Колокол (Балобанова)
См. также одноимённые страницы.| ← Таинственный замок | Колокол | Старик → |
| Источник: Балобанова Е. В. Легенды о старинных замках Бретани. — СПб.: С.-Петербургская губернская типография, 1896. — С. 109. |
Недалеко от С. Бриё, в цветущей, вечнозелёной долине расположилась маленькая деревушка, утопающая в яблонях и розах, но вместе с тем над нею высится с одной стороны почти отвесная голая гранитная скала, совершенно не гармонирующая с характером всей этой местности. На вершине скалы до сих пор ещё виднеются не то развалины замка, не то какие-то друидические памятники. За скалою же опять тянется долина, заросшая душистым тихим лесом. Воздух в этой долине необыкновенно чист и прозрачен, и эхо нигде не раздаётся так звонко как здесь. Жители деревушки уверяют, что по вечерам, особенно во время заката солнца, они слышат какой-то удивительный церковный звон, доносящийся до них из глубины леса.
— Это звучит небесный колокол бывших урсулинок, — говорят они с благоговением.
Действительно, лет четыреста тому назад в глубине рощи, по ту сторону гранитной скалы стоял какой-то женский монастырь, кажется урсулинок или кармелиток. Монастырь этот был снесён по приказанию одного из последних Валуа, заподозрившего сестёр в политических интригах.
Для наблюдения за всею этою, казавшеюся подозрительною, местностью, был устроен тут вместо него военный пост, но затем и он был упразднён, и благодетельная природа давно уже уничтожила все следы пребывания здесь человека. Но звон колокола, призывавшего когда-то урсулинок на вечернюю молитву, по уверению окрестных крестьян, всё ещё не перестаёт звучать в долине.
Как рассказывают, задолго до упразднения монастыря, была там заключена одна из незаконных дочерей бургундского герцога, — замечательная красавица, отличавшаяся своим необыкновенно кротким нравом. Дни и ночи простаивала она на молитве, — всё моля Бога отпустить ей её невольный грех.
Давно уже полюбила она одного бретонского рыцаря, находившегося на службе при дворе герцога, её отца, и не смела признаться в этом никому на свете. Когда, наконец, решено было, что самая подходящая для неё доля была монашеская келья, она стала упрашивать своего отца послать её сюда, в монастырь урсулинок, стоявший в цветущей долине С. Бриё: знала она, что тут была родина её милого.
— Почему стремишься ты в такой далёкий монастырь? — с удивлением допытывался герцог, но она отмалчивалась, то бледнея, то краснея от его проницательного взора.
Но так как в сущности герцогу было решительно всё равно, куда бы ни поступила его незаконная дочь, лишь бы не оставалась она при его дворе, то он позволил ей избрать монастырь по своему желанию.
В день отъезда её исчез и бретонский рыцарь, но этого уж и подавно никто не заметил: мало ли разных рыцарей приезжало, уезжало и толпилось тогда при дворах владетельных герцогов?
Ехала дочь бургундского герцога в свой монастырь с целою свитою прислужниц и телохранителей; ехал следом за нею и бретонский рыцарь, охраняя её от всякой опасности. Небезопасно было тогда путешествовать даже и мужчинам, не только молодым девушкам, но дочь герцога видела около себя своего рыцаря и ничего не боялась ни днём, ни ночью, ни в тёмном лесу, ни на глухой дороге.
Раз напали на них какие-то разбойники, и пока её телохранители отбивались от них, рыцарь взял под уздцы её лошадь и увёл молодую девушку в чащу леса. Здесь умолял он её бежать вместе с ним и укрыться в его неприступном замке; целовал её руки, клялся ей в вечной любви. Девушка плакала и невольно отвечала на его ласки, но всё же ни за что не соглашалась нарушить свой обет.
Печально простился с нею рыцарь, и уехала она в монастырь урсулинок, в цветущую долину С. Бриё, а он заперся в своём неприступном замке, грозно возвышавшемся на скале, над долиной.
Долго томилась она в стенах своего монастыря и тихо гасла, тая со дня на день как свечка.
Томился и рыцарь в своём неприступном замке и, наконец, решился проникнуть в монастырь и хотя бы силой увести оттуда свою милую.
И вот, раз ночью спустился он со своей скалы и тихонько пошёл по дороге к монастырю. Всё было тихо кругом, и доносились до него одни только могучие звуки монастырского колокола.
Так шёл он час, шёл другой, окружённый тёмной чащей леса, а монастыря всё ещё не было видно. Однако, не мог же он сбиться с дороги, — каждый камешек на ней был знаком ему с детства, а между тем, чем дальше шёл он, тем лес становится гуще, тем труднее было ему пробираться сквозь густую заросль: ноги путались во вьющихся травах, густой терновник преграждал тропу.
Но вот, мелькнул перед ним какой-то проблеск света, и он пошёл в ту сторону. Но то занималась в небе заря, и безмолвный лес вдруг огласился тысячью птичьих голосов, и все они пели и кричали ему на все лады: «Назад! Назад!» Но рыцарь шёл вперёд, не обращая на них никакого внимания. Наконец, увидал он монастырскую ограду. Радостно ускорил он шаги и подошёл было уже совсем близко, но, к удивлению его, за оградою монастыря не оказалось: виднелись одна только груда каких-то безобразных развалин да каменные глыбы, обросшие мохом, валялись там и сям; колокол же не переставал звонить, но он гудел откуда-то сверху.
Остановился рыцарь и задумался: вчера ещё вечером видел он из своего замка монастырь, видел монахинь, проходивших по двору к вечерней службе, а тут в какую-нибудь ночь, монастырь оказался разрушенным, и развалины его успели даже обрасти мохом!
Понял рыцарь, что было это видение, и что Сам Господь предостерегал его от задуманного им недоброго дела.
Повернул рыцарь в обратный путь: перед ним лежала с детства знакомая дорога, и не прошло и получаса, как поднялся он уже и на свою скалу. Обернулся рыцарь посмотреть на монастырь, — по-прежнему незыблемо стоял он на своём месте: крыши его золотились под лучами восходящего солнца, а колокол так и гудел, и торжественные звуки его разносились далеко по окрестностям.
Уехал рыцарь из дому на долгие годы. Опустел его замок, и по ночам только совы криком своим нарушали царившее в нём безмолвие.
Несколько лет странствовал рыцарь по белому свету, не находя ни покоя, ни исцеления, и снова вернулся он домой, и снова пытался силой проникнуть в монастырь урсулинок, и опять заблудился в чаще леса. Долго бродил он по лесу, не раз выходил на зелёные лужайки вроде той, на которой был расположен монастырь, но его там нигде не оказывалось; а колокол всё звонил откуда-то сверху.
Вернулся рыцарь на свою скалу и опять увидел монастырь, — чистенький, выбеленный, утопающий в зелени, а колокол его всё звонил таинственно-прекрасным, хватающим за сердце звоном.
Так прошёл год. Рыцарь всё сидел в своём замке на своей голой скале, не спуская глаз с монастыря, или же ходил по своей высокой замковой стене и слушал глубокий звон большого колокола, доносившийся к нему из чащи леса, но дороги туда он так и не нашёл.
Но вот, в одно прекрасное майское утро вышла из ворот замка погребальная процессия: длинная вереница сестёр урсулинок медленно шла за гробом, покрытым монашеской мантией, поверх которой лежал венок из белых роз.
Смотрит рыцарь и бледнеет; кровь останавливается в его жилах; в тревоге спешит он навстречу погребальной процессии. Не обмануло его вещее сердце: в чёрном гробу в венке из белых роз лежала прекрасная дочь герцога.
В тот же день исчез рыцарь из своего замка, и никогда уже никто не встречал его. Замок его пришёл в полное запустение: стены потрескались и развалились, крыша как-то съехала на сторону и вся заросла диким шиповником.
Лет через пятьдесят умер в Иерусалиме старик, привратник храма Господня. Был он для всех чужой, хотя и прожил тут не один десяток лет. Чужие положили его в гроб, никто не стоял возле него, никто не скорбел об умершем, никто не плакал, когда пришли люди с молотком и гвоздями, и бедный старик навеки скрылся под крышкою гроба.
— Кто-то был он? — равнодушно спрашивали люди.
Да, кто был он? Думается нам, что был он тот самый рыцарь, замок которого высится на скале над цветущей долиной, где в тёмной лесной чаще, в монастыре урсулинок, так торжественно и протяжно звучит церковный колокол, возвещая миру о смерти.
Несколько сот лет прошло с тех пор, и всё изменилось в цветущей долине С. Бриё: вырос тут и город, прошла неподалёку и железная дорога; кипит здесь новая, суетливая жизнь, и некому думать о старых временах. Но над развалинами замка, говорят, всё носятся две белые тени, — каждый невинный ребёнок может видеть их: они никого не пугают, никому не причиняют зла, и чудный звон колокола по-прежнему торжественно и протяжно звучит откуда-то из тёмной чащи зелёного леса.