Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. — Статьи и очерки 1898—1901 гг.
М.: Республика; СПб.: Росток, 2009.
КОГО НАДО ПОЖАЛЕТЬ
правитьЖарко. Душно. Пыль. Камень. Дым фабрик, запах начинающей портиться провизии. Вот впечатление столицы сейчас. Даже извозчики бессильно повалились головами набок и спят сидя, поставив пролетку в тень. Ломовики едут сонно и натыкаются на легковых извозчиков. И вспомнил я поэта:
Пошли, Господь, свою отраду Тому, кто в летний жар и зной Как бедный нищий мимо саду Бредет по жаркой мостовой. Кто смотрит вскользь через ограду На тень деревьев, злак долин, На недоступную прохладу Роскошных светлых луговин.
Как бы хотелось сказать сильное, яркое слово, так сказать, «пророчески» загреметь, чтобы… разжалобить и, наконец, принудить хозяев магазинов и лавок дать же наконец воскресный отдых сидельцам в них, приказчикам, подприказчикам и, наконец, «мальчикам». Право, я хотел бы быть Магометом и написать «сутру» в пользу приказчиков. Что за жестокость! И покупателей нет. Торговля теперь слабая, бессильная. В шесть дней недели решительно всем можно запастись, и к поздней обедне, в воскресенье, к десяти часам утра столица может умереть, замереть торгово. «Ступайте, миленькие, гуляйте, вот вам дом царя-батюшки на Петербургской стороне, вот Таврический сад — десять копеек вход, и звери и деревья. А еще лучше поезжайте за пять копеек на острова, в Лесной, в Озерки, куда-нибудь, с детишками и маленькой закуской, на весь день». Право, хорошо бы это сказать. Нет — хорошо бы это повелеть, ибо гг. купцов «россказнями не научишь».
От кого это зависит? Не знает ли кто? Город, что ли, или какое министерство. Да в чьем ведении «воскресенье» находится? Хоть бы они пожалели народ и поучили властительно, что седьмой день дан человеку и человечеству на отдых, на радость, на совершенное исключение труда — даже до запрещения собирать дрова для топки. Невозможно восемь дней трудиться. Бог этого не указал. Бог это запретил. Об этом должно быть сказано твердое слово.
Мы начали с того, что разрешили труд благотворительный в седьмой день. «Добро можно сделать и в седьмой день». Но что из этого вышло! Пришел купец и сказал: «Я тоже добрый человек; есть, мало ли, кто нуждается в товаре, кто в хлебе, кто в огурчике: вот у меня и возьмет. Я никого не обременяю, я сам посижу в своей лавочке». Он «сам» посидел. А сын его разбогател, нашел дачу, а о лавочке сказал приказчику: «Ваня, посиди, ты молод. Хоть и седьмой день». Ваня — молод. Но сменилось еще поколение, и уже молодой богатый хозяин едет на рысаках в субботу с вечера на дачу, а робкому старику-приказчику наказывает: «Ты, Иван Семеныч, посиди воскресенье».
И сидит старик.
И сидит мальчик.
И сидят — потому что бедны и зависимы.
Началось с того, что овцу вытащили в седьмой день из ямы, а кончилось тем, что стали в седьмой день людей сталкивать в яму.
Вот отчего и рассказано в Св. Писании: "И привели к законодателю одного человека, собиравшего сучья древесные для топки, в седьмой день, и спросили: «Что делать с сим человеком, отпустить или наказать?» И сказал законоучитель: «Выведите этого человека за границу стана и побейте его камнями, потому что он нарушил седьмой день» (Исход).
Никогда я этого не мог понять. Всегда мне это представлялось чудовищно и жестоко.
Только, смотря теперь на Петербург, я догадался, до чего это было человеколюбиво и народно. Мысль того жестокого дня раскрылась в веках.
Один — погиб. А миллионы — спаслись. И погиб, что не послушался с абсолютностью непонятной ему правды (обнаружилась в веках) заповеди Божией. Где Божье слово, там уж дрожжи, не «анализируй», а делай.
Вот о чем я думаю теперь, ходя по городским улицам Петербурга. Войдешь в лавочку, спросишь семикопеечную марку, а она подает городскую. Спят. Больны от утомления.
КОММЕНТАРИИ
правитьНВ. 1901. 5 авг. № 9130.
Пошли, Господь, свою отраду… — одноименное стихотворение Ф. И. Тютчева (1850).