша (молчит).
Маруся (подходит к нему). Миша, ты что — не слышишь, что ль?
Миша (сухо). Некогда мне. Вишь, работаю.
Маруся. Чего ты такой надутый?
Миша. Надуешься, коли работы полно.
Маруся. Вот я тебе и говорю, — давай отдохнем, а потом опять работать будем. Сегодня вечер хороший. Мы с тобой после работы гулять пойдем. Пойдем, Миша?
Миша. Не пойду я.
Маруся. Почему?
Миша. А очень просто, не хочу и все… Некогда безделушками заниматься…
Маруся. Что с тобой, Миша? Тебе что-нибудь наговорили на меня?
Миша. Вот пристала еще… Говорят — некогда…
Маруся (обиженно). Ну да, тебе наговорили. Всегда был ласковый, а теперь и говорить не хочешь.
Миша (растерянно). Вот ты тут и поди… Ну, ну, говорят тебе нельзя… Поважнее дела есть… Понимаешь?
Маруся. Ничего не понимаю.
Миша. Понимаешь ты, ну… Ну, понимаешь, да ну тебя к чорту… (Быстро уходит, в дверях сталкивается с Верой. Та изумленно смотрит ему вслед.)
Вера. Он что — угорел, что ль?
Маруся (горячо). С ним что-то случилось, Вера. Он со мной не хочет говорить. Твердит одно — некогда, да некогда…
Вера. Ну и пусть твердит, а тебе жалко?
Маруся. Он не такой раньше был. Он был ласковый, а теперь и разговаривать не хочет…
Вера. А ты уж и нюни распустила. Не хочет разговаривать — не надо. Кланяться им нечего. Надо будет — и сами покланяются.
Маруся. Да как же, Вера. Мы с ним целый год гуляли, он жениться на мне хотел…
Вера. А ты не лезь. Пусть потопырится…
Миша. Коль, когда мы поедем в мастерские-то?
Николай. После перевыборов бюро.
Николай. Вот что, ребята. Вы там занимайтесь лучше. Чтоб через шесть месяцев могли работать в своих мастерских. Мы тут без вас начнем их строить.
Ваня. Моментально все выучим.
Чижик. Я когда-то работал в молодости в столярном цехе; так вот, кто из вас будет столяром, я потом помогу.
Петя. А я тогда от вас буду учиться в мастерских.
Николай. Обязательно. Ты, Петя, наша смена.
Петя. Факт.
Николай. Завтра, ребята, будем учинять пожарный инвентарь, а потом пожарную команду организуем. А то у нас летом красные петухи часто летают. Надо их прекратить.
Володя. К-крылышки им подрезать.
Ваня. Дороги у нас плохи, а мужики ленятся починять… Скотине ходу нет. Нам не мешало б взяться за это дело.
Николай. Возьмемся. Как, ребята, возьмемся, что ль?
Все. Из всех сил. Все сделаем!
Николай. Кончено. А теперь нашу, комсомольскую… (Запевает, все ему дружно подтягивают. К концу песни занавес медленно опускается.)
Вперед, заре навстречу,
Товарищи, в борьбе.
Штыками и картечью
Проложим путь себе.
Смелей вперед, и тверже шаг,
И выше юношеский стяг.
Мы — молодая гвардия рабочих и крестьян и т. д.
Борис. Куда так спешишь?
Вера. На Кудакину гору.
Борис. Отвечать не хочешь. Зазналась. Ладно…
Вера. У кого как, у меня все ладно.
Борис. Как бы не разладилось.
Вера. Спрашивай, что надо? Мне некогда.
Борис. Хотел тебя пригласить гулять… Вечер больно хорош. Пойдешь?
Вера. Нет.
Борис. За секретарем ударяешь… Образованного захотела… Только он на тебя мало внимания-то обращает. Нужна ты ему, как в Петровки варежки.
Вера. Всего хорошего. (Хочет уйти.)
Борис (хватает ее за руку). Подожди. Чего ты загибаешься. Под его дудку дудеть начала. Он вас смутил меня исключить из комсомола, а за что?
Вера (хладнокровно). Из комсомола не он тебя исключил, а вся ячейка. Мы сами увидели, что с такой швалью нам не по пути.
Борис. Ты не брехайся. Как бы не спокаяться.
Вера. Не грози. Мы этого не боимся. Говори, что тебе надо.
Борис. Вера. (Пауза.) Я жениться хочу
Вера. И вали, на здоровье.
Борис. Ты пойдешь за меня?
Вера. Ха-ха-ха.
Борис. Смеешься, — как бы не заплакать. За меня не пойдешь, за другого не выйдешь. Я Кольке голову все равно сверну.
Вера (смеется). Я тебя раньше умным считала, а оказывается ты совсем дурак. (Уходит.)
Борис (останавливает ее). Вера, подожди, не доводи до греха!
Вера. Пусти. (Вырывается и идет.).
Борис (идет за ней). Все равно от меня никуда не уйдешь. Везде разыщу.
Вася. Ты сам посуди: они на тебя никакого внимания не обращают. Небось, в мастерские тебя не послали работать…
Гриша. Нет, постой ты. А почему они вас из комсомола исключили, а меня оставили? Почему?
Вася. Погоди. Давай посидим, а то ноги качаются. (Оба садятся на скамью.)
Гриша. А зачем же они меня уговаривают бросить с вами возиться? Зачем они меня кажинный день на занятия тягают? Может, они меня и в мастерские послали бы работать, если бы я с вами не якшался?
Вася. Для вида они это делают. Ты скажи, кто тебе с матерью муки давал, когда у вас не было? Они, аль мы с Борисом?
Гриша. Вы.
Вася. То-то и оно-то. И опять сказать. Если мы это дело сделам, в наших руках все будет… Мы их из мастерских тогда метлой… А тебя за главного. Понял?
Гриша. Боюсь я это делать. Совесть замучит… Парень он хороший, а мы его в тюрьму запекем ни за что. Он не для себя все делат, а для всех.
Вася. Шарабан у тебя плохо, Гришка, варит. Дым в глаза пускат, а сам, гляди, набьет себе карманы, да и тю-люлю… Почему он нас исключил? Почему тебе работать не дал? Боится, чтоб мы за ним не следили. Вот почему…
Гриша. Нет, я все равно не буду этого делать… Вы как хотите, а я не буду…
Вася. Дурак ты. Для тебя добра желают а ты раком от него пятишься. Никто и знать не будет… Ты только молчи. Обделам все, чище быть некуда.
Гриша. Совесть меня замучит. Не вытерплю я, чтоб человек из-за меня понапрасну сидел в тюрьме.
Вася. Тише. Кто-то идет. (На сцену быстро входит Володя.)
Володя. К-к-кольку Ши-ши-шорина т-ут не видали?
Вася (передразнивая). Н-на к-крыше г-возди дергат.
Володя. С-сострил, как к-коза хвостом.
Вася. А ты нараспев говори, как дьячок, а то подавишься.
Володя. Д-д-урак! (Быстро уходит.)
Вася. Вишь, носятся, как угорелые, о тебе и забыли совсем.
Гриша. Сам я от них откалываюсь. Они за мной каждый день приходят.
Вася. Пытают они тебя только. Про наш уговор хотят узнать. Наплюй ты на них. Мы тебя человеком сделам… Пойдем, еще по одной пропустим для веселости, а то вон опять какие-то сюда прутся. (Встают и уходят, следом за ними идут Маруся и Алексей.)
Маруся. Видишь, какие мы мастерские-то сделали. Как в городе завод. Скоро тут сад рассадим. Давай посидим. (Садятся.)
Алексей. Да-а, ловко это у вас получи лось… Хорошо…
Маруся. Мы еще вот колхоз организуем. На будущее лето всем селом сообща будем работать…
Алексей. Чудно как-то. Все вроде, как в одной большой семье будут жить… По-моему не запишутся… Бабы ругаться будут, да и мужики на сговор тугие.
Маруся. Запишутся. Чай, мужики видят, что мы их к хорошему ведем, они нам теперь верят. Видят, что не брешем, а дело делам.
Алексей. Так-то оно так… у меня бывало тятька про комсомол и понимать не велел, а теперь ничего.
Маруся. А почему ты к нам не запишешься?
Алексей. Как-то не смею спервоначалу-то.
Маруся. Ты к нам на кружки ходи заниматься, потом привыкнешь и запишешься.
Алексей. Ладно, приду. А комсомольцам с девушками гулять не запрещается? (На сцену выходит Миша; увидев Марусю с Алексеем, прячется за амбар и слушает.)
Маруся. Кто запрещать-то будет. Мы сами себе хозяева. Чай, комсомольцы не монахи. Кто хочет гулять — гуляй, а не хочет — не гуляй.
Алексей. А антиресно, как они гуляют, — обнимаются, цалуются, аль по-другому как?
Маруся (смеется). Вот чудак!
Алексей. Я вот давно хотел с тобой потолковать, да боялся все.
Маруся. Чего же боялся-то?
Алексей. Комсомолка ты, а я нет. А обнять тебя можно, Маруся? (Хочет обнять!)
Маруся (отнимает его руки). Зачем? Мы с тобой не любимся, а по-товарищески разговариваем. (Миша в это время громко свистит, подходит к ним, оба вздрагивают.)
Миша. Тю-лю-лю! Вот это номер! Это чем же тут пахнет?
Маруся. А тебе какое дело?
Миш?. Как какое? Мы день и ночь социализм ковать готовимся, а вы тут шуры-муры разводите, любовь колесом вертите…
Маруся. Вовсе не любовь, а о политике разговор ведем.
Миша. То-то я и вижу, он тебе за шею политику рукой заворачиват… (Берет Алексея за горло.) А ты, шпана беспартийна, наших комсомолок с пути праведного сводить захотел. Я тебе за такие делишки всю фотографию растворожу.
Алексей (испуганно). Я-я, право, ничего. Это она мне о комсомоле рассказывала.
Маруся (встает перед Мишей). Отстань от него. Он тебя не трогат, ты и не лезь; если и любовь крутить буду, ты мне не указчик. Как знаю, так и делаю. Али тебе завидно, что с тобой не гуляю?
Миша (заносчиво). Нужна ты мне, как трактору соха, после таких-то дел!
Маруся. Ну и не лезь, коли не нужна. Пойдем, Алеша. Глядеть на него тошно. (Уходят, Миша смотрит им вслед, качает головой.)
Миша. Ну и стерва! А ведь она и вправду закрутит с этим дураком. (Задумывается.) А ну их к чорту, — нам этой бузой заниматься некогда. (Уходит, на сцену входит Капустин, читает вывеску. Навстречу ему идет Николай с книгами.)
Капустин (говорит ласково). А-а, Николай Иваныч, мое почтение. Как это кстати. Ты, брат, все с книгами. Пополняешь, так сказать, свой умственный багаж… Полезно, полезно.
Николай (сухо). Да-а…
Капустин. Мы вот, старички, отстаем от жизни — не поспеваем, так сказать, за молодежью… Работа заполонила.
Николай. Не видно, чтобы вы слишком много работали.
Капустин. Ну, уж это непростительно не заметить нашей работы. Мы, так сказать, из сил выбиваемся, а ты вон какие штуки отмачиваешь, — не работаем!
Николай. Я хотел сказать — полезной работы вы мало делаете.
Капустин. Странно! Впрочем, ты вообще какой-то странный. Взять хотя бы ваш поступок с моим братом и Василием. Никуда не годный. За что вы их исключили из комсомола? Я не понимаю.
Николай. За то, что они умышленно тормозят работу комсомола и срывают ее, да и по социальному положению они к нам не подходят. От такого хлама комсомол должен очистить себя.
Капустин. Это не верно. Правда, у Василия отец — крепкий мужик, но сам он всей душой предан комсомолу, а насчет моего брата, так это просто безобразие. Он всю душу, так сказать, отдавал для комсомола. Кроме того, он целиком и полностью находится под моим влиянием, а я член партии, руководитель, так сказать, районной партийной организацией.
Николай. К сожалению, да.
Капустин. Что-о?
Николай (в сторону). Погода, говорю, будет завтра дрянная, облака густые ходят.
Капустин. Ты, Николай Иванович, в чем-то меня подозреваешь? Сторонишься, так сказать, чего-то?
Николай. Вашей волокиты.
Капустин. Где ты увидел волокиту? Это уж непростительно, а особенно кандидату партии, оскорблять, так сказать, районную организацию. Поступок никуда не годный. Нетактичный. Вы вот построили мастерские, организуете колхоз, и все это идет помимо партии…
Николай (перебивает). Врешь, я в партийном комитете не один раз был! Даже ставил вопрос о мастерских и организации колхоза на пленуме райкома. Вы признали мои предложения ребяческой фантазией, а теперь, когда эта фантазия осуществляется в жизнь, вы хотите сказать, что это сделано вами. Это подло!
Капустин. Ты не волнуйся, не волнуйся, хладнокровней… Ты говоришь, что был в райкоме и ставил вопрос о мастерских и об организации колхоза, но мы тебя, вероятно, не поняли, вероятно, были заняты более важным делом. Так ты, так сказать, мог зайти ко мне на квартиру и потолковать со мной по душам.
Николай. На квартиру я к тебе не ходил и не пойду.
Капустин. Почему? Я тебе, кажется, плохого ничего не сделал?
Николай. Я знаю, кто ты. Ты до семнадцатого года торговал в своем собственном магазине, после семнадцатого по двадцатый был старостой церковным, а теперь одел волчью шкуру, прикрыл ее партийным билетом. Обманываешь партию. Помогаешь кулакам подрывать авторитет советской власти. Помогаешь им эксплоатировать бедноту. Ты умышленно извращаешь политику партии с корыстной целью — набить себе карманы трудовыми грошами.
Капустин (встает, резко перебивает). Замолчи, мальчишка! Не забывай, с кем имеешь дело! Я тебя в тюрьме сгною! Тебе со мной тягаться трудно!
Николай (хладнокровно). Не пугай, Капустин, я не из пугливых. (За сценой слышна приближающаяся игра гармошки.)
Капустин (тихо). Коля, в последний раз… согласен. Давай помиримся…
Николай. Катись ты ко всем чертям… (Идет к двери амбара.)
Капустин (смотрит ему вслед). Ладно, коли так… Припомнишь ты меня… (Уходит.)
Николай (некоторое время стоит задумавшись). Негодяй! (На сцену входит Миша с гармоникой.)
Миша. Нашему вождю сорок одна с кисточкой. (Подает руку.)
Николай. Ты чего там, Мишка, к Маруське пристаешь? Говорил — до социализма протерпишь, а лезешь. Да еще парня за горло схватил…
Миша. Да я… я што, пошутил просто. А уж она, гадюка, ябедничать…
Николай. Хороша шутка. За этакую шутку взгреть тебя надо. Нам за это спасибо скажут, что ль? А?
Миша (виновато). Да я… я, право, в шутку… Зло меня взяло… Я там шесть месяцев день и ночь ковать готовился, а она тут шуры-муры…
Николай. В шутку со злостью не делают. Ты уж признайся, что у тебя не все винтики на месте — ревнуешь.
Миша. Да нет… Когда она одна, так хоть бы что, и помину нет, а как увидал ее вот с этим, ну, понимаешь, и тово… сорвался.
Николай. Она его в комсомол агитирует, а мы…
Миша. Хороша агитация. От такой агитации зыбки вешают.
Николай. Не повесит. Не бойся. Тебя дожидается.
Миша. А чорт ее знает, может и не дождется.
Николай. А тебе жалко? Другую-то разве не найдешь?
Миша. Такую не найдешь, Колька. Это — девка выше довоенного уровня.
Николай (смеется). Ого!
Чижик. Вот они где, а мы вас искали.
Николай. Зачем? (Миша и Ваня рассматривают мастерские.)
Чижик. Мужики в нардоме насчет колхоза толкуют. Ну и мы с ними там говорили. С Васькиным отцом спорили… Он мужикам говорит, что в колхозе, мол, дело не пойдет на лад. Одним словом, разговаривает мужиков. А мы спорить не мастаки, как-то плохо клеится у нас. Мы и решили тебя туда позвать, чтобы ты убедил их. Ты на это мастер.
Николай. А ты бы их нашим примером крыл.
Чижик. Да уж я и тем и этим, а все не как ты.
Володя. А-а этот Васькин о-отец-то! «К-каждая, г-говорит, п-птичка кк-люет с-воим носом и н-н-ничего, — с-сыта б-бывает». Х-хо-тел я его к-клюнуть по башке, ш-што-б он сам не к-к-левал, да н-народу м-ного…
Николай. Клевком мы, Володя, не убедим. Нам надо на примерах да на деле мужику доказать выгодность коллективного хозяйства.
Ваня. А здорово вы тут без нас отделали мастерские-то, прямо на-ять!
Миша. Эх, ребята, и работать мы с Ванькой научились, — лучше мастеров, што нас учили. Ночи не спали — все готовились.
Николай. Завтра мы, ребята, делаем торжественное открытие мастерских. Надо это сделать так, чтоб каждый крестьянин почувствовал, что это общий наш торжественный праздник, что это начало коллективного творчества всего села. (Входят Вера и Маруся.)
Вера. Ребята, подите хоть вы — уймите их. Они нам работать не дают.
Все. Кто, кого?
Маруся. Мы с девицами в кружке рукоделья занимались, пришли к нам пьяные Васька с Гришкой и давай хулиганить.
Володя. Ах, с-сволочи! Э-то ч-то ж! (На улице звонят сполох, слышен шум толпы.)
Все. Ребята, горит, горит, пожар!
Николай (громко). Ребята! Без паники! Все к машине! Дружно!! (Все уходят.)
Володя. В-в-се г-готово, д-д-дело за началом.
Чижик. Чего же это Кольки с Мишкой нет? Всегда они везде передом, а тут не идут.
Маруся. Колька, наверное, к докладу готовится, а Мишка в сельсовете что-нибудь делает.
Петя. Я всю неделю готовился к выступлению от отряда. Уж и скажу нынче.
Володя. Как громом ударишь. Т-только молнии н-не п-пускай, а т-то убьешь.
Петя (обиженно). Не смейся. Тебе так сроду не сказать, как я скажу.
Володя. В-в-вот я п-потому и г-говорю, ш-што-б без молнии, а т-то пожар б-будет, как в-вчера.
Ваня. Отчего это, ребята, могло загореться у Капустина? Неужто кто зажег?
Чижик. Говорят, будто от поджога, только не верится. Сами, поди, нечаянно бросили огарок, аль спичку — и загорелось. А я все-таки пойду — схожу к Николаю. Узнаю, што он так долго. (Уходит.)
Володя. В-вали, сыпь, д-да т-тащи их сюда скорей.
Ваня (подходит к столярному станку а строгает доску). И делов мы наделаем в мастерских, уйма! Спасибо сормовским комсомольцам, што они нам инструмент прислали, а то у нас своих денег не хватило бы.
Маруся. А нам, девушкам, обидно вот… Вам, ребята, мастерские сделали, а нам нет. Мы и шить научились и вязать, а мастерских нет.
Володя. В-ваше дело т-такое, што-б вязать: к-как свяжете нашего брата, так н-ни руки, ни ноги не выпуташь — к-капут.
Маруся. Язык свой лучше подвяжи.
Ваня. Погоди, Маруся, и вам мастерские сделаем. Только впервой колхоз организовать надо.
Петя. Эх, а пионерам житье будет!
Володя. Ясно, к-как новый гривенник. (На сцену вбегает Миша, взволнован.)
Миша. Ребята, Кольку в ГПУ увезли! Сказали, будто он зажег у Капустиных двор-то!
Все. Что-о?! Он зажег?!
Миша. Васька с Гришкой, будто, видали, как он поджигал. Агент его чем свет увез.
Володя. А-ах, стервы они этакие! Это што ж?
Маруся. Как же теперь быть-то? А?
Ваня. Да ведь он же с нами весь вечер был. Как он мог зажечь-то?
Володя. С-само с-сердце, гады, вырвать захотели! Д-да м-мы их за Кольку! Д-да я их с-сам задушу!
Чижик. Хлопцы, што же это такое? Как же это так случилось-то? Вся деревня у нардома собралась. Диву дивуются все… Пойдем-те туда.
Миша. Надо обсудить, что мужикам-то сказать?
Чижик. Нече им говорить-то. Они сами скажут. Они говорят — надо всем в колхоз записаться, а Кольку председателем выбрать, чтобы выпустили
Миша. Да ведь не выпустят так-то? Надо виновника найти.
Маруся. А Вера куда у нас запропала?
Ваня. Да, верно. Ее тоже нет.
Володя. С-стало быть парой з-захватили.
Борис. Здравствуйте, чего это вы приуныли так?
Вася. Аль помер кто?
Володя. В-в-вас, с-сволочей, хоронить собрались.
Миша. Выкуривайтесь отсель, пока целы. До греха не доводите.
Борис (заносчиво). Ну, еще это мы посмотрим, кто выкуриваться-то будет. Вы свою песенку отпели… Смутил вас поджигатель-то, да недолго праздновать ему пришлось.
Миша. Замолчи ты, крыса!
Борис. Ты не больно кричи, не напугал, аль вместе поджигать ходил?
Миша (хватает молоток и хочет им ударить Бориса).- Ах ты, сволочь поганая, убью!! (Бросается на Бориса. Их все окружают.)
Чижик (встает между Борисом и Мишей). Положь, Миша, молоток. Дерьмо трогать не надо, а то вонять будет.
Вася (к Чижику). Ты не больно задавайся. От нас далеко не уйдешь… Опять с сумой придешь к нам…
Борис. А красота, Вася, мастерские-то! Они делали, а работать мы будем…
Вася (иронически). Спасибочко им за это.
Ваня. Вы што, нас дразнить пришли? Ты, Борис, эту штуку брось, а то мы тебя, как щепку, измочалим!
Маруся. Не троньте их, ребята. За них отвечать придется, как за хороших.
Борис. Пойдем, Вася, пусть они еще немного погорюют. (Уходят.)
Миша. Ну, погоди, им это даром не пройдет, только бы Кольку нам выручить.
Чижик. Выручим. (Входит Капустин и предКК.)
ПредКК. Здорово, хлопцы! (Все молчат.)
Капустин. Вы, ребята, уйдите отсюда. Нам с товарищем Головиным потолковать надо.
Миша. Тут тебе не толковалка. К себе на хату иди толкуй.
ПредКК. Я, ребята, председатель Окружной контрольной комиссии, приехал сюда проверить работу райкома партии по заявлению, что ячейка ваша написала… Вот я и хочу предварительно поговорить с т. Капустиным.
Все. А-а! Это другое дело!
Миша. Вы, т. председатель, нас извините. Мы и не знали, што вы из ОКРКК, а ежели так, мы уйтить можем. Пойдем, ребята, на собрание.
ПредКК. Вот, вот, побеседуйте там пока с крестьянами, я тоже скоро туда приду.
Володя. Т-только в-вы, т. председатель, н-не верьте ему, ш-што он будет г-говорить. Эт-то т-такая брехала, х-хуже не н-найдешь.
ПредКК (осматривается кругом, потом садится за стол). Т-ак, так… Чего же это, т. Капустин, плохо к вам относятся комсомольцы-то?
Капустин (садится за стол). Это видите ли, т. Головин, благодаря агитации секретаря ячейки Шишорина. Он их против меня травит…
ПредКК. А как вы думаете, т. Капустин, почему это он так скверно к вам относится? Комсомольцев против вас агитирует. Поджог вот у вас сделал. Вы уверены, что это он поджег?
Капустин. Я бы и не хотел этому верить, т. Головин, да ведь комсомольцы говорят, что видели, как он поджег…
ПредКК. Так отчего же он все это делал?
Капустин. Я и сам удивляюсь, т. Головин. Я к нему всегда относился с уважением. Разве от того, что он с моим братом за одной девицей ухаживают. Из-за ревности? Он парень-то будто, так сказать, серьезный. Этого не должно быть…
ПредКК. Ну, а как работник он — хороший?
Капустин. Работник он, будто, ничего… Молод — политической установки у него иногда нет, а на практической работе он работает не плохо.
ПредКК. Комсомольцы в заявлении вот пишут, что вы тормозили им в работе по постройке мастерских и организации колхоза. Правда это?
Капустин. Хе-хе-хе. Это просто, так сказать, недоразумение, т. Головин, юношеское легкомыслие… Разве бы им сделать это все без помощи райкома? Райком партии на этом деле все внимание, так сказать, сосредоточил… Мы все силы сюда положили…
ПредКК. Они вот пишут, что среди местных работников развито пьянство, что некоторые из них имеют связь с кулаками. Вы это отрицаете?
Капустин. Да ведь, как вам сказать, т. Головин, оно, возможно, отдельные случаи и были, за всем не уследишь… Но ко всем этого отнести нельзя…
ПредКК. Вы говорите точнее, т. Капустин, были такие случаи или нет?
Капустин. Я лично этого не замечал… Может быть и были… Это нужно…
ПредКК (перебивает). Понятно, понятно. Ну, а как у вас дело с самокритикой обстоит? Они вот пишут, что вы душили самокритику. Что критикующим вы приписывали разные уклоны и даже называли их контрреволюционерами… Были такие случаи?
Капустин. О самокритике мы ставили вопрос, т. Головин, не один раз… Самокритику мы поддерживаем, так сказать, целиком и полностью. Но если кто критикует линию райкома партии, говорит, что райком партии сбился с правильного пути, то тут мы, конечно, в корне, так сказать, такую критику пресекали… Вы сами согласитесь, т. Головин, что дозволить кому-нибудь критиковать линию партии — это значит совершить преступление! Мы этого не допускали и впредь допускать не будем!
ПредКК. Тут, т. Капустин, большая разница в том, когда критикуют линию партии вообще и линию районного комитета партии. Разве такое явление не может быть, что районный комитет собьется с правильного пути, истолкует линию партии неправильно. Так вот комсомольцы и пишут в заявлении, что они критиковали не линию партии, а извращения линии партии.
Капустин. Ну это просто, так сказать, их непонимание, т. Головин. Мы всегда старались вести работу, строго придерживаясь инструкции Окружного комитета. Ошибки, возможно, и были… Не ошибается тот, кто ничего не делает. Мы…
ПредКК (перебивая). А вот, увидим. Проверим вашу работу, тогда ясно будет. (На сцену шумной ватагой входят: Николай, Миша, Чижик, Ваня, Володя, Вера, Гриша, Петя, Маруся. Веселые.)
Николай. Т. Головин, здравствуйте! (Жмет ему руку.) Вот хорошо! А я, было, чуть в тюрьму не попал.
Капустин (ерзает на стуле, все на него смотрят с презрением, бросают, ему реплики).
ПредКК. Ну, рассказывай?
Все (показывают на Капустина). Вот эта сволочь его хотела посадить!
Николай. Вот эта птица свой двор зажгла, а меня поджигателем сделала.
ПредКК. Так вот какие штуки, т. Капустин?!
Капустин. Врут они, т. Головин — это ложь… (Все бросают реплики.)
Гриша. А ты не брехай, не брехай, гадюка… Хотя я, т. Головин, и сам в этом деле виноват, да только не вытерпел — совесть замучила, — они меня как веревками опутали. Голову вскружили мне. Вот и подбили дурака на такую штуку… Двор свой он сам зажег, а нам велел сказать, што будто Колька это сделал и будто мы видали, как он от двора пошел…
Миша. А ты рад стараться.
Гриша. Я бы можа и не сделал, да они меня пьяным напоили. Ну спьяна-то я и сдурил. А как сказал агенту, что видал, как Колька от двора шел, так после этого места себе найтить не мог… Встретил вот Веру и сказал ей все… Ну мы значит с ней прямо в ГПУ и помчались… Так мол и так. Рассказали им все, они Кольку и выпустили.
Капустин. Врешь, мальчишка!
ПредКК (к Грише). А скажите, товарищ, чем же они вас прельстили?
Гриша. Да они меня, т. Головин, на работу хотели устроить… У нас, говорят, все начальство знакомое… Мы из тебя человека, говорят, сделам… Нам только Кольку, говорят, убрать, а потом все в наших руках будет. Колька, стало быть, им поперек дороги стал.
Капустин (перебивает). Не верьте, т. Головин, они его подговорили… Он врет… Это издевательство…
Володя. Сиди, сиди… Тебе еще много придется сидеть.
Ваня. Колхоз мы, т. Головин, организуем.
ПредКК. Молодцы, ребята, на вас мы надеемся. Я вам желаю успешно учиться и работать. На Гришку вы, ребята, не сердитесь, он парень хороший. Вы его только воспитайте. Он мало воспитан. Вы ему должно быть мало уделяли внимания. Верно, Гриша?
Гриша. Нет, я сам от них откалывался. Связался с этими сволочами, ну и запутался…
Володя. М-мы тебя р-распутам, Г-гриша.
Николай. Верно, т. Головин, мы на Гришку мало обращали внимания. Греха таить нечего.
ПредКК. Ну, товарищи, мы с вами еще поговорим после, а теперь пойдем на собрание к мужикам. Пойдемте, т. Капустин. Расскажите мужикам о своих подлостях.
Капустин. Я жаловаться буду…
ПредКК (перебивает). Пойдемте, пойдемте, довольно ломаться…
Миша. Намордник ему надо одеть, а то кого-нибудь укусит.
Володя. Н-не укусит — з-зубы поломал. (Все уходят.)
Николай (задумавшись). Какая радость! Я такой радости еще не испытывал всю жизнь. Нет, эту радость нельзя описать в дневнике! Эту радость словами не выскажешь! (Задумавшись ходит по сцене. Потом горячо говорит.) Вот если бы я был писателем, я написал бы целую поэму или роман, чтобы показать людям пашу работу и нашу борьбу. (На сцену входит Петя в галстуке.)
Петя. Коль, что мне нынче сказать от пионеров на празднике?
Николай. Чего сказать? А скажешь так: мы, юные пионеры, клянемся нашим отцам-партийцам и братьям-комсомольцам неустанно продолжать начатое вами дело; мы клянемся построить на фундаменте, который вы заложили, огромное здание социализма.
Петя. Здорово! (Ходит по сцене, размахивая руками.) Мы, юные пионеры, клянемся нашим отцам-партийцам и братьям-комсомольцам неустанно продолжать начатое вами дело. Мы клянемся построить на фундаменте… (Задумывается.) Коль, до фундамента я запомнил, а дальше позабыл.
Николай … который вы заложили, огромное здание социализма. Понял?
Петя. Ага… (Снова ходит по сцене.) Мы, юные пионеры…
Николай (перебивает). Ты, Петя, иди в другую комнату и учи там, а то ты мне мешаешь кое-что записать… (Провожает Петю в другую комнату. Из другой двери входит Вера, берет дневник и читает. Входит Николай, испуганно бросается к Вере.)
Вера (хитро улыбается). Вот так штука!
Николай. Зачем ты взяла, положь! (Берет у Веры тетрадь.)
Вера (улыбаясь). Я думала, это протоколы заседаний бюро… Коля, ты тут правду пишешь?
Николай. О чем?
Вера. Ну, хотя бы обо мне?
Николай. Эх, Вера, думаешь легко терпеть-то? Да, что там… (Обнимает Веру и целует, в это время входит Миша, тихо берет молоток и со злостью бьет им по наковальне.)
Миша. Это что же такое! А? (Вера смеется и убегает.) Сам меня смутил до социализма великий пост справлять, а сам тут масленицу празднуешь. Стало быть я из-за тебя целый год говел, а ты ее губы посасывал? Это по-товарищески называется?
Николай. Я первый раз только, Миша. Честное слово, первый раз. Ну, понимаешь, не выдержал…
Миша. Ты не выдержал, а мне думаешь легко выдерживать? Думаешь, я каменный какой. А?
Николай (хлопает Мишу по плечу). Крышка, Миша, значит мировую… Давай лапу… Нам теперь, Миша, и жениться можно. Делов мы много наделали. Почти полсоциализма в своей деревне построили… Мастерские сделали. Колхоз организовали. Они не то, что нам тормозить в работе, сами от нас не отстают.
Миша. Верно. Девки они социалистические. Одним словом, не помешают в работе. (Входят Вера и Маруся. Миша бросается к Марусе, хочет ее обнять.) Маруська!
Маруся (отталкивает его). Не лезь. Нужен ты мне, как молотилке цеп… Сам зазнавался, теперь лезешь.
Миша (обиженно). Вот видишь, Колька. Это называется для общественного дела говеть…
Николай. Брось, Маруська, сердиться-то.
Маруся (подходит к Мише, улыбается). Дураки вы, вот что. (Бьет Мишу по плечу.) А ты, Миша, всем дуракам дурак…
Миша (радостно). Маруся, Марусенька! Моя Марусенция!! (Обнимает ее и целует, Николай с Верой тоже целуются, входит Чижик.)
Чижик. Вот это дело! Стало быть две красных свадьбы будем справлять? Значит, поздравляю вас с помолвкой.
Все. Спасибо.
Николай. Ты у нас вместо попа будешь…
Чижик. Мы и без попов обделаем, чище быть некуда. (Входят Володя и Гриша.)
Володя. К-как не приди, он-ни в-все тут.
Чижик. Ребята, поздравляйте. Две красных свадьбы будем справлять… Вот вам женихи и невесты.
Гриша. Да неужто правда?
Маруся. Подарки нам припасайте к свадьбе.
Володя. З-запевайте, ребята, похоронный м-марш. П-пропали голубчики в-во цвете л-лет…
Вера. Почему пропали?
Володя. Д-да в-ведь баба — самая большая нагрузка. С бабой свяжешься, х-хуже чем мешок на ш-шею повесишь…
Маруся. Ты, Володя, не в тот огород камешки бросашь. Мы не те, что губы красят, работам не меньше вас.
Володя. Д-да я н-не к т-тому. Я г-говорю, ч-што семейна-то жизнь в-вроде молока. Постоит немного и скиснется…
Вера. А молоко-то надо в масло переделать да посолить его, чтоб оно не скисло. Понял?
Володя. З-здаюсь, здаюсь!
Миша. Чего это наши шефы долго не едут к нам? Мужики начинают уж собираться, а их все нет.
Володя. Т-трактор наверно в-в б-бо-лоте засел. (Входят Ваня и Вася.)
Чижик. Эх, ребята, ребята, в счастливый век вы живете! Мы в молодости этого не видели. Душа за вас радуется. Гляжу я на вас и думаю: большая сила в вас заложена — гору своротите! С вами и нам не страшно жить. Я с вами и сам молодой делаюсь. Вот, Гриша, видишь, кто тебя человеком-то сделал, а не Капустины, которые в тюрьме сейчас сидят.
Гриша. Меня и тогда нутром тянуло сюда, да не мог я от них отстать. Не понимал я тогда…
Николай. Ничего, Гриша, зато теперь не пойдешь за другими.
Гриша. Ни в жисть от вас не отстану больше! (За сценой играет духовой оркестр. Если его нет, можно заменить песнями или другой музыкой. На сцену вбегает Петя.)
Петя. Ребята, сормовские комсомольцы к нам едут на тракторе с музыкой. Народ к ним со всех концов несется.
Все (прислушиваются). Верно, верно, пойдемте встречать их!
Николай. Давайте, ребята, организованно встретим наших шефов, с нашей комсомольской песней. (Запевает, все дружно подтягивают.)
Гей, комсомолия, марш вперед!
Жизнь на борьбу и работу зовет.
Ведь от тайги до Британских морей
Мы, комсомолия, всех сильней!
В нас, юных ленинцах, отвага пенится,
И мы веселою гурьбой,
Веселым строем жизнь перестроим
Своей работой и борьбой.