ПОЧТИ СТЕНОГРАФИЧЕСКИЙ ОТЧЕТ
править- К СВЕДЕНИЮ. Все ораторы выступавшие на поэтическом совещании, организованном «Литгазетой» и Мосгоркомом писателей, говорили прозой. Составитель перевел речи поэтов на язык поэзии, не делая этого, понятно, в отношении критиков. Высказывания ораторов даны примерно точно, в сокращенном (из-за недостатка места) виде. — Отрывок Кирсанова: «Старый стих — трюх, трюх» — пародия.
КОГДА ПОТРЕБУЕТ ПОЭТА «ЛИТЕРАТУРНАЯ ГАЗЕТА»
правитьСловесной не место кляузе.
Тише, ораторы!
Ваше слово,
Товарищ...
Председатель.
Алтаузен!
Прозаический голос.
Алтаузена нет. Уехал в Орехово-Зуево, на выступление.
Председатель.
Антокольский!
Тот же голос.
Он в театре.
Председатель.
Асеев!
Голос.
Отсутствует.
Председатель.
Попробуем начать с буквы Эс. — Сельвинский!
Сельвинский (перебирая листки с тезисами предстоящей речи).
Я не готовился.
Председатель. Тогда позвольте мне.
Товарищи! Сегодня мне хотелось
Услышать от, собравшихся поэтов
О том, что нынче их тревожит,
Над чем они работают, страдают.
Недавно я беседовал с поэтом.
Его стихи и, в частности, отрывок
(Ha-днях он напечатан в «Литгазете»)
Вы, вероятно, все читали. Он —
Поэт, а не отрывок — может
Нам послужить началом разговора.
Что характерно для поэта?
В кусочек мирозданья, в атом
Он вкладывает очень много мыслей,
Прессуя их, сжимая до отказа.
Я полагаю — это хорошо.
Но плохо то, что сложность у него
Не делается ясной и прозрачной,
И с жизнью у поэта происходит
Не уплотненье, а наоборот.
Итак, поговорим о простоте.
Все-таки начнем с буквы Эс.
Сельвинский (торжественно, стихами).
Не приходится говорить о принципиальном значении
Постановления ЦК от 23 апреля.
Поговорим о конкретных результатах
Проведения его в жизнь в области поэзии.
Нас меньше ругают сейчас. Это большой плюс.
Но смешно считать, что только вот к этому
Сводится постановление ЦК.
Вы помните, какую огромную роль
В жизни поэзии играли группировки.
Они определяли движение вперед,
Планировали — если хотите, заставляли
Поэта расти, потому что в них
Отвечал не только отдельный человек,
За него отвечали все товарищи.
Поэт в одиночку работать не может.
Это мое категорическое мнение.
Глубокая потребность поэта
В общительности и коллективной работе,
Эта потребность на сегодняшний день
Не нашла отражения в работе оргкомитета.
Если взять практику «Нового мира»,
Который в номере нашей газеты
Осторожно назван «одним журналом»,
То тут мы видим, что в «Новом мире»
Печатаются Мандельштам и Клычков,
Но, с другой стороны, нет там Асеева,
Мы не видим Багрицкого,
Меня там принципиально не печатают.
И если учесть, что, с одной стороны,
Остракизму подвержены левые поэты,
А с другой стороны, в «Новый мир»
Проникают Мандельштам и Клычков, —
Это наводит на грустные размышления.
Далее поговорим относительно Васильева.
Фимиам и ладанный дым,
Воскуряемый вокруг Васильева,
Обязывает ко многому, в особенности,
Если сопоставить с тем ощущением,
Которое испытывает наш литмолодняк,
Буквально горбом .добывающий
Почетное звание пролетписателя.
Васильев (с нескрываемой иронией).
Как, например, Смеляков!
Сельвинский (Васильеву, строго).
Молодой человек! Вы не привыкли к тому,
Чтобы с вами разговаривали в лоб.
Я считаю, что своим выступлением
Подчеркиваю стоящие перед вами задачи.
Вы должны здорово над этим подумать.
Имейте в виду, что для фимиамщиков
Литература — рубашка. Сегодня --на нем,
Завтра скинул, --надел другую.
А для нас с вами литература — кожа.
Наша поэзия выражается не в образах
«Крестьянской» поэзии березок, закатов,
Всего старого нутра пейзажного образа,
Идущего якобы в кондовой быт,
Что считалось специфическим признаком
Крестьянской .поэзии, а также и дворянской,
Между тем как урбаническая линия в поэзии
Считалась настоящей поэзии несвойственной.
Васильев боится влияния города.
Поскольку Васильев не трудится
Над тем, чтобы взять революционный материал,
А исходит из материала нейтрального типа,
Он имеет возможность брать свежие образы
И с этой точки зрения вызывает известное внимание.
От того, кто прошел жизненный стаж,
Прожил 15 лет в революции,
Мы вправе, товарищи, требовать ответа:
Из какой классовой базы он исходит.
Страна ждет новых ведущих произведений.
И все разговоры будут впустую,
Пока кто-нибудь не напишет вещь,
Которую мы сможем назвать рубежной.
Ясно, что такое произведение
В одиночку мы не создадим.
И если сейчас нужен лозунг,
То я говорю: "ДОЛОЙ ГРУППОВЩИНУ!
ДА ЗДРАВСТВУЕТ ГРУППИРОВКА!
Васильев (взволнованно).
Чо ли не ладно,
Станишники!
Братцы!
Атаман-предсядатель,
Ответь.
Пошто Сельвинский
Полез драться!
Напер на меня,
Чисто медведь.
Чо он делат, казаки, чо жа!
Чо это приплетат
Фимиам!
У Сельвинского кожа —
У нас гожа.
Мы сами понимам.
Били меня в лоб,
В затылок били,
Чисто вспух котелок
От щелчков.
Заживат.
Меня не погубили
Ни Есенин,
Ни Клюев,
Ни Клычков.
Штоба мне
В кулаках не оказаться,
Шибко подумаш —
Прошшай, родня!
Штоба не погибнуть
В войске казацком —
Надоть слязать
С клычковского коня!
Трезвые голоса.
Правильно! Пора! Пора!
Васильев.
— А что касается того, как относятся ко мне некоторые литературные партийные критики, то я это фимиамом не считаю. Я так плохо к марксистским критикам не отношусь и не считаю, что поэзия для них — рубаха, которую они завтра скинут, и именно поэтому я к нашей критике прислушиваюсь и уважаю ее.
Председатель.
Слово имеет Кирсанов!
Кирсанов (в виде офени).
Меня не меньше,
чем прежде,
ругали.
Лягушка-критик
из кожи лезет.
Вопит,
едва попадусь
на рога ему:
«Кирсанов —
юркий мальчишка
в поэзии!»
С…люни утрите
Уважаемый критик!
Факт,
не вызывающий
сомнений.
В нашей
поэзии
что мы
имеем?
С одной стороны —
Маяковский
гений.
С другой —
поэты
пигмеи.
Насчет группировок.
Без школ и групп
Поэт —
как без ног
и без рук.
Куда
без группы
деться нам?
Где голову
приклоните?
Читаю
в Доме Герцена
Стихи
на подоконнике.
Перед одним —
поймите вы —
Рукой маши,
ораторствуй,
Когда нужны
ценители
Моей
строки
новаторской.
Новаторства
добиться
Возможно ль так?
Ответьте!
А тут —
передовица.
Читаю
в «Лит-
газете»
«…совсем другое — кликушество некоторых „новаторов“, неустанно кричащих о необходимости ломки „старых форм“, призывающих советских художников „разрушать“ форму. Для этих „новаторов“ форма становится самоцелью, она превращается в нечто самодовлеющее и опустошенное, она лишается своего необходимого содержания».
Статью
не спасает
обилье кавычек.
К чему
призывает
эта статья?
Надо поэтам
новаторство
вычесть,
На старые
формы
поворота.
Реставрация
гугнива,
Раком пятится,
поя:
«Ах ты,
нивая моя,
нива,
Нива
красная
моя!»
Товарищи! Это
тоже хвостизм,
Когда у поэта
белый стих.
«Здесь жил и строил маленький народ…
Он передал нам дивное искусство…» и т. д.
Эту поэму
поднимают
на щит!
Но что
пикантно,
товарищи,
Я читал,
пропуская строчки,
И вы не заметили.
Поэма — порочна.
Голос отсутствующего Луговского.
Я не смущен такой передержкой.
Но я прошу, я требую, хочу
Прочесть стихи из этой же поэмы,
Как мой ответ Кирсанову Семену.
«Я вспомнил барабанный бой стиха,
Удары слов неполного значенья»
и т. д.
Кирсанов (роясь в карманах и не слыша потустороннего голоса Луговского).
Еще я
заарканил
стих.
Поэт
Леон
Архангельский!
«Россия, нищая Россия»…
Председатель (не теряя уважения к собранию, говорит прозой).
— Кирсанов ставил вопрос таким образом, будто «Литгазета» выступает против поисков формы. Мы говорим, что советский художник должен работать над формой своих произведений. Он должен внимательно учиться у лучших мастеров. Он не может пренебрежительно относиться к художественному уровню своих произведений. Мы выступаем против тех, для кого форма становится самоцелью. Мы против тех, которые вместо художественного качества дают штукарство и трюкачество.
Кирсанов (не задумываясь).
Старый стих —
трюх, трюх,
Новый стих —
гоп, гоп.
Почему
трюк, трюк
Должен лечь
в гроб, гроб?
Прекратим
спор, спор,
Никчему
гал-деж.
Новым фор-фор-фор-
формам
трюк хо-
рош.
Кирсанов.
— У меня был однажды разговор с Маяковским: я пришел к нему, принес ему свои стихи «Бой быков», «Буква Р» и «Сельская гравюра». И говорю ему: «Вот, Владимир Владимирович, я написал новые стихи. А он мне говорит, вот вам 300 строк, напишите к 1 мая, а потом я буду слушать „бой бычков“. (Смех). А про „Букву Р“ он сказал, что хорошо было бы приспособить это к борьбе с антисемитизмом, а сельское стихотворение — к посевной кампании. Это показывает, как Маяковский толкал нас с поэтических высказываний на повседневную практическую работу.
Председатель.
Вера Михайловна!
Инбер.
Я — женщина хрупкая. Я не чета
Поэтам пола мужского.
Но я не могла бы так читать,
Как Кирсанов читал Луговского.
Не нравится? Пожалуйста, воздержись.
Читка была ужасно сухая.
И я считаю, что у Луговского „Жизнь“ —
В сущности неплохая.
О новаторстве. Товарищи. Почему
Мы видим у многих ученых приборы и
Они делают опыты, так сказать, на дому,
Не вынося за пределы лаборатории?
Почему поэт, собой дорожа,
Свои эксперименты к печати торопит?
Впрочем, не будем возражать,
Если удачный опыт,
О простоте. Простота — хорошо.
Это доказывается просто тем,
Что Маяковский, товарищи, все время шел,
Как большой поэт, к большой простоте.
О группировке. Я не думаю, что она
Нам непременно нужна.
Я не знаю, нужна ли? А вдруг
Повторение старых групп?
В белом стихе. Я не согласна,
Когда читают пристрастно.
Председатель.
Следующий оратор — Михаил Светлов,
Светлов.
О чем говорить мне,
О чем и о ком?
Скажу я, друзья мои,
О Луговском.
От хохмы плохой
Невысокая честь.
Я мог бы Кирсанова
Так же прочесть.
Но „Жизнь“ прочитав
Без таких антраша,
Я вижу — по мысли
Она хороша.
Что плохо в поэме?
Стих белый не нов.
Читаешь — неважный
„Борис Годунов“.
О нашей поэзии —
Страшно сказать —
Она к Боборыкину
Мчится назад…
Мне нравится фокус,
Новаторство тур,
Когда он не сделан
Путем авантюр…
О критиках. Старый
Поэт, оглядись.
Тебе угрожает
Кинжал и садизм…
О группах. Сельвинском.
Не может он, чтоб
Не быть групповодом,
Не биться лоб в лоб…
На этом, друзья мои,
Кончит старик.
Он дальше не знает,
О чем говорить.
Председатель.
Следующий!
А. Сурков (на мотив: „Позабыт, позаброшен“).
Я, как бывший и битый, —
Хоть не прежняя прыть, —
Но могу о группировках
Все же поговорить.
Ах, поэты пристрастны,
Много в них чепухи.
Не читают, а чихают
На чужие стихи.
Ах, скажу я, скажу я —
Это ясно видать, —
Что поэты не могут
Свою критику создать.
Но и критики наши
Не дают ничего.
Оружейников напишет —
Хуже нет ничего.
Ах, Кирсанов, Кирсанов,
Ты на трюки хорош,
Но на этом, братишка,
Далеко не уйдешь.
Председатель.
Товарищ Станде!
Станде.
— Вопрос о новаторстве решается не тем, что мы перестанем писать пятистопным ямбом, а новым показом новых сторон действительности. И трудности, стоящие перед писателями не в том, чтобы найти какое-то новое сочетание звуков (мне это трудно по-русски выразить), а чтобы найти новую форму видения этой действительности. Вот, товарищи, что я хотел услышать сегодня. С какими трудностями каждый писатель борется в своем творчестве? Какие проблемы ставит действительность советская и действительность международная?
Председатель.
Слово предоставляется Брику.
Брик.
Ставить знак равенства между новаторством и трюкачеством — немыслимо.
Я не слышал самого главного определения, т. е., что новаторство должно быть новаторством чего-нибудь.
Нельзя просто так решать: „Я начну писать по-новому“. Так не делается.
Мне В. Катаев сказал: „Я сейчас буду писать вещи без образов. Надоело писать с образами“. Это не новаторство. Это чепуха.
Беда нашей поэзии в том, что поэты не ставят себе проблем. Поэзия должна двигаться вперед.
Газетный стих — одна из увлекательнейших проблем советской поэзии.
Никто. Вы начнете писать стихи лучше не тогда, когда вы сами это решите, а когда у вас будет соревнование. Вот, например, Асеев…
Инбер.
Меня не вдохновляют стихи Асеева.
Брик.
Потому что они написаны плохо. Если, бы это были хорошие стихи, они бы подняли ваше настроение.
Задача стиха малой формы не стоит перед поэтами никак. А проблема широко-агитационного колхозного стиха? А плакатный стих это не проблема?
Инбер.
Это задача, но не поэтическая.
Брик (внушая).
Это поэтическая задача.
Инбер (не поддаваясь внушению).
Нет.
Брик.
Поэты пишут стихи с определенной установкой для так называемой интеллигентной публики. Нужно найти форму, чтобы писать стихи? Нужно.
Голос
Почему вы думаете, что для интеллигента надо писать одни стихи, а для рабочих другие?
Брик (быстрая речь).
Каждый поэт выбирает себе публику. Безыменский пишет стихи для Горьковского автозавода. Он делает нужное дело, но плохо, потому что не думает над формой. Надо учиться стрелять до боя, а не во время боя.
Мое глубочайшее убеждение, что именно в разрешении этих проблем и лежит путь советской поэзии.
Голос.
О каких стихах вы говорите?
Брик (твердо).
Я говорю о стихах, выполняющих роль мобилизации масс на соцстроительство и на борьбу.
Председатель.
А еще точнее?
Брик.
Это будет разрешение тех проблем, которые стоят перед поэзией, т. е. вывести поэзию из той культурной замкнутости, .в которой она находится, обслуживая культурные круги» обслуживаемые и раньше.
Нет у каждого поэта своей проблемы, есть проблема советской поэзии.
Бескин.
В спорах о группировках выпал самый необходимый и самый элементарный в смысле потребности группировки вопрос о наших журналах. Это большая тема. Стихи печатаются как формула перехода от одной прозаической вещи к другой.
Кирсанов обрушился на белый стих. Но одно из лучших стихотворений Асеева «Необычное» написано позорным белым стихом. Почему же Кирсанов не сказал тогда, что это реакция?
В чем сущность выступления Кирсанова и Брика? Идет борьба за следующее: есть определенные жанры, которые являются советскими, и есть жанры, которые должны быть отрезаны. В этом расшифровка положения, не нового, а старого, во всей формалистической борьбе мы ставим вопрос о том, что нет умерших жанров, есть модификация, идущая от мироощущения.
У Маяковского мы найдем все разнообразие жанров, правильные стихи. Никогда Маяковский не ставил вопроса о форме ради формы.
Выступление Кирсанова рецидив, формалистский подход.
Голодный (в пальто и кепке, торопясь уйти).
А еще есть такие проблемы,
Взять которые надо в штыки.
Это знаем, товарищи, все мы,
Что наклеили нам ярлыки.
Это страшная вещь для поэта.
Что сказал старичок Гераклит?
«Все течет, все меняется» — это
Знает критики нашей синклит?
Эта косность должна быть разбита"
Взята нами скорее в штыки.
Чтобы прошлое было забыто,
Посрываем с себя ярлыки.
Усиевич (сразу вскипая и бурля).
Сегодняшнее совещание особенно выявило всю опасность формализма. У некоторых товарищей есть тенденция об’явить всех новаторов классовыми врагами. Это страшная опасность…
Нужно непременно разграничить новаторство и формализм.
В чем опасность? В том, когда близкие нам люди, революционные поэты, заражены формализмом.
Когда Кирсанов, когда Сельвинский формально подходят к литературе — это опасно.
Вот — Васильев. Мы знаем, что представляло его творчество, и достаточно боевым образом были настроены против него.
Что же здесь говорил Сельвинский Васильеву? Он говорил: мне все равно, будешь ли ты перестраиваться или не будешь, будешь ли писать колхозные или противоколхозные стихи, — все равно важно, если ты будешь брать образ из деревни, то это само по себе реакционно.
Голоса.
Неверно! Неправильно!
Усиевич.
Сельвинский говорил, если поэты революционные, то они обязательно будут урбанистами. Товарищи. Урбанизм — это буржуазное течение, нисколько нас не устраивающее, так же, как есенинщина. Есенинщина нас тоже не устраивает. И такая постановка вопроса может сбить того же Васильева и других с ним, которые хотят двигаться к нам.
Сказать, что на мировоззрение наплевать, что у тебя такие-то истоки, а желаешь перестраиваться — бери трубу, гранку и вагранку — и точка. Но о гранке и вагранке можно писать по-разному, все зависит от мировоззрения. А вот скажите, урбанист или не урбанист Сельвинский? Сельвинский, подходя чисто формально, учитывая только форму, недоучитывая роль мировоззрения, построил опасно политическую схему противопоставления деревни вообще городу вообще. Это есть формализм реакционнейший.
Кирсанов во славу Маяковского взял его отдельные ошибочные высказывания и абсолютизировал их. Если Маяковский говорил, что нужно писать только агитки для посевкампаний, не нужно было его слушать.
Кирсанов.
Я этого не говорил.
Усиевич.
Здесь говорили о газетных стихах. Кирсанов говорил, что пишут о пташках, о том, о сем, что это реакция. Можно по-разному писать о пташках. Можно писать и о пташках и о любви, но так, чтобы, как говорит в своих стихах Смеляков,
«…Строка
и зеленеет, как трава,
и душит кулака…»
Кирсанов (радостно).
Я согласен с вами на все 100 процентов!
Усиевич (сурово).
Но ты говорил другое!
Кирсанов (еще радостней).
Но я думал то же самое!
Ф. Левин (укоризненно).
Стенограмма не фиксирует «думать», а фиксирует только слова.
Усиевич (кипя и бурля).
Вы говорите о новаторстве, а хотите абсолютизировать форму.
Кирсанов.
Одну минуточку!!
Усиевич.
Вы кричите, значит вас задело?!
Усиевич.
Молодые поэты наши чувствуют себя вправе писать о более широком круге проблем! Они не боятся писать лирики, а ты, Кирсанов, боишься! Было время, когда заодно с РАПП травили лирику!
Кирсанов (подскакивая).
Кто травил?
Усиевич.
Вы считали лирику ненужной, не пролетарской.
Кирсанов.
Это ерунда!!
Усиевич.
Все это может привести к тому, что пролетариат будет слушать патефонные пластинки Вертинского, если вы не дадите своей лирики!..