Ф. И. Буслаев
Кроме собственных записок Михаила Семеновича Щепкина, которые, говорят, уже выходят в свет, в воспоминаниях его друзей и знакомых сохранилось множество интересных рассказов, которые с таким увлекательным добродушием и неподражаемым мастерством любил он сообщать в своих интимных беседах. Рассказы эти касались и старины, и новых порядков, и театра, и литературы, серьезных предметов и смешного, и пошлого, словом, всего, что трогало и волновало эту восприимчивую натуру: и все что рассказывалось, было проникнуто живейшим участием рассказчика, потому что все это им самим было испытано, вытерплено и пережито.
Хотя и редко выпадали на мою долю эти интересные беседы со знаменитым комиком, но и то немногое, что случилось мне от него услышать и в свое время записать, так любопытно для истории наших нравов и литературы, что считаю очень не бесполезным поделиться с читающею публикой, надеясь, что моему примеру последуют и другие, более богатые воспоминаниями об этом необыкновенном человеке, знаменитом в истории русского театра.
Рассказ Щепкина имеет предметом одно из последних свиданий его с Гоголем, если только не самое последнее, перед смертью этого писателя.
Известно, в каком тяжелом, безотрадном состоянии духа проводил Гоголь последние дни жизни. По Москве носились тогда слухи, что он заморил себя постом. Это было в 1852 году. Во вторник на Масленице его еще видели на железной дороге: он провожал одного своего знакомого, какого-то священника, отправлявшегося в Ржев, но и тогда он уже чувствовал приближение смерти и говел, а в четверг на той же неделе причащался и с тех пор находился в таком отчужденном настроении духа, что уж не принял пришедшего к нему Щепкина из боязни, чтобы Михаил Семенович, которого он уважал и слушался, не уговорил его подкрепить себя пищею.
Чтобы понять в полном смысле следующий рассказ, надобно припомнить тогдашние толки о том, как и сам Гоголь, и некоторые из его друзей систематически старались убивать в нем всякий художественный порыв. Ходили слухи об одной усердной даме, которая вменила себе в священное призвание воспитывать и поддерживать в Гоголе христианина против лукавых наваждений и вспадений художника. Рассказывали, как один раз летом, в деревне у этой благочестивой особы, Гоголь читал Четью-Минею и на минуту остановился: засмотрелся на красивую местность, почувствовал красоту природы; тогда эта дама, будто нянька, поймала его, как ленивого школьника, на праздной рассеянности. Ему стало стыдно, и он усердно принялся за чтение. Рассказывали, будто та же самая особа хвалилась, что она и ее друзья не раз побуждали Гоголя сжечь «Мертвые души», но что Гоголь отстаивал свое произведение, объясняя, что в нем главное дело — не поэзия, а побеждение поэзии чем-то высшим.
До какой степени все это справедливо — не место судить здесь; только всем этим хорошо объясняется рассказ, о котором идет речь и который был записан мною со слов Щепкина 19 марта 1852 г., то есть через три недели по кончине Гоголя.
«Как-то недавно прихожу к Гоголю, — так рассказывал Щепкин. — Он сидит, пишет что-то. Кругом на столе разложены книги, все религиозного содержания.
— Неужели все это вы прочли? — спрашиваю я.
— Все это надо читать, — отвечал он.
— Зачем же надо? — говорю я. — Так много написано всего для спасения души, а ничего не сказано нового, чего не было бы в Евангелии. А я, признаться, думаю, что всего этого написано слишком много: запутанно.
Тут Гоголь принужденно улыбнулся, сказавши что-то вроде: „Какой шутник!“ А я продолжал: — Я и заповеди-то для себя сократил, всего на две: люби Бога и люби ближнего, как самого себя.
— Потом, — продолжал Щепкин, — я рассказал Гоголю следующий случай:
— Ехал я из Харькова, в то время как были открыты мощи Митрофания. Дай, думаю, заеду в Воронеж не из набожности, а так — хотелось видеть, что может сделать вера человека.
Приезжаю в Воронеж. Утро было восхитительное. Я пошел в церковь. На дороге попался мне мужик с ведром; в ведре что-то бьется. Смотрю, стерлядь! Думаю себе: Митрофаний еще подождет! Сторговал, купил рыбу и снес домой. Потом пошел в церковь. Дорогою так восхищался природой, как никогда не запомню. Было чудесное утро! Прихожу в церковь. Народу множество, и такая преданность, такая вера, что я и сам умилился до слез, и сам стал молиться: „Господи, Боже мой! Весь этот народ пришел Тебя молить о своих нуждах, бедах и болезнях. Только я один ничего у Тебя не прошу и молюсь слезно! Неужели Тебе нужны, Господи, наши лишения? Ты дал нам, Господи, прекрасную природу, и я наслаждаюсь ей и благодарю Тебя, Господи, от всей души“.
— Тогда, — присовокупил Михаил Семенович, — Гоголь вскочил и обнял меня, вскрикнув: „Оставайтесь всегда таким!“»
1863 г.
Опубликовано: Буслаев Ф. И. Мои досуги. В 2 т. М., 1886. Т. 2.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/buslaev/buslaev_komik_chepkin.html.